Красные следы на белой коже

17. Молчание — золото

Он двинулся ко мне навстречу, в свою очередь, я натянула цепь максимально сильно.

Если он сейчас не вмешается, я реально же задушусь тут! Цепь — не веревка, ее так просто не ослабить — звякнув, металлические колечки плотно сцепились, фиксируя импровизированную удавку в одном положении.

Сильные руки легли поверх моих — все-таки Хозяин решил вмешаться. Цепь с грохотом упала на пол. Опустив веки и стараясь изгнать пляшущие перед глазами цветные пятна, растираю горло. Вот теперь-то на нем точно живого места нет — куда там Павленко!

− Пошли, − повторяет Хозяин.

− К… куда? — речь дается с трудом, горло адски дерет.

− На кухню.

Снова идет полутемными коридорами — уже почти стемнело, но свет почему-то Хозяин не включает, но он ему и не нужен: мой мучитель прекрасно ориентируется в этом доме.

− Ты ведь здесь не живешь, − высказываю вслух озарившую меня, мысль.

− Нет, − глухо отзывается он.

На кухне Хозяин изменяет своим привычкам — выключатель щелкает, озаряя пространство теплым светом. Довольно просторное помещение вмещало в себя навороченную электрическую плиту, две раковины, длинную, как взлетная полоса, разделочную поверхность, стол и несколько стульев вкруг.

− Кофе будешь? — спросил Хозяин. Я отрицательно помотала головой. — Есть хочешь?

Получив все тот же ответ, он устало опустился на стул. Сцепил руки в замок и опустил их на стол. Немного помедлив, я села напротив. Представив, как в измученное горло протискивается пища, я скривилась.

Повисла неловкая пауза.

− Мы можем попробовать нормально поговорить? — я первая нарушаю эту гнетущую тишину.

− А зачем? — Хозяин откидывается на спинку стула, смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых плещется море. Кажется, он искренне не понимает.

Голубые. Глаза голубые. Я, конечно, слышала о том, что цвет глаз может меняться от настроения, но видеть вживую — никогда не доводилось. А сейчас в этих глаза и печаль, и насмешка.

− То, что я расскажу тебе все… оно ведь ничего не изменит и не сделает ситуацию менее… неудобной.

− Получается, ты решил от меня избавиться? — делаю я пробный заход.

− Нет. В общем… Короче, просто слушай и постарайся запомнить.

Поспешно киваю. Я сама понятливость.

Особенно если дело касается моего выживания.

− В четверг поедем в Клуб…

− Да что за Клуб-то?

− А, ну да, − Хозяин сильнее сжимает руки, так что костяшки пальцев белеют. — В определенных кругах есть… ну, определенные правила, игнорируя которые невозможно оставаться тем, кем я являюсь сейчас. Живая игрушка — отлично подходит для подтверждения статуса. Если ты не можешь подчинить себе человека — ты не можешь ничего, так, по крайней мере, считает у нас… ну, некоторые считают, в общем.

− Это ясно, − я киваю, − то, что у вас там за забавы мне понятно. Я тут причем?

− Ты? — Хозяин морщит лоб, собираясь с мыслями. — Ты мой последний шанс не стать нижним.

Сам того не осознавая, Хозяин трет пальцами хвостик шрама на шее.

− В четверг будет собрание топов. Ну, доминантов, то есть. Если покажешь себя хорошо — тебя оставят при мне. Нет — заберут для перевоспитания.

− А другого выхода нет?

− Нет. Есть места, пути назад из которых нет. Как для доминантов, так и для сабов… Считай, что ты попала на закрытую тусовку этих… как их… иллюминатов или прочих масонов, если тебе так будет проще. Каждый состоящий в Клубе сам решает, что̒ именно позволительно своему сабу, естественно, в пределах дозволенного. По крайней мере, пока в Клубе всем заправляет Бурый.

− Бурый?

− Буровских. Мэр — ты должна его знать. Скорее всего, кстати, будет избираться на второй срок.

− Так это он организовал ваш «кружок по интересам»? — уточняю я. Упитанная рожа мэра смутно помнилась мне по агитационным предвыборным листовкам и редким интервью в местной газете.

− В общем, в лучше тебе вести себя хорошо. Если все пройдет успешно, будет все, как в сказке: поцелуи-подарки, развлечения и все остальное, что разрешу. Если буду в настроении.

− То есть, сейчас ты в настроении?

Хозяин выдавил кривую усмешку:

− Мне незачем давить тебя сейчас. Вот если бы до собрания было больше времени — тогда мы прошли бы через все стадии воспитания: с чувством, с тактом, с расстановкой. Сейчас же смысла нет — либо ты переживешь собрание и тогда все само встанет на свои места, либо — нет.

− А если нет? Если все пройдет плохо?

− Тогда ты отправишься на «общественные работы». Оттуда, кстати, шансов выбраться и прибиться к хорошему доминанту почти нет: кому нужен б/у саб, если можно воспитать под себя нового с нуля? А вообще… ладно, не будет об этом.

− О, так мы вполне еще можем стать… как ты там говорил? Ровней?

Хотелось смутить его и осадить.

− Что-то ты слишком быстро из зашуганного звереныша на привязи стала дерзкой, зубастой лисицей, − Хозяин наклонился на стол грудью. — Ничего. В Клубе обломают. И раз ты так и не научилась сдерживать свой язык, которому лучшее применение ты не в состоянии найти, пришло время обещанного урока.

Порывшись в кухонном ящике. Хозяин вынул моток скотча. Демонстративно положил на стол.

− А может не надо мне рот заклеивать?

− А может не надо чушь нести?

Тяжело поднявшись, он ухватил меня за локоть, заставляя встать. Отрезал кусок скотча и, примерившись, налепил его мне на рот и под непрекращающееся негодующее мычание ответ обратно в комнату.

− Я обожаю твой голос, Лиса, − нежно пропел он, пристегивая цепь на причитающееся ей место и утягивая так, что свободы мне оставался, от силы, метр. Снова надел мне на руки браслеты. Закрепил на ошейнике. — Но еще больше я обожаю когда ты молчишь. Руки связываю — чтобы скотч, случайно, сам собой не отклеился.

Кинул на пол одеяло:

− Не простудись. Урок номер… сколько там? А, неважно. Итак, урок следующий: «Молчание — золото». И чтобы не подвергать тебя искушению вымолить прощение, на сегодня мы с тобой прощаемся. Доброй ночи.

Обозначив на моем лбу издевательский поцелуй, Хозяин подхватил с постели свои вещи и вышел прочь.

Из-за скотча нежная кожа лица слегка зудела. Интересно, а есть ли в моей медицинской карте упоминание аллергии на клейкую ленту? Радует, что вместо кнута, Хозяин ограничился только этим наказанием. Что-то подозрительно он добр в последнее время. Попытка сманипулировать им (и удавшаяся попытка!) — слишком серьезный поступок, чтобы просто так взять и проигнорировать его.

Хлопнула входная дверь. Передумал и решил вернуться? Цокот каблуков по ламинату. Хм, да ла-а-а-адно. Нет. Не может быть, только не говорите мне, что…

Да. Точно.

В комнату вошла девушка. Платиновая блондинка, в полушубке из голубой норки, она уверенно пересекла комнату, оставляя на черном полу следы грязи и царапин. Уперла в меня ничего не выражающий взгляд. Не спорю, выгляжу я колоритно — с синюшней шеей, голая (не считать же наброшенное на плечи одеяло полноценной одеждой!) с исполосованной спиной, спутанными, мокрыми после душа рыжими волосами, пахнущая сексом − хоть сейчас на конкурс красоты!

Ситуация требовала что-то сказать. Как хорошо, что мой рот заклеен и мне не придется что-то объяснять.

То, что эта особа отпустит меня, я не надеялась — тут с жалостью у всех проблемы, вряд ли моя гостья станет приятным исключением. Да и ключи, опять же, есть только у Хозяина и, пожалуй, у Яна. Или это одни и те же ключи?

− Лиса? — спросила блонда.

Я покивала. Блонда неторопливо сняла полушубок, бросила на кровать. Из сумочки вынула пачку длинных сигарет, прикурила. Она стояла напротив, на расстоянии вытянутой руки от меня, властно затягиваясь и молчала. Наконец, она докурила. Подошла ко мне вплотную и с размаху затушила бычок мне о плечо.

− У-у-ум-м!

Так, кажется, в полку моих мучителей прибыло.