1 ИЮЛЯ, ОТРЯД ОХРАНЫ СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ, ПРЕЗИДЕНТСКАЯ ДАЧА В ПОДМОСКОВЬЕ
– Майор!
Недовольный громким призывным криком, майор Федеральной службы контрразведки Павел Зубченко в раздражении отшвырнул газету. Застегивая на ходу воротничок гимнастерки, он вышел на парадное крыльцо президентской дачи.
– Да, сержант? Какого дьявола вы так орете?
Сержант с задумчивым и мрачным лицом, вызвавший майора на улицу, указал в сторону леса.
– Дым все еще поднимается, товарищ майор. Теперь там появились вертолеты.
– Что? – Майор подошел к перилам и, прищурившись и прикрыв глаза ладонью от яркого полуденного солнца, посмотрел в указанном направлении. Сержант был прав. Над лесом, на расстоянии десяти-пятнадцати километров к западу, поднимались к небу столбы черного густого дыма, хорошо заметные на безоблачном голубом небе. Крошечные темные точки, кружившие над медленно поднимающимся дымом, определенно напоминали вертолеты.
Майор нахмурился и прикусил нижнюю губу, внезапно забеспокоившись. Когда сержант в первый раз обратил его внимание на дым, поднимающийся откуда-то из района дачи маршала Каминова, он посчитал это не имеющим значения. Мало ли, может быть, лесники жгут сухой лес, а может быть, сверхбдительная охрана маршала проводит очередные учения или тренировки в условиях максимально приближенных к боевым. Теперь он не был так в этом уверен.
Круто развернувшись, Зубченко вернулся в помещение. Президент России, надежно изолированный и находящийся вместе со своей семьей под фактическим домашним арестом, занимал второй этаж огромной дачи, а его "охранники" из ФСК конфисковали для своих нужд весь ее первый этаж, приспособив многочисленные помещения под кабинеты и казармы.
Теперь, когда подчиненные не могли его видеть, майор Зубченко двигался гораздо быстрее. Он прошел к столу в своем кабинете и снял трубку телефона прямой связи с Москвой. Тишина. Он несколько раз нетерпеливо нажал на рычаг. Снова ничего.
Зубченко побледнел. Линия была оборвана.
– Товарищ майор!
Раздавшийся снаружи крик заставил его снова выбежать на крыльцо.
Он появился на дворе как раз в тот момент, когда колонна из одиннадцати БТРов сворачивала на длинную дорожку из хрустящего гравия, ведущую прямо к даче. Сквозь открытые люки он видел ряды солдат в касках, сидящих в десантных отсеках грозных боевых машин. Это были бойцы регулярной армии, и здесь их была по меньшей мере полная мотострелковая рота.
Майор с трудом сглотнул.
– Поднимайте караул, сержант, но пусть никто не стреляет без моей команды. Вам ясно? Может быть, эти люди прибыли к нам на усиление.
– Слушаюсь, – голос сержанта выдавал его сомнения. Повернувшись, он принялся выкрикивать команды, и около тридцати офицеров и сержантов отряда специального назначения выбежали на крыльцо или заняли позиции у дверей и окон дачи. Многие из них были полураздеты, так как внезапная тревога застала врасплох и тех, кто был свободен от дневной смены и наслаждался отдыхом или сном.
К тому времени, когда последний контрразведчик оказался на крыльце, БТРы подъехали почти вплотную к зданию.
С брони головной машины соскочил высокий, светловолосый полковник и решительно зашагал к крыльцу. К своему удивлению, майор узнал его. То был личный помощник маршала, полковник... Соловьев. Да-да, именно так.
Зубченко спустился по ступенькам и пошел ему навстречу.
– Что, черт побери, происходит, полковник?
Светло-голубые глаза полковника посмотрели буквально сквозь него.
– Боюсь, у меня пренеприятные новости, майор. Маршал Каминов и члены Военного Совета погибли.
Потрясенный этим сообщением, майор почувствовал, что рот его сам собой открылся.
– Что?! Как вы сказали?
– Они были расстреляны из засады на подъезде к даче, – Соловьев оскалился. – Никого не осталось в живых. Я сам только что оттуда.
Этому Зубченко поверил. От полковника пахло дымом и горячим потом.
– Из засады? – повторил он. – Но кто...
Полковник пожал плечами.
– Неизвестно. Пока неизвестно... Мы обнаружили несколько мертвых тел, по-видимому, это преступники, которых успели застрелить телохранители маршала. Один из них был руководителем французской службы безопасности.
– Бог ты мой! – это восклицание вырвалось у Зубченко само собой, и он растерянно посмотрел на Соловьева. – Но мне казалось, что французы... – он замолчал. – Зачем вы здесь, полковник?
Соловьев насмешливо-удивленно приподнял бровь.
– Я думаю, что это очевидно, майор. Я прибыл чтобы сопроводить президента страны обратно в Москву.
Майор кашлянул, не зная, что делать дальше. Ему отчаянно хотелось связаться с кем-нибудь из Федеральной службы.
– Кто вас уполномочил? – спросил он.
– Уполномочил? Маршал Каминов мертв, наша страна осталась без правительства и балансирует на грани войны. Чьи же, по-вашему, полномочия мне нужны? – спокойно ответил Соловьев и задумчиво посмотрел на майора сверху вниз. – Кто вы такой, майор? Патриот или блюститель законности?
Зубченко напрягся.
– Я знаю свой долг, полковник. Я не могу позволить президенту покинуть это здание без письменного приказа представителя законной власти.
– Президент и есть единственная законная власть, которая существует в стране, – резко перебил Соловьев. Шагнув ближе, он заговорил так тихо, чтобы его не услышали другие офицеры ФСК. – Подумайте хорошенько, майор. Готовы ли вы к тому, чтобы здесь и сейчас начать первую битву новой гражданской войны? Битву, которую вы проиграете?
Зубченко похолодел. По своему характеру, да и по подготовке тоже, он был полицейским, а не профессиональным военным, однако во взгляде и в голосе Соловьева он угадал непреклонную решимость довести свое дело до конца. Если он попытается оказать сопротивление этому человеку и его солдатам, он подпишет свой собственный смертный приговор.
Под пристальным взглядом полковника, лишавшим его присутствия духа, майор опустил глаза и, повернувшись к сержанту, процедил сквозь стиснутые зубы:
– Пропустить.
Соловьев рванулся вперед мимо офицера безопасности, чье лицо стало землисто-серым, вошел в дом и поднялся по лестнице на второй этаж. Высокий, широкоплечий российский президент вышел ему навстречу, и они встретились на полдороге. Как ни странно, но восемь месяцев вынужденного заточения восстановили силы и жизненную энергию этого человека. Он выглядел отдохнувшим и даже как будто помолодевшим. Совсем не таким помнил президента Соловьев за несколько дней до того, как генералы заставили его ввести военное положение.
Президент остановился на ступеньках и посмотрел вниз со сдержанной, несколько напряженной улыбкой.
– Это официальный визит или расстрельная команда, полковник?
– Ни то ни другое, господин президент. Маршал Каминов и его генералы убиты, – прямо сказал Соловьев. – Я и мои люди прибыли сюда чтобы сопроводить вас обратно в Москву.
– Обратно к власти?
Соловьев кивнул.
– Да. К тому времени, когда мы вернемся, там будет уже безопасно. Уже сейчас люди генералов Пихоева и Баратова разоружают некоторые подразделения ФСК и армии... до тех пор пока не будет доказана их лояльность.
Седовласый президент как будто даже не удивился.
– Понимаю, – он выпрямился, и от этого стал казаться еще выше и массивней. – Очень хорошо, полковник. Пусть так. Мне кажется, что время дорого...
– Да, – впервые голос Соловьева дрогнул. – Наши войска на польской границе...
– Готовы вторгнуться на территорию соседнего государства, – закончил за него президент. Заметив отразившееся на лице моложавого полковника удивление, президент хрипловато засмеялся. – Маршал Каминов был настолько любезен, что держал меня в курсе всего того, что он собирается проделать с народом, управлять которым я был избран, – он покачал крупной головой. – Подумать только, русские солдаты – наймиты французов! Какое безумие! Я скоро положу конец всему этому.
Соловьев с облегчением кивнул.
Когда они вместе спускались по лестнице, президент положил на плечо Соловьева свою тяжелую руку и сказал негромко:
– Еще одна вещь, полковник. Я знаю, чем рисковали вы и ваши товарищи ради нашей демократии. Я хотел бы только, Чтобы наш народ знал, сколь многим он обязан вам.
Соловьев медленно покачал головой.
– Мы просто исполнили свой долг, господин президент. Долг перед вами и перед Конституцией. Все остальное несущественно.
– И неразумно...
– И неразумно, – согласился Соловьев. – Каминов и его ближайшие соратники погибли, однако среди военных и министерских чиновников еще осталось немало им подобных. Сейчас они оказались без руководства, они растеряны и смущены, но так будет не всегда. Пройдет время... – тонкие губы полковника изогнулись в угрюмой гримасе. – Кто знает? Может быть, однажды мы снова вам понадобимся.
Российский президент медленно и печально кивнул. В молчании они вышли из дома и пошли к ожидающим бронетранспортерам.
ОПЕРАТИВНЫЙ ПУНКТ, БЕЛЫЙ ДОМ, ВАШИНГТОН
Высокопоставленные офицеры и гражданские чиновники, собравшиеся в помещении Оперативного пункта, кучкой сидели на одном конце большого прямоугольного стола таким образом, что все они были обращены лицами в сторону большого количества видеокамер, к огромному, во всю стену телевизионному экрану. На экране появилось изображение их британских коллег, собравшихся в помещении кабинета министров на Даунинг-стрит, 10. По мере того как военные действия набирали обороты, подобные видеоконференции между военными и политическими лидерами союзников, проводимые через спутник, стали привычным, ежедневным явлением.
Однако сегодня, благодаря поступившим из Москвы отрывочным сообщениям, тайное совещание на высшем уровне было неизмеримо важнее всех предыдущих.
Обширные карты на электронных дисплеях, видимые совещающимся по обе стороны Атлантики, отражали текущее положение дел и дислокацию военно-морских, военно-воздушных и сухопутных подразделений Объединенных вооруженных сил. Часть символов на картах высвечивалась красным цветом. Это были последние данные разведки, отражающие положение войск ЕвроКона. Русские дивизии, обнаруженные спутниками на восточных границах Польши, были высвечены белым огнем. Теперь, когда Каминов был мертв, никто не брался с достаточной степенью уверенности предсказать, в каком направлении они двинутся.
Президент наклонился вперед, торопясь поскорее перейти к сути дела. Буквы "действ.", мерцавшие рядом с маркером, обозначающим 101-ю десантно-штурмовую дивизию, означали, что некоторые подразделения этого воинского формирования армии США уже ведут бой с французскими и германскими войсками. Это было постоянное и очень полезное напоминание присутствующим, что, пока они раздумывают, американские солдаты продолжают сражаться и умирать.
Президент Соединенных Штатов постучал по столу, призывая собравшихся в обоих, далеко отстоящих друг от друга помещениях, ко вниманию.
– О'кей, леди и джентльмены. Вы все слышали магнитозапись моего разговора с русским президентом. Он сказал, что его наземные войска и авиация покидают свои позиции. Вопрос состоит в том, можно ли ему верить?
Первым заговорил директор ЦРУ Уолтер Куинн.
– Да, сэр, я полагаю, что можно. – Перехватив взгляд президента, он постарался развить свою мысль: – Данные, поступившие с нашего спутника, проходившего по орбите над приграничными районами, показали нам несколько соединений, которые движутся по территории Беларуси. Они движутся на восток, а не на запад. Приказ Москвы об отводе войск упоминался в переговорах по боевой тактической связи между полевыми командирами Российской армии. Эти сообщения были перехвачены нашим радиоэлектронным разведывательным спутником "Вортекс" над Восточной Европой.
Президент внимательно разглядывал представительного, осанистого руководителя разведки. Он подозревал, что у того есть немало иных оснований быть столь уверенным в искренности русских, просто он не хотел сейчас вдаваться в подробности. Дело было отнюдь не в британцах. Незадолго до того, как они установили спутниковую связь с Лондоном, Куинн длительное время находился в комнате связи, получив срочное сообщение из московского отделения Центрального разведывательного управления. Когда Куинн вернулся с сеанса связи, он выглядел так, словно его хватили топором по лбу, – настолько удивительным было то, что он услышал. При виде его лица президент мысленно завязал узелок на память, чтобы не позабыть вытрясти из шефа разведки его потрясающую историю после заседания. Для того, чтобы принимать решения, ему необходима была самая полная информация, которую он только мог получить.
Президент повернулся к генералу Риду Галлоуэю.
– Существуют ли еще достоверные подтверждения того, что русские отводят войска, генерал?
Генерал Галлоуэй, председатель Объединенного комитета начальников штабов, уверенно кивнул в ответ.
– Да, мистер президент. Наши самолеты "Авакс", курсирующие над восточными районами Польши, засекли большое количество русских военных самолетов, возвращающихся на свои базы к местам постоянной дислокации. При этом они не предпринимают никаких попыток уйти из-под нашего радарного наблюдения или скрыть свои перемещения. Иными словами, страна, которая продолжает готовиться к внезапному нападению, так бы себя не повела.
Офицеры американских и Королевских Военно-воздушных сил за обоими столами закивали в знак согласия.
– Очень хорошо, – президент взглянул прямо в объектив видеокамеры, которая транслировала его изображение в Лондон. – А каково ваше мнение, господин премьер-министр?
Глаза англичанина заблестели, это было видно даже через толстые стекла очков.
– Я считаю, господин президент, что нам необходимо удвоить наши усилия, чтобы довести эту войну до скорейшего и победоносного завершения.
– Я поддерживаю, – президент незаметно с облегчением вздохнул, чувствуя, как напряжение, в котором он пребывал, немного ослабло. Война с Германией и Францией – это было скверно само по себе, однако перспектива войны еще и с Россией была слишком ужасна, чтобы смотреть ей в лицо и не содрогаться.
Его взгляд остановился на карте, на которой были отражены союзные ВМС и транспортные конвои в Северном море. Если русские действительно решили не принимать участия в конфликте, значит, настала пора принимать более решительные действия против врагов, с которыми они уже столкнулись. Время сделать ответный ход.
– В этом случае я убежден, что мы должны немедленно одобрить операцию "Сенокосилка", господин премьер-министр.
Его британский визави так и подался вперед.
– Значит, вы уже разговаривали с Россом?
Президент кивнул.
– Да, вчера поздно ночью. Он заверил меня, что у него все готово. По всей видимости, наши новообретенные друзья ждут лишь нас, чтобы отдать приказ своим войскам двинуться в атаку, – президент покосился на своих советников, помня, что многие из них с большой осторожностью отнеслись к тому, что казалось им не чем иным, как политическим гамбитом – таким, который мог в военном смысле обойтись очень дорого, если хоть что-то пойдет не так, как надо. – Я знаю, что это рискованная операция, но я уверен, что нам стоит рискнуть.
Британский премьер некоторое время глядел на своих коллег по кабинету, а потом решительно кивнул.
– Заявляю вам от лица правительства Ее Величества, господин президент, что мы согласны. Мы должны нанести удар и нанести его именно сейчас.
– Тогда операция "Сенокосилка" начата, – президент повернулся к генералу Галлоуэю, и тот ухмыльнулся.
– Так точно, сэр.
Пока военные оживленно совещались, президент подозвал одного из своих помощников.
– Закажите телефонный разговор по защищенному каналу с нашим посольством в Нидерландах. Я хочу поговорить с Россом Хантингтоном. Срочно.
БОРТ АМЕРИКАНСКОГО ВОЕННОГО КОРАБЛЯ "ДЖОН ХЭНКОК", ТАКТИЧЕСКАЯ ГРУППИРОВКА 24.1, СЕВЕРНОЕ МОРЕ, РАЙОН ПРОЛИВА СКАГЕРРАК
Даже оставаясь недоступным для воздушной атаки и атаки вражеских подводных лодок, второй усиленный конвой транспортных судов, предназначенных для Польши, занимал значительное пространство. Дюжины торговых кораблей пересекали Северное море на скорости около пятнадцати узлов. Все они были нагружены танками "Абрамс", бронетранспортерами, орудиями и прочим имуществом двух американских "тяжелых" дивизий – 1-й бронекавалерийской и 4-й пехотной.
На расстоянии трех десятков морских миль впереди этой армады двигался на восток корабль ВМС США "Джон Хэнкок", прощупывая море своими гидрофонами и сонарами. Несмотря на то, что это был штабной корабль американских, британских и норвежских судов, сопровождавших конвой, его обособленная, выдвинутая позиция имела глубокий военный смысл. Ни один капитан, охотящийся за бесшумными дизельными подводными лодками, не желал бы находиться без крайней необходимости вблизи грохочущих двигателей и винтов огромного "стада" транспортных судов.
Напряжение на посту анализа боевой информации и на мостике миноносца класса "Спрюнс" нарастало. Они находились в нескольких часах пути от входа в узкое ограниченное водное пространство пролива Скагеррак – района, где предпочитали охотиться уцелевшие германские подводные лодки. Несмотря на то, что это был первый поход "Джона Хэнкока" сквозь смертельно опасный пролив, самые отъявленные пессимисты уже предвидели худшее и напевали "Железный таз идет на дно...", так как каждому на борту было известно, сколько хороших крепких посудин, пущенных на дно немецкими торпедами, уже исчезло из реестра ВМС.
В центре анализа боевой информации миноносца склонился над планшетным столом невысокий, плотный, рыжеватый командир конвоя капитан Том Уэйгант. Он наблюдал за тем, как офицер по тактическим операциям создает новый поисковый график для "Орионов" Р-3, которые должны были провести конвой через эту часть Северного моря. Он был озабочен тем, что теперь довольно долгое время он не будет иметь в своем распоряжении самолетов. Р-3 должны были вернуться на базу еще до того, как конвой войдет в Скагеррак. Впрочем, даже в сопровождении истребителей, тяжелые транспортные суда были слишком медлительны и неповоротливы, чтобы появляться в столь опасной близости от районов действий авиации ЕвроКона.
– Сэр, радиограмма "Обоу" от командующего Атлантическим флотом!
Негромкое восклицание радиста нарушило задумчивую сосредоточенность капитана, и он поднял голову от схем. "Обоу" было морским жаргонным словечком, означающим литеру "О", вторую по степени срочности в серии отправки донесений после "Молнии". "Молния" применялась только в случае неожиданного контакта с противником и прочего внеочередного радиообмена.
Капитан взял в руки телеграмму и просмотрел ее. После обычных значков, предваряющих радиограммы командования, помещался короткий текст приказа. Содержание его было непонятным и оттого – тревожным.
Поднимая глаза от бумаги, командир надеялся, что его бесстрастное, как у игрока в покер, выражение лица, привычку к которому он вырабатывал с самого училища в Аннаполисе, не выдаст подчиненным его волнения. Командиры ВМС США не должны терять самообладания, получив приказ, каким бы неожиданным он ни был.
Капитан второго ранга Эйвери, командир "Джона Хэнкока", приблизился к Уэйганту.
– Неприятности, сэр?
– Не совсем, Рич, – Том Уэйгант покачал головой. Подойдя к планшету, он внимательно посмотрел на подходы к проливу Скагеррак. – Поступила новая вводная. Передайте всем кораблям сигнал готовности изменить курс в течение ближайших тридцати минут, – наклонившись над картой, он взял в руку линейку и прочертил новую линию от той точки, в которой располагался "Хэнкок". Новый курс пролегал на зюйд-вест, прочь от Скагеррака и от Гданьска.
НА БОРТУ КОРАБЛЯ ВМС США "ИНЧХОН", ГРУППА ДЕСАНТНЫХ ТРАНСПОРТОВ В СЕВЕРНОМ МОРЕ
В двух сотнях миль к юго-западу десять десантных кораблей ВМС США, битком набитые морскими пехотинцами, техникой, боеприпасами и штурмовыми вертолетами, соединились с пятеркой боевых кораблей сопровождения – крейсером "Эгида" класса "Тикондерога", двумя миноносцами класса "Спрюнс" и двумя сторожевиками класса "Перри". Десантные корабли значительно различались между собой по величине и возможностям, начиная от десантно-штурмового корабля "Уосп", длиной в тысячу футов, и заканчивая танко-десантными кораблями и десантными катерами. "Инчхон", десантный вертолетоносец класса "Айводзима", служил штабным кораблем десантных сил.
Адмирал Джек Уорд в беспокойстве прохаживался по полетной палубе. Мало что в мире могло заставить его нервничать, во всяком случае после всего того, что ему довелось увидеть своими собственными глазами, однако таинственные "гости", наделенные полномочиями президента США, как раз и входили в этот короткий список чрезвычайных ситуаций. Особенно это касалось визитера, который должен был вот-вот прибыть вертолетом из Гааги, столицы нейтральной Голландии.
Джек Уорд перебрался с "Джорджа Вашингтона" на борт "Инчхона" лишь накануне, следуя инструкции командующего Атлантическим флотом. Теперь он понимал, что это перемещение его адмиральского вымпела было продиктовано исключительно необходимостью подготовки к встрече высокого гостя.
В полученной адмиралом шифровке сообщалось, что человек, которого он ожидает, предположительно везет с собой приказ, слишком секретный, чтобы доверить его простому офицеру связи или послать по обычным каналам. Вот только что это за приказ? Уорд терпеть не мог все эти "шпионские страсти". Подобной чепухи он насмотрелся в кино и справедливо считал, что именно на экране кинематографа ей самое место.
Тем временем служба радарного оповещения "Инчхона" вот уже несколько минут вела самолет, оказавшийся в пределах радиуса действия радиолокационных установок. Это был "Оспри" V-22 корпуса морской пехоты, и теперь адмирал вместе с офицерами своего штаба томился на палубе, ожидая незваного гостя. Судя по всему, у него не было никакого официального или военного звания, но адмирал решил, что человек, к которому прислушивается сам президент, заслуживает формальной торжественной церемонии.
Если бы этот джентльмен действительно оказался столь влиятельным, то адмирал мог бы воспользоваться случаем и получить через него кое-какие сведения для себя лично. У него накопилось немало вопросов, на которые он хотел бы знать ответ. Например, ему было не совсем ясно, почему десятитысячная бригада Экспедиционного корпуса морской пехоты, разместившаяся на борту "Инчхона" и остальных кораблей, вошедших в состав десантной группы, получила приказ остаться в Северном море, вместо того, чтобы на всех парах торопиться в Гданьск? Еще важнее этого было понять, почему вторая партия тяжеловооруженных дивизий регулярной армии, в поддержке которых поляки отчаянно нуждались, вдруг повернула обратно на юго-запад и теперь шла на соединение с его группой десантных транспортов. И почему "медные каски" из Пентагона, как их прозвали с давних пор за парадные головные уборы, постоянно вмешиваются и корректируют его рабочий план бомбоштурмовых ударов по береговым базам противника? В нем постоянно появлялись новые цели, а старые вычеркивались, и все это происходило без каких-либо объяснений.
Адмирал поморщился. Офицеры его штаба почти круглосуточно совещались с начальством в Вашингтоне и Лондоне, пытаясь каким-либо образом разрешить вопрос с этим непонятным манипулированием.
Теперь самолет был виден невооруженным глазом. Огромный "Оспри" сбросил скорость, и его очертания стали меняться: крылья разворачивались, изменяя плоскость вращения винтов из вертикальной в горизонтальную. Конвертоплан завис в воздухе и плавно опустился на палубу вертолетоносца.
Уорд подумал, что сейчас начнется самое интересное. Прибывающие куда-либо "очень важные персоны", как правило, желали видеть почетный караул и группу встречающих; вот только скольких статистов ожидает эта "шишка" из Белого дома? Формальные вопросы этикета никогда не интересовали адмирала, и, впервые столкнувшись с этой проблемой, он попал в затруднительное положение.
После бурных дебатов офицеры штаба рекомендовали ему выстроить на палубе взвод морской пехоты. И теперь, лишь только "Оспри" сел, солдаты в полевой форме и с оружием в руках помчались по полетной палубе, чтобы выстроиться у зеленого борта прибывшей машины.
Как только дверь конвертоплана стала открываться, сержант рявкнул "Смирно!", и солдаты замерли, неестественно вытянувшись. Уорд мельком взглянул на них, надеясь, что гость останется доволен. Морские пехотинцы выглядели превосходно – поджарые, крепкие, готовые к бою.
Того же, увы, нельзя было сказать о прибывшем. Человек, первым ступивший на металлические ступеньки трапа, был столь высок, что ему пришлось сложиться чуть ли не пополам, выбираясь из люка "Оспри". Пепельного цвета костюм и кейс выглядели на палубе боевого корабля более чем неуместно. Худой и седовласый, он выглядел бы довольно представительно, если бы не его изможденное лицо и ввалившиеся щеки. Он производил впечатление человека, некогда крупного телом и полного страстей, а теперь высохшего и угасшего.
Гость осторожно спустился по трапу и настороженно осмотрелся, на мгновение задержавшись на пехотинцах. Даже на таком значительном расстоянии Джек Уорд заметил, как блеснули его глаза. Приезжий выпрямился во весь свой немалый рост, подошел к замершему в салюте командиру взвода и пожал молодому человеку руку.
Затем он повернулся к Уорду, дожидавшемуся его в нескольких шагах от шеренги пехотинцев.
– Благодарю вас за встречу, адмирал. Мое имя – Росс Хантингтон.
Уорд пожал протянутую руку, чувствуя невольную симпатию к гостю. Этот Хантингтон производил впечатление трезвого, крепко стоящего на ногах человека и был ни капли не похож на заносчивого вашингтонского чинушу, которого адмирал в глубине души ожидал и боялся увидеть. Уорд подозревал, что посланник президента одного с ним возраста, однако Хантингтон выглядел гораздо старше и держался немного скованно.
Что же он за птица, и почему в Вашингтоне решили, что Хантингтон столь необходим группе десантных транспортов?
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ ПОЛЕТ В РАЙОН ГДАНЬСКА
Два "Миража" французских ВВС с треугольными крыльями молнией пронеслись на небольшой высоте над прибрежным польским городом Сопот и повернули на юг, взяв курс на торчащие вдалеке портальные краны, обозначающие собой Гданьский порт. На скорости около шестисот узлов, выстроенные вдоль морского берега гостиницы и отели Сопота пронеслись под фюзеляжами самолетов стремительным калейдоскопом черепичных крыш, дымоходов и песчаных пляжей. К востоку от города простиралось до самого горизонта Балтийское море.
Капитан Шарль Берто, пилот ведущего самолета, положил большой палец на кнопку включения фотоаппаратуры на рукояти управления. Он и его ведомый лейтенант Симонэ были на расстоянии всего нескольких секунд полета от объекта. Удивительно. Несмотря на то, что командование обещало провести несколько налетов авиации на другие цели, чтобы отвлечь внимание польских и американских истребителей от их разведывательного полета; казалось невероятным, что они сумели подобраться так близко к Гданьску и ни разу не были атакованы.
Тут это и произошло.
– Внимание, ракета! Ракета! Курсом шесть... – паническое радиосообщение Симонэ внезапно оборвалось. В наушниках раздался приглушенный грохот взрыва, за которым последовал лишь шорох статических разрядов. Ведомый "Мираж" превратился в кувыркающийся огненный шар.
Берто отреагировал почти мгновенно, заставив свой самолет совершить серию беспорядочных коротких маневров, чтобы ускользнуть с места атаки. Небольшая остроконечная тень, за которой тянулся шлейф упругого пламени и дыма, мелькнула в небе чуть впереди и взорвалась. Берто поспешно возобновил маневрирование, тщетно пытаясь обнаружить обстрелявший его истребитель противника.
Ничего. Снова ничего. Вот он! Французский летчик заметил мелькнувший позади него большой реактивный самолет с разнесенным хвостовым оперением. Это был F-15. На глазах Берто силуэт вражеского истребителя стал меняться, показались брюхо и плоскости крыльев. Преследовавший его самолет разворачивался в обратную сторону!
На какую-то долю секунды в Берто возобладал охотничий инстинкт летчика-истребителя. Его "Мираж", оборудованный для ведения воздушной разведки, имел несколько ракет "воздух-воздух" с термонаведением для самозащиты. Почему бы ему не повернуть вслед за убегающим врагом и не отомстить за смерть бедняги Симонэ? Но здравый смысл тут же взял верх и помог ему справиться с искушением.
Пилот F-15 ни за что не бросил бы свою добычу без достаточно веских причин. Очевидно, он приблизился к границе действия зенитных ракетных батарей, прикрывающих Гданьскую гавань от воздушного нападения. Внутри этой зоны каждый самолет автоматически расценивался как вражеский и подлежал обстрелу ракетами "Хок" и "Пэтриот", расположенных по периметру города.
Берто потянул рычаг и резко развернул "Мираж" обратно на юг. Портальные краны Гданьска были теперь гораздо ближе – на расстоянии всего нескольких километров.
Бип-бип-бип. Это запищал сигнализатор радарного обнаружения, предупреждая об опасности, и капитан Берто опустился еще ниже, стараясь укрыться от радаров управления зенитным огнем, уже начавших охоту за ним.
Теперь "Мираж" несся в считанных метрах от поверхности моря, то и дело вздрагивая, проваливаясь и раскачиваясь в приземных воздушных потоках. Преисполнившись мрачной решимости, Берто крепче вцепился в рукоять управления, направляя машину сквозь турбулентные вихри к порту.
Прямо перед ним с берега стартовала зенитная ракета, взбираясь ввысь на столбе огня и дыма. Шарль Берто оцепенел, прекрасно понимая, что у него нет ни времени, ни высоты, чтобы попытаться избегнуть попадания. Ему оставалось лишь двигаться прежним курсом и молиться. Если ему повезет, то американская радарная установка не сможет удержать на нем луч наведения на такой малой высоте.
Ему повезло. Ракета пронеслась над ним и взорвалась где-то далеко позади. Прежде чем батарея успела произвести второй выстрел, он оказался уже над городом.
Потянув на себя рычаг управления, Берто поднялся повыше, чтобы не зацепить крыши складов, магазинов и жилых домов, обрамляющих гавань. Большой палец снова утвердился на кнопке включения фототехники. В любую секунду она могла понадобиться.
Продолжая мчаться на высокой скорости, "Мираж" прогрохотал над последним рядом строений и оказался над гаванью, забитой кораблями. Пора! Он нажал на кнопку и выровнял машину.
Выстреливая в сторону ложные цели, чтобы обмануть ракеты с инфракрасной головкой самонаведения, которые могли быть выпущены по нему с любого из сгрудившихся внизу транспортных судов, Берто с быстротой молнии пронесся над портом и гаванью, над дюжиной огромных сухогрузов и транспортных кораблей, вставших на стоянку около доков, над одетыми в военную форму людьми, разбегающимися в разные стороны в поисках укрытия, и над сотнями раскрашенных в камуфляжные цвета боевых машин, вплотную одна к другой стоящих на причалах и набережных. Боже мой!
Берто включил радиосвязь.
– "Разведчик-лидер" – "Базе". Американцы разгружают в порту тяжелое вооружение. Повторяю! В порту разгружают тяжелое вооружение.
Теперь, когда его миссия была выполнена, Берто мог позволить себе на полной скорости нестись прочь, чтобы покинуть опасную зону.
Он не заметил направляемую радаром зенитную ракету, которая пристроилась ему в хвост и резко увеличила скорость. Мощная боеголовка взорвалась под правым крылом разведывательного самолета и полностью разрушила его. Объятый пламенем "Мираж" нелепо закувыркался и, взорвавшись, рухнул в воду.
ПАЛЕ-РОЙЯЛЬ, ПАРИЖ
Первые сообщения о переданном по радио предупреждении капитана Берто достигли Парижа после наступления темноты.
Во время частной беседы с министром обороны и начальником Главного департамента внешней безопасности Никола Десо сидел, опустив плечи и глядя в полированную поверхность стола перед собой. Приподнятое настроение сегодняшнего утра, когда посланник Сорэ сообщил ему о том, что русские согласны вступить в войну, давно оставило его.
Он поморщился. Из Москвы поступали невнятные, коротенькие сообщения, но было совершенно достоверно известно, что маршал Каминов и его генералы мертвы. Вместе с ними следовало похоронить и все надежды на то, что российско-французский договор когда-нибудь вступит в силу. Хуже всего было то, что законный президент России вернулся к власти, а он был широко известен своими проамериканскими настроениями. Как все произошло? Кто их предал?
Десо посмотрел на Морина.
– Вы еще не связались с Дюроком?
Начальник Департамента разведки покачал головой.
– Нет, господин министр. Никто в посольстве не видел ни его, ни его оперативников на протяжении вот уже целых суток.
– Невероятно!
Мишель Гюши шевельнулся в своем кресле.
– Невероятно или нет, но они отсутствуют, – министр обороны пожал плечами. – Может быть, они мертвы. Или их держат в тюрьме. Какая, в конце концов, разница, когда происходят такие значительные события? Перед нами стоят проблемы более срочные. – Огромный нормандец наклонился вперед.
– Без русских у нас есть только одна возможность одержать победу. Мы должны захватить Гданьск до того, как к американцам и полякам прибудет подкрепление.
– Не надо меня учить, Гюши! – нарастающее отчаяние заставило Десо сбросить тонкое покрывало вежливости, но он быстро овладел собой. – Вы разговаривали с нашими полевыми командирами?
Гюши кивнул.
– Да. Они считают, что это все еще можно проделать.
– Как? – За последние несколько часов Десо впервые почувствовал слабую надежду. Может быть, даже теперь еще не все потеряно.
– Тяжелая бронетехника, замеченная нашим пилотом-разведчиком, только разгружается. Это означает, что американские и польские дивизии, занявшие оборону возле Быдгощ, еще очень слабы, а их оборонительные порядки растянуты тонкой линией, так как они вынуждены прикрывать слишком большой район, – объяснил министр обороны. – Генерал Монтан и его офицеры убеждены, что как только наш усиленный танками атакующий клин пробьет дыру в этой недостаточно глубокоэшелонированной обороне, противнику не удастся остановить нашего продвижения вплоть до самого города.
– Когда же мы возобновим наступление? – с живостью поинтересовался Десо.
– Завтра на рассвете.