Крапивник

Главы 70–71. Луна

…

70. Луна.

…

Передо мной возник дом в маленьком городке на острове — дом моего прадедушки. Я видела это место только в амулетах.

Был солнечный летний день. Июль между вторым и третьим курсом.

Мама что-то вышивала, сидя в саду.

— Пацифика, — прабабушка, которую я совсем не знала, принесла конверт. — Тебе твой мальчик снова пишет.

— Ой, спасибо, бабуль.

Мама мигом оторвала краешек конверта и заглянула в листочек. С лёгкой улыбкой и тоской по молодости в глазах, бабушка ушла в дом.

«Привет, Пацифика, я ещё жив.

Не думаю, что ты ожидала обратного, но ты не представляешь, что я пережил. Страх и ужас. Боль и унижение… я встретил гусей. Это исчадья Долины Страданий!

Внимание, история:

Т. к. я всё ещё гощу у Аслана, пошли мы значит с ним гулять (а он же в маленьком городе живёт, так там иногда зверьё по улицам гоняют). Навстречу девочка, лет семь, а с ней эти черти!

Я про гусей только читал, но ни в одной чёртовой книге не было написано, что в них заложен инстинкт уничтожения всего живого!

Думаю: «Классные птицы, похожи на лебедей, но менее пафосные». Говорю: «Можно потрогать?»

Ни девочка, ни Аслан — никто не сказал, что они не любят обниматься и попытаются меня сожрать… я никогда так быстро не лазил по деревьям.

Иронично, что хозяева, которые их сожрут, могут их прутиком гонять и ничего, а вот если чужой человек идёт с дружелюбными намереньями: «У-га-га, братва, айда рвать его на куски!»

Собственно, всё. Больше новостей нет. Жду твоих.

Эдмунд»

Мама закрыла лицо ладонью, негромко смеясь:

— Не любят обниматься… кто б сомневался!

Из лилового тумана возникла столовая академии. Первый день третьего курса.

— Как думаешь, где Эдмунд? — мама опустила в чай край печенюшки. — Его не было видно на церемонии.

— Он же низкий, — Оливия вовсю уминала плюшку. — Может, его за спинами не было видно.

— Ну не до такой же степени, Лив. Да и волосы уж очень приметные.

— Может, подстригся.

— Не пугай меня.

— Ну хочешь, давай у Нерта спросим, — Оливия указала на стол, где в гордом одиночестве сидел Аслан. Высокий, крепкий и похудевший за лето.

Не дожидаясь ответа, Оливия подхватила свой обед и пересела туда. Мама последовала её примеру.

— Привет, Нерт. Хорошо выглядишь.

— Спасибо, могу сказать о тебе то же.

— Здравствуй, Аслан.

— Здравствуй, — юноша почти сразу вернулся к своему куску пирога.

— Не знаешь, куда Крапивник делся?

— Никуда. Ему в банк нужно было. Скоро придёт.

Некоторое время троица молча ела, отвлекаясь только на звук открывающейся двери, но вот из-за неё в столовую шагнул юноша в светлой одежде, идеально сидящей по фигуре. Кудри были заколоты на затылке карандашом. В сравнении с мальчиком из прошлого воспоминания, он выглядел восхитительно: он стал выше, шире в плечах, лицо сильнее вытянулось, нос из немного задранного окончательно сделался прямым и перестал портить общий вид. Словом, Эд стал почти таким, каким я его знаю. Только моложе и, может, чуточку ниже.

— Смотри, — Оливия ткнула маму.

Юноша прошёл по столовой, приковывая к себе удивлённые взгляды знакомых, и с обворожительной улыбкой остановился около стола:

— Привет, девчонки, — голос тоже изменился — стал ниже и мягче, менее детским и более привычным для меня.

Эд остановил на маме взгляд. Фигурки людей в столовой размылись, их бурные диалоги поутихли, ясным оставался лишь образ Эдмунда — в этот момент мама смотрела только на него.

— Я в восторге, Крапивник. Ты под какими чарами? — словно издали раздался голос Оливии.

— Под веселящими, — парень щёлкнул пальцем по горлу, намекая на алкоголь. — Сейчас приду.

Юноша зашагал туда, где давали еду. Картинка вернула ясность.

— Я смотрю, тебе тоже понравилось, — Оливия подпёрла кулачками щёки, глядя на маму. — Лапочка?

— Ага… — на щеках выступили розовые пятна. — Очень симпатичный.

— Всё с тобой понятно. На сколько процентов усилится ревность при попытке других девушек взаимодействовать с Эдом?

— Я не ревнивая, — румянец стал ярче. — Я ведь не злюсь, когда они просто разговаривают.

— Ну-ну.

— Итак, — Эдмунд неожиданно возник рядом со столом и опустил на него молоко и пирог. — Я пришёл. Что интересного я ещё не знаю?

— Поздравляю, Крапивник, женская половина стола единогласно установила, что ты лапочка, — усмехнулся Аслан.

Эд со смехом взялся за еду.

— Ты действительно отлично выглядишь, — заверила Оливия. — Это колдовство или реально за лето так изменился?

— Обижаешь, — Эд откусил большой кусок, серьёзно замазав лицо.

— Ты стал ещё больше похож на мать, — не унималась девушка. — Ты хоть что-то от отца унаследовал?

— Дар, — коротко ответил парень с набитыми щеками.

— У нас с Оливией вопрос, — Аслан протёр губы салфеткой. — Пацифика говорит, что она не ревнивая. Мы не согласны. Твоё мнение?

Мама залилась краской. Её смущение забавляло Оливию и Аслана.

— Если отвечу честно, она мне голову отгрызёт. Поэтому… — Эдмунд состроил неправдоподобно серьёзное лицо. — Совершенно не ревнивая. Всё претензии в разумных пределах.

— Что ж, спор разрешён не в твою пользу, Пацифика, — констатировал Аслан и отхлебнул из своей кружки.

— Ну ладно, к тебе такой вопрос, Цифи, — Эдмунд потёр кончик носа. — Когда встретимся?

— У нас сегодня пятый урок последний, — мама всё ещё не спускала с парня взгляда. Его чёткий образ уже начинал надоедать. Во-первых, Эд не в моём вкусе, я вообще не люблю брюнетов, особенно бледных, во-вторых, я не могу игнорировать тот факт, что он старше меня на двадцать лет.

— А у нас в первый день четыре. Я подожду в библиотеке.

Это воспоминание кончилось.

Следующее началось в тот же день в библиотеке. Меж стеллажей возле маленьких окошек стояли столы.

За одним из них с книгой устроился Эдмунд. Увлечённый чтением, он не замечал ничего вокруг.

Мама остановилась в паре метров от него, разглядывая. В маминых эмоциях я слышала всё, что только можно, но волновала всего одна, пока не очень яркая, но вполне чёткая мысль… Кажется, есть вероятность, что мой визит в их память скоро превратится в прочтение той сомнительной книги.

Я на всякий случай вспомнила, как пропускать воспоминания в цепочках.

— Эд, — позвала мама, запуская пальцы ему в волосы.

— А? — парень поднял голову. — Ну что, идём?

— Идём.

Эд встал, поставил на место книгу и закинул на плечо сумку.

Девушка смотрела на него не моргая.

— Ты чего, Циф?

— Ничего… просто непривычно смотреть на тебя снизу вверх.

Потянулись короткие обрывки будней. Их содержание мало отличалось от будней на втором курсе, но время от времени и от Эда, и от мамы исходили вот эти вот напрягающие меня мыслишки. Может, стоило просто почитать в письмах Эда, кто был его невестой, а не изучать полную картину? И что я раньше об этом не подумала?

Где-то на фоне послышался голос моего учителя:

— Я хочу экстерном закончить академию. Что я буду тут сидеть? Лучше начну строить карьеру. Мадам Лониан уже обещала помочь устроится в Королевское Научное Общество. Пока на самую низкую должность, но я там не задержусь.

Лиловая дымка открыла для меня день во второй половине октября.

В нём взволнованная мама сидела на кровати. Моя тётя Артемида, которой в это время был двадцать один год, заплетала ей волосы.

— Ты абсолютно уверена, что он дома?

— Да.

— И абсолютно точно всё решила?

— Да.

— Всё, что я говорила, помнишь?

— Абсолютно.

Я ничего не поняла из этого разговора. Но всё прояснило продолжение того же дня.

В почти пустом доме, принадлежащем Эдмунду, пахло штукатуркой и строительным раствором — спустя два с лишним года хозяин, наконец, взялся за ремонт.

— Иди в ту комнату, там уже со стенами закончено, — бросил из ванной Эд, старательно счищающий с рук серые пятна.

Мама зашла в просто обставленную спальню. Всё её наполнение составляла большая кровать, стол, засыпанный книгами, бумажками, несколькими чашками от кофе, и шкаф с одеждой.

Я прислушалась к более поздним воспоминаниям мамы и учителя, пытаясь понять, что случится в этом воспоминании.

Пролог той книги. Может, не настолько… безумный, но всё равно.

Пропустить! Пропустить! Пропустить это!

Взамен него замелькали короткие отрывки. Всё то же, что и было, но теперь и с намёками на новый аспект отношений.

Новый день. Начало ноября.

Мама и Оливия сидели во дворе. Там, куда они смотрели, Эдмунд записывал решения в тетрадки пяти девушек. Одна из них в открытую флиртовала с парнем. Разговоров не было слышно, вместо них мама наблюдала, как начищенные выкрашенные красным ногти скользят по его плечам. Эд сохранял холодность, но и не сопротивлялся действиям девицы.

Склонившись к самому уху юноши, девица что-то сказала и накрутила на палец витую чёрную прядь парнишки.

— Эй! — вскрикнул Эд и быстро убрал от волос её руку. — Спутаешь!

Девушка отодвинулась, не ожидав такой реакции, но вскоре снова зависла над ним, заглядывая в тетради.

Эд быстро дописал решения. Захлопнув последнюю тетрадь, резко встал, едва не ударив плечом в челюсть настырной девице.

Прощание заняло всего секунду, в течение которой парень вручил одной из девушек стопку тетрадей, забрал деньги и ушёл.

Я вслед за молодыми версиями матери и Оливией подошли к девице, только что говорившей с Эдмундом.

— Не трогай Эда, — мама держала на лице маску непоколебимой уверенности.

— А то что? Он же не твоя собственность.

— В данный момент он мой парень. Если мы вдруг расстанемся — пожалуйста, но пока, — мама сделала многозначительную паузу. — Не смей. Трогать. Моего парня.

— Ой, напугала.

— Я не пугала, — мама ни на секунду не роняла лицо. — Это просто совет на будущее.

— Он, вообще-то, не был против.

— Мы обязательно поговорим об этом, но не с тобой. Всё, что касается тебя, ты уже услышала.

Мама развернулась и, больше не сказав ни слова, не реагируя на слова соперницы, отправилась в том же направлении, где скрылся Эдмунд. Оливия следом.

— Хорошо вышло?

— Да не то слово, — поддержала подруга. — Что ты собираешься сделать с Крапивником?

— Голову откушу, как самка богомола.

— Отличная идея, вот только она съедает партнёра после… так сказать, первой брачной ночи.

— Не уж. Сначала я ему голову оторву, потом пришью, а потом уж со всем остальным будем разбираться.

Подружки замолчали, спешно шагая к спортивному полю.

Мы остановились на стадионе и оглядели трибуны. Отыскав похожую фигурку, одиноко устроившуюся на верхнем ряду, зашагали туда. Учитель до последнего не замечал, пристально глядя в книгу.

— Эдмунд! — мама нависла над юношей.

Парень дёрнулся. Растерянный, немного наивный взгляд больших тёмных глаз устремился на маму. Разобравшись, кто перед ним, Эд улыбнулся:

— Привет, девчонки. Что-то случилось?

Мама ответила не сразу, обдумывая замеченный ею факт: каждый раз, когда Эда выдёргивали из своих мыслей, он так мило терялся. А когда улыбался, на него и вовсе невозможно было злиться.

Тяжело вздохнув, девушка села к Эду на колени и провела пальцем по шее.

— Выбираешь, где вкуснее? — усмехнулась Оливия. — Я думала, будет скандал.

Эдмунд напрягся:

— Что я натворил?

— Не буду мешать, — Оливия перебралась на несколько рядов вниз и устроилась на скамье с бульварным романом.

— Ну, так… за что мне светит кара?

— Очень много позволяешь той… с красными ногтями и аляповатым макияжем.

Эд посмотрел в сторону, словно ища там подсказку. До него дошло не сразу.

— Пф! Я даже внимания не обратил.

— Эдмунд, — строго начала девушка и сняла с парня шарф, неаккуратно болтавшийся на плече. Расправила его и принялась заботливо накручивать на горло возлюбленного, нежно бормоча. — Ты же у меня умненький?

— Скорее да, чем нет.

— Вот и подумай хорошенько, мне нравится, когда другие девочки на тебя вешаются?

— Вряд ли, — Эд расплылся в улыбке от такой манеры общения, Пацифика будто отчитывала маленького ребёнка, а не парня-одногодку.

— Правильно, — мама закончила с шарфом и начала застёгивать пуговки на куртке. — А когда ты позволяешь им на тебя вешаться?

— Не нравится, — учитель начал посмеиваться.

— Я надеюсь, ты не пытаешься так заставить меня ревновать?

— Зачем пытаться? Само получается, — юноша сложил руки маме на талию.

— Я тебе сейчас нос отгрызу.

— Совсем или до нормальной длины? — Эд со смехом положил голову на хрупкое плечо.

— Дурак, — мама улыбнулась, укладывая руку на кудри, но тут же убрала. — Тебе не нравится, когда трогают волосы?

— В целом я не против, пока это им не вредит, — Эд вернул на голову её руку. — Значит, не позволять другим девушкам меня обнимать, целовать, садится на колени и пусть ближе, чем на метр, вообще не подходят. Я верно тебя понял?

— Не ближе, чем на метр… это хорошо, конечно, но перебор. Главное первые три пункта.

— На парней это распространяется?

— На парней? — мама вопросительно взглянула в абсолютно безмятежное лицо. — А ты собираешься делать всё это с парнями?

— Не всё, конечно, — учитель оторвал голову от неё. — Но мало ли… закинул руку другу на плечо, а ты уже приговорила меня к казни за объятья.

— До момента, когда ты начнёшь с парнями целоваться, я ничего против них не имею.

— Что, и на колени сажать можно? Главное не целовать? — Эдмунд тряхнул ногой, чтобы удержать равновесие мама была вынуждена практически лечь ему на грудь.

— Не пугай меня, Эд. Я очень хочу верить, что хоть среди парней у меня нет соперников.

— То есть соперники среди девушек не так страшны?

— Тебе всё-таки не нужен нос, да?

Юноша улыбнулся:

— Да ладно тебе, я же не серьёзно.

— Я очень на это надеюсь, Эдмунд. Где твоя шапка?

Учитель секунду перестраивался на новую тему разговора, затем вытащил из кармана полосатую зелёно-бело-коричневую шапку. Мама осторожно надела её на парня:

— Ноябрь, Эд. Начинай одеваться по погоде.

Он высунул кончик языка, недвусмысленно выражая своё отношения к этому требованию.

— Мы пришли к соглашению?

— По поводу девушек — да, по поводу одежды… — учитель засомневался. — Частично. Я буду заматывать шарф.

— Эдмунд.

— Что? Думаешь от твоего морально подавляющего взгляда моё решение изменится?

— Три слова, Эд: минингит, воспаление, лёгких.

— Два слова, Пацифика: маг, целитель.

— Тогда одно: дурак.

— Тогда четыре: я тебя тоже люблю.

— Крапивник! — по лестнице поднималась симпатичная студентка с пятого курса. — Простите, если помешала, но мне срочно нужна помощь.

— Сейчас, — отозвался парень и глянул на маму. — Я свободен?

— Нет, ты занят, и я прошу тебя от этом помнить, — девушка поднялась на ноги и прижала губы ко лбу.

Это воспоминание исчезло.

Снова мелькание маленьких историй.

Череду прервал декабрьский вечер. Эд провожал маму. У самого дома они остановились, закончить разговор.

— В общем, как-то так, — Эд потёр лицо колючей красной варежкой, облепленной снежными комочками. — Так что выращивать салат не выгодно. Надо острый перец.

— Я обязательно учту, если хоть когда-нибудь соберусь выращивать на подоконнике овощи, — мама поправила Эду шарфик и, привстав на цыпочки, чмокнула в покрасневший от холода нос.

Краем глаза, заметив в окошке своего дома шевеление, мама оглянулась.

Её восьмилетняя сестрёнка смотрела из окошка. М-да… моя тётя Джейн уже в этом возрасте выглядела крайне болезненно. Не удивительно, что умерла молодой.

— Прости, мне пора, — мама понеслась к двери дома. — А то на нас сейчас донесут.

— А… пока, — Эд поднял глаза на окно, где покачивалась штора, но никого уже не было.

Мама закрыла за собой дверь и, в мгновение ока оказавшись у лестницы, схватила бегущую по ней сестрёнку за воротник:

— Только попробуй что-то вякнуть! — прошипела она.

Девочка дёрнулась, но поняв, что не вырвется, пронзительно завизжала.

Из кухни быстро показалась моя бабушка. Располневшая после появления детей дама с аккуратным пучком из русых прямых волос.

— Пацифика, что ты делаешь?! — напустилась она на старшую дочь.

— Она с каким-то мальчиком целовалась! — радостно доложила Джейн.

На кухне скрипнул стул, послышались шаги, и скоро возле бабушки появился мой дед. Он мало изменился. Я знала его сухощавым, с тонким хвостом седых волос, крайне жёсткими чертами и пронзительным взглядом, таким он был и здесь, разве что седина пока была лишь на висках, а остальные волосы ещё оставались чёрно-коричневыми.

— Кто-то должен был сидеть в своей комнате, — он сделал глоток кофе и многозначительно посмотрел на Джейн.

Девочка состроив недовольное личико медленно потопала наверх.

— Давай-давай, в темпе вальса, — дедушка ещё раз отхлебнул кофе и обратился к маме. — Теперь с тобой. Этот тот шкет, с которым ты уже год шатаешься?

— Эдмунд.

— В субботу жду на ужин, — тоном, не терпящим возражений, заявил дед и вернулся в кухню.

— Жду на ужин, — со смешком передразнила бабушка. — Так и хочется спросить: в тушёном виде или в жареном?

— Готовь на пару, — в тон ответил дедушка. — Уже запаривать ты умеешь.

Со стороны могло показаться, что они ругаются, но по факту, так выглядел их совместный юморок.

Следующее воспоминание опять началось перед домом.

Эд подёргал за шнурок колокольчика. Ему открыл дедушка.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — дед придирчиво оглядел его. — Ты и есть Эдмунд?

— Ну типа, — парень потёр нос. В его голове промелькнула мысль, что мама просила его быть милым и вежливым. — Вернее… да. Это я.

— Понятно, — дедушка прищурился. Симпатии с первого взгляда с его стороны не ощущалось. — Заходи. Раздевайся, мой руки и на кухню, — указав на кухню и ванную, дед запер за парнем дверь и отправился вглубь дома.

Эд стянул куртку и ботинки и отправился в ванную. Умывшись, он остановился перед полотенцами. Какое выбрать? Так и не решив, Эдмунд вытерся рукавом и отправился знакомиться.

Дедушка сидел за столом с толстой тетрадкой, похожей на ту, в каких обычно приводил статистику по работе. Он всегда очень любил свою работу.

Бабушка с двумя старшими дочерями: тётей Артемидой и мамой заканчивали накрывать на стол.

Двенадцатилетняя тётя Гера пыталась помогать им, но куда больше шпыняла младших — Джейн и семилетнего Джека, занятых не пойми чем.

— Здравствуйте, — Эд потёр нос, оценивая, куда попал.

— Здравствуй, — бабушка с дружелюбной улыбкой осмотрел юношу, и прикрикнула на мужа. — Рауль! Потом займёшься работой.

Дед отложил тетрадку и указал на стул:

— Ну, садись.

Эд послушался.

— Расскажи о себе.

— Ну я… светлый маг. В этом году экстерном заканчиваю академию. Декан нашего факультета поможет устроится в Королевское Научное Общество. Пока работаю в одной… в одном небольшом ресторане. И ну и ещё иногда в академии продаю…

— Эд! — резко перебила мама. — Не поможешь?

— Да, конечно, — Эд выбрался из-за стола и подошёл к маме, которая размешивала макароны в сковороде, вмешивая в них сырно-сливочную смесь.

— Достань тарелки и облей горячей водой, чтоб сыр не сразу застыл.

— Ага, — юноша открыл сервант.

— Не надо рассказывать про… — тихо пробурчала мама, но договорить ей не дала бабушка.

— Ой, ты садись, я сама, — она забрала у Эдмунда тарелки. — Пацифика, не дёргай мальчика.

Эдмунд вернулся к дедушке.

— Так вот. Я иногда даю дополнительные уроки младшим курсам, — мой учитель понял, что рассказывать про продажу решений не стоит.

— Очень хорошо.

— А ты умеешь делать големов? — Джек забрался на стул рядом с Эдом.

— Голема невозможно оживить без магов всех направлений, — покачал головой Эдмунд. — Но при наличии четырёх стихийников, тёмного и менталиста — легко.

— А у тебя есть голем?

— Нет. А разве должен быть? Это вообще-то не самая выгодная вещь — поддерживать его очень дорого и трудно. Ему ж даже энергоносители не поменяешь — что-то вынь — он откинется. Его нужно целиком тащить заряжаться. В промышленных масштабах это выгодно, но как бытовое приспособление — фигня.

— Блин, — Джек надулся. — А я думал, ты меня научишь. Я ведь тоже маг. Водный, как папа.

— Прикольно.

Мама, бабушка и тётя принесли макарошки.

— Кыш с моего места, — мама дала братишке лёгкий щелчёк.

— Я ещё не всё спросил!

— Спроси с другого стула.

Джек пересел и уже собрался что-то сказать, но ему помешала бабушка:

— Расскажи про свою семью.

— Никого нет, — Эд взял вилку и начал накручивать на неё макароны. — Только дядя по папиной линии, но я с ним не общаюсь.

— Почему?

— Он алкаш, чё с ним общаться? Сомневаюсь даже, помнит ли он моё имя.

— Ты совсем-совсем один?

— Ну да, — Эд всё ещё накручивал макароны. Ему совершенно не нравилась эта тема. — Зато можете не беспокоиться. Если мы с Пацификой поженимся, я не уведу её в свою семью, а просто ввалюсь в вашу.

За столом стало тихо. Мой учитель, наконец, сунул за щёку первую вилку. Его ничего не напрягало в этих словах, а вот мама приобрела румянец вареного рака.

— А вы что-то такое уже запланировали? — дедушка и бабушка переглянулись.

— Только в перспективе. Иначе зачем нам вообще встречаться? — Эдмунд положил на край тарелки один из десятка салатов и попробовал вилочку. — Вкусненько. А Вы против?

— Я тебя пока плохо знаю, — дед подвинул себе колбасную нарезку. Такая прямолинейность его озадачила, но не сказать, что сильно оттолкнула от избранника дочери.

Глаза затянул лиловый туман. Из этого воспоминания напоследок донеслись синхронный смех моих учителя и деда и бабушкин тяжёлый вздох. Очевидно, Эд и дед нашли общий язык.

Новое воспоминание началось в начале января. Мама и Эд стояли на мосту «Серебряная Роза», перекинутом через канал посреди города. Его особенность заключалась в том, что кованые перила украшали узоры из роз.

— Ну, угадай, для чего я тебя сюда притащил? — Эдмунд хитро улыбался.

— Можно подсказку?

— Можно. Вот на какие мысли тебя наводят эти железные розы? Эта красивая, сложная, почти ювелирная работа.

— Из всего того, что ты сказал, меня настораживает только слово «ювелирная». Обычно ты его не применяешь в отношении предметов, не являющихся украшениями.

Эд задумался:

— Странная цепь рассуждений, но допустим, главное, что это правильно. Я недавно нашёл украшение как раз с такой розочкой. Серебряной. И мне показалось, что самое лучшее место его отдать — это тут.

Парень вынул из кармана красную коробочку и вручил маме:

— На.

Она подняла крышку. Внутри лежало кольцо. Довольно широкое, с некрупной розочкой и короткими листиками.

— Какая прелесть, — мама стянула с левой руки перчатки, чтобы померить кольцо.

Эд забрал у неё коробочку и взяв за правую руку, надел украшение на безымянный палец.

Мама несколько секунд смотрела с недоумением и вдруг, визжа, повисла у Эда на шее. Помолвочное кольцо.

Прохожие стали оглядываться на восторженный вой. Некоторые из них догадывались, в чём дело, и начинали улыбаться, кто-то же поглядывал как на душевнобольных нарушителей общественного порядка.

Мамина невероятная радость почти заглушила для меня эмоции учителя, но они мало отличались от её. Разве что были менее бурными — для него это не было неожиданностью.

Успокоившись, мама серьёзно поглядела на теперь уже жениха:

— А вслух спросить? Неужели трудно?

— Ты ведь меня поняла, — Эд вопросительно поднял брови. — Зато не испортил момент какой-нибудь неуместной фразочкой.

— Ну, испортишь и испортишь, скажи, — она уронила голову ему на плечо. — Тебе ж не сложно, а я хочу.

— Ну, раз можно портить, — Эд улыбнулся и прокашлялся. — Итак, согласна ли ты, Пацифика, стать основной причиной проблем в моей семейной жизни, читать вслух свои дурные любовные романы и жарить картошечку, пока дожди, засуха или вредители не оставят страну без урожая картошки или смерть не разлучит нас?

Мама уткнула лицо ему в воротник:

— Всё с тобой понятно… само собой, да.

…

71. Луна.

…

Последовала череда обрывков. Дедушка устроил Эда к себе на верфь в помощь медику, при этом и работу в забегаловке Эд не бросал — две низкие зарплаты спокойно превышали текущие расходы, но с учётом ремонта в доме, закупкой вещей и подготовкой к свадьбе, накопления почти не росли.

Дедушка постоянно тем или иным способом спонсировал парочку.

— Свадьбу оплачиваем мы, — в сотый раз, закатил глаза дед, когда Эдмунд попытался взять на себя какие-то расходы.

— Да вы всё оплачиваете, — возмутился парень. — Знаете, как-то неловко на шею садиться.

— Ты не волнуйся, вечно такой лафы не будет, я…

— Она и сейчас не нужна. Уж дом я могу сам обустроить. Помощь с ремонтом мне не нужна, — перебил.

— У тебя сколько зарплата? И какие расходы? Я вот знаю, сколько в месяц тратит Пацифика. Допустим, ты обходишься в два раза дешевле. Это уже все твои деньги. С каких средств ты платишь налоги, м?

— С третьей работы, — Эд стрятал руки в карманы, опуская взгляд. — Продаю решения в академии.

— Вот именно. Так что прикуси язык, человек-оркестр. Тебе семнадцать лет, родных нет, образование только-только получишь… не издевайся над собой — прими помощь.

И Эд «прикусил язык». Он позволил моему деду разбираться с расходами на свадьбу и ремонт, но продолжал зашиваться на работах, каким-то образом находя время для друзей и девушки. Он стал писать на заказ статьи, и вести картотеку в библиотеке академии, помогать преподавателям с проверкой работ и проставлением оценок за минимальную плату.

В довесок мой учитель заканчивал в доме ремонт, появлялась первая мебель. В этот период жизни мой будущий учитель начал пить кофе. С продолжительностью сна четыре-пять часов в сутки он просто не выживал без кофе.

Накопления стали расти быстрее. Эдмунд делал всё, чтоб не быть бесполезным для семьи, взявшей его «под крыло».

Мама активно принимала в этом участье и часто загружала его мыслями о приготовлениях к свадьбе, назначенной на начало следующего октября. Она с восторгом подбирала церковь и ресторан, писала приглашения для гостей. Эд время от времени вносил свою лепту, но в основном это значило отрезвлять маму и отговаривать от совсем уж безумных идей.

Выбор мебели, посуды, штор, ковров и прочих предметов интерьера мама тоже не оставила без внимания — она регулярно таскалась по мастерским, рисовала эскизы, что бы сделать что-то на заказ, приглядывалась к мебели друзей и знакомых, интересовалась, где они её достали.

С неубывающим рвением она занималась и одеждой. Столько эскизов свадебных платьев, сколько она носила в сумке каждый день, я не видела за всю жизнь. Она знала уже каждое ателье в городе и в половине этих мест работники узнавали её.

Цепь фрагментов памяти остановилась на кухне у Эда. Здесь было просторно и светло, стоял почти белый берёзовый прямоугольный стол со скруглёнными краями, светло-коричневый сервант и рабочие столы.

— Ты определилась с платьем? Хоть в общих чертах? — Эдмунд резал ветчину. Рядом с разделочной доской уже стояла мисочка с измельчёнными овощами и сыром.

— Думаю, возьму не слишком широкую юбку, длинные рукава. И шить надо из тёплой ткани. И надо сделать какую-нибудь вышивку, — мама раскрашивала артефакт "жаровой шкаф" цветами, похожими на вишнёвые.

— Предлагаю сделать вышивку в виде золотистого плюща, — Эдмунд чуть улыбнулся.

— Почему?

— Я на днях видел в ювелирной мастерской комплект украшений. Там серёжки, браслет и ещё какая-то фигня. Тебе пойдет, — Эд пересыпал колбасу в мисочку и вбил в неё яйца. — Укроп в омлет добавить?

— Да, давай, — ответила сразу на два вопроса девушка.

В следующем воспоминании мама крутилась перед зеркалом в золотом венке. Он был потом на её свадьбе с папой и на свадьбе всех моих тётушек, кроме старшей — она вышла замуж раньше.

С одной стороны странно, что она его надела — всё-таки неприятные ассоциации должны были возникнуть, но, видимо, таким сакральным значением как помолвочное и обручальные кольца эти украшения не обладали. Просто красивый веночек.

Обручальные кольца, если верить маминой памяти, были спрятаны где-то у бабушки с дедушкой, а помолвочное и вовсе было отдано старшей сестре со словами «Сделай что угодно, что б я его никогда больше не видела».

— Он же ужасно дорогой, Эд, — мама приложила к ушам серьги в виде листочков плюща. — Не ты ли каждый день жалуешься, что деньги медленно копятся?

— Я, — кивнул парень, валяясь на кровати. — Считай, что это входит в мои пол стоимости свадьбы. А ещё я нашёл несколько лазеек, для ускорения карьерного роста в Научном Обществе.

— И что это за лазейки?

— Ну, самым перспективным вариантом пока выглядит военная служба, но…

— Ты что, с ума сошёл?! — взвилась мама. — Нет уж, ближайшие лет сорок я вдовой быть не хочу.

— Это не совсем так работает, — Эд сел. — Я в конце мая, после выпускного уеду, три-четыре месяца отслужу и к свадьбе буду дома. С записью в личном деле, как добросовестно отслуживший. Из наших выпускников ещё несколько человек едет: Бэй, Солена, Арон… я буду в хорошей компании.

— Выбрось. Это. Из. Головы, — потребовала мама и отвернулась к зеркалу, давая понять, что разговор закончен.

— Ну да, не пытайся сделать как лучше для всех, — парень опять завалился на кровать.

Это воспоминание исчезло, уступив место новому.

Дома у дедушки и бабушки на кухне сидела вся семья, включая мужа тёти Артемиды. Это был мамин день рождения. Очень поздний вечер, можно считать ночь.

Бабушка отрезала всем по малюсенькому кусочку тортика. Он был украшен белыми клеточками из сахарной пудры на розовом креме с малиновым повидлом в составе.

— Сколько сейчас времени? — она поглядела на часы. — Без пяти двенадцать, отлично. Приятного всем аппетита.

— Спасибо, — хором ответил каждый за столом и ложечки застучали по тарелкам.

Очень скоро кусочки исчезли, но никто почему-то не просил добавки. В маминых эмоциях ощущалось что-то похожее на озорство, а вот Эда такая сдержанность в еде несколько беспокоила. Сам он сладкоежкой не был, потому и не просил добавки, но остальные почему поступают так же? Тем более, что малиновый — мамин любимый торт, неужели она не хочет больше ни кусочка?

— Двенадцать, — заметил дедушка и обратился к Эду. — С днём рождения.

Парень не сразу осознал, что разговаривают с ним, а я тут же попыталась вспомнить, дату рождения в документах учителя. У них с мамой разница в возрасте один день? Выходит, что да.

— Спасибо, — ответил Эдмунд.

Дед кивнул младшим детям и они, быстро вывернувшись из-за стола, подбежали к тумбочке и вернулись назад с несколькими свёртками.

— Это от нас, — Джейн и Джек вручили разрисованный кулёк.

Эд извлёк из него расписанный несмывающейся краской стакан. Я тут же узнала вещицу — она по сей день стояла у моего учителя на столе с карандашами и перьями. Он говорил, что эти пёстрые каракули не дают стакану слиться со стенами, бумажками и столом.

— Вы его и изнутри разрисовали? — хихикнула двенадцатилетняя Гера. — Как из него теперь пить?

— Пить, может, и никак, а вот для карандашей — самое то. У меня на столе всегда бардак, а такой пятнистый стакан не потеряется. Спасибо.

Эдмунд взял следующий подарок. В нём обнаружился свитер. Белый, с узором, похожим на косичку. Это тот убитый, который Эд носит в лес!

Парень поглядел на маму, ни секунды не сомневаясь, от кого подарок. Она в ответ только улыбнулась.

В следующем свёртке нашёлся шарфик. Полосатый. Его я прежде не видела.

Мой учитель окинул взглядом присутствующих и остановил взгляд на Гере. Абсолютно уверена, что идею с чем-то вязанным она подсмотрела у мамы. Мне как-то говорили, что она много за ней повторяла. Вроде как, младшие дети часто повторяют за старшими и в этом ничего необычного.

— Классный, спасибо.

— Пожалуйста, — девочка широко улыбнулась.

Из следующего кулька Эд достал бутылку дорого вина и вопросительно поглядел на моего деда, но тот указал на старшую дочь и её мужа.

— Я так слышал, ты кое-что понимаешь в этом деле, — объяснил парню муж сестры будущей жены. Хм… кажется, это тоже называется зятем, но я не уверена. Может, шурин? А, да без разницы.

— Ну, разбираюсь, это громко сказано, — пожал плечами Эд. — Так только, кое-что знаю. Например, что это очень вкусное вино.

— Это точно.

— Спасибо.

Эдмунд снял упаковку с последнего подарка. Книга с заумным названием. Не помню, видела ли её прежде, скорее всего да.

— Как Вы её достали?! — по лицу Эда стало понятно, что подарок будущего тестя — это попадание в самое сердце. — Такую же не найти!

— Когда работаешь с транспортом, занятные вещи регулярно приносят к твоим берегам, — дед поднёс к губам чашку кофе. — Разными путями.

— Ну ладно, контрабандисты, — бабуля поставила на стол желтоватый тортик с шоколадными клеточками и семнадцатью свечками. — Мы сделали начинку из орехов и солёной карамели. Она не такая приторная, как обычная.

Парень с восторгом смотрел на дрожащие огоньки. По его чувствам я поняла, что последние два с лишним года, с момента смерти родителей, Эду никто не готовил торт. В рейтинге подарков, книга уступила первое место.

— Задувай.

Дважды просить не пришлось — привстав со стола, юноша быстро задул свечи.

Новое воспоминание началось в академии. На уроке у менталистов. Эд почему-то был с ними.

— Проекция человек, созданная по его воспоминаниям и параметрам тела, требует не только ментальной магии, но и светлой, и некоторого специального оборудования, — вещал преподаватель. — Слабонервные в аудитории есть?

Никто не подал виду.

— Ладно. Знакомьтесь, наш подопытный, — профессор вытащил из под стола уродливое… уродливую… о, господи…

Даже находясь в воспоминаниях, а, следовательно, не имея тела, я почувствовала тошноту.

На столе сидела сшитая из мяса и, кажется, кусков трупов маленькая человеческая фигурка.

«Не брезгливые» студенты тоже не обрадовались увиденному. На лицах проступили страх и брезгливость, выраженные в разных пропорциях.

— Не беспокойтесь, очень скоро он станет гораздо симпатичнее, — заверил преподаватель. — Мы с мистером Рио сейчас покажем вам эту магию, но нужен будет доброволец, по воспоминаниям которого и будет осуществляться колдовство.

— Проще говоря, подарите куколке своё лицо, — Эд взял на руки это отвратительное нечто, осматривая. — Я так понимаю, мы получим годовалого ребёнка.

В классе стояла тишина. Никого не привлекала перспектива «подарить своё лицо».

— Давайте на Крапивнике, — предложил кто-то из класса. — У тебя ж скоро свадьба? Вот и принесём Пацифике, покажем примерное будущее.

Эд призадумался, но вскоре усмехнулся:

— Звучит как хорошая идея.

Пожилой профессор и мой семнадцатилетний учитель начали что-то колдовать, параллельно рассказывая, как это работает. Задача ментального плетения состояла в том, чтобы вычленить зарытые глубоко в памяти Эдмунда образы и модель поведения, а светлого — заставить тело шевелиться в соответствии с мыслительным процессом «куклы» и смоделировать на основе физических данных, как человек выглядел в детстве. Плетения срослись вместе и, пройдя сквозь настоящего Эдмунда, закрепились в мясном уродце. Маги закрепили его как будто в артефакте и посильнее напитали энергией.

Начался процесс перестройки.

Швы на коже стали разглаживаться, она начала светлеть, кукла забилась в странных конвульсиях, выгибаясь под неестественными углами. Эдмунд осторожно придерживал этому уродцу голову, чтобы оно не сломалось в этом припадке. Мешок с прорезями, заменявший чучелу одежду, стал приобретать вид коротеньких штанишек, салатовой рубашечки и белых вязаных носочков. На голове появились чёрные кудряшки. Неживые глаза приобрели тёмно-серый цвет и зашевелилась. Поднялась маленькая, вполне симпатичная ручка.

Эд повернул существо к себе лицом, спиной к аудитории и констатировал:

— Оно живое. Смотрите.

Когда мой учитель развернул куклу, она в последний раз дёрнулась и обмякла.

Последовала секунда тишины, и оно с тихим бурчанием открыло глаза и осмотрелось. Вместо страшненького лоскутного трупа перед нами был вполне себе милый ребёнок. Небольшой, но хорошо откормленный.

Эд повернул к себе ребёнка.

— Ма-м?.. — малой как-то недоверчиво посмотрел на Эдмунда.

— М-да… все говорили, что мы похожи, — парень щёлкнул уменьшенную версию себя по носу. — Но что б настолько…

Ребёнок внимательно осматривался. Вокруг него начали собираться студенты. Он не особо понимал что происходит, но человек похожий на маму ему нравился, поэтому истерика не начиналась.

— Ну ладно, отпущу вас сегодня пораньше, — махнул рукой старик и указал на ребёнка. — Рио, можете взять его, но не забудьте потом принести назад. У вас где-то два часа.

— Да, профессор, я знаю, — кивнул парень.

Воспоминание дрогнуло и продолжилось во дворе, несколько ребят вели мою маму к фонтану, где уже собралось немало людей:

— Короче, мы там тебе сына достали.

— Что?

Студенты расступились, пропуская маму. На краю фонтана сидел Эдмунд, развлекая маленького себя цветочками и птичками.

— Привет, Циф, а у меня тут коротышка.

— Где ты достал ребёнка?! — девушка застыла перед мальчиком.

— Менталисты учили проекции образов прошлого. Меня попросили помочь. Мы с профессором оживляли куклу по моим воспоминаниям. Часа два он будет выглядеть как я в детстве.

Мама села рядом и повернула к себе голову мальчика. Пухлощёкое существо глядело на неё с любопытством.

— Ты был милый, — мама улыбнулась.

Ребёнок заметил что-то интересное сбоку и, пытаясь повернуться и разглядеть, плюхнулся на бок.

— Ай-ай-ай… Не ударился? — мама посадила мини-Эда на колени. — Тебе же годик?

Воспоминание опять дёрнулось.

— Видишь, гуля, — мама ходила по пустому двору академии, прогуливая урок, и показывала всё, что видела, маленькому Эду. На этот раз ей попался голубь.

— Тик-тика, — малыш ткнул пальчиком в направлении птицы.

— Чик-чирика? Ну да, правильно.

— На день рождения я подарю тебе куклу, — пообещал Эдмунд, наблюдая за происходящим.

— Если можно, такую как вот эта, — просюсюкала мама, обнимая малыша.

— Поверь, такую как эта, ты не хочешь. Он очень стрёмный без магии.

— Тогда хочу такого настоящего. Назовём Морган.

— Пф! Ну, это ты, конечно, рано планируешь.

— Ничего не рано. Свадьба уже осенью. Может, и тебе пора подумать, как будем дальше жить?

— Для начала моя задача обеспечить им спокойное, безбедное детство. А там уж видно будет, когда заводить. От моей карьеры будет зависеть.

— Только прекрати, пожалуйста, рассматривать военную службу как возможность ускориться.

— Да… — Эд лёг на край фонтана, глядя на облака. — Но ты как-то не серьёзно к этому относишься, Цифи.

— А ты зациклился на карьере. К тому же я не говорю, что мне нужен вот такой прямо сейчас — нам всего по семнадцать. Я говорю про ближайшие несколько лет. Года три, например. Просто в перспективе.

Я прислушалась к чувствам учителя. Он склонялся к тому, что не стоит ехать в пустыни, но желание быть уверенным в устойчивом финансовом положении и чувство ответственности не давали ему покоя. Оно и не удивительно, ведь никого кроме мамы и её семьи у Эда не было. Моим учителем руководило желание быть нужным, сильным и полезным, хоть сам он и отказывался признавать это, объясняя свои действия одной лишь ответственностью.

— …а всего заведём пятерых. Эд, ты меня слушаешь?

— Ага… не больше двух.

— Что? В смысле «не больше двух»?! У меня в семье детей пятеро было и ничего…

— А в моей было двое, — перебил Эд. — Сойдёмся на троих?

— Четверых.

— Четвёртый если случайно получится, — пожал плечами Эд.

— Ладно, — проворчала мама и снова занялась маленьким Эдом. — Пойдём ещё птичек посмотрим.

Не то интуиция, не то воспоминания подсказывали, что сейчас начнётся худшая часть в памяти мамы и учителя.