Потрясенные, все шестеро застыли как вкопанные.
— Твою мать, что здесь произошло? — пробормотал Бракстон, высказывая вслух то, о чем, несомненно, подумали все.
От обители Блаженной Девы Марии остались только три каменных стены, прорезанных стрельчатыми окнами, из зияющих ниш свисали спутанные плети увядшего плюща.
— Вид у монастыря такой, словно его обстреляли из минометов. — Это уже был Макфарлейн, его огрубелые щеки горели едва сдерживаемой яростью.
— Полагаю, обитель Блаженной Девы Марии была разрушена в правление Тюдоров, — тихо заметил Кэдмон. — В 1538 году парламент под нажимом короля Генриха VIII издал официальный эдикт, известный как «Закон о роспуске монастырей». Новый закон позволил Генриху конфисковать всю собственность, принадлежавшую монастырям. При поддержке сверхрьяного местного населения, которое надеялось прибрать к своим алчным рукам церковные богатства, слуги короля разрушили множество монастырей, с крыш снимался свинец, а камни использовались для возведения светских зданий.
Эди не могла оторвать взгляд от печальных развалин: пустая готическая скорлупа, открытая небесам, пожухлая трава, покрытая коркой льда, сверкающая драгоценными камнями. Быть может, все дело было в утреннем тумане, но она готова была поклясться, что в воздухе до сих пор висел призрачный отпечаток ладана, восковых свечей и молитвенных песнопений.
Обернувшись, Эди посмотрела на Кэдмона, молчаливо вопрошая: «А что, если следующее указание было заключено в витраже, разбитом вдребезги столетия назад?»
Едва уловимо покачав головой, Кэдмон предостерег ее от того, чтобы высказывать подобные мысли вслух, и перевел взгляд на Стэнфорда Макфарлейна.
Эди поняла, что он хотел сказать. Если Макфарлейн решит, что игра окончена, они с Кэдмоном будут убиты прямо здесь. Во что бы то ни стало им нужно было делать вид, что «игра продолжается».
Испуганная внезапным криком, Эди непроизвольно обернулась.
На голой ветке дерева, громко каркая, сидела ворона.
От природы не суеверная, Эди тем не менее сочла это очень дурным предзнаменованием.