Крапивник

Главы 21–24. Луна

…

21. Луна.

…

Я в очередной раз перелистнула страницу приключенческого романа, когда живот напомнил, что утро уже наступило. На часах было почти двенадцать, а учитель не спешил вставать.

Закрыв книгу, я пощупала платье. Оно просохло за ночь. Сменив одежду, всё же решилась пойти будить преподавателя.

Поднявшись на высоту четвёртого этажа, я обнаружила кровать, на которой с блаженной улыбкой спал мой новый учитель.

Подойдя ближе, я легонько ткнула его в плечо.

Скривившись, мужчина разлепил веки и невнятно произнёс, заметив меня:

— Ты что тут делаешь?

— Вас бужу, — не зная, что сказать, я выдала такой ответ.

— А где мне тогда спать?

Мне потребовалось пару секунд, чтобы обдумать ответ.

— Здесь, но сейчас почти двенадцать, — объяснила я и неловко прибавила. — Я есть хочу.

В тёмно-серых глазах заспанного мага появился намёк на осмысленность.

— А, ну да… Во сколько ты обычно встаёшь?

— Обычно в полдесятого. А Вы?

— В четырнадцать часов утра. Если не будят.

Учитель сел на постели и протёр рукой лицо. Выдвинул один из ящиков в основании кровати и извлёк оттуда одежду.

— Ты ведь сможешь сварить кофе?

— Да, — я невольно расплылась в улыбке. Мне впервые за последние полтора месяца нальют кофе!

— Сделаешь?

— Конечно. Сколько Вам сахара?

— Ложку. И без молока.

Я поспешила вниз, отметив про себя странное совпадение: мама пьёт кофе так же.

Где искать продукты и посуду я вчера узнала, пока наблюдала за приготовлением какао, поэтому с задачами «насыпать порошок в воду» и «поставить кастрюльку на жаровую доску» справилась быстро.

Как раз в это время хозяин башни спустился на первый этаж и заглянул в хлебницу. Там лежала чуть зачерствевшая буханка пшеничного хлеба.

— Хочешь на завтрак пирог?

— Да. А с чем?

— С чем захочешь. Эту буханку надо доесть.

Я пока не видела связи между чёрствым хлебом и пирогом, поэтому неуверенно предложила:

— С вареньем?

— Ты меня спрашиваешь, чего тебе хочется?

Крапивник положил хлеб на стол, открыл люк в полу и заглянул в маленький погреб.

На ум пришло замечание мистера Нерта о том, что деньги для моего нового учителя — не проблема. Так почему он не купит морозильный артефакт?

Будто прочитав мои мысли, учитель забормотал:

— Заряженные кристаллы для артефактов воды в нашем городе не достать. Разве что водные. Такой маг у нас есть — регулирует снабжение по трубам. Но их у нас всего два, поэтому ночью воды часто нет, имей в виду.

— Поняла.

Значит артефакт просто невозможно было бы зарядить. Там же необходима комбинация воздушной и водной энергий.

— Я нашёл с позавчера тушеное мясо. И… пасту. Из помидоров. И сыр. У меня будет такой пирог.

Я не ответила, до сих пор гадая, при чём тут хлеб.

— С чем ты там говорила, хочешь пирог?

Глядя на собранные ингредиенты, у меня потекли слюни.

— А мяса на два пирога хватит?

— На два не хватит, но мы с тобой и одним наедимся.

Крапивик сделал в основании буханки большое круглое отверстие и вручил мне.

— Вытаскивай мякиш.

Теперь до меня дошло, что он собирается сделать. Напихать начинку в корочку. Что ж… думаю, это можно посчитать за пирог.

Кастрюля с кофе зашипела. Я поспешила снять напиток с огня и разлить по чашкам. Себе добавила молока и три ложки сахара, учителю — одну.

Куски сыра, мяса, масло и томатную пасту Крапивник свалил в сковороду и включил жаровую доску. Пока еда впитывала тепло, а я очищала корочку буханки, он подкладывал в начинку кусочки мякоти, чтобы конечный объём начинки был равен объёму внутри «пирога».

Когда еда нагрелась, учитель переложил её в корочку и заделал отверстие в дне пирога.

Отправив результат на ту же сковороду, сложил остатки мякоти в мисочку.

— Короче, если не понравится, можешь съесть вот это с вареньем. Варенье вон там, — указал на шкаф под лестницей. — А ещё тебе нужно выбрать место, где будешь спать.

— На диване. Тут больше не на чем.

— Кровать поставим, а диван уже занят.

— Кем?

— На нём спит мой друг, когда с женой поругается. Поэтому тебе придётся выбрать другое место в обозримом пространстве, — аптекарь повертел над головой пальцем, обозначая все этажи башни. — Сделаем тебе занавеску, поставим мебель и будет славно.

— А можно где-нибудь на первом? Не хотелось бы посреди ночи спускаться в ванну по лестнице.

— А как же зарядка утром, — усмехнулся учитель, но всё же указал на стенку под вторым этажом, целиком заслонённую несколькими шкафами. — Вон те два поставим боком — сложишь вещи и, заодно, между ними натянем занавеску. Туда же кровать и ковёр на стену, а то холодно будет. Годится?

— Да.

— Ну и отлично, — Крапивник переложил пирог на тарелку и взялся за нож. — Тогда сейчас позавтракаем и пойдём у нас куча дел.

— Каких?

— Ну как? Матрас достать, забрать у Адэров твои вещи и деньги за обучение. Сходить на рынок — в доме есть нечего. Купить ткань на занавеску, обустроить твой угол.

Я поставила на стол уже достаточно остывший кофе, осознавая, что день будет долгим.

— И не забывай, что ты учишься, — припечатал учитель и поднял взгляд на верхний этаж, где мне было запрещено что-либо трогать. — А мне ещё поработать надо.

…

22. Луна.

…

По расплывшейся после вчерашнего дождя мы с учителем добрели до мастерской столяра. Это оказался низкий, но широкий дом на краю леса, обнесённый хлипким заборчиком. На дворе хозяйничал юноша лет двадцати. К нему то мы и направились.

— Здорово, малой, — окликнул парня учитель, перехватывая пустую корзину в левую руку. Её он взял, чтобы зайти на рынок.

— Ну, здорово, дядя, — тот протянул руку и пробежался по мне удивлённым взглядом. — Это ты с кем?

— Ученицу взял, — аптекарь ответил на рукопожатие.

Взгляд парня стал ещё более удивлённым.

— С чего это вдруг?

— Знакомых дочка, — коротко пояснил учитель и представил нас друг друга. — Луна, это Рон. Рон, Луна.

— Очень приятно, — парень протянул руку и мне.

— Взаимно.

— Мы вот по какому делу, — потеребив кончик носа, заговорил учитель. — Ей нужна кровать.

— Понял, пойдёмте, замерим.

Мы направились внутрь мастерской. Здесь пахло смолой, краской и опилками, повсюду стояли заготовки под самые разные предметы, начиная кружками и табуретками, заканчивая гробами. В воздухе в лучах утреннего солнца летали тучи мелкой пыли от которой чесался нос.

— Требования по дизайну или материалу есть?

Учитель вопросительно посмотрел на меня.

— У меня нет, — негромко отозвалась я.

— Чтоб недорого и долговечно.

— Обижаешь, дядь. Как же иначе? — мастер смёл с длинного стола опилки и достал метровую линейку. — Иди сюда и встань ровно.

Я выполнила указание.

— Сделаем тогда из сосны и без декора, — столяр приступил к измерению моего роста.

— Декор, — повторил учитель, рассматривая гроб. — Прикольное словечко.

Крапивник вдруг отставил корзину и зачем-то забрался в объект изучения.

— Маловат.

У меня не нашлось комментариев на такое поведение. Столяра же оно совсем не настораживало.

— Сто шестьдесят четыре… Сто девяносто на девяносто пять будет в самый раз, — парень отложил линейку, записал мой рост на бумажку и, указав вглубь мастерской, крикнул. — Попробуй тот, что у стены.

Я подошла к гробу у стены, где уже удобно устроился учитель, подложив под голову подушечку из другого гроба.

— Мистер Рио, что Вы делаете?

— Прилёг, — объяснил он. — Спина что-то разболелась. Эй, Рон, закрой меня.

Парень оторвался от перекладывания досок и подошёл к нам.

— Зачем?

— Да что тебе, жалко, что ли? Просто из любопытства.

Пожав плечами, парень положил на гроб незаконченную крышку.

Из памяти возникли сразу две неприятные аналогии: точно так же закрывали мистера Адэра и папу. Папа даже лежал так же, сложив на груди руки. И возраста он был того же — тридцать четыре года. И жилетка была серая, только не из рогожи.

Но, пресекая череду страшных сходств, из ящика донёсся голос, похожий на папин.

— Тут не так душно, как я ожидал. Ладно, выпускайте.

Рон снял крышу, и пыльный учитель поднялся из гроба.

— Опилками дышать — такое себе удовольствие. Без обшивки неудобно, конечно, — мужчина старательно тёр длинный нос. — И низко — нос в крышку упирается.

— И зачем Вы это делали? — только и выговорила я.

— Последнее время, мне слишком часто напоминают про такое явление, как смерть, — отряхиваясь, растолковывал папин сослуживец. — Да и спина болит. Очень полежать хотелось.

Быстро приведя себя в порядок, обратился к столяру:

— Скажи-ка, малой, когда ты закончишь?

— Дня за три.

— Быстро. И во сколько мне это обойдётся?

— Где-то девятьсот. Туда-сюда двадцатка.

Я прикинула, что для кровати это весьма немного.

— Ну и славно. Тогда в среду зайду. Тогда и рассчитаемся.

— Ага.

Учитель снова пожал столяру руку и направился к выходу:

— Луна, идём.

Я засеменила следом.

— Теперь в ателье?

— Для начала за продуктами.

Далеко иди не пришлось. Рынок находился совсем рядом. Сегодня там было почти пусто, и мы спокойно подошли женщине с телегой, гружённой овощами.

— О, Крапивник, здравствуй. Зелёные помидоры? Они у меня такие вкусные. Салат сделаешь — просто восхитительный.

— Давай.

Учитель вручил мне пустую корзину и принялся рыться в овощах.

По женщине было сразу видно, что моим существованием она озадачена, поэтому я объяснила:

— Ученица.

Она кивнули и сосредоточилась на действиях аптекаря.

Под пристальным взглядом торговки набрав зелёных и красных помидоров и картошки, он обратился ко мне.

— Чего-то хочешь?

— Огурчик.

Мужчина едва заметно поморщился, но положил в корзину несколько овощей.

— Так, сколько с меня?

— А капустки? Вот, свеженькая.

— В октябре? — скептически заметил учитель, но всё же присмотрелся к кочанам.

— Возьми, возьми — отличная.

— Что-то сразу захотелось капустников.

— Вот! Бери — не сомневайся. Листики тоненькие — фарш обернёшь, сваришь — будут мягонькие-мягонькие. Никаких этих кочерыжек.

Учитель выбрал небольшой кочан.

— Да что ты такой маленький берёшь? Вот этот давай, — женщина вручила овощ вдвое больше. — У тебя ж, смотри, ребёнок какой не кормленный.

— Что скажешь, Луна? Как относишься к капустникам?

— Не особо.

— А что так?

— Я не очень люблю вареную капусту.

— Категорически её не ешь?

— Не прям категорически, просто не люблю.

— Ну… я тогда только себе сделаю, — учитель положил в корзину кочан поменьше. — Тогда и за мясом зайдём. Сколько с меня?

— Может яблочек? На компотик? С капустниками так хорошо получится.

— Нет. Компотик у меня дома стоит.

— Ну как знаешь, как знаешь. Семьдесят три.

Тихо сетуя на возросшие цены, аптекарь высыпал на руку монеты разного номинала.

— Двадцать… сорок… пятьдесят пять… шестьдесят… и… Семьдесят три. На.

Учитель забрал у меня груз, и мы двинулись дальше. За мясом.

Там справились быстро, почти без слов. Взяли свинины, говядины на суп, курицу и копчёной колбаски. Мясник, в отличие от многих почти не удивился мне, чего нельзя сказать о пекаре…

Стоило войти в булочную, сразу прозвучал вопрос.

— О, мисс, а Вы кто?

Надо же, насколько я неприметная. Почти два месяца живу в этом городе, а даже здесь не примелькалась. Талант, что тут скажешь. И что за формулировка странная? «Вы кто?». Я — человек, здравствуйте. А Вы кто?

— Моя ученица, — пояснил учитель и сразу навис над витриной. — Пирожки сегодняшние?

— Да, да, само собой.

Потерев кончик длинного носа, мой спутник кивнул, показывая, что слышит.

— Луна, у тебя есть возможность выбрать себе вкусняшку. А я себе «жирненьких» возьму.

Пока преподаватель набирал в корзину и оплачивал «жирные пирожки» с мясом, те, что не пекутся, а варятся в масле, я оглядела широкий ассортимент выпечки.

Румяные пирожки, пёстрые от крема и варенья пирожные, хрустящие печенюшки…

— Вот это, — я указала на большое пирожное с кремовой шапкой.

— Бери, ешь. Сколько оно?

— Сорок, — пекарь что-то черкал на листе с циферками. Наверное, подсчитывал выручку или типа того.

— Сколько?! — хором воскликнули мы с учителем.

— Да ну его, лучше тогда… — поспешила я, но договорить не успела.

— Да бери, — учитель отсчитал итоговую сумму. — Всё равно после ателье пойдём к Адэрам. Заберём деньги на твоё содержание.

Монеты оказались у пекаря.

Не разумная трата, но имея такое пирожное, глупо расстраиваться.

Я взяла корзинку из песочного теста величиной чуть больше кулака с огромной кремовой шапкой, украшенной засахаренными ягодами и медовыми подтёками.

Мы вышли из лавки. Учитель надкусил один из трёх пирожков.

— Сорок. Вот в моё время так не было, — хмыкнул он и тут же прибавил. — Кажется, я старею.

Я не ответила. Мысли были заняты вкусом крема.

— Вкусно хоть?

— Очень, — соврала я. Пирожное было вкусным, но, увы, не на такую стоимость. Думаю, делиться этой информацией с человеком, заплатившим за него, не обязательно.

— Ну и хорошо, — учитель сделал ещё укус от пирожка. Масло, смешанное с соком котлеты внутри потекло по пальцам. — Ай-яй-яй.

Быстро достав носовой платок, он вытер руку и продолжил разговор, указав на мой десерт:

— Помню, когда был малым, ходил с мамой за хлебом. И там стояли почти такие же, но чуть побольше. Мне было года четыре, так одно такое пирожное почти с голову было.

Я притормозила, потому что кремовая пирамида опасно качнулась.

— Так вот я вообще не помню, чтобы до этого момента ел пирожные. Скорее всего, ел, но уже не помню. А вот это — фиг забудешь. Я мать несколько дней упрашивал, и она его купила. Нам с братом на двоих. И знаешь, что выяснилось? Мне не нравится белковый крем. Итог: один ребёнок обожрался сладким, а второго, ревущего, пришлось выманивать из-под кровати холодной котлетой.

Я улыбнулась.

— Я так понимаю, больше Вы пирожные не покупали.

— Странное предположение от человека с пирожным, — лукаво прищурился учитель и достал себе второй пирожок. — Покупал, и часто, просто не себе.

Невдалеке замаячила вывеска «Ателье семьи Нерт».

Мы остановились, чтобы я могла доесть пирожное. Во рту от него остался стойкий привкус ванили, а от количества съеденного сахара начало подташнивать. В голову закралась мысль закусить огурцом, но учитель к этому времени уже съел мясное лакомство, и заставлять его ждать было бы не очень вежливо.

…

23. Луна.

…

Мы вошли в не самое светлое помещение. Тут пахло тканью, соломой и немного пылью. Женщина в годах и мистер Нерт, с которым я уже успела познакомиться, возились с клиенткой — девушкой лет двадцати пяти.

— Погоди, — заметив моего учителя, бросил Мистер Нерт.

— Мы пока посмотрим ткани, — кивнул в ответ.

«Мы» привлекло к нам внимание хозяина ателье. Он, клиентка и рабочая пригляделись ко мне.

— Это ведь ты у Адэра училась, да? — уточнила девушка. Кажется, она жила в паре домов от покойного.

— Да. Теперь у мистера Рио.

— У кого?

— У меня, — аптекарь поставил корзину у прилавка и подошёл к стеллажу с тканями.

— Да?! Надо же, столько лет тебя знаю, а фамилию впервые слышу.

— М-да… я уже вижу, что будет после моей смерти. Значит, собираются все вокруг трупа и думают: «Ладно, на гроб скинемся — закопаем бедолагу, но на плите что написать? Кто-нибудь в курсе как звали этого засранца?»

— Ну, извини, — покраснела девушка. — Вот, ученица напомнит.

— Нет уж, спасибо. Подписывайте, как запомните — «Крапивником», а то у безвестного Эдмунда Рио никто и на могилке не уберётся.

Что он опять про смерть? Больше говорить не о чем? Лучше бы истории про пирожные рассказывал.

— Так, Луна, ты будешь выбирать себе занавеску или как?

— Занавеску? — встрепенулся Нерт. — Вот сюда поглядите.

Толстяк отвлёкся от девушки с рулоном красного шёлка и достал совершенно новый рулон полосатой ткани.

— Вот, полюбуйтесь.

При ближайшем рассмотрении стало ясно, что полотно сшито из тонких полос зелёного льна, чередующихся с салатовым ситцем.

— Полюбуйся, экое недоразумение от мира шитья.

— Так зачем же ты им закупился?

— Это… Долгая история. Как-нибудь расскажу, — мужчина отвёл взгляд и мечтательно прибавил. — За кружечкой пива.

— Опять с Амандой поругался? — почему-то предположил учитель.

— Угадал, — буркнул его приятель.

— Ну-ну…

Я не знала, о чём они говорят, но это и не моё дело. Моё — внимательно рассматривать будущую занавеску. По всей логике, ситец должен не так уж плохо пропускать свет, но при этом не быть прозрачным.

— Выглядит симпатично, — негромко сообщила я.

— Ну, в принципе… — аптекарь потёр кончик носа и глянул на ценник. — В принципе, я с тобой согласен.

— Отлично, — Аслан погрузил рулон на стол. — Уж думал, никому не сбагрю. Сколько?

— Метра три с половиной — четыре. Пусть с запасом будет.

— Ага, — рабочая как раз закончила с девушкой и поспешила к нам, чтобы отрезать запрошенный материал. — Прошьёте сами?

— Не-не-не, — запротестовал учитель. — Лучше заберу готовую штору с остальным заказом.

— Остальной заказ — это хорошо, — Аслан открыл толстую тетрадь. — Диктуй, что ещё нужно.

— Матрас соломенный и перину. Кровать: метр девяносто на девяносто пять сантиметров.

— Понял. И пару комплектов постельного белья.

— Нет, этого добра у меня навалом.

— А если ситец по дешёвке?

— На кой чёрт оно мне надо?

— Тебе — не знаю, а у меня ситец место занимает. Ты на него глянь.

Толстяк подошёл к стеллажу, и извлёк небольшие свёртки ткани в мелкую клетку. Одна была чёрно-зелёной, вторая — красно-жёлтой.

— Вот, потрогай, он хороший, качественный.

— У меня полно тряпья дома, прекрати разводить меня на деньги.

Взгляд владельца ателье упал на меня:

— Ну, хоть ты ему скажи.

Я растерялась. Ну и что мне сказать? Ткань классная, но это же не значит, что нужно закупаться ненужными вещами. Тем более не я решаю, как распоряжаться деньгами учителя. А пока мы платим с его денег.

— Что ты мне ребёнка смущаешь? Из неё и так каждое слово вытягивать надо. Заканчивай этот рынок, и мы пойдём.

Аслан улыбнулся краешком губ, он, похоже, и не особо верил, что удастся подбить приятеля на бессмысленную покупку.

— Занавеска, матрас, перина. Шестьсот примерно. До субботы сделаем. Идёт?

— Без проблем, — аптекарь вскинул кулак на уровень плеча. — Держись там, дома.

— А ты осваивайся в новой роли.

— Больше ничего не остаётся.

— Да уж, верно.

Мы вышли из ателье и побрели к дому Адэров. Путь был не близкий.

— Я возьму огурчик?

— Да, конечно, — аптекарь снял корзинку с плеча. — Только протри. Чёрт его знает, где лежал.

…

24. Луна.

…

Диалог с Адэрами вышел каким-то сухим. Нас прохладно встретили, рассчитались, позволили забрать вещи и так же выставили. Учитывая, что похороны были только вчера — могу их понять.

Одно радовало — им пришло письмо для меня.

Едва вернувшись в башню, учитель развёл огонь в камине и взялся отваривать капусту, готовить рис и смешивать его с фаршем. Я в это время раскладывала по новым местам вещи из сумок.

К моменту, как я закончила, учитель уже сидел за столом, бережно заворачивая в чуть обваренные листы капусты массу из фарша и риса. Он что-то бормотал себе под нос, растягивая некоторые гласные, но назвать это пением получалось с натяжкой.

Я села возле огня и распечатала письмо.

«Здравствуй, Луна.

Надеюсь, у тебя всё хорошо. Не переживай об учителе — я нашла неплохой вариант.

Освальд (может быть, ты его помнишь, мы вместе работаем) договорился с родственницей — она примет тебя на обучение, если потребуется.

Мы пообщались. Она не молода и эмпатичной её не назовёшь, но имеет неплохой опыт. Даже если вы не поладите, первый курс она даст. Тогда уж на второй придётся подыскать кого-то другого, но это будет потом. А пока такой вариант весьма хорош — близко к дому и вменяемо по цене.

Напиши, что у тебя происходит.

Люблю тебя»

Я сложила листок и убрала в карман. Чисто теоретически, у меня есть возможность уехать. Но зачем в таком случае я доставала своего нынешнего учителя? Уезжать теперь, когда я практически обзавелась тут своим углом, даже как-то не вежливо.

Да и потом… будем честны, мне нравится этот чудаковатый дядька, который лёг в гроб из-за больной спины.

Он по-своему весёлый и добрый. Очевидно, любит свою работу и окружающих людей. Это взаимно — ему тоже все в городе рады. И я вполне понимаю почему.

В памяти отыскался момент, когда перебирая амулеты-носители времён академии, папа однажды указал на худощавого парня с облаком чёрных кудрей в костюме песочного цвета. Он сказал, что рад назвать этого человек своим другом и, кажется, что-то рассказывал о нём, но это было очень давно и я почти ничего не помню.

Я покосилась на хозяина башни.

С течение времени в его бормотании начала угадываться мелодия и некоторые рифмы. Петь учитель категорически не умел. Он частенько фальшивил, пел то тише, то громче и совершенно не разборчиво, но не вызывал желания швырнуть в него тапком, балансируя на грани паршивого и обаятельно плохого вокала.

Слушая эти невнятные звуки, глядя, как искрятся дрова, чувствуя запах растений, просыхающих на верёвочке над огнём, я чувствовала спокойствие и уют.

Пожалуй, я лучше продолжу обучение у него.

Песня закончилась, и в башне вдруг стало тихо. Ужасно тихо. Всё же в тишине старинные каменные стены отдавали чем-то жутким.

— А можно узнать, для чего Вы зажигаете камин, если у вас есть артефакт-нагреватель?

— Ну, во-первых, у нас нет огненного мага. Чтобы запастись кристаллами, нужно послать кого-то в другой город. Камин помогает экономить на частоте поездок.

Я слушала в пол-уха. Достаточно было и того, что речь продолжается.

— Во-вторых, я не люблю огненную магию. Настоящий огонь куда лучше — он приятно потрескивает. И приятно пахнет. Попробуй, пожарь что-нибудь на нагревателе и в камине. На артефакте у тебя никогда не будет аромата дыма. Ты пекла когда-нибудь картошку в золе?

— Да. Мальчишки ещё иногда соревновались, кто дольше сможет продержать горячую картошку во рту и не открыть его.

Мужчина мягко засмеялся:

— Время идёт — дети всё те же. Дай угадаю, потом всей толпой идут к академии магии. Старшекурсники со светлого их ожоги подлечат, и только потом можно идти домой, чтоб от родителей не влетело.

— Такого наши никогда не делали. Как было, так и шли.

— Хе… слабоумие и отвага. А ты с пацанами играла не с девчонками?

— Когда как. Мы часто все вместе играли. Только в таких соревнованиях девочки почти не участвовали.

— Да, у девочек мозги работают значительно лучше. Но, вообще, они много теряют.

Я вопросительно посмотрела на учителя, занятого капустой. В том, что он участвовал в таких играх, не было сомнений.

— А Вы побеждали когда-нибудь?

— Да, — гордо заявил он. — Я был весьма упрямым ребёнком и мучился до победного.

— Мне родители запретили в этом участвовать.

— А ты их спрашивала? — искренне удивился учитель. — Зачем?

— А как иначе? Ведь это может быть опасно.

— Зато через много лет столько тёплых воспоминаний остаётся, — учитель завернул очередной капустник и засмеялся. — Я бы даже сказал «горячих».

Я не нашла, что ответить. В каком-то смысле он прав, но стоило ли оно того?

— Кто-то мог получить серьёзные ожоги.

— Мы потому и ходили в академию, убирать травмы. Если бы мои родители узнали хоть половину из того чем я занимался, они б мне так розгами всыпали… Отец был аптекарем, поэтому у него всегда ветки замачивались на настои. Знаешь, что такое розги?

— Знаю. У нас учителя в школе могли за серьёзные проступки так наказывать.

— А тебе попадало?

— Один раз. По ошибке. Мама тогда приходила с преподавателями ругаться. Единственный раз, когда она при мне ругалась матом.

— Матом? Пацифика? — не поверил учитель.

— Ну, да. Один единственный раз на моей памяти.

— Охренеть… — он нервно усмехнулся. — Рискну предположить, тебе тогда очень серьёзно досталось.

— Очень.

— Ясненько… Так о чём я? А! Мне время от времени и дома, и в школе доставалось. И совсе-е-ем не по ошибке. Я ни в коем случае не говорю, что поступал правильно, но молчать о своих преступлениях в те годы казалось безопаснее, чем предупреждать родителей в какой реке тебя потом искать.

— У Вас были строгие родители?

— Обычно нет, но когда мокрый и побитый семилетний сын, который в довесок не умеет плавать, возвращается под вечер и говорит: «Рыбачили с самодельным гарпуном на порожистой реке», вправить ему мозги — первоочередная задача.

Мужчина сложил капустники в кастрюльку и убрал в погреб.

— Я был не очень умным ребёнком.

Я заглянула в огонь и вдруг поймала себя на странном желании:

— Давайте пожарим картошку в углях?

— И ветчины к ней.

Учитель отрезал пару кусков мяса, сунул в камин решётку и закинул на неё ветчину. Я принесла несколько картофелин. На углях ещё был виден огонь, а значит класть в них картошку ещё нельзя — сгорит.

— Закопаешь картошку сама?

Я кивнула.

— Отлично. Тогда, пока есть время, я займусь работой.

Аптекарь направился вверх по лестнице, но вдруг остановился и глянул на меня.

— А, стоп. С тобой надо позаниматься.

От такой мысли меня словно придавило камнем. Опять магия… Ну почему?

На лестнице проросла крапива. По ней от стебля к стеблю спускались две книги, листы и карандаш.

Устроившись за столом с вещами, учитель принялся что-то считать и чертить, а передо мной возник белый сгусток энергии, похожий на медузу и соединённый с магом тонкой нитью.

Как только я зажгла собственный шарик, белая энергия начала атаковать. Несколько раз я смогла его отбить, но пропустив, отчётливо почувствовала столкновение с рукой.

— Он материален?!

— Нет, но видишь, какой он формы? Это примитивная форма. Она заставляет нервы в коже думать, что их тронули, — учитель не отрывался от бумаг. — Это не больно и не опасно. Но промах становится ощутим.

Белый сгусток снова возник и начал носиться вокруг, заставляя вращаться на месте, стараясь сбить его. Он постепенно ускорялся, уклоняться становилась труднее. Сгусток стал менять траекторию, скорость, нападать со спины.

Учитель что-то писал, время от времени поднимая на меня взгляд. Да как у него получается управлять им не глядя? Я понимаю, он видит всё периферийным зрением, но всё-таки… как?!

Аптекарь отошёл к камину, чтобы закопать картошку и перевернуть ветчину, а белая энергия, кажется, в конец обезумила. Я судорожно махала рукой, пытаясь противопоставить хоть что-то, но несколько раз подряд треснула рукой по всё никак не исчезающей энергии света.

Вдруг что-то сжало моё запястье.

Неожиданно для себя я поняла, что зажмурилась, и что учитель стоит рядом, держа мою руку. Голова кружилась, к горлу подступал ком, а от руки тянулась вбок фиолетовая нить. Шарик энергии был вдвое крупнее, чем раньше и находился от меня на расстоянии нескольких метров.

— Вдох, выдох. Успокоилась?

Я нервно кивнула.

— Чем меньше думаешь — тем лучше результат. Прикажи ему вернуться.

— Как?! — интонация получилась одновременно плаксивой и раздраженной. В душе царила растерянность. Как это вышло? Чего он хочет? Это сработал его «метод» или произошла случайность? Что вообще произошло? Он хоть что-то объяснит?!

— Как-то ж ты его откинула.

— Но я не знаю как!

— Ты сделала это один раз — сделаешь второй. Теперь будет легче.

Вопросы продолжали звучать в голове, но по спокойному, даже немного безразличному выражению лица я понимала — никаких разъяснений не будет.

На мой мысленный зов шар дёрнулся, но совсем не в ту сторону, куда мне хотелось. Голова разболелась сильнее, и, заметив это, учитель указал на диван.

— Ладно, иди отдохни. Завтра продолжим.

Он вернулся к своим расчётам.

С огромным облегчением я развеяла энергию и почти побежала к дивану.

Меня не радовал прогресс, приближающий к изучению артефакторики и плетений. Огорчала и обижала холодная реакция учителя на первый успех. Но урок кончился. Кончился. Наконец-то!