Красные следы на белой коже

29. Снова следователь Морозов

До ужаса хотелось закрыть глаза, отвернуться и сделать вид, что не замечаю ничего, но уши-то не заткнуть! Приходилось слушать все нарастающие стоны саба и резкое, прерывистое дыхание Хозяина вкупе с поскрипывающей под тяжестью тел, кожи дивана.

Когда вздохи участились настолько, что стало понятно — финал не за горами, а ножки дивана, казалось, не выдержит нагрузки, Пузан повернулся к сношающейся парочке:

− Лапушка, − позвал он.

Девица сию секунду резво соскочила с Хозяина, одернула юбку и прильнула к Пузану. Потерлась щекой о его плечо, заискивающе заглянула в глаза.

То есть, вот только что, буквально на моих глазах, Хозяин взял чужого саба? А ведь это… это получается… Он и меня так отдать мог, если бы его попросили?! На секунду я почувствовала, как паника кольцом сжимается вокруг меня. Словно я в мышеловке.

Ситуацию разрядил татуировщик, крикнув в приоткрытую дверь, чтоб проходили в кабинет. С невозмутимым видом, Хозяин застегнул ширинку, в три глотка допил остывший кофе и, чуть опережая меня, пошел на зов.

Кабинет поражал чистотой и каким-то своим запахом, тем, что бывает лишь в больницах и прочих учреждениях, требующих стерильности. Пол устлан мозаикой из черных и белых плиток. Дальняя стена сочного, красного цвета, вдоль нее стол с ворохом бумаг, эскизов, каких-то баночек и коробочек. Там же, в россыпи маркеров, едва слышно жужжа, притаился ноутбук. Ближе к двери притулилась кушетка. Молочно-белая, на первый взгляд, больше похожая на кресло стоматолога — именно на нее и сказал мне садиться мастер, предварительно подстелив на кушетку пеленку.

− Можете еще добавить вот это? — Хозяин протянул листок с несколькими буквами мастеру.

− Угу, − тот вгляделся в строчки и повернулся ко мне: − боком повернись. Вот так. Руку за голову — мешать будет.

Уложив меня на левый бок, мастер склонился над правым. Под ребрами защекотало — приложив эскиз к коже, татуировщик принялся переносить эскиз на кожу. Скосив глаза, я силилась разглядеть что там за рисунок.

− Не вертись! — рыкнул мастер. — Потом в зеркале посмотришь, тут делов-то, на час.

Над ухом зажужжала машинка — мастер принялся за дело. Ощущение покалывания очень быстро сменилось болью — противной, навязчивой, словно тебя многократно царапают острыми коготками по одному и тому же месту.

Татуировщик не соврал: спустя обещанное время, машинка перестала вгрызаться в кожу и мне разрешили подняться. Пропустив мимо ушей наставления по уходу и заживлению (все равно мастер больше обращался к Хозяину, чем ко мне), я бодрым зайчиком поскакала к зеркалу. Так и есть.

Под правой грудью красовалась аккуратная надпись: «Клуб “Эдем”. Lit. “S”. Собственность Тихомирова М.С.».

Чудесно. Восхитительно. Меня клеймили, словно скот. И, спасибо хоть, не каленым железом, с Хозяина сталось бы.

− Теперь тебя не тронет ни один из наших, − покидая кабинет, сказал Хозяин. — Это все равно, что обокрасть.

− А не из ваших?

То, что ко мне у Хозяина отношение, как к вещи — сугубо утилитарное, я уже давно уяснила, но оставалась еще пара моментов.

− Ты же не потеряла кнопку? Ту, что я тебе давал?

− Нет.

Кнопка, благополучно забытая где-то на просторах хозяйского дома, не попадалась мне на глаза с тех пор, как Хозяин решил поэкспериментировать, отправив на работу. Кстати, о главном…

− Что дальше? — спросила я. — Что я должна делать теперь? Ошейника на мне нет. Значит, на цепь ты меня уже не посадишь…

− Придется — посажу.

− …так в чем замысел? Жить в твоем доме и изредка бесить Яна?

Место, где была татуировка, горело огнем. Словно кто-то взял и хорошенько потер мою кожу наждачной бумагой. С одной стороны — это полное свинство, метить человека подобным образом, но с другой… С другой стороны, меня постепенно начало заполнять чувство гордости. Специфическое, не сравнимое ни с чем, удовольствие. Он выбрал меня. Не какую-нибудь Лапушку, так усердно тершуюся о его живот, не Натку и не Светку. Меня. И боялся и переживал, там, в Клубе. Значит ли это, что он испытывает к ней что-то? Что-то большее, чем желание обладать живой игрушкой?

Боже, да о чем я, вообще, думаю? Радоваться должна, прыгать до потолка, что на мне эта метка. Ведь она означает самое главное — то, что, несмотря ни на какие мои взбрыки и истерики, Хозяин не отдаст меня Бурому. Не продаст в Клуб, хоть и грозится это сделать по семь раз на дню.

— Ну что ты там копаешься? — крикнул Хозяин через плечо.

Я стояла на ступеньках салона, выпутывая клок попавших в молнию куртки, волос. Хозяин, опередив меня на добрый десяток шагов, стоял почти у самой машины.

− Лиса! — поторапливая, рыкнул он.

Пальцы судорожно дернулись: кажется, второпях я умудрилась зацепить и сломать ноготь на указательном пальце.

− Ай!

Бегунок сорвался и, выскользнув из пальцев, полетел в снег. Я нагнулась, старательно обшаривая глазами пространство под ногами. Одновременно с этим, Хозяин нажал на кнопку брелока, снимая авто с сигнализации. И нас накрыло взрывом.

− Итак, я еще раз спрашиваю, − уже знакомый следователь Морозов устало потер переносицу и потянулся к сигаретам. — Вы видели еще кого-нибудь около автомобиля? Может, что-то подозрительное замечали раньше? Какие-то поводы для подозрений на покушение?

− Нет.

В тот день мне повезло: при покушении на Хозяина, так некстати сломавшийся замок спас мою жизнь. Идти я рядом с ним…

Хозяин. Его больше не было.

Татуировка на ребрах — как единственное воспоминание. Взрывная волна задела меня лишь по касательной, но и этого хватило, чтобы как следует приложиться головой о ступеньки салона. Три дня в больнице — и почти вечность здесь, в отделении. Морозов курит, думая, что я не вижу, то и дело под столом снимает с ноги ботинок и качает ногой в одном носке. Туда-сюда.

−Нет, никаких, − еще раз говорю я.

− Понятно, − следователь тушит очередной бычок о бок стеклянной пепельницы, уже наполовину заполненной окурками, сплевывает в нее и складывает ладони на стол, переплетая пальцы. — Не под запись… Лиса, вы знаете, что бывает с сабами без доминантов?

− Нет, − как китайский болванчик, трясу головой.

− Их передают Клубу.

Сейчас, впервые за эти дни, сквозь натянутую маску равнодушия, впервые на моем лице проглянули эмоции. Страх и отчаянье, осознание ужасного будущего и обреченность. Я не ожидала, что меня просто так возьмут и оставят в покое. Но Клуб…

− Может, у вас есть кто-то, кто может выкупить вас?

В горле пересохло от волнения. Значит, все же шанс есть…

− Да, − едва шевеля потрескавшимися губами, сказала я.