— …и если нас найдут, нам останется только пожалеть о том, что мы заблаговременно не обзавелись участком земли на кладбище и могильной плитой.
Какое-то мгновение Кэдмон Эйсквит молча таращился на стоящую перед ним красотку, явно страдающую манией преследования. Словно спятивший дирижер, она размахивала руками, подчеркивая безумные слова, которые срывались с ее растрескавшихся окровавленных губ.
— Почему вы связались со мной? Почему не обратились к правоохранительным органам? — Кэдмон говорил спокойно, не желая давить, переводя стрелки со «спятившей» на «пришибленную».
— Потому что «правоохранительные органы» причастны к убийству, вот почему. Продажные полицейские, свои люди в ФБР. Они ошибочно решили, что доктор Паджхэм успел прямо перед смертью отправить вам сообщение по электронной почте, — ответила женщина, судя по всему, неспособная говорить связными предложениями. — Вот почему вас хотят убить. И, поверьте, для этих людей расправиться с вами будет детской забавой. Все равно что Джеку-Потрошителю вытащить из шляпы кролика «Энерджайзера».
— Мм. — У Кэдмона мелькнула мысль, не приняла ли женщина какое-нибудь галлюциногенное средство.
— Это все, что вы можете мне сказать? — поджала губы Эди.
— Еще я мог бы сказать, что у вас склонность к смешанным метафорам.
— Послушайте, я убийственно серьезна. Упор на слове «убийственно», это на тот случай, если вы слишком тупы, чтобы меня понять. Вы мне по-прежнему не верите? Замечательно. У меня с собой есть доказательство.
— Вот как?
Женщина начала рыться в хозяйственной сумке, висящей на обтянутой кожзаменителем спинке стула. Заглянув внутрь, Кэдмон увидел канцелярскую папку и раскисшую картонную коробку с замороженными овощами.
Все ясно как день: у этой женщины определенно не все дома.
С решительным видом она вытащила из сумки куртку камуфляжной расцветки и буквально ткнула ею Кэдмону в лицо.
— Вот это было на мне, когда доктора Паджхэма убили, и мне пришлось перебираться через его тело. — Ее грудь заметно поднималась и опускалась от волнения. — Это его кровью перепачкана моя куртка.
— Можно взглянуть? — Потрогав кровавое пятно, Кэдмон с удивлением обнаружил, что оно влажное.
Если бы не свежая кровь и слабый запах рвоты, следовало бы отмахнуться от этой сумасшедшей, однако теперь он достал из нагрудного кармана сотовый телефон.
— Что вы делаете? — Эди Миллер в отчаянии схватила его за руку, не позволяя поднести трубку к уху. — Если вы позвоните в полицию, нас можно считать трупами.
— Будьте любезны, отдайте мне телефон, и я позвоню Паджхэму.
— Звоните ради бога, — пробормотала она, освобождая хватку цербера.
Когда через пять гудков включился автоответчик, Кэдмон разорвал соединение.
— Похоже, старина Падж выключил телефон.
— Нет! — вскрикнула Эди Миллер, привлекая удивленные взгляды проходящих мимо. — Старина Падж лежит под столом в луже собственной крови.
Встревоженный тем, что она и дальше будет привлекать к себе нежелательное внимание, Кэдмон указал на свободный столик:
— Я готов вас выслушать, при условии, что вы будете сохранять спокойствие. Понятно?
Она кивнула, изображая раскаяние.
— Ну, хорошо. В таком случае садитесь, а я принесу кофе. Если, конечно, вы не предпочитаете чай.
— Нет, лучше кофе. — Она взглянула на стойку. — А еще лучше капучино.
— Замечание принято. Я ненадолго.
Словно послушная ученица, Эди Миллер прошла к маленькому столику у стойки. Опустившись на стул, она сняла с плеча холщовую сумку и прижала ее к груди. Кэдмон в первую очередь обратил внимание на глубоко посаженные карие глаза, наполовину скрытые завитками темно-каштановых волос и подчеркнутые прямыми бровями, придававшими ей строгий, чуть ли не грустный вид, никак не вязавшийся с остальным лицом. Как не вязавшийся и с эксцентричным нарядом: черная кожаная куртка, тупоносые черные ботинки и длинная юбка в красную и пурпурную клетку.
«Помоги мне, Господи, за то, что я пришел на помощь этой безумной дамочке», — пробормотал под нос Кэдмон.
Ошибочно предположив, что ее сообщение имеет какое-то отношение к его подозрениям относительно возмездия со стороны ИРА, он решил «надеть доспехи и вступить в бой», но такого никак не мог предвидеть.
Заказав капучино и черный кофе, Кэдмон достал из бумажника несколько купюр и протянул их кассиру. Выйдя из очереди, захватил пакетики с сахаром, баночки со сливками, пластмассовые ложечки и бумажные салфетки, сунул все это в карман пальто и, держа в руке по стаканчику кофе, вернулся к столику.
— Не зная, как вы предпочитаете кофе, я решил переусердствовать, — сказал он, высыпая добычу.
Его заметно подавленная спутница взяла два пакетика сахара и, помахивая ими из стороны в сторону, заметила:
— Я всегда кладу в кофе пару пакетиков. А знаете, до меня только сейчас дошло, что я даже не знаю, как вас зовут.
— Кэдмон, — ответил он, наблюдая за тем, как она наморщила лоб, услышав это староанглийское имя, необычное имя, которое ему дал отец, в надежде сделать из него мужчину, чтобы ему с детских лет приходилось с поднятой головой терпеть нападки мальчишек.
— Я полагала, англичане предпочитают чай.
— Ну, меня все считают иконоборцем. — Вскрыв баночку, Кэдмон вылил сливки в стаканчик, после чего приступил к расспросам: — Как получилось, что вы стали свидетелем этого предполагаемого убийства?
— А вас нелегко в чем-либо убедить, да? Хотя, наверное, на вашем месте я вела бы себя так же. Отвечаю на ваш вопрос. Я — вольнонаемный фотограф, работала в музее Гопкинса. Вот как я стала свидетелем убийства. — Эди Миллер уже собралась поднести стаканчик ко рту, но вдруг опустила его на столик. — Прежде чем я расскажу вам о случившемся, мне хотелось бы знать, откуда вы знакомы с доктором Паджхэмом? — резко спросила она, обезоруживая своей прямотой.
— Мы вместе играли в крикет, когда учились в Оксфорде. И, как это часто бывает с юношеской дружбой, впоследствии потеряли друг друга. Когда Падж узнал, что я на последнем этапе турне в поддержку своей книги буду в Вашингтоне, он мне позвонил. Предложил встретиться, чего-нибудь выпить, поболтать о былых временах, и все такое. Вы удовлетворены? Тогда ваша очередь, мисс Миллер.
— Месяц назад Элиот Гопкинс пригласил меня составить цифровой фотоархив всего собрания музея. Я работала по понедельникам, потому что по понедельникам музей закрыт для посетителей.
— Что позволяло вам без помех фотографировать экспонаты, — подсказал Кэдмон.
— Совершенно верно. Однако сегодня все произошло не так, как обычно.
— Вот как?
— Доктор Паджхэм был у себя в кабинете, хотя по понедельникам он никогда не бывал в музее.
— Больше в музее никого не было?
— Как обычно, внизу дежурили двое охранников. — Она пытливо посмотрела на него: — Вы следите за мной, да?
— Да, да, — заверил ее Кэдмон. — Пожалуйста, продолжайте.
— Где-то около половины второго доктор Паджхэм позвонил мне и пригласил подняться в административное крыло.
— Зачем?
— Он хотел, чтобы я кое-что сфотографировала. Мне показалось, доктор Паджхэм работает над какой-то особенной темой, вот почему и пришел в музей в свой выходной. Послушная исполнительница, я поднялась на четвертый этаж и сфотографировала реликвию. — Кэдмон уловил у нее в голосе нотки сарказма. — Я уже собиралась уходить, когда от компьютера отвалился кабель. Доктор Паджхэм уговорил меня забраться под стол и восстановить соединение.
— А вот это уже похоже на того Паджа, которого я знаю и люблю, — кивнул Кэдмон.
— Которого вы знали и любили. Я же вам говорила, его…
— Да, он покинул этот мир, но не нужно заострять на этом внимание.
— Не нужно напрасно раздражаться, — возразила Эди Миллер, показывая, что она далеко не увядшая фиалка. — Одним словом, я все еще сидела, скрючившись, под столом, когда в кабинет вошел неизвестный и в упор выстрелил доктору Паджхэму в голову. — У нее затряслись руки, и она стиснула стаканчик с кофе. — Смерть была мгновенной. Убийца понятия не имел, что я сижу под столом… что я все видела.
Кэдмон пристально посмотрел на курчавую красотку напротив, удержавшись от желания привлечь ее к себе, унять дрожь, разлившуюся с рук по всему телу.
— Как вам удалось выбраться?
— Я спустилась по пожарной лестнице, спряталась в переулке и увидела, как убийца подошел к полицейскому. Вот тогда дело приняло по-настоящему дурной оборот. — Она посмотрела Кэдмону в глаза. — Убийца и полицейский были заодно.
— Они вас видели?
— Нет. Но это не имело особого значения, поскольку убийца уже проверил регистрационный журнал системы безопасности музея и обнаружил, что я в момент убийства находилась в здании. Поэтому эти люди теперь меня ищут.
— Вы смогли бы опознать нападавшего?
— Убийцу, — поправила Эди Миллер. — Нет, лица его я не видела, он был в маске. А когда снял маску, то находился слишком далеко, чтобы я смогла его хорошенько рассмотреть. Единственное, я обратила внимание на армейский «ежик». И еще он очень большой. По-настоящему большой, огромный. Накачанный стероидами, — добавила она, показывая рост и ширину плеч убийцы. Если ее оценкам можно было верить, убийца имел в плечах немыслимые четыре с половиной фута. — Только это и осталось у меня в памяти.
— Понятно.
— Подождите! — воскликнула она, возбужденно стукнув кулаком по столу. Капучино пролился через край. — У него на пальце правой руки было необычное кольцо. — Раскрыв сумку, она достала листок бумаги. — У вас есть чем писать?
Кэдмон молча сунул руку в нагрудный карман и достал шариковую ручку. Схватив ее, Эди нарисовала сложный узор, склонив голову набок, изучила свое творение, после чего пододвинула листок Кэдмону:
— Извините, я фотограф, а не художник.
Взглянув на рисунок, Кэдмон тотчас же узнал узор.
— Очень любопытно… это иерусалимский крест, известный также как «крест крестоносцев». Четыре креста в виде буквы «Т» олицетворяют Ветхий Завет. — Он указал на большие кресты. — А четыре греческих креста олицетворяют Новый Завет. Вы уверены, что именно этот символ был изображен на… э… кольце убийцы?
— Это настолько важно? — округлила глаза Эди.
— Это было очень важно для средневековых рыцарей, сражавшихся за Святую землю, — сообщил Кэдмон. Он прекрасно разбирался в этой теме, поскольку во время обучения в Оксфорде интересовался историей рыцарей-тамплиеров. Как выяснилось, этот одержимый интерес в конечном счете стоил ему академической карьеры. — В двенадцатом веке именно этот крест был гербом просуществовавшего совсем недолго королевства Иерусалимского. Хотя европейские рыцари… — Он смущенно кашлянул: — Прошу прощения, я увлекся. Больше вы ничего не помните?
Эди прикусила нижнюю губу, открывая свои немного кривоватые резцы. Но губы у нее были полные, красивые.
— Нет, извините. Но ведь вы мне верите, правда? Насчет того, что доктор Паджхэм убит?
Кэдмон покачал головой, не зная, как отнестись к этой фантастической истории.
— Во имя всего святого, зачем этому неизвестному в маске понадобилось убивать Джонатана Паджхэма? Падж был безобидный, как муха. Порой занудный, должен признать, но абсолютно безобидный.
Она смотрела на него долго и пристально, как будто он только что задал глупый вопрос.
— Он был убит из-за похищенной реликвии.
— «Похищенной реликвии»? Вы впервые упомянули какую-то реликвию.
У нее в глазах появилось недоумение. Затем, тряхнув головой, она сказала:
— О господи, извините. Произошло столько всего, у меня все смешалось, в голове словно замкнуло.
Шок. Сейчас она впадет в шок. И снова Кэдмон ощутил желание заключить ее в объятия. Хотя похождения Эди Миллер могли быть воображаемыми, ее проникнутая ужасом паника была совершенно настоящей.
— Хлебните кофе.
Она залпом допила капучино. Увидев у нее на верхней губе маленькое коричневое пятнышко, Кэдмон непроизвольно схватил салфетку и вытер его. Затем, виновато поймав себя на непростительной интимности, скомкал салфетку и бросил ее на стол.
— Доктор Паджхэм как раз собирался отправить вам фотографию одной реликвии, но был убит.
— Фотографию одной реликвии? Зачем?
Раскрыв сумку, Эди Миллер достала фотоаппарат.
— Он не сказал. Но я… я на всякий случай сохранила копию фотографии во внутренней памяти камеры. Вот… — Она протянула Кэдмону аппарат. — Вот та реликвия, которая была похищена.
Держа фотоаппарат в нескольких дюймах от лица, Кэдмон изучил снимок, не в силах поверить своим глазам. У него перехватило дыхание. Невообразимый рассказ Эди Миллер внезапно приобрел смысл.
— Гром и молния! Не могу в это поверить. Я просто никак не могу в это поверить, — прошептал он, не в силах оторвать взгляд от фотографии.
— Если судить по потрясенному выражению вашего лица, эта реликвия достаточно ценная, чтобы ее похитить.
— Вне всякого сомнения.
— А как насчет убийства? Настолько ли она ценна, чтобы ради нее убить человека?
Кэдмон опустил фотоаппарат, остро осознав, что Эди Миллер угрожает смертельная опасность.
— О, полагаю, многие, не задумываясь, пойдут на убийство, чтобы получить легендарные «Камни огня».