Крапивник

Главы 76–79. Пацифика, Автор

…

76. Пацифика.

…

Эд зашёл в башню, когда я села за вязание. Свитер был почти закончен, оставался только кусочек рукава. Сегодня довяжу.

— Что ты сказала Луне?

— Ты о чём? — я непонимающе посмотрела на бывшего жениха, пославшего на верхний этаж несколько плетений.

— Она только что заявила, что ты рассказала ей о нас.

Я тяжело вздохнула:

— Она спросила, встречались ли мы, я сказала, что да и что она сама об этом знает. В значении «виделись ли мы когда-то». Либо она не правильно меня поняла…

— Либо нас перехитрили, — крапива принесла ему бумажки, карандаш и пару книг. Эд сел за свой рабочий стол, достал несколько лекарств и начал раскладывать в одному ему известном порядке. — Значит, мне стоило всё отрицать.

— М-да… и мне.

— В общем, теперь она в курсе. Спросила, нравишься ли ты мне. Готов поспорить завтра докопается до тебя.

— Что ты ей ответил? — я перестала постукивать спицами. Поймала себя на мысли, что очень-очень хочу знать это.

— Что мы просто тепло общаемся по старой памяти, и что не стоит переживать, что я вдруг вторгнусь в вашу чисто женскую компанию.

— Это обидно.

С одной стороны Эд сказал всё правильно, но с другой неприятно осознавать, что человек, который едва не стал твоим мужем много лет назад, теперь даже не рассматривает возможность "вторгнуться в чисто женский коллектив". Возраст так сильно меня испортил? Или я так сильно его обидела?

— Разве? Почему?

— По факту, ты сейчас сказал, что я тебя не интересую. Учитывая, что в юности всё было не так, это звучит обидно. Я так плохо сохранилась?

— Не переживай, как минимум твой талант разводить драму на пустом месте всё ещё в прекрасном состоянии, — беззлобно усмехнулся Эд.

— Придурок, — я мягко улыбнулась, поглядев на Эда. Он и не думал обижаться на обзывательство. — Совсем не изменился.

Эдмунд потёр нос и сменил тему:

— У тебя обезболивающие ещё есть?

— Да. Полбанки.

— Хорошо. Тогда делать новую партию не буду.

Он погрузился в работу, а я сосредоточилась на рукоделии.

— И вообще, — в молчании мы провели меньше минуты, прежде чем Эд заговорил опять. — Должен напомнить, я, вообще-то, не многим моложе тебя. Помнишь, мы как-то считали, сколько у нас разница? Там получалось в районе шести часов, что ли.

— Шесть… — я задумалась. — Шесть часов, пять минут. Ты же в тридцать семь минут родился?

Эд потёр нос, вспоминая:

— Да. Четыре тридцать семь.

— Шесть и пять, — я кивнула, подтверждая свои же слова.

— Так что, не переживай, Цифи. Да, ты старая, но не для меня.

Глядя друг на друга, мы замолчали. До Эда почти сразу дошло, что его слова прозвучали как своеобразный флирт. Нормальные люди вряд ли заметили бы такой посыл в его словах, но мне не впервой.

«Ты с недостатками, но мне так даже больше нравится» и в юности было типичной для Эда формулировкой комплимента. Первые разы услышав о себе подобное я хотела его треснуть, но со временем поняла, что это говорится не со зла, а просто из неспособности преподнести эти же слова более в тактичной форме.

— Я имел в виду «с моей точки зрения», — заверил меня Эд. — Не подумай ничего такого.

— С таким уровнем построения мыслей, я не удивлена, что ты до сих пор не женат, — расплываясь в улыбке, я потянула нитку из клубка.

Снова взявшись за вязание, закинула ноги на диван — опять ныла спина, но не так, чтоб опять принимать лекарства. Принятое в прошлый раз ещё толком не подействовало.

— И почему лекарства, прописанные мне в больнице, действовали не так хорошо как твои? Не поверю, что ты разработал и опубликовал метод лечения, но без подходящего обезболивающего для реабилитации.

— Просто для каждого человека нужно подбирать дозировки разных препаратов согласно особенностям организма и истории болезни. В больницах часто дают лекарства по общим стандартам. А сейчас у тебя личный рецепт.

— Вот как… в таком случае спасибо.

— Фигня, — Эд натирал чем-то листок бумаги с какими-то цветными пятнами. — А ещё, что не маловажно, я стараюсь минимизировать нарушения режима.

— Эдмунд, — я закатила глаза. — Я бы поняла твоё недовольство, будь ты примерным больным в своё время, но ты же был хуже меня!

— А думаешь приятно быть горизонтальным недееспособным куском мяса? Ты мне вообще ничего делать не давала!

— А ты? Ты сейчас ведёшь себя лучше?

— Уж по крайней мере я не заталкиваю в тебя то, от чего тебя наизнанку выворачивает.

Ответ застрял у меня в горле. Он говорит про тот самый суп, из-за которого мы поссорились.

От внезапного укола вины защипало в носу. Я отвернулась, тихо пробормотав:

— Я не хотела тебя мучить. Прости.

Эдмунд молчал. Сидя к нему спиной и быстро перебирая спицами, я не видела его лица и с трудом представляла, о чём он думает.

— Скажи мне, Цифи, ты это серьёзно сейчас?

— Смотря о чём ты, — я не отвела взгляда от вязания.

— Ты действительно пытаешься передо мной извиниться? После того как выхаживала, терпела мои истерики, и всего раз сорвалась и высказала всё, что думала.

Мне всё же пришлось поднять глаза на бывшего жениха, просто чтобы убедиться, что он задаёт этот вопрос серьёзно. Да. Эд смотрел на меня, стараясь выразить взглядом правильный ответ. Но с его вариантом я не могла согласиться.

— Да. Я наговорила тебе страшных глупостей тогда.

Эдмунд, явно остался разочарован моим ответом.

— В тот раз ты была полностью права, — он тяжело вздохнул и сосредоточился на работе.

— Нет, Эд, — заспорила я, всеми силами пыталась понять, какая мысль сидит у него в голове и порождает такие высказывания. — Ты не виноват в том, что случилось.

Эдмунд вскинул брови, в каждой чёрточке его лица читалось саркастичное «Разве?».

— Не смотри на меня так, ты не прав.

Бывший жених засмеялся, переключая внимание на работу.

— Боже мой, Эдмунд, у тебя что, комплекс неполноценности на фоне моих слов развился?!

Ответом на моё внезапное восклицание стало молчание… Эд принялся сосредоточенно натирать кончик носа указательным пальцем, как поступал всегда, когда терялся или задумывался о чём-то.

Мне вдруг стало страшно. Резко пришло осознание, что за несколько дней, прошедших с моего приезда, он все пару раз ложился спать, не засиживаясь до глубокой ночи, и что в его башне больше двух десятков шкафов с книгами и оборудованием. Нередко это древние и поистине уникальные предметы.

Я всё могу понять: Эду отчисляется не малый процент от стоимости каждой операции, проведённой по его методу. Крупные траты — не странность, но стоит принять во внимание один момент… этот же человек ворчит на цену свежего салата зимой и носит двадцатилетний свитер, похожий на мешок для картошки.

Не бывает людей без странностей, но его одержимость работой — это страшно! И, скорее всего, это следствие не реализованного потенциала. И, во многом, моя вина.

Все эти мысли заняли лишь несколько секунд, оборвавшись спокойным, даже слегка весёлым замечанием Эдмунда:

— Знаешь… я бы скорее назвал это справедливой оценкой объективно не полноценному существу.

Я медленно отвернулась, снова взявшись за вязание, и тихо завершила разговор:

— Как был дураком, так и остался.

Занимаясь свитером, я почувствовала на себя взгляд. Он понимал, что в этот раз я говорю серьёзно, был удивлён, обижен и не согласен, но спорить не собирался.

…

77. Пацифика.

…

Я завернула в ткань баночку с кашей и ветчиной и положила в сумку Эдмунда. Он в это время надевал куртку. Дождавшись, когда Эд застегнётся, я вручила ему сумку.

— Будешь вечером печёночные котлетки с вчерашней картошкой?

— Цифи, я вернусь из леса после дня работы. Я сожру всё, что будет на столе, хоть пустую сковородку.

Я улыбнулась.

Эдмунд перекинул через голову лямку сумки. Она зацепила волосы. Несколько витых прядей упали на лоб. Эд откинул их назад.

— Ты только не перестарайся с работой по дому. Не хочу опять отключать тебе нервы в спине. Сколько раз я уже это делал? Три?

— Два. После вина и за день до праздника, — я заложила за ухо волосы. — В день празника я взяла конфету.

— Вот. Это было три дня подряд. Это называется «тэнденция», Пацифика. Так что тяжёлую работу оставьте мне.

— Не будет тяжёлой.

Эд многозначительно поднял брови, улыбаясь самой саркастичной из возможных улыбок.

— Ладно, — сдалась я. — Постараюсь. Но тут дел-то… Так только, пыль протереть, может, постирать кое-что. Ужин приготовить.

Эд засмеялся:

— Что, даже шкафы двигать не будешь?

Мне потребовалась несколько секунд, чтобы понять, к чему это сказано. Речь о моей привычке разговаривать во сне. Иногда я даже начинаю ходить. В первый раз Эд столкнулся с данным явлением, когда я посреди ночи пошла передвигать шкаф из спальни в коридор, «увидев» на нём профессора травологии. Она хотела забрать наш чайный сервиз в оранжерею. Потом Эдмунд часто припоминал мне этот случай.

— Сколько можно издеваться?

Эд секунду молчал:

— К пятидесяти годам я напишу мемуары с этой историей и пришлю тебе экземпляр.

— А потом завещаешь рассказать её на твоих похоронах, — я тяжело вздохнула.

— Обязательно.

— Кстати, раз уж зашла речь про тот сервиз, который хотели похитить в оранжерею… Куда ты его дел? Я не нашла его, когда пришла домой семнадцать лет назад.

— Погоди, — Эд снял сумку, потирая нос. — Разве ты не забирала из гостиной коробку?

— Нет, — я упёрла руки в бока.

Дорогой комплект чашечек, блюдец, ложечек и прочей утвари на двенадцать персон не считался нашей семейной реликвией, но пробыл во владении моих бабушки и прабабушки без малого семьдесят лет. Эта была одна из немногих вещей в доме, едва не ставшем нам с Эдом общим, которую я действительно хотела бы забрать.

— Эдмунд, — руки скрестились на груди. — Где мой сервиз?

— Э… — «жених» усердно натирал кончик носа, будто желал отполировать до зеркального блеска. — Да чёрт его знает. Я у Аслана спрошу.

— Почему у него?

— Он иногда живёт в моём доме, когда приезжает в город по делам.

— Потрясающе, — пробормотала я, представляя, что могло случиться с дорогой посудой тончайшей работы.

— Да, — Эд наконец оставил в покое нос. — Короче, он может что-то знать. Либо, когда приедем, поищем на чердаке. Там страшный бардак, может, ящик где и завалялся.

Я отвела глаза в сторону и заворчала:

— Где ты его бросил?

— В гостиной. Возле серванта. Можно подумать в том состоянии я стал бы тащить тяжёлый ящик с фарфором в другую комнату.

— Почему я его не увидела?

— А я знаю? Я его в угол сдвинул и всё. Даже не загораживал ничем.

Я потянула руку к горлу Эдмунда и поправила белый воротничок рубашки.

— Хоть бы коробку подписал.

— А смысл? Ты ж её не увидела, — Эд мягким прикосновением поднял мой подбородок и заглянул в глаза. — Сильно расстроишься, если не найдём?

— Сильно, — я не стала врать.

Он кивнул.

— Мы поищем, как приедем, только напомни.

Эд достал из кармана синюю ленточку и собрал кудри в короткий хвост.

— Ну, ты поняла: не трогай шкафы.

— Не буду, — пообещала я и принялась расправлять нагрудный карман куртки. — Ты уверен что не замёрзнешь? У тебя совсем легкая куртка. Может, наденешь под неё свитер?

— Конец апреля. Я сварюсь в свитере.

— Смотри сам.

Шевельнулась занавеска, отделяющая «комнату» Луны от остального пространства башни. Малышка вышла с заспанным видом, укутавшись в халат.

— Доброе утро, — она почти не глядя на нас подошла к огненному артефакту, на котором доваривался кофе, и сняла его с плиты.

Как удачно она встала — заболтавшись с Эдом, я совсем забыла о напитке.

— Мам, — разлив кофе, она подняла взгляд, на меня. — С днём рождения.

— Спасибо, — я улыбнулась.

Эд с нескрываемой завистью посмотрел на малышку:

— Вижу маленького тунеядца.

— Вижу обречённого рабочего человека, — дочь с ехидной улыбкой сделала глоток кофе. — Удачи на работе.

— Обижаешь старенького учителя, да, — вздохнул Эд и отпер дверь. — А учитель будет грустить. Не стыдно?

— Нисколько, — она особенно громко хлюпнула, отпивая. — Подростки жестоки и неблагодарны.

— Хе… М-да. Вот поэтому тебя и нет в моём завещании.

— Я бы больше удивилась обратному.

Эд открыл дверь:

— Ну, ладно, девчонки, увидимся вечером.

— Увидимся.

— Пока.

Луна поставила свою порцию завтрака на стол и села есть. За «обречённым» закрылась дверь и мы с дочкой остались одни.

Я подошла к шкафу и наполнила лекарством рюмку. Горький травянистый запах и такой же вкус уже стали привычными. Что-то я не очень хорошо спала сегодня, постоянно ворочалась, и вот вам, пожалуйста! Боли.

— Резать печень на фарш буду я, — коротко, но уверенно заявила Луна, когда я обернула в себя буро-зелёную жижу.

Я хотела бы возразить, но понимала, что резать мясо мне доверять нельзя. Процесс это трудоёмкий, а с моей спиной одним и тем же делом без перерыва заниматься не просто. Придётся постоянно отвлекаться на отдых, а держать продукты вне прохладного погреба несколько часов — плохая идея. Луна справится быстрее. Лучше займусь уборкой.

— Я протру пыль, — подходя к водному артефакту и готовясь мыть посуду, кивнула я.

— Хорошо. Кстати, я хотела тебя спросить…

Опуская кастрюльку от каши в воду, я сохраняла невозмутимый вид, хотя внутри уже обречённо вздыхала, предсказывая вопрос.

— Ты же чуть не вышла за Эда?

То есть, она знает, что мы не просто встречались, а едва не поженились. Он настолько много вчера сказал ей? М-да… а ты трепло, Эдмунд.

— Было дело.

Я мысленно молилась, чтобы Луна не начала задавать дополнительных вопросов. Неужели ей больше поговорить не о чем? Я сама ещё не поняла, как относиться к сложившимся в жизни обстоятельствам и как общаться с Эдом. После вчерашнего разговора я стала примерно понимать, что им движет и что, собственно, много лет назад стало причиной раскола, но вот как это «лечить» и до сих пор ли мне это нужно не было ясно.

— Но это было раньше, — я убрала посуду и пошла к уборной, чтобы взять тряпку, — Единственное, в чём я уверена сейчас, это то, что он стал невыносимым трудоголиком, и что ни разу за время моего пребывания не протёр со шкафов пыль.

— Я просто хотела сказать, что, если хочешь возобновить ваши отношения, инициируй это сама, — вдруг сообщила дочь, заставив меня резко оглянуться. — У него возле кровати на тумбе новая книжка. Ты могла бы предложить ему вместе почитать вечером. Лично я планирую лечь пораньше. Что-то не выспалась сегодня.

Она невозмутимо ковыряла завтрак. На лице не было ни капли эмоций. Луна умела скрывать их, если хотела. Я непроизвольно подняла взгляд к потолку, в голове проскочила мысль: «Ну, спасибо, Роланд, за этот её талант! Как мне теперь её понимать?»

— С чего вдруг ты решила, что мне это интересно? — возразила я, заставив голос звучать спокойно.

— По тебе видно, — пожала плечами дочь и как-то странно улыбнулась. — Ты ходила в академии на факультатив актёрского мастерства?

— Да, — я совершенно не понимала, о чём она, но отчётливо видела перед собой Роланда в такие моменты, когда его забавляло что-то, что он не собирался мне объяснять. Что ж, покойный муж, как бы я тебя не любила… чёрт бы тебя побрал с твоей наследственностью.

— Это не твоё.

— Ясно.

Я села за стол и серьёзно посмотрела на дочь:

— Послушай, мы с Эдмундом давно расстались и у нас остались некоторые нерешённые вопросы и обиды. Давай-ка, мы сами с ними разберёмся, ладно?

— Ладно, — легко согласилась Луна и сменила тему. — Ты поищешь тарелки для тортов или мне этим заняться?

— Поищу, — я сосредоточилась на мысли о вечере. — Кстати, ты не знаешь, Эдмунд собирается что-то мне подарить? Я-то ему да. Будет неловко, если он ничем не ответит.

— М… — Луна задумалась. — Может быть, книгу. Он принёс недавно новый любовный роман. Но, возможно, он взял его для себя. Я без понятия.

— Ага, — я потёрла подбородок и села за стол. От долгого стояния на месте начала болеть спина.

— А ты что собираешься подарить?

— Свитер. Ты же видела в чём он ходит? Там уже петли расходятся. Давно пора в камин положить.

— М… — дочь кивнула и отправилась мыть посуду. — Я достала ему кристалл. На нём двойное плетение ментала и света.

— Зачем? — уточнила я.

Конечно, я слышала о плетениях из разных энергий, но очень мало помнила. Я закончила академию шестнадцать лет назад и уже ничего не помню. Точно знаю, что там переплетаются плетения двух или нескольких направлений и это бывает полезно.

— Эда какой-то свой артефакт сломал. Чтобы починить, нужно найти такой кристалл. Я смогла выторговать его у одного проезжего.

— Это же не бытовой артефакт, да? — поняла я.

— Что-то исследовательское, — подтвердила дочь, убирая чистую посуду и доставая нож, печень, миску под фарш и разделочную доску.

Вернувшись за стол, она негромко и как-то очень… напряжённо, что ли, прибавила:

— Эта штука взорвалась пару лет назад.

Взрыв артефакта. Перед внутренним взором возник гроб с Роландом. Неприятные ассоциации.

— Там очень мощные чары? — уточнила я. Конечно, Эдмунд знает что делает, но всё-таки, взрыв есть взрыв.

— Ну, так, средненько, — Луна повела плечами. — И они в первую очередь диагностические, так что не так страшно.

— Ага, — я встала. Надо всё-таки взяться за уборку.

— Кстати, тебе я тоже принесла кое-что. Не будешь против, если я отдам его вечером, когда будем есть торты?

— Не буду, — я расплылась в улыбке. Неприятно постареть на год, но то, что о твоём дне рождения помнят — потрясающе.

…

78. Автор.

…

Открылась дверь. Луна оторвалась от книги и выглянула из своего закутка.

Уставший Эдмунд стянул сапоги, разослал по кристаллам, расставленным во всей башне несколько сияющих шаров энергии, чтобы камни начали светиться, и с явной неприязнью погасил огненные артефакты. Хозяин башни понимал, что, когда его нет дома, Луна не хочет освящать помещение своей энергией, и готов был с этим мириться. В конце концов, жить при лиловом свете ментальной энергии действительно не очень удобно. Но если магическим светильникам есть альтернатива, в его башне их не будет. Нет уж. Сам факт наличия этой гадости в доме причинял Эду почти физический дискомфорт.

Пройдясь взглядом по уснувшей на диване Пацифике, Эдмунд пошёл к ванной. Заметив ученицу, он улыбнулся одним уголком губ:

— Сейчас приду и будем доставать торт.

С верхних этажей ему в руки прилетели полотенце и комплект чистой домашней одежды, а от стола с лекарствами — банка средства для волос.

Эдмунд скрылся за дверью в небольшое помещение, а Луна, прихватив книгу, от которой ей пришлось оторваться, вышла из закутка.

Сковорода с печёночными котлетами и картошкой давно дожидалась своего часа, но включать под ней артефакт девочка не спешила — она знала, что если учитель собрался заняться волосами, он проведёт в ванной минут тридцать, не меньше.

Луна глянула на часы, прикидывая, во сколько надо поставить ужин греться и села читать за обеденный стол.

Неспешно перелистывая страницу за страницей, девочка дождалась момента, когда стрелки достигли нужных отметин на циферблате.

Закрыв томик, предписанный программой академии по литературе, девочка подошла к артефакту и повернула рычажок активации. Под сковородой вспыхнул огонёк.

Пяти минут хватило еде, чтобы разогреться. Луна выключила артефакт, переложила ужин в тарелку и вернулась к чтению.

Через полторы страницы текста появился Эдмунд.

— Что читаешь? — он моментально оказался за столом и накинулся на еду.

— Какой-то лютый бред, — девочка посмотрела на обложку и попыталась прочитать название, представленное фамилией главного героя. — Бе… беред… тьфу! Короче вот этот.

Она повернула книгу к учителю. Во время чтения она привыкла, завидев это невразумительное сочетание букв, смотреть на следующее слово, понимая, что речь о герое и даже не делая попыток воспроизвести звучание имени.

— А… эта фигня, — поморщился Эдмунд. — Я тоже никогда не мог это выговорить. Ещё и герой такой придурошный…

— Если закрыть глаза на постоянное нытьё на пустом месте, это ещё не худший представитель героев нетленной классики, — не согласилась девочка.

— Может, — пожал плечами Эд, одну за другой проглатывая несколько вилок картошки. — Считай, я это от зависти. Просто тоже хочу обидеться на весь мир за то, что меня, такого особенного, не носят на ручках и чтоб при этом история моей жизни считалась нетленной классикой.

— Ну, если так ставить вопрос, — улыбнулась Луна. — Теперь я тоже ненавижу этого придурка.

Эдмунд быстро уничтожил ужин и сгрузил посуду в чан водного артефакта.

— Такие дела, да… Так, ладно. Это я потом помою. Доставай торт.

Луну не пришлось уговаривать, она быстро отложила книгу и заглянула в холодильную яму. С самой глубокой полки был извлечён бисквитный десерт с малиной. Эд в это время поставил чайник на огненный артефакт.

Девочка передала торт учителю и потянулась за вторым, представляющим из себя несколько плоских котлет-коржей и «крем» из лука, моркови и омлета, обжаренных с большим количеством масла.

Занятый поправлением декора на сладком торте, Эдмунд не сразу заметил второй.

Луна поставила блюдо на стол и отправилась будить мать.

Эдмунд несколько мгновений смотрел на продукт с непониманием, но постепенно на его лице возникло выражение детского восторга. Усталость, не покидавшая лицо Эда весь вечер, внезапно испарилась.

— Мам, просыпайся, — девочка потыкала в плечо спящую.

Пацифика с трудом разлепила веки. Поздний вечер и сильная усталость мешали быстро проснуться.

— Тортик, — коротко сообщила Луна.

— Да, сейчас, — цепляясь за спинку дивана, женщина села.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы проморгаться и оценить окружающую обстановку:

— Эд, прекрати есть, — наконец собравшись с мыслями, потребовала Пацифика.

Эдмунд престал отдирать от торта кусочки «коржей».

— Вы чай поставили?

— Греется.

— Отлично. Сейчас приду, — кое-как поднявшись, Пацифика направилась в ванной.

Она скрылась, а Луна подошла к учителю, с хитрой улыбкой размещающему на каждом торте по тридцать пять похожих на свечи фигурок из светлой энергии.

— Когда она их задует, ты же не будешь гасить сразу семьдесят, правда? — уточнила девочка, доставая чашки и сахар.

— Обязательно. Как без этого?

— Можно загасить тридцать пять. Без злых шуток про возраст, — Луна усмехнулась. — Старших надо уважать.

— Надо, да? Тогда почему мне кажется, что ты сейчас неуважительно шутишь надо мной?

— Ты мне такой пример подавал.

Эдмунд поставил на стол три тарелки и столовые приборы:

— Если есть сладкий и солёный торты с разных концов одной тарелки, пофиг же? Или шесть поставить, как думаешь?

— Ставь всем по одной.

Пока учитель доставал ещё посуду, девочка доделала чай.

— Ну как вы тут? — Пацифика вышла из ванной и села за стол.

По дорожке крапивы, протянувшейся с верхних этажей, неслась коробочка.

Поняв, что учитель собирается сделать, Луна отправилась к себе и вернулась с небольшим деревянным ящичком.

— Ты любишь жаловаться, что тебе нечем заняться, Циф, — Эдмунд вручил имениннице подарок. — А ещё, когда-то давно ты хотела освоить плетение из бисера. Не знаю, освоила или нет, но сейчас всё равно хорошее время для этого.

В коробочке лежало несколько мешочков разноцветных стеклянных шариков размером с семечко помидора. Они не были абсолютно одинаковыми — сказывались дороговизна и сложность изготовления. Производственного брака хватало и без высоких стандартов качества — не очень-то просто отлить такие крохотные капли стекла, а потом в каждой проделать дырку.

— И сколько ты за них отдал? — Пацифика подняла смущённый взгляд.

— Не так много, — пожал плечами Эд. Мысленно оправдывая свой не вполне честный ответ тем, что с его доходом сумма и впрямь не критична.

— Это тоже тебе, — Луна протянула матери ящичек с баночками краски и тремя кистями.

— Спасибо, — Пацифика расплылась в улыбке. С ними-то она точно умела обращаться.

Пацифика поставила на стол обе коробки, поцеловала дочь и на секунду замешкалась, думая, как поступить с Эдом. Можно было бы и его в щёку чмокнуть, но… пожалуй, для всех будет лучше, если она просто обнимет его. Это женщина и сделала.

Объятия не длились долго. Не многим дольше обычного рукопожатия.

Оторвавшись от плеча, мокрого от лежащих на нём непросохших курдей, Пацифика оглянулась на часы. Без пяти десять.

— Пока рано, но может, уже сейчас отдать тебе подарок?

— Сейчас принесу, — Луна ушла к себе, считав возникшее на лице учителя радостное нетерпение.

Пацифика отошла к дивану и вернулась со свитером.

— Я подумала, что твоему уже нужна замена. Примерь, удобно?

Эдмунд натянул свитер. Он был чуть шире, чем того требовалось в области живота, но в плечах и по длине сидел почти идеально.

— Спасибо, — одной рукой Эдмунд придерживал волосы, чтобы влага с них не попадала на ворот, но смысла в этом было не много — промокшая часть рубашки мочила свитер изнутри.

— Эд, — Луна вернулась с кульком белой ткани. — Помнишь, у тебя сломался артефакт и для починки нужен был кристалл под два плетения.

— Да, — Эд ответил не сразу. У него был далеко не один сломанный артефакт, для которого он искал ту или иную деталь. Потребовалась секунда-другая, чтобы понять, о котором речь.

— Я достала его.

Эд развернул ткань и извлёк на свет кусок хрусталя размером с крупную морковь, овитый толстой проволокой. Из неё в нижней части кристалла формировались три зубца, которые обеспечивали сцепление с артефактом.

— Луна, я знаю, чем мы завтра займёмся, — на лице учёного отобразилось выражение под названием «У меня появилась потенциально небезопасная, но обалдеть какая весёлая идея».

— Мальчику подарили кубики, — улыбнулась Пацифика. Мимика бывшего жениха в подобные моменты порядком её забавляла. — Завтра он пойдёт из них строить.

— Да знаешь, мальчики часто любят кубики. А тридцатипятилетней старушке это кажется странным? — чуть прищурился Эдмунд, улыбаясь одним уголком губ. — Кстати об этом. У нас чай скоро совсем остынет.

Пацифика перевела взгляд на накрытый стол.

— Ты же погасишь все семьдесят свечек, да? — тут же догадалась «старушка».

— Ну почему вы обе так быстро догадались? — пробурчал Эд, отодвигая печёночный торт. — Какие вы скучные.

— Это ты повторяешь шутки восемнадцатилетней давности. Или надеялся на старческую забывчивость?

— Надеялся. А что? На спину-ноги-кости жалуешься регулярно, практически живёшь у лечащего врача, на мальчиков с кубиками ворчишь, вкусно кормишь. Чем ты не бабушка?

— Давайте вы будете упражняться в остроумии потом? Я есть хочу, — Луна прервала не особо содержательный диалог.

Пацифика «задула» свечи. Следом погасил свои Эд. На тарелках появились кусочки тортов, застучали вилки.

Луна быстро расправилась с ночным перекусом и вышла из-за стола.

— Я чистить зубы и спать. Вы собираетесь ещё сидеть, да?

— Не знаю, — пожала плечами Пацифика. — У меня что-то опять спина ноет.

— Собирался ещё почитать, — Эдмунд отрицательно покачал головой.

Луна исчезла за дверью ванной.

— Ты будешь читать что-то по работе или художественное?

— Роман себе купил. Типа тех, что у тебя в академии таскал.

— Это тот, что у тебя на тумбе лежал? — уточнила Пацифика и объяснила. — Я сегодня там пыль протирала, увидела.

— Убиралась наверху?! Надеюсь, на рабочем столе ты порядков не наводила? — Эд похолодел.

— Нет. Я ж не сумасшедшая, лезть в твои разработки.

— Моё ж ты золото, — от сердца отлегло и Эд продолжил разговор о романе. — Да, я про ту книгу. Я ещё не начинал читать, но слышал, что герои должны кого-то убить и поделить наследство.

— Звучит занятно. Дашь потом почитать?

— Без проблем, — Эд ковырнул печень в своей тарелке и выпалил. — Можем даже вместе посидеть, если ты не очень плохо себя чувствуешь.

Эдмунд опустил взгляд в тарелку. Мысли только теперь догнали язык и какие-то подсознательные желания, продиктованные ностальгией по разрушенным отношениям. Эд дал себе мысленный подзатыльник за это дурацкое предложение. Что это у него за глупости в голове? Хотя… а почему нет? Есть ли хоть одна причина, почему это глупо и неправильно? Конечно есть — всё давно в прошлом и… и вообще у них тогда ничего не получилось, не получится и теперь! Только больнее станет.

— Да, — выдохнула Пацифика.

Она, безусловно, почувствовала, что что-то не так — даже Эд, не способный читать мысли, в этом не сомневался — но, тем не менее, не дала собеседнику шанса передумать.

Спина предательски заныла.

— Только сядем на диван, не возражаешь? Ужасно болит спина.

— Хорошо, — Эд отломал вилкой кусочек торта. Отступать было уже поздно. Да и… не хотелось.

— Заморозишь нервы? — уточнила Пацифика, задыхаясь от смешанного чувства — смущения и ликования.

Луна снова появилась в поле видимости и тут же скрылась за шторкой.

— Ладно, — Эдмунд закончил ужин и встал у водного артефакта, вымыть посуду.

С верхних этажей крапива уже несла небольшой пёстрый томик.

…

79. Автор.

…

В конце мая погода в Трое-Городе часто становилась дождливой. Вот и этим вечером холодный ливень барабанил по крыше.

На столике у дивана стояли три полупустые кружки с тёплом молоком, на диване, завернувшись в одеяла, сидели жители башни. Завтра они собирались отправиться в родную столицу, а пока наслаждались тишиной захолустья.

Луна листала приключенческий роман, а Эдмунд и Пацифика книгу-страшилку, про монстров в пруду старого замка.

— Отвратительно, — прокомментировал Эд. — Просто отвратительно.

Через полминуты Пацифика дочитала до того же места:

— Феерически гадко.

Женщина поджала под себя ноги, плотнее укуталась в одеяло.

Эдмунд сидел, закинув ногу на ногу, и, уперев в колено локоть, вытягивал руку с книгой подальше от себя и поближе к Пацифике — так им обоим было удобно читать.

Луна потянулась к чашке и отхлебнула. На губе остались «усы» из молочной пенки. Девочка уже собиралась вытереться, но мать остановила её:

— Подожди, подожди… дай-ка я тебя умою.

Повернувшись так, чтобы Эд не загораживал ей дочь, Пацифика сосредоточилась на источнике и подняла руку. По кончикам пальцев с тихим треском пробежала синяя искра. Кожа на миг окрасилась в этот цвет.

Закрыв книгу, Эдмунд внимательно наблюдал за действиями женщины. Её восстановление шло без осложнений. Прогресс уже позволял создавать несложные чары, однако контроль с его стороны был необходим. До момента успешной активации плетения нужно установить защиту.

Полу-прозрачная стена светлой энергии полностью заслонила собой Луну и Эда, а также частично Пацифику. Защитить её полностью было невозможно, поэтому Эдмунд непроизвольно раскрыл ладонь, чтобы поглотить плетение, если потребуется.

Пальцы мага воды снова озарились синим светом. Тонкие сияющие нити энергии, дрожа, сплетались в узор.

Эдмунд перевёл взгляд с чар на лицо «пациентки», чтобы считать эмоции — вдруг ей больно или что-то идёт не по плану.

Но женщина сохраняла сосредоточенный и хладнокровный вид. Ей очень шло это выражение лица. Такое… взрослое, уверенное.

Синий свет почти завершённого рисунка окрасил зелёные глаза в насыщенный тёмно-бирюзовый цвет, а разлетающиеся от нестабильного магического кружева искры отражались в них быстрыми огоньками, похожими на падающие звёзды.

— Эдмунд, — позвала Пацифика, не отрывая взгляда от плетения.

Мужчина не сразу сообразил, чего от него хотят.

Усилить защиту. Конечно, что же ещё?

Белые стены уплотнились, готовясь принять удар на себя. Эд перестал моргать, ожидая.

Работа этого плетения всегда его завораживала, хоть и длилась совсем недолго — моргнёшь — пропустишь.

Синий рисунок вспыхнул ярче и быстро скукожился в маленькую точку, вытягивая из окружающего пространства объёмом где-то в метр быстро растущие капли воды. Как будто взрыв происходит в обратном направлении или звезда втягивает лучи, а не испускает.

Пацифика держала шарик из воды. Он парил, медленно меняя свою форму.

Защитные стены погасли.

Пацифика направила капельку всё менее правильной формы в сторону Луну, чтобы смыть молочную полоску из-под носа, но что-то пошло не так. Вода дёрнулась и полетела в сторону.

Чуть-чуть не долетев до лица Эдмунда, капля разорвалась, брызгая на всю троицу.

— Я вроде не мазался, — с лёгкой улыбкой мужчина первым делом обтёр рукавом книгу, а потом уже лицо.

— Пойду умоюсь, — Луна поднялась с дивана.

— Я и не собиралась тебя мочить, — Пацифика смахнула со щеки капли.

— Да это понятно, — книга снова открылась на недочитанной странице. — Ты где остановилась?

— На середине страницы, — женщина указала на правый листок, удобно устраиваясь на диване.

Капли дождя продолжали убаюкивающее стучать по черепице. Белый свет магической энергии освещал первый этаж. Стрелки часов неспешно двигались вперёд. Луна вернулась и, запрыгнув на диван, накрылась одеялом почти целиком, оставив видимыми только лицо и руку с книгой.

Тихий уютный вечер, ставший почти обыденным, внезапно прервался звоном колокола. Кто-то за входной дверью дёргал шнур от него.

Книга о водных монстрах моментально захлопнулась и оказалась в руках у Пацифики.

Бурча себе под нос ругательные словечки, Эдмунд побрёл к двери.

— Эд, выбирай выражения, — вслед ему возмутилась Пацифика, но претензия осталась без внимания.

Щёлкнул замок. Дверь открылась. За ней стоял парнишка, сын владельца одной из слишком многочисленных для маленького городка гостиниц:

— Там приехал торговец. Лиам Стоун. Сказал, чтобы ты принёс ему мазь от солнечных ожогов.

— Лиам? — Эдмунд мягко втянул мальчика в дом и закрыл дверь. — Постой тут.

Не менее полусотни белых рисунков в мгновение ока вырвались из руки мага, разбились на четыре кучки и разлетелись в разных направлениях.

Первая группа прочертила дорожку крапивы до верхнего этажа. Несколько стеблей начали копаться в шкафу. Послышался звон, и два десятка мешочков с монетами по жгучим стеблям понесись вниз.

Вторая часть плетений прочертила полосу растений до сумки и притащила предмет хозяину.

Третья доставила мазь.

Последняя часть унесла плед, в который Эдмунд был до сих пор обёрнут.

— Всё, девочки, приехал мой барыга, так что я сейчас иду купить книг и в читательский запой дня на три. Может, однажды вернусь.

По крапиве к столу полетели ненужные лекарства и бумажки, ранее наполнявшие сумку, а их место заняли деньги.

— Если умрёшь от передоза, можно забрать фляжку, которую ты даёшь маме на обезболивающие? — пробурчала Луна.

Она даже не подняла от текста глаз. Эд уже научился замечать моменты, когда ученица обижается на него за долгие «запои» и недостаток внимания. Такая ревность была даже милой. Это у неё от матери.

— Я подарю тебе собственную, когда закончишь обучение у меня, — пообещал Эдмунд, затягивая шнуровку на груди плаща.

— Зачем мелочиться, доченька? — Пацифика закрыла книгу и понесла к шкафу. — Мы просто вынесем все ценности после его смерти. Продадим, и ты ещё будешь получать постоянные выплаты за использование его разработок. Мы их выдадим за твои.

— За что я тебя люблю, Циф, так это за то, ты точно сможешь позаботиться о моём наследии, — Эд открыл дверь. Шум дождя усилился. — Учись у мамы, солнышко.

Вскинув руку в прощальном жесте, Эдмунд улыбнулся и вместе с мальчиком вышел, дважды провернув ключ в замке.

Под холодными струями воды, по темноте и лужам, мужчина в компании своего малолетнего спутника, заспешил в соседнюю часть Трое-Города.

Чуть больше двадцати минут. Примерно столько требовалось Эдмунду, чтобы без особой спешки добраться до точки назначения по хорошей погоде. Сейчас он спешил, но через каждые три шага приходилось огибать или перепрыгивать лужи, что сбавляло скорость.

Холодный ветер забирался в капюшон, заставляя ёжиться.

— М-да, не слишком нас май балует, да? — усмехнулся мужчина, хватая мальчонку за шиворот, чтобы тот не рухнул в лужу, поскользнувшись.

— Не люблю весну, — ребёнок постучал башмаком по земле, комья грязи, налипшие на обувь, отвалились.

Части города разделял лесок. Здесь земля размокла от ежедневных ливней, превратившись в подобие болота.

Через пять минут бега нога у Эдмунда поехала в строну, и с громким шлепком профессор магических болезней растянулся на земле. Сумка, обтянутая кожей для защиты от капель, тем не менее, не была готова оказаться в луже полностью и зачерпнула воды. Как и сапоги.

— Чёрт, — прошипел мужчина и хотел было добавить сверху ругани, но присутствие ребёнка заставило его остановиться.

Эдмунд прислонился к дереву и вылил из сапог воду.

Мужчина и мальчик ускорились и вскоре добрались до таверны.

Здание встретило их тёплым помещением со старыми, но ещё крепкими дощатыми стенами и пятью массивными столами. Здесь всегда стояла одинаковая смесь запахов: эль, похлёбка и мясо. Она наполняла всё помещение, но сегодня один запах выделялся особенно сильно — копчёная ветчина. Именно её ели два последних гостя, ещё не ушедших в свои комнаты.

— Он на втором этаже в дальней комнате слева, — доложил мальчик и сразу скрылся на кухне.

Оказавшись у двери, указанной мальчонкой, Эдмунд постучал и, получив разрешение, вошёл.

В комнатушке с кроватью и маленьким столиком валялось три больших мешка и куча всякого хлама. На кровати сидел мужчина с красной кожей, явно повреждённой палящим солнцем, и светлыми волосами, окончательно выгоревшими.

— Из пустынь? — тут же догадался Эдмунд и сунул старому знакомому баночку с мазью.

— Почему она в грязи? — мужчина поднял один из разбросанных по всему полу лоскутков и обтёр банку.

— Я упал. Сумка воды зачерпнула.

— Это плохо, — охотник за ценными древностями стянул рубашку, обнажив костлявое тело с несколькими рунами, вытатуированными на спине и плечах, и принялся впирать в места самых сильных ожогов целебный состав.

— Ну да. Что уж тут хорошего? — Эдмунд сел на пол перед первым мешком и принялся рыться в нём. Пол стал быстро покрываться сырьём для артефактов и бытовыми вещами из старинных храмов и замков.

— Ты не сможешь нести книги в мокрой сумке. А у меня есть кое-что особенное для тебя.

— Просохнет, — Эдмунд поднял к свету пару бокалов.

Гранёные чаши были выполнены из зелёного стекла, а подставки и тонкие ножки, украшенные узором из крохотных серебряных змей, из прозрачного.

— Сегодня не такой уж интересный набор.

— Что это за бокалы?

— Это не артефакты. Хотя я бы не удивился, будь они проклятыми. Затерянный дворец, где я всё это нашёл, чуть не отправил меня в число покойников.

— Я возьму их.

— Выбирай всё, что хочешь, — пожал плечами мужчина, продолжая обрабатывать кожу и тихо бормоча ругательства на родном языке.

Эдмунд продолжал рыться в мешках, скидывая в кучку товары, которые он собирался забрать.

В мешке с артефактами нашлась фигурка толстого, но низкого человечка с пружинкой, соединяющей голову и туловище. Она была сделана из меди и дерева, а по размеру была сопоставима с кулаком Эда.

— Почему она среди артефактов?

— У тебя такой не было? — искренне удивился торговец. — Это нянька для маленьких детей и для тех у кого проблемы со сном. Ментальное и светлое заклинания успокаивают их физически и душевно. Люди засыпают крепко и легко. Такие даже сейчас используются.

— Из моих знакомых таких никто не держал, — Эд с интересом дёрнул голову фигурки, заставляя её качаться. Как интересно, работает этот артефакт? — И в магазинах я… ни разу…

Маленькие обломки гальки, вмонтированные в глаза фигурки, привлекли взгляд профессора магических болезней.

Ему вдруг стало тепло и спокойно. Голова стала тяжелеть. Эдмунд чувствовал себя как кусок масла оставленный на июльском солнцепёке — сознание и тело растекались.

— Крапивник!

Фигурка выпала из ослабших рук. Эд тряхнул головой и проморгался. Тощие руки торговца держали его: первая сжимала воротник, не давая шлёпнуться о пол, вторая страховала затылок, чтоб голова не запрокидывалась.

— Их ставят на тумбы, чтоб такого не происходило, — объяснил нахмурившись. — Яды ты тоже на себе пробуешь, да?

— Я не знал, как включить, — попытался оправдаться покупатель и отложил фигурку в стопку желаемого. — Ученице подарю.

— Ты кого-то учишь?

— Да. Славная девочка. Ментальный маг. Пусть играется. Как подучится, потренируем двойные плетения на таких штуках.

Эдмунд взял с пола кристалл для артефакта и задумчиво прибавил:

— …мой способный колдовать приятель ей в помощь.

Торговец вернулся на кровать и уточнил:

— Ты же работаешь над разломами?

— Да.

— Я добыл книжку по этой теме.

Сдвинув в сторону не заинтересовавшие его артефакты, Эдмунд высыпал из последнего мешка книги.

— Она не здесь, — аккуратно сгибаясь, чтобы плечи меньше гнулись, достал из-под кровати ещё одну сумку, а из неё фолиант.

— Ага, сейчас гляну, — Эд перекладывал книги. Большинства были ему безразличны или уже имелись в распоряжении. Три были отложены к покупкам. — Вроде всё.

Откинув со лба волосы, Эдмунд взял из рук знакомого увесистый том.

На большой бурой обложке было мелко выгравировано:

— «Открытие искры, формирование резервуара, предродовое и постродовое наполнение резервуара источника при формировании индивида в утробе».

Несколько секунд стояла мёртвая тишина. Тёмные глаза «мага с ограниченным функционалом» буравили книгу. Он вдруг понял, что перестал дышать и резко набрав в грудь воздуха, хрипло выдохнул:

— Вон сумка, Лиам. В деньгах не стесняю.

Торговец отошёл к двери, где валялись вещи покупателя и заглянул в них. Помня, сколько обычно составляет сумма в мешке постоянного клиента, Лиам забрал двенадцать и несколько монет из тринадцатого.

Скоро снова под ногами захлюпали лужи.

Эдмунд бежал через лес с мокрой сумкой, перекинутой через плечо, в которой постукивали артефакты и бытовые вещи, и кульком из плаща. Там были книги.

Насквозь промокшая рубашка нисколько не защищала от холодного ветра. Из-за неосторожного движения Эд постоянно падал. Каждый раз, понимая, что сейчас угодит в лужу, он не старался приземлиться на руки и уберечь себя, скорее наоборот: отбить спину и плечи о камни казалось ему ерундой по сравнению с опасностью намочить свёрток. Пальцы сильно убавили в чувствительности от холода, но впереди уже сияли огоньки башни.

В последний раз растянувшись в ледяной, как ему показалось, грязи, Эд очутился у двери и похлопал себя по карманам брюк, но ключ не нашёлся ни в одном.

С минуту ему пришлось простоять под проливным дождём, аккуратно ощупывая свёрток с книгами и выуживая из кармана плаща ключ.

И вот, наконец, тёплый воздух и мягкий жёлтый свет огненного артефакта коснулись усталого, мокрого и грязного человека.

— Господи, Эдмунд! — воскликнула Пацифика, бросая вязание и хватаясь за голову. — Что с тобой случилось?!

На крики матери из закута высунулась Луна и, посмеиваясь, спряталась обратно.

— Как ты умудрился так измазаться?

Женщина моментом оказалась рядом с Эдом и приняла у него из рук грязный свёрток.

— Упал, — сапоги были выставлены за дверь. — Пусть под дождём отмоются, завтра ими займусь.

Эдмунд стянул рубашку серо-коричневого цвета и носки. Сумка была брошена у двери.

Крапива несла ему одежду и полотенце.

— Я быстро в ванную и работать. Книги брось на столе, я их сейчас заберу.

Проходя мимо зеркала, Эд бросил на себя короткий взгляд.

— М-да… Знаешь, Цифи, несколько лет назад у меня была старая серая кошка. Принцесса. Мой кот пропал, и её принесли через месяц или два, — Эд указал на зеркало. — Вот она так же выглядела, когда упала в компостную яму.

Пацифика улыбнулась, вытаскивая книги из плаща и осматривая крупные пятна грязи на его внешней стороне:

— Иди, мойся.

Эдмунд кивнул и скрылся в ванне.