Котел

Глава 19 Шаг за грань

5 ИЮНЯ, 19-я МОТОПЕХОТНАЯ БРИГАДА, КОТБУС, ГЕРМАНИЯ

Над ярко освещенным пространством, ограниченным проволочным заграждением, нависло черное беззвездное небо. Хотя была уже полночь, огни горели повсюду. Офицеры и солдаты 19-й мотопехотной бригады готовили себя, свое оружие и технику к войне. Работа кипела вокруг боевых машин. Опустошались склады, контейнеры с боеприпасами, запчастями, пищевыми походными рационами грузились на прицепные платформы и накрывались маскировкой. Снабженцы суетились в поисках того, в чем нуждались их подразделения. Отсутствие того или иного снаряжения было скорее правилом, чем исключением.

Когда третьего июня на море началась война, бригада уже находилась в состоянии передислокации и была разбросана чуть не по всей территории Германии. Некоторые части перехватили по дороге и срочно направили на восток, в Котбус, где разместили в полуразвалившихся строениях, сооруженных еще в 1945 году для советских оккупационных войск. Другие батальоны еще оставались на прежнем месте, в своих казармах, в ожидании путешествия по германским железным дорогам и автобанам.

Штаб прибыл в Котбус за сутки до того, как от командования 2-го корпуса поступил приказ о начале превентивных действий. Перемещение танковой бригады сопровождалось транспортировкой сотен тонн различных грузов. Процесс этот был трудоемким и хлопотным.

Подполковник Вилли фон Силов хмуро взирал из окна по-спартански обставленного кабинета командира бригады на суматоху, творящуюся снаружи. Он со своими помощниками несколько дней трудился вовсю, чтобы как-то наладить снабжение и разрядить обстановку. Они полностью выдохлись, добившись очень малого результата. Несмотря на их героические усилия, 19-я бригада пойдет в бой обеспеченная только на пятьдесят процентов от необходимого количества боеприпасов, продовольствия и горючего.

Насколько можно верить слухам, другие войсковые подразделения Конфедерации находились не в лучшем положении. Вся армия испытывала колоссальное напряжение, срочно передислоцируясь к польской границе и одновременно продолжая тяжелые бои в Венгрии.

Фон Силов сердито тряхнул головой. Одно дело – генералы и политики с их рассуждениями о грядущей войне как о легкой прогулке по чужой территории И совсем другое – реальная война. Особенно, если половина военных запасов лежит на стратегических складах за четыреста километров позади линии фронта.

Он отвернулся от окна, когда зазвенел телефон на столе командующего бригадой.

– Бремер слушает!

Фон Силов следил за выражением лица своего приземистого черноволосого командира.

– Да, герр генерал!

Бремер внимательно слушал, делая пометки в блокноте, потом отложил карандаш. Фон Силов никогда не видел, чтобы у его начальника было такое лицо.

– Да, герр генерал! Я понял! На нас вы можете положиться. Спасибо. Вам тоже желаю удачи, герр генерал.

Он положил трубку.

– Это Лейбниц...

Генерал Карл Лейбниц командовал дивизией, в которую входила их бригада. Бремер встал и оправил мундир.

– Решение принято. Марш на Польшу начнется в 4.00. Операция "Летняя молния".

Фон Силов похолодел. Когда отношения с Польшей и Чехией ухудшились, генштаб разработал несколько ограниченных операций в районе польской границы. "Летняя молния" была наиболее авантюрной по характеру. Разумеется, фон Силов, как штабист-оперативник, не верил, что какой-либо план будет реализован – даже когда стало совсем "жарко". Он надеялся, что горячие головы поостынут и возобладает здравый смысл.

По плану "Летняя молния" два корпуса ЕвроКона в полном составе – 2-й и 3-й – должны форсировать Нейсе южнее Франкфурта. Оба корпуса вместе располагали четырьмя сотнями тяжелых танков, тысячью с лишним артиллерийских самоходок, шестью сотнями единиц артиллерии. Если к этой огневой армаде добавить сто двадцать тысяч хорошо обученных солдат, получится внушительная армия. С воздуха ее должны будут поддерживать истребители, бомбардировщики и больше ста боевых вертолетов.

Еще три дивизии 1-го корпуса – французы и немцы – согласно плану перейдут через Одер севернее Франкфурта.

В случае удачи передовые польские части сразу же попадут в окружение. В то же самое время 6-й корпус и ряд союзных австрийских частей проведут ряд атак на чешские позиции и укажут расхрабрившимся чехам, что их место – мыть сортиры в обновленной Европе... 5-й корпус и две германские танковые дивизии останутся в резерве в центральной Германии.

Если все пойдет по плану, шесть дивизий ЕвроКона вторгнутся в брешь между двумя польскими механизированными армиями, которые противостояли им по ту сторону границы. Но разве этим все кончится?

Он решился спросить:

– В чем заключается наша стратегическая задача?

– "Наказать" польские вооруженные силы, – Бремер пожал плечами. – Только, черт побери, я не понимаю, что это означает!

"Вся эта затея дурно пахнет", – подумал фон Силов.

Не имея перед собой ясной цели, политической и военной, врываться на территорию соседней страны и растрачивать на эту операцию драгоценное время и силы, кричать "ура", одерживая легкие, но иллюзорные победы, – на взгляд опытного штабного офицера было бы ошибкой с роковыми последствиями.

Бремер словно прочитал его мысли.

– Я разделяю ваше мнение... Не хочется делать бесполезную работу. И еще хуже – зря проливать кровь. Но это наша ближайшая задача, по крайней мере, определенная четко, – он невесело усмехнулся. – Попробуем соединить несоединимое – безумие с разумом.

Операции, подобные "Летней молнии", разрабатывались в масштабе армий. Намечались лишь общие контуры военной кампании. Штабные офицеры в ранге фон Силова отвечали за детальную разработку плана действий более мелких подразделений – бригад, дивизий и корпусов. Оперативный план 2-го корпуса был составлен на основе концепции, выработанной во время последних штабных учений. Фон Силов и его коллеги из других подразделений внесли свои предложения. Из разрозненных кусочков мозаики сложилась общая картина. Мысль о том, что его "безумные" идеи, как однажды пошутил начальник штаба корпуса, будут проверяться под огнем противника, беспокоила фон Силова. В душе его боролись противоречивые чувства. Как профессиональный военный, он радовался тому, что его способности в области тактического мышления наконец-то будут по достоинству оценены друзьями и вышестоящим начальством. В то же время у него появились сомнения в необходимости и справедливости этой войны.

До него доходили сведения о бесцеремонных поступках ЕвроКона по отношению к Польше и другим малым странам Европы. Немецкий офицер не был так глух и слеп, как того хотелось бы политическим вождям Франции и Германии.

Бремер, видимо, мучился теми же проблемами.

– У нас есть одно оправдание. Мы – солдаты. Наш долг – выполнять приказы. Политику определяют избиратели. Они выбрали таких вождей. Пусть заменят их другими!..

Фон Силов сомневался в правильности подобных рассуждений. Солдаты Третьего Рейха тоже выполняли свой долг. Но они совершили непростительную ошибку. Неужели это повторится?

Высшие чины в армии и бонзы в правительстве, вероятно, отметали саму мысль о том, что у солдата может быть совесть. Они полагались целиком и полностью на профессиональных военных, таких, как фон Силов. А если в они узнали, о чем он думает, о чем думают его солдаты? Изменило бы это ситуацию?

Введение канцлером Германии чрезвычайного положения было продиктовано необходимостью. Хотя бы в качестве экстренной меры для наведения порядка. Многие решили, что это временная мера, и согласились с ней. Но шли месяцы, и Вилли не мог не видеть, что в стране ничего не меняется, законы и методы правления становятся все жестче. Демократические свободы, отнятые у граждан, правительство явно не собиралось возвращать обратно. Это тревожило Вилли. Будучи молодым офицером, он, против своей воли, служил диктаторскому режиму. Ему не хотелось, чтобы подобный эпизод в его биографии повторился.

Два часа спустя 19-я бригада была уже на марше. Длинная вереница танков и самоходок подползала к польской границе. Путь проходил мимо одиноких небогатых хуторов, сквозь мертвые или умирающие леса. Открытые угольные разработки превратили этот край в грязную, дымящуюся черными терриконами свалку.

Остальные танковые и механизированные части тем временем такой же нескончаемой колонной шли через Котбус. Словно металлическое сверло пробуравило город насквозь. Основные силы 2-го корпуса армии ЕвроКона следовали по пятам за 19-ой бригадой. Ей предстояло расчистить им дорогу внутрь Польши.

ФОРСТ, ПОЛЬСКАЯ ГРАНИЦА

Светало. Солнце поднялось над горизонтом. Громадный светлый диск повис в безоблачном небе над темной полосой леса на польском берегу Нейсе.

Красноватые лучи блеснули в металлических конструкциях железнодорожного моста через реку. Впечатление было такое, что мост охвачен пожаром. Ласковый ветерок дул с юга. Все предвещало хорошую погоду, славный летний денек.

Люди в маскировочных комбинезонах скользнули на мост и соорудили деревянный настил поверх рельсовой колеи для свободного прохождения танков и бронемашин. Другие инженерные части, приданные 19-й бригаде командованием дивизии и корпуса, занялись возведением понтонных переправ через Нейсе. Работа шла четко, в стремительном темпе. Как только подвозилась очередная секция, ее тут же спускали на воду и скрепляли с другими. Переправа росла со сказочной быстротой. Батареи артиллерийских самоходок заняли открытые позиции возле моста. Танки "Леопард" подняли радарные антенны. Из гнезд выползли зенитные 35-миллиметровые установки, на случай, если польские самолеты появятся в небе над Форстом. В самом городе расположились установки ракет "земля-воздух". Они тоже сторожили небо, обеспечивая спорую работу саперов.

Улицы Форста были забиты техникой. Бронированные самоходки, пехотные машины "Мардер", танки "Леопард" стояли вплотную. Никогда еще не скапливалось такой массы металла на таком узком пространстве. Танкисты и артиллеристы использовали каждый подходящий кусочек брони, чтобы улечься и урвать часок для сна. Лишь наблюдатели торчали над башнями танков и разглядывали в бинокли польский берег. Низкое солнце било им в глаза. Лес на том берегу был темен и молчалив.

В конце улицы, ведущей к мосту, возле штабной гусеничной машины американского производства М577 собралась кучка офицеров. Низко пригнувшись, Вилли выбрался из М577, служившей оперативным командным пунктом бригады, и растворился среди подчиненных. Он жмурился на ярком солнце. После ночи, проведенной в чреве бронемашины над тактической картой при мигающей на ходу тусклой лампочке, утренний свет был нестерпимым для глаз.

– Есть новости, сэр?

Фон Силов кивнул.

– Майор Гаузер заверил меня, что грузы уже в пути. Через тридцать минут мы получим полный комплект, согласно представленным спискам. Пунктуальность – его конек, и я склонен ему верить.

Взрыв смеха последовал за этим сообщением. Смеялись громче, чем обычно, когда он ранее выдавал подобные новости. Люди нарочно бодрились, пряча в душе страх. Перспектива быть убитым через час или два была настолько реальна, что всем хотелось повеселиться напоследок. Подавление мятежей и уличное патрулирование – все это было бескровное и безопасное времяпрепровождение по сравнению с современной войной. Фон Силов хорошо понимал, почему они так возбуждены, и сам ощущал некоторую дрожь. Ему пришлось побывать под огнем, когда он участвовал в миротворческой операции на Балканах. В то время сербы дрались с хорватами, но миротворцам тоже доставалось. Тогда он действительно испытал страх, гораздо более глубокий, чем сейчас. Воспоминания о тех днях ему были неприятны. Он полностью зависел от чьих-то приказов, не располагал собой, его бросало, как щепку в бурном потоке, куда угодно по чужой воле. Теперь же он нес слишком большую ответственность и слишком был занят, чтобы думать о смерти.

Движение на том берегу привлекло его внимание. С поднятыми руками, обезоруженные, польские солдаты – числом около взвода, брели уныло к реке, под прицелом германских конвоиров, чьи лица и руки были вымазаны для маскировки черной краской.

Поляки были взяты в плен в результате первой и самой опасной фазы операции по форсированию Нейсе. Одетая в темные прорезиненные костюмы ударная группа разведывательного батальона 19-й бригады перед рассветом переплыла реку. Немцы обрушились на крохотный польский гарнизон в ближайшей деревне, который осуществлял охрану моста. Польская военная форма отличалась некоторым щегольством, и контраст в одежде между пленными и их конвоирами, похожими на чертей, сбежавших из ада, вызвал у офицеров новый приступ смеха.

Легковооруженные пехотинцы из егерских батальонов дивизии, совместно с разведчиками танковой бригады, скрытно заняли позиции в лесу. Лес был напичкан солдатами, как грибами. Теперь уже немцы охраняли мост от поляков. Десантники, затаившиеся в лесу, будут нести караул до момента, когда удар тяжелых танков и самоходок освободит их от этого дежурства.

Вилли заключил пари, что этот пограничный пункт будет слабо охраняем, и выиграл. Имея всего четыре дивизии на фронте протяженностью четыреста километров, поляки не могли оборонять каждый участок границы. Нить была тонкой и рвалась во многих местах. В секторе напротив Форста польские подразделения сосредоточились десятью километрами южнее, возле Ольшина, где проходила автомобильная магистраль. Они не ожидали немецкого удара в районе Засеки. Железнодорожный мост, на их взгляд, не представлял большой ценности для немецких танковых частей.

Фон Силов рассчитывал доказать полякам, что они ошиблись. После форсирования Нейсе 19-я бригада двинется вдоль железнодорожного полотна через лес, который в основном состоял из молодняка и не был способен преградить путь танкам. Хвойный подлесок был достаточно тверд для прохождения колесных и гусеничных машин. Помогут и бульдозеры, которые фон Силов собирался послать на расчистку дороги от лесных завалов. Они пересекут лес наискось и проложат путь "Леопардам" и "Мардерам" до автомобильной магистрали. Поляки в Ольшине будут атакованы с тыла и с фланга еще до того, как их командир узнает о вторжении армии ЕвроКона.

7-Й РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ БАТАЛЬОН, ТУЛЬПИЦ, ПОЛЬША

7-й разведывательный батальон танковой дивизии продвигался через леса, на километр опережая основные силы. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, изрисовали броню и стволы орудий светлыми и темными пятнами. Нежная зелень трепетала перед глазами водителей. Ветки шуршали, касаясь железных громадин, замаскированных и почти невидимых в лесной чаще. Восьмиколесные разведывательные машины "Лухс" шли впереди, готовые первыми вступить в бой при столкновении с поляками. Танки и шестиколесные бронетранспортеры с пехотой следовали за авангардом на расстоянии в триста – четыреста метров.

Майор Макс Лауэр гордо возвышался над распахнутым люком своего командирского "Леопарда"-1. Хотя этот танк был вооружен пулеметами и пушками меньшего калибра, чем новейший "Леопард", тридцать шесть танков его батальона представляли собой грозную силу. Он и его люди могли вести бой с противником, превосходящим его по численности и одолеть любого врага за счет большой маневренности и скорости передвижения.

С юго-запада доносились глухие раскаты орудийных залпов. Лауэр взялся за радиотелефон и прослушал последнюю сводку. На его лице промелькнула мрачная усмешка. Полякам, обороняющим автомобильный мост, приходится несладко. Сейчас они буквально жарились в аду под огнем двенадцати батарей тяжелой артиллерии.

Майор отключил связь и снял наушники. Взятие автомобильного моста не входило в его задачу.

Его батальон должен был захватить и удерживать транспортный узел Ягловице в шести километрах от начала главной польской автомагистрали. Овладение этим важным пунктом позволило бы танкам и пехоте Лауэра стать хозяевами положения и лишить поляков возможности подтягивать подкрепления. Они также отрежут пути отступления уцелевшим в сражении при Ольшине польским соединениям.

ШТАБ-КВАРТИРА ПОЛЬСКОГО 411-го ПЕХОТНОГО БАТАЛЬОНА, ОЛЬШИНА

Майор Маляновски был сбит с ног взрывной волной, когда неприятельский снаряд ударился в бетонное покрытие командного бункера. Пыль и дым просачивались сквозь амбразуры, с потолка сыпался песок. Кто-то из сержантов помог ему встать.

Майор наклонился, поднял с земляного пола свою фуражку и, отряхнув, водрузил себе на голову.

– Не очень-то они нас любят! – пошутил он.

Сержант оскалил в улыбке желтые от курева зубы.

– Чем-то мы им не понравились, сэр!

Маляновски выглянул в амбразуру. Впечатление было такое, что они находятся внутри гигантского смерча из дыма и пламени. Дымно-огненная пелена бешено вращалась, с ревом, от которого лопались барабанные перепонки.

Снаряды падали градом, взрываясь на земле и в воздухе. Деревья лишились верхушек и веток. Торчали только голые стволы. От них отлетали щепки. Мощные звуковые удары следовали один за другим с частотой пулеметной очереди. Огромные бревна и куски металла летали по воздуху, и смерч втягивал их в свою воронку. Из разбитых машин вытекало топливо, которое тут же воспламенялось.

Однако весь этот кошмар почти не затронул личный состав. Если нервы обороняющихся выдержат испытание, то батальон, занявший хорошо укрепленные позиции, сохранит боеспособность даже после более мощной бомбардировки. 411-й батальон, несмотря на грохот, огонь и дым, был жив и не терял присутствия духа. Обстрел вот-вот должен был закончиться, и тогда ЕвроКон убедится, что польская пехота способна огрызаться и пресекать все попытки форсировать реку.

Батальон Маляновского был организован по американскому образцу, но имел на вооружении в основном советскую технику и огневые средства. Три подразделения БМП были закопаны в землю у самого берега и могли прикрыть огнем 73-миллиметровых гладкоствольных пушек и противотанковых ракетных установок все направления возможной атаки противника. Люди находились в надежных укрытиях, защищенных от осколков, и только прямое попадание могло поразить их. В распоряжении майора был еще танк Т-72. При такой огневой завесе любой немецкий танк, появившийся на мосту, будет уничтожен, не пройдя и ста метров. А если они решатся послать через реку пехоту на десантных лодках и надувных плотах, тогда им придется только пожалеть. Даже дымовая завеса бессильна против плотного минометного и пулеметного огня. Шансы поразить цель вырастают соответственно интенсивности и скорости стрельбы.

Конечно, проще всего было бы взорвать мост, но командование в Варшаве решило сберечь его для контрудара.

– Есть донесения из Засеки? – обратился майор к лейтенанту, который отвечал за связь командного бункера со всеми подразделениями батальона.

– Нет, пан майор!

– А лейтенант Лязняк?

– Молчит!

Маляновски с досадой закусил нижнюю губу. Уже больше часа наблюдательный пункт в деревне Засеки не давал о себе знать. Связь прервалась как только начался артиллерийский обстрел. Вероятно, осколок снаряда перерезал телефонные провода. А может быть, случилось что-то другое?

Встревоженный отсутствием вестей с правого фланга, он послал туда небольшую группу с заданием проверить обстановку и срочно доложить на командный пункт. Но связные тоже молчали. Может, они залегли, укрывшись от обстрела? Или немцы применили радиоглушители? О худшем варианте Маляновски старался не думать.

После того, как майор сообщил об усилении активности противника на том берегу реки, его полковой командир пообещал прислать подкрепление. Но Маляновски знал, что ждать его в ближайшее время бесполезно. 4-я механизированная дивизия обладала очень ограниченными резервами. Его батальон должен полагаться только на себя.

Столкнувшись с этой реальностью, он принял самостоятельное тактическое решение – закрыть правый фланг мотострелковой ротой с четырнадцатью БМП. Это было все, что он имел в запасе на случай крайней необходимости.

Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Последние снаряды взорвались у самой кромки берега и окутали его клубами сероватого дыма. Немцы готовят дымовую завесу! Он оскалил зубы в хищной усмешке. Его батальон достаточно натерпелся от артиллерийского обстрела. Теперь у них появился шанс отплатить немцам сполна.

– Тепловой прибор!

Сержант поднес к амбразуре прибор, снятый с американской установки для запуска ПТУРСов. Прибор улавливал тепловое излучение различных объектов, будь то листва деревьев, вода, человек или машина, и преобразовывал его в четкое черно-белое изображение невидимого мира. Более теплые участки поверхности представлялись глазу прибора светлыми, более холодные выглядели темнее.

Маляновски ощупывал прибором противоположный берег, стараясь засечь передвижения противника. Никто и ничто не шевельнулось в поле зрения прибора. Сколько же немцы собрались выжидать? Это не могло продолжаться долго.

Он скомандовал офицеру связи:

– Передай: всем приготовиться!

Майор еще раз обследовал реку. Снова полная неподвижность. Что за игру затеяли их командиры? Чем дольше они медлят, тем для них хуже. За это время его солдаты успеют переместиться из укрытий на огневые позиции, убрать с орудий и установок маскировку, расчистить секторы огня.

Выстрел раздался на правом фланге – сначала сопровождаемый одиночным, гулким эхом, потом заговорили все разом – гранатометы, пушки, пулеметы, танковые орудия. Лейтснант связи, зажав в руке трубку радиотелефона, закричал:

– Атака справа. Силой до батальона. Танки, пехота!

Маляновски бросился к амбразуре, выходящей на север. Вдоль линии польской обороны беспрерывно рвались снаряды. Несколько бронетранспортеров уже горели. Столбы черного дыма, чуть колыхаясь, поднимались к небу. Огненные трассы сталкивались и скрещивались, пролагая себе путь в обе стороны – и польскую, и немецкую. Лавина танков накатывалась на позиции поляков не только с севера, но и с востока. Грозный ее рев не могла заглушить даже интенсивная перестрелка. "Боже мой! Они атакуют и с тыла!" – подумал майор и обрушил на лейтенанта связи, склонившегося над аппаратом с побледневшим под слоем пыли лицом, серию стремительно следующих один за другим приказов.

– Рота "Д". Удерживать правый фланг. Капитан Сташек! Направить Т-72 к северу.

Если рота "Д" продержится хоть несколько минут, он сможет реорганизовать оборону. За эти драгоценные выигранные минуты он заплатит кровью солдат роты "Д".

Но было уже поздно. Маляновски увидел, как из дымного облака появилась отступающая пехота. Кое-кто из солдат успевал еще послать парочку-другую противотанковых гранат по наседающей бронированной массе, но ответный огонь валил их на землю. Они оставались лежать там – мертвые или еще живые – неизвестно. Один транспортер опрокинуло взрывной волной, другой с разрубленной гусеницей крутился на месте. Колеса его бесполезно вращались. Т-72 прорвался сквозь цепь отступающих. Экипаж на ходу втягивал в люк маскировочную сеть. Башня шевельнулась. Ствол танкового орудия выискивал свою первую мишень.

Бам! Т-72 внезапно оказался внутри раскаленного оранжевого шара. Германский бронебойный снаряд просверлил броню и взорвался внутри. Башня взлетела в воздух и упала позади горящего танка. Огонь мгновенно добрался до топливных баков и боеприпасов. Последовал второй взрыв, еще более мощный.

Порыв ветра чуть отогнал дым, и Маляновски увидел немцев в маскировочной форме, перебежками передвигающихся по лесу. Они забрасывали гранатами польские траншеи и блиндажи. Немцы смяли его фланг и проникли сквозь линию обороны поляков.

Мгновенно он принял решение. Удар был слишком внезапным и молниеносным и не оставил полякам никаких шансов. Оставаться на месте означало здесь и умереть, не оказав врагу никакого сопротивления. Но, может быть, ему удастся спасти хоть часть батальона. Оторвавшись от амбразуры, он выкрикнул:

– Всем отходить к югу! Занять запасной рубеж и перегруппироваться!

Лейтснант тут же передал приказ по батальонной радиосвязи. Те, кто остался в живых, должны были его услышать. Маляновски вернул прибор ночного видения сержанту, а сам взял в руки свой АКМ. Сборы были недолгими. Времени на упаковку документов не оставалось. Все, что подлежало уничтожению – бумаги, карты, шифровальные книги, – собрали в одну кучу.

Пулеметная очередь раздалась почти рядом. Шальные пули звякнули о металлическую крышу блиндажа, вонзились в песчаный бруствер вокруг него. Немцы были уже совсем рядом. Настало время уходить.

Маляновски с сержантом распахнули тяжелую дверь и выскочили наружу с АКМ наизготовку. Остальные цепочкой, пригибаясь от буравящих воздух пуль, летящих с двух направлений, следовали за ними. Замыкающий выдернул чеку из гранаты. Он метнул гранату в открытую дверь и побежал. Гулкий удар заставил блиндаж вздрогнуть. Фонтаны грязи, смешанной с песком и пылью, обрывки бумаги, вырвались через амбразуры наружу.

По-прежнему пригибаясь, они добежали до штабной БМП, укрытой с трех сторон земляной насыпью, с бревенчатым каркасом и замаскированной сверху. Экипаж уже находился внутри. Двигатель был заведен, люк открыт.

Немецкий "Леопард" возник из дымной пелены в ста метрах от них. Его башня, вместе с длинным орудийным стволом, двигалась в поисках подходящей цели.

– Всем залечь! – крикнул Маляновски и сам распластался в песке, лицом вниз, выгребая его руками из-под себя, чтобы зарыться поглубже.

Орудие БМП рявкнуло единожды, выпустив 73-миллиметровый кумулятивный снаряд с близкой дистанции по вражескому танку. Немецкий танк дернулся и замер неподвижно. Дым повалил из рваного отверстия, пробитого в броне. Мертвое тело командира танка навалилось на пулеметную установку, которая возвышалась над танковой башней впереди открытого люка.

Не успел польский майор торжествующе улыбнуться, как тут же стер улыбку с лица. Другой "Леопард", невидимый в дыму, нащупал радаром цель и одним выстрелом отомстил за гибель боевого товарища. БАМ! БМП взорвалась, распавшись на множество мелких острых осколков, разлетевшихся по сторонам. Маляновски услышал отчаянные вопли своих парней, сгорающих заживо среди расплавленных останков машины.

Он услышал немецкую речь неподалеку и вскочил.

– Бегом! Бегом! – кричал он, подымая своих подчиненных с земли. Они обогнули горящую БМП и нырнули в лес, укрываясь за стволами деревьев от летящих вслед пуль.

Их стремительный бег продолжался долго. Только через несколько километров они остановились, совершенно измотанные, не имея сил, чтобы двигаться дальше.

Маляновски сделал глоток из походной фляги. Пересохший рот жаждал влаги. Он подержал в нем воду, прежде чем открыть ей путь в раскаленное от внутреннего жара горло. Последние капли он вытряхнул на платок и попытался хоть как-то стереть с лица пот, сажу и пыль...

В лесу, где они остановились, еще не падали вражеские снаряды. Деревья сохранили листву, и прохладная тень спасала солдат от палящего зноя. Постепенно восстанавливая дыхание, он прислонился к стволу могучей сосны и окинул взглядом то, что осталось от его батальона.

Кроме уцелевших сержантов и офицеров своего штаба, он насчитал около тридцати рядовых пехотинцев. Собрав всех вместе и построив в колонну, майор повел их дальше к югу. Он стремился увеличить дистанцию, разделяющую победителей и побежденных. После того, как они покинули место первого короткого привала, к ним присоединились еще люди – по одному, по двое они вливались в колонну. Теперь под его началом было уже пятьдесят солдат, вооруженных карабинами АК. Несколько человек несли на плече противотанковые гранатометы. Это составляло всего десять процентов личного состава батальона. Остальные были мертвы, захвачены в плен или затерялись в лесах.

В ожидании наступления темноты он вновь устроил привал. Ночью они двинулись дальше. Лесной массив достаточно долго будет служить им прикрытием. Если им повезет, то, используя гражданский транспорт, они в скором времени соединятся со своими частями.

Если же нет... Мысль, внезапно пришедшая в голову, заставила его вздрогнуть. Что же тогда?.. Он и его отряд начнет партизанскую войну. Они будут нападать на коммуникации ЕвроКона, уничтожая припасы, транспорт, живую силу противника.

Польша в прошлом не раз терпела поражения, но солдаты всегда сражались до конца. Маляновски, будучи кадетом, слушал об этом лекции, читал книги. Они проиграли только одну битву, но не всю войну.

19-я МОТОПЕХОТНАЯ БРИГАДА, ШОССЕ № 12, ЛЮБЕШОВ

Солнце опускалось за горизонт на западе. Закатные лучи окрасили серое бетонное покрытие шоссе и верхушки сосен в багровый цвет. Жаркий день подходил к концу. Темнота уже сгущалась в лесной чаще и наползала на дорогу.

Ровный гул множества могучих двигателей был слышен за десятки километров. Клацанье металлических гусениц о бетон автобана смешивалось с этим гулом в один жуткий звуковой коктейль. Сотни танков и других боевых машин сплошной стальной лентой ползли по шоссе. Конец колонны терялся за линией горизонта. Вслед за 19-й бригадой на территорию Польши вошла вся 7-я танковая дивизия.

В тускло освещенном тесном пространстве М577 Вилли фон Силов примостился с картой. Возглавляемый лично Бремером авангард бригады проник в Польшу уже на глубину в тридцать семь километров. Усиленные дозоры разведывательного батальона ушли еще дальше вперед.

Они хозяйничали там, в глубине, перерезая телефонные линии и создавая помехи радиосвязи противника. Хотя потери бригады под Ольшиной были значительнее, чем он предполагал, победное шествие германских танков успешно продолжалось. После утреннего боя немцы уже почти не сталкивались с активным сопротивлением поляков. Операция "Летняя молния" развивалась точно по плану.

Ранним утром 3-й корпус начал наступление далеко на юге в районе Горлице, где местность была более открытой, свободной от лесов. Главные оборонительные силы поляков были стянуты именно туда. Поступали сообщения, что в этом секторе до сих пор идут тяжелые бои и 11-я механизированная польская дивизия и большая часть 4-й до сих пор удерживают позиции.

Это было как раз то, что хотело высшее командование ЕвроКона. Пока поляки буквально пригвождены к своему месту, скованные действиями 3-го корпуса; 2-й корпус, форсировав Нейсе южнее, продвинется сквозь лесные массивы в восточном направлении вплоть до Легницы, а там повернет на юг, и наиболее боеспособная часть польской армии окажется в ловушке.

Руководители Конфедерации считали, что это сразу же поставит Польшу на колени и заставит просить пощады. Вслед за Польшей Чехия, Словакия и венгерские демократы выстроятся в очередь, чтобы лизнуть руку хозяина. Вся Европа, от русской границы до Атлантики, будет под их контролем. Америка и Великобритания поймут, что им уже нечего делать на континенте, и уберутся восвояси. Лишенные опоры в Европе, они не решатся продолжать изнурительную и бессмысленную войну. Изоляционизм всегда имел много сторонников в этих странах. Вашингтон и Лондон под напором народных масс и собственных парламентариев пойдут на уступки и начнут мирные переговоры с европейскими властителями.

Однако Вилли фон Силов не очень-то в это верил. Слишком многое в военных разработках ЕвроКона было построено на амбициях и вере в собственное превосходство. Конфедерация рассчитывала на замедленную реакцию противника, на то, что его стратеги будут плясать под дудку ЕвроКона.

А что если Варшава и Вашингтон предпочтут для военных танцев другую мелодию?

б ИЮНЯ, МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ, ВАРШАВА

Генерал Веслав Старон, министр Национальной обороны республики Польша, склонился над картой западных областей, изучая дорожную сеть и рельеф местности. Старон знал географию страны так же хорошо, как собственное лицо. Каждое утро, изо дня в день, бреясь, он смотрелся в зеркало, и каждый день перед его мысленным взором возникала карта Польши. Леса, реки, дороги, населенные пункты – все это он представлял себе с достаточной ясностью, но зрелище это генерал наполнял иным содержанием, чем обычный человек. Весь окружающий мир был для него местом сосредоточения или передвижения войск – своих и противника.

Начав карьеру с должности командира взвода, он уже двадцать лет занимался тем, что перемещал воинские части по польской земле – батальоны, полки, дивизии, корпуса. Никто в польской армии не знал лучше него, какие возможности предоставляет та или иная местность для обороны, наступления и организации снабжения войск.

Сдвинув густые брови, он поднял глаза от карты.

– Не нравится мне это, Игнаций!

Генерал-лейтенант Игнаций Зданский был сдержан. Он никогда не выплескивал свои эмоции в открытую, предпочитая прятать и переживать в себе.

– Очень не нравится... – повторил задумчиво Старон и вновь уткнулся в карту. Его палец коснулся голубой линии реки.

– Здесь две дивизии перешли Нейсе у Горлицы. Третью дивизию они держат в резерве. Так или нет?

Его подчиненный кивнул.

– 5-я танковая, 4-я танковая, мотогренадерская и 3-я французская бронетанковая. Переправились в нескольких пунктах, но не продвинулись далеко.

– Почему? Что им мешало?

– Берегут силы.

– Вы так считаете? – задумчиво покачал головой министр.

Он представил себе местность – реку, леса, как будто он был снова молодым командиром маленького подразделения, а не высшим военачальником, укрывшимся в своем кабинете в министерстве и всю ночь напролет изучающим карту.

Выставив три атакующие дивизии против двух обороняющихся, немцы никак не могли надеяться достичь положительного результата на этом участке. Хотя, по данным, полученным с американских спутников, по меньшей мере еще три дивизии ЕвроКона расположены неподалеку. Почему они не задействованы? В какую они играют игру?

Он догадался. Их командование вообще не собиралось пробивать брешь в обороне на этом участке. Они задумали нечто иное. Часто говорят – "догадка осенила его, как вспышка молнии". Сейчас происходило все по-другому. Как будто тяжелый театральный занавес медленно поднимался вверх, и перед взглядом предстала давно знакомая декорация.

– Арденны!

Старон еще раз с силой ткнул пальцем в карту.

– Чертовы Арденны! Вот что они собираются устроить нам!

Он указал на отрезок шоссе между Ольшиной и Лигнице.

– Они пройдут лесами с севера и оседлают дорогу. Вот здесь!

Министр возбужденно стукнул по столу кулаком.

– Смотри, Игнаций! Теперь понятно. Все похоже на учебник.

– Матерь божья! – чуть слышно прошептал Зданский. Разлившаяся по лицу бледность выдавала его тревогу. Нарушение связи на всем пространстве вдоль Нейсе севернее Ольшины со вчерашнего утра не было вызвано действиями отдельных диверсионных и разведывательных групп. Находясь здесь, в Варшаве, они не вняли грозному предупреждению. Оттуда накатывается волна!

Старон сейчас укорял себя за то, что прислушивался к советам некомпетентных политиков и для демонстрации силы опрометчиво выдвинул лучшую половину польской армии к самой границе. Но, будь он проклят, если повторится историческая ошибка сентября 1939 года и он допустит окружения своих войск в ходе нового германского блицкрига!

– Приказываю – 4-й и 5-й дивизиям начать отступление. Немедленно! Оторваться от противника и отойти на рубеж... – он помедлил, потом обвел карандашом кружок на карте близ Вроцлава, – в семидесяти пяти километрах от Нейсе. Если командиры частей проявят оперативность, они выскользнут из пасти до того, как ЕвроКон сожмет челюсти...

– А президент и премьер согласятся с тем, что мы уступим противнику такой большой кусок территории?

– С этого момента я сам буду принимать решения. Времени для совещаний не осталось. Землю всегда можно возвратить обратно. А Польша будет жить, пока жива ее армия!

Когда начальник штаба удалился для передачи срочных распоряжений министра, Старон снова углубился в карту. Даже если операция по отводу войск пройдет успешно, это только оттянет по времени неминуемую развязку. Бросить две польские дивизии против двух полных армейских корпусов означало обречь их на поражение. Он должен послать на линию фронта дополнительную живую силу и технику. Но где он найдет их?

Только не на восточной границе! Ни в коем случае! Объявленный Россией нейтралитет ничего не значит. Маршал Каминов и его приспешники уже однажды всадили Польше нож в спину в обмен на французское золото. Кто может поручиться, что они вновь не заключат сделку?

Взгляд Старона скользнул по линии Нейсе – Одер на север, вплоть до Балтийского побережья. ЕвроКон здесь ограничился разрозненными вылазками отдельных подразделений, численностью не более батальона или роты... Подтянут ли они сюда силы для массированного удара? "Нет, вряд ли", – решил он.

Франция и Германия хотят быстро завершить войну, добившись убедительной и впечатляющей победы в одном-единственном генеральном сражении. Поэтому они не будут распылять силы. Что ж! Он тоже начнет играть по-крупному. Свою ставку он сделает в расчете на северный фронт.

ШТАБ 5-й МЕХАНИЗИРОВАННОЙ ПОЛЬСКОЙ ДИВИЗИИ, СВЕЙКО, ПОМЕРАНИЯ

Высокий худощавый полковник, занимающий должность начальника дивизионной разведки, закончил свой доклад. Он был краток и не пользовался никакими записями. Его указка легко летала по карте.

– Наш вывод таков. Три дивизии ЕвроКона форсировали Нейсе в направлении Форст – Ольшина. Их задача – выход к Лигнице, чтобы перехватить там наши части, отступающие из Горлицы.

Генерал-майор Ежи Новачик следил за реакцией офицеров, битком набившихся в палатку. Все были расстроены вестью о нападении ЕвроКона. Его это не удивило. Когда в самом начале кризиса Варшава словно в цирковом "парад-алле" выстроила половину польской армии тоненькой цепочкой вдоль всей границы, многие поняли, что это первый шаг к военной катастрофе.

Он встал и возвысил голос.

– Не буду тратить лишних слов, господа. Стратегическая ситуация черна, как ночь... – Все обратились в слух. – Положение можно исправить! Дивизия будет введена в бой на южном фронте. Два полка – 51-й и 52-й – выступают немедленно. 53-й полк временно остается здесь охранять данный сектор до подхода частей 20-й механизированной дивизии.

Он заметил удивление и даже тревогу на лицах, обращенных к нему. Снимая 5-ю дивизию с рубежа по Одеру, Варшава шла на большой риск. Растянув до опасного предела фронт 20-й дивизии и оставляя ее в одиночестве, если не считать слабо вооруженных пограничников, командование еще больше утончало и так достаточно тонкую оборонительную ниточку.

Новачик взял у полковника указку. Он отметил на карте несколько пунктов, провел через них воображаемую линию. Путь следования дивизии представлял собой дугу, протянувшуюся от берега Одера через Познань и далее на восток и упирающуюся во Вроцлав. Дивизия должна была обогнуть немецкий танковый клин, вбитый в тело Польши там, где проходила автомагистраль № 12.

– Переброску необходимо осуществить форсированным маршем. Неисправные машины оставляем здесь до завершения ремонта. Сон и прием пищи посменно, на ходу. Нам предстоят скачки, господа. Утешительных призов за второе место не ожидается. К сожалению, противник взял старт раньше нас.

Офицеры разделяли его чувства. Судьба Польши, свободной, независимой или порабощенной, была в их руках.

ПОСОЛЬСТВО США, МОСКВА

Эрин Маккена заулыбалась, когда Алекс Банич появился в дверях ее кабинета. Они оба были так заняты в эти дни, что почти не виделись. Военные действия в Восточной Европе потребовали от них максимума усилий для экстренного сбора дополнительной информации о российской армии и военной промышленности.

Но улыбка ее быстро погасла. Несмотря на умение владеть собой, он не мог скрыть, что чем-то удручен.

– Что-нибудь случилось?

– Обидно, конечно, но нам не удастся пообедать вместе. Мой долг призвал меня!

– Жутким, скрипучим голосом?

– Жутким и очень неприятным...

Он вошел и плотно прикрыл дверь.

– Я перекинулся парой слов с Катнером. Он получил срочное распоряжение из Лэнгли.

– Что им надо на этот раз? Телефон новой любовницы Каминова?

– Если бы! – он аккуратно положил стопку отпечатанных листков и занял свое обычное место, усевшись на краю ее письменного стола. Ее всегда удивляло, почему он такой противник стульев и кресел.

– Так что же?

– Им надо знать – планируют ли русские напасть на Польшу?

Банич произнес это спокойно, без всяких эмоций.

Эрин ошеломленно уставилась на него.

– И как ты надеешься получить эти сведения? Поехать в Кремль и спросить у первого встречного чинуши?

Банич пожал плечами.

– Если ребята с верхнего этажа что-то хотят, их не заботит, как я это для них достану. Придется сунуть кусок пожирнее в некоторые жадные ручонки в Министерстве обороны.

Эрин заволновалась.

– Это безумие! Там все здание напичкано агентами Федеральной службы контрразведки. Они только и ждут, чтобы туда заявился глупенький шпион с Запада с деньгами для подкупа в кармане и миниатюрной фотокамерой в галстучной булавке.

Банич был во всем согласен с ней.

– Возможно, – сказал он и добавил с усмешкой: – В каждом деле есть свой риск. Если в я предпочитал безопасную работу, то вернулся бы в цирк и ходил бы там по канату с завязанными глазами, как мой папаша.

Она постаралась выдавить из себя ответную улыбку. Они достаточно долго сотрудничали вместе, чтобы она досконально смогла изучить его характер. Бравада была напускной и служила лекарством против стресса.

Банич пристально посмотрел ей в лицо, словно хотел оставить навсегда в памяти ее черты. Потом взглянул на часы и вскочил.

– Надо бежать. Мое "альтер эго", Юшенко, наметил важную деловую встречу на десять часов. Пожелай мне удачи.

– Удачи тебе! – произнесла Эрин как можно беззаботнее. – Если в ты уделил мне еще несколько минут, я бы успела признаться тебе в любви. Я так долго готовилась...

– Потом... потом... в следующий раз.

Он помахал ей рукой, рассмеялся и исчез.

– Будь оно проклято! – вслух произнесла она.

Слишком большой опасности он подвергался, а она была бессильна хоть чем-нибудь ему помочь. Тряхнув головой, она снова взялась за шифровки. Набирая код, она чересчур сильно нажимала на клавиши, и компьютер издал строгое "б-и-и-п" в знак протеста.

Ее деятельность в Москве практически не приносила никакой пользы. Контрразведка дышала ей в затылок. Она не решалась установить контакт с каким-либо носителем информации или завязать новые знакомства. Оставался только электронный шпионаж, но русская служба компьютерной безопасности выявляла проникновение в сеть и очень быстро и оперативно меняло коды. Все, что она делала сейчас, она с тем же успехом могла делать, сидя не в Москве, а в округе Колумбия и составляя никому не нужные сводки и отчеты для департамента экономики.

Молодая женщина переключила все свое внимание на компьютер. Европа была объята пламенем, а Эрин Маккена, запертая в своем кабинете посольства США в компании с компьютером и кондиционером, занималась бессмысленным, но нескончаемым сизифовым трудом.