Глава XVII. UN PEU D'AMOUR

Ровный бег моей судьбы,

Ночь, печаль и блеск души,

Лунный свет и майский дождь

В небесах.


Долгий век моей звезды,

Сонный блеск земной росы,

Громкий смех и райский мёд

В небесах.


На заре голоса зовут меня.

На заре голоса зовут меня.


Солнца свет и сердца звук,

Робкий взгляд и сила рук,

Звёздный час моей мечты

В небесах.


На заре голоса зовут меня.

На заре голоса зовут меня.

На заре голоса зовут меня.

На заре небеса зовут меня.

На заре.

На заре.

На заре.

Альянс, «На заре».


Первый день отпуска Ярослав провёл, просто валяясь целый день в кровати, словно медведь в берлоге. На вторые сутки у Коломина уже хватило сил уставиться в телевизор: сначала там крутили романтичный фильм с неотразимой Ингрид Бергман, затем красавец Ален Делон гулял по вечно прекрасному Парижу, обнимая не менее замечательную даму. Молчал телефон, молчал и компьютер, гудел Ленинский проспект за окном. Приборы «Зевса», будучи аккуратно сложенными, лежали в тумбочке единой кучкой. Капитан вставил капсулы с новым составом «Псио», но испытать его ещё не успел. Ёмкости со старым же составом он убрал в сейф и в скором времени собирался сдать в Институт. Осень манила на улицы города.

Выпав из привычной деятельности, Ярослав заскучал и даже поддался некоторой меланхолии один в квартире. В силу особенностей занятий и самих психофизиологических способностей анализаторам вряд ли полагались друзья и партнёры. Да и в самом Институте наиболее откровенные наставники намекали, что участники проекта «Зевс» потомства иметь не смогут: «Псио» повыжигало всю репродуктивную систему во время тестов химией. Однако анализаторы, являясь людьми с очень высоким уровнем интеллекта, догадывались, что бесплодными их сделали не просто так. Вероятно, государство и учёные опасались, что дети участников проекта «Зевс» будут ещё сильнее, чем их родители, но менее контролируемы, что могло бы привести к крайне нежелательным последствиям.

«Но если всё-таки найдётся время, и вы… ты надумаешь, то узнаешь, как меня найти меня, через инфомат. Моё полное имя — Шереметьева Светлана Олеговна. Знаю, тавтология немного получается — Шереметьева из “Шереметьево”. Я буду здесь, в хабе». — Ярослав вспомнил слова Светланы.

Коломин присел на кровати и в слегка неловкой задумчивости облокотился головой на кулак.

«Времени уже прошло достаточно много. А что, если она не там? А что, если её отпуск уже кончился? Будет ли у меня возможность иметь счастье с самым близким человеком при моём ненормальном образе жизни? При моём “уникальном” положении, будь оно не ладно? — колебался Ярослав. — И опять ехать в это дурацкое “Шереметьево”. Оставила бы номер, что ли…»

Коломин подумал ещё пять минут, то ложась обратно на кровать, то опять садясь. В конце концов капитан решил одеться не по-боевому: в белоснежную рубашку, красивые синие брюки и изящные чёрные туфли. Надушился притягательным парфюмом, который ему подарил на день рождение сам Градов, имевший утончённый вкус. Наколенники, налокотники он убрал в шкаф, а тактические берцовые сапоги оставил в прихожей. Сформировал нужную причёску при помощи пасты для волос, прополоскал рот раствором производства ВИЛАРа[1], одновременно отбеливающим зубы и уничтожающим патогенную микрофлору. На всякий случай положил в один из карманов маленькую расчёску. «Зевс» Ярослав частично надел на себя, но оставив его в выключенном состоянии. Коломин бодрым шагом двинулся к лифту-капсуле, снова забыв передать деньги на его ремонт Саре Беньяминовне.

Через час он уже был в терминале «Шереметьево» с составным букетом цветов, коробкой конфет ручной работы из «Всесоюзного путника» и бутылкой французского шампанского. Красивый букет был собран из роз ред наоми, роз оранжевых, роз кустовых, альстромерий, леонотисов, гиперикумов, папоротников и салалов. Ярослав поискал инфомат и быстро обнаружил необходимое устройство, благо их тут располагалось много практически на каждом шагу.

«Ну что ж, попробуем. — Коломин набрал данные Светланы на виртуальной клавиатуре. На экране загрузилась фотография милой улыбающейся девушки в официальной форме. — Шереметьева Светлана Олеговна, сектор 2В-бис, бортпроводница. Внутренний номер — три пятёрки, двести тридцать шесть. Ну давай посмотрим, Ярослав Леонидович, не полный ли ты профан».

Ярослав набрал внутренний номер непосредственно на инфомате: в аппарат встраивались как динамики, так и видеокамеры для голосовой и визуальной связи. Послышались гудки, как в настоящем телефоне; какое-то время на той стороне никто не брал трубку. Коломин уже начал сомневаться в душе, не поступил ли он опрометчиво и не выглядит ли глупо сейчас.

— Алло! — на другом конце раздался знакомый голос.

— Привет! Как «реабилитация» после нападения музыкантов? — решил пошутить Ярослав.

— Ой, привет… Ярослав. Я уж и не думала, что ты… — Светлана ненадолго запнулась. — Я выдам точный адрес на инфомате, заходи!

Девушка направила Коломина в огромную гостиницу «Интурист» при аэропорте, в одном из номеров которых она проживала. Даже бывалый оперативник и поисковик Ярослав несколько потерялся в его большущих холлах и коридорах. Слава богу, различные указатели и инфоматы располагались на каждом углу, поэтому заплутать окончательно вряд ли представлялось возможным.

— Рада тебя видеть! Прости, что в таком неряшливом виде: сама не успела принарядиться. — Светлана встретила Ярослава на пороге, руками спешно поправляя и без того изящную причёску, превратившуюся в роскошную гриву. Одета девушка была в мягкий розовый халат с овечками и сердечками. Радостно ахнула, увидев подарки: — Ой, Ярослав, ну что ты! Это ж всё слишком круто!

— Как себя чувствуешь? — по просьбе Шереметьевой Коломин поставил букет в японскую вазу с подсветкой узоров.

— Хорошо. Ты знаешь, в тот раз я не особо пострадала; ансамбль больше страха на всех нагнал. Единственное, что под дулом пистолета не очень находиться было приятно. — Светлана опёрлась ножкой на комод, глядя на зашторенное окно. Солнце проникало сквозь небольшую щель, и в номере царил приятный полумрак. — Извини за небольшой бардак: не думала, что будут гости.

— А незваный гость хуже татарина, — пошутил Ярослав.

— Если только он не Ярослав Коломин, спаситель пассажиров и членов экипажа, — хитро улыбнулась Шереметьева, сложив руки под мышками. Девушка подошла к окну и слегка отодвинула плотную штору. Кивнула на конфеты и шампанское: — Я немного заскучала в этом внеплановом отпуске. Быть может, проведём время где-нибудь в другом месте, а не в номере под гул самолётов?

— Поехали погуляем куда-нибудь в город? — предложил Ярослав. — Я знаю одно хорошее место.

— Поехали! — Светлана взяла в руки расчёску, намереваясь в ближайшее время скинуть халат. — Только позволь даме немного прихорошиться и приодеться…

По пути они заехали кое-куда ещё.


***

— Интересный у вас аэромобиль, товарищ капитан, — поправив солнцезащитные очки, Светлана провела рукой по деревянной обивке у бардачка «Метеора». Машина мчалась по оживлённому Ленинградскому шоссе по направлению к Москве. — Очень похож на сто двенадцать «Эс», но комплектация иная, полностью расширенная. И множество других изменений: плавнее ход, а двигатель тише, хоть и более мощный.

— Не знал, что девушка вроде тебя разбирается в спортивных ЗИЛах. — Коломин взглянул на Шереметьеву. Мужчина безмолвно полюбовался её тёмно-синим осенним платьем, что по низу и бокам украшалось узорами прекрасных, как будто живых цветов.

— Да, наверное, не только в ЗИЛах. Я полжизни провела с отцом в гараже, куда он меня брал с собой, пока мама задерживалась в поликлинике. Поэтому бесконечно могу говорить о всех этих спортивных ГАЗах, ЗИСах, ЗИЛах, «Москвичах», «Соколах», ХАДИ и «Эстониях», — улыбнулась Светлана, подставляя лицо ветру, что залетал из-за опущенного стекла двери и открытого верха.

— Твой папа — аэромеханик? — поинтересовался Ярослав.

— Почти… — как-то уклончиво ответила Шереметьева, немного погрустнев.

— Погоди, твой отец случайно не Шереметьев Олег Олегович? — предположил Коломин, и мимо «Метеора» с жужжанием пронёсся аэроцикл CZ. — Чемпион РСФСР и вице-чемпион СССР по аэромобильному спорту?

— Да, папа был как будто рождён для этой стихии, — с ностальгией припоминала Светлана. — Когда у него не получилось со всесоюзным чемпионством, он навсегда ушёл из спорта и занялся аэроремонтом, открыв мастерскую у нас на Поклонке. Он, как никто иной, знал про спортивные аэромобили, а его знали гонщики, механики и распорядители по всей стране. Благодаря его золотым рукам отбоя от подобных клиентов не было. Так наша семья и жила.

— Я не «подсматривал». — Ярослав слегка постучал по едва заметной коробочке «Гермеса». — Но сам знаю, что победа должна была достаться твоему отцу. Крылатский победил только потому, что приходился кое-кому родственничком в ЦК.

— А ты осведомлён о событиях в мире аэрогонок. Просто жалко, что после предложения, от которого невозможно отказаться, папа был вынужден уйти. Не смог вернуться после сданной победы, смириться с произошедшим, заниматься дальше делом жизни, — грустно улыбнулась Светлана. — Ну, не будем об этом. Скоро, наверное, прилетим?

— Дороги сегодня лучше, чем обычно. Будем раньше запланированного! — Коломин с задором поддал газу. Шереметьева звонко рассмеялась, почувствовав скорость.

Они уже проехали мрачную Ховринскую больницу, сверху напоминающую знак радиационной опасности, усадьбу Грачёвка в эклектичном стиле, корпуса «Моссельмаша» и вечно пустую одноимённую платформу для электричек. Параллельно их пути практически постоянно в град Петра убегала Октябрьская железная дорога, по которой курсировали сине-белые высокоскоростные ЭР200-Э и Соколы-250-Э. Близ станции «Петровско-Разумовская» с высокого аэромобильного уровня по правую руку друзья могли видеть Тимирязевский парк с опытными полями Сельскохозяйственной академии, а по левую — громадный Главный ботанический сад Академии наук. Восточнее Ботанический сад резко переходил в полностью урбанизированный комплекс Выставки достижений народного хозяйства с её многочисленными павильонами.

Дмитровское шоссе закончилось, незаметно перейдя в Бутырскую улицу. «Метеор» промчался между девятым хлебозаводом и фабрикой «Свобода» и вдоль Савёловского вокзала въехал на Сущёвский вал. На северном участке ТТК ежечасно приходилось туговато, а поэтому путникам пришлось немного замедлиться. Время от времени на рекламных щитах красовались то «девяносто девятые “Лады”» разных цветов, то футуристические пейзажи Марса с предложением поучаствовать в колонизации, то путешествия по Москве-реке на скоростных аэротеплоходах. Москва осенняя жила своей привычной жизнью, и ритм её отражался в бесконечных стёклах витрин.

Оставив Станкостроительный институт дальше в тени парка и переулков, Ярослав направил машину в сторону Марьиной рощи. Через километр от неё встречался уже второй на пути пары вокзал — Рижский. А уже меньше, чем через полтора километра от него ТТК резко сворачивало на юго-восток, что позволяло наконец-то добраться до точки назначения.

— Сто лет не была в «Сокольниках», — радостно призналась Светлана, когда Ярослав поставил «Метеор» на стоянку и выключил двигатель.

Парк «Сокольники» на северо-востоке Москвы представлял собой более урбанизированную часть Лосиного острова — реликтового лесного массива, получившего в своё время статус национального парка. Сам Лосиный остров также уходил далеко на северо-восток Подмосковья к Королёву и Щёлково, пересекая МКАД и тем самым находясь в двух регионах одновременно. «Ухоженную» часть национального парка — «Сокольники» — от «дикой» географически отделял Ростокинский проезд на севере.

Издавна древний дремучий лес полюбился русской знати. В XVI–XVII веках в будущих «Сокольниках» цари и князья занимались соколиной охотой. Начиная с XIX века, «Сокольники» начинают постепенно облагораживаться, строятся дачи, и в 1878 году лес превращается в городской парк. К концу девятнадцатого столетия в парке появляются ротонда, ресторан, плотина и пруды. В советское время он продолжил пополняться новыми объектами: летним кинотеатром, розарием, выставочными павильонами, детской больницей, взрослым госпиталем, санаторием и физкультурно-оздоровительным комплексом.

Поистине огромный парк имел запоминающуюся радиально-кольцевую планировку. От так называемого «Круга» на северо-запад, север и северо-восток, словно солнечные лучи, убегали Лучевые просеки с Первого по Шестой, Песочная аллея и отдельно Майский просек. Все они, кроме Песочной аллеи, почти перпендикулярно пересекали Митьковский проезд. Более отдалённый Поперечный просек аналогично пересекал их всех, кроме той же Песочной и Четвёртого лучевого. В центре «Круга», помимо зелёных насаждений, располагался фонтан, и площадь его соответственно называлась Фонтанной. Кроме того, вдоль просеков высаживались деревья только определённых пород: Первый лучевой украшался берёзами, Второй и Шестой — вязами, Третий — тополями, Четвёртый — клёнами, Пятый — ясенями, Майский — лиственницами. А за Путяевскими прудами устроили лабиринт в форме пяти переплетающихся кольцевых аллей, вокруг которых высадили ели. Добротно ухоженный, интересно спланированный и являвшийся немногочисленными «лёгкими» столицы, парк «Сокольники» привлекал москвичей и туристов всех полов и возрастов. Здесь любили гулять и отдыхать, восхищаясь исконными природными красотами и при этом не покидая комфортную городскую среду.

— Ого, там какие-то репетиции, — заметила Светлана, кивнув на ворота парка. — Наверняка готовятся к годовщине Революции.

— А мы тихо и никому не будем мешать. — Ярослав увлёк девушку за собой под ручку.

Осеннее солнце лениво пробивалось сквозь желтеющие листья. Несмотря на будний день, в парке оказалось достаточно посетителей. Ярослав и Светлана неспешно прошлись по Песчаной аллее, наслаждаясь живой природой и свежим воздухом. Время от времени девушку и молодого человека встречали могучие кедры, заставшие ещё, наверное, прошлый век. Тихо проезжали аэровелосипедисты по своей отдельной дорожке, гуляли семьи с детьми, старики умиротворённо сидели на лавках или играли в настольные игры на отдельно отведённых столиках и площадках. Где-то трудолюбиво постоянно стучал дятел, нещадно уничтожая древесных вредителей. Чирикали воробьи, попрыгивая у крошек рядом с хитрыми воронами и пучеглазыми голубями. К деревянным кормушкам на стволах деревьев порой прилетали лесные птицы, чтобы полакомиться кормом.

Ярослав и Светлана решили зайти в орнитарий, чтобы полюбоваться разнообразными представителями птичьих. Стационарный робот-кассир, встроенный непосредственно в будку, учтиво продал им билеты. Многие из представленных там видов до сих пор населяли Землю, другие же — вымерли из-за столь чудовищной интенсивной индустриализации. Живым птичкам в этом месте обустроили приют и реабилитационный центр, за ними регулярно ухаживали и следили. Внутри гости могли встретить воронов, сорок, дятлов, ястребов, неясытей, пустельг, попугаев, балобанов и многих других.

— Жалко, что она механическая. А ведь, если так подумать, то даже с близкого расстояния тяжело её будет отличить от реальной, — с грустью сказала Светлана, глядя на робота, в абсолютной точности имитирующего полярную сову. — Сколько ещё видов исчезло за один наш двадцатый век?

— Зато не требует корма и не умирает, принося горе владельцу. — Ярослав привёл аргумент в пользу существования механических зверей. — К тому же наши потомки в любом случае будут знать, как в действительности выглядели многие живые создания.

Выйдя из орнитария на Первый лучевой просек, они захотели посетить Большой розарий, содержащий прекрасную коллекцию растений. Архитекторы спланировали это место на славу, создав настоящий рай для эстета. Орнитарий делился на несколько систем, или тематических садов. Так в «Саде вересков» росли верески обыкновенные, эрика четырёхмерная и рододендроны. Первые цвели как раз сейчас. Рододендроны от ветра и солнца спасали плотные лиственницы.

В «Саде лилий» располагались соответственно лилии и лилейники, что на севере закрывались горными соснами. В то время «Сад пионов» засаживался белыми, жёлтыми, красными, розовыми и пурпурными цветами соответствующего семейства.

«Сад ароматов» привлекал внимание нежными запахами лаванды, гвоздики, алиссума, мяты, монарды, котовника, мелиссы, дельфиниума, русского шалфея, казацкого можжевельника, западной туи, а также роз сорта «Ланком».

В «Золотом саду» находились тюльпаны, троллиусы, ромашки, бузульники, гелениумы, кореопсисы, мускари, кирказоны и древогубцы.

«Синий сад» отличался сложной сине-голубой гаммой, состоящей из пересекающихся лент ирисов, традесканций виргинских, гераней полевых, шалфеев, дельфиниуов, котовников, ромашек мелколепестников, агератумов и лилиецветных тюльпанов. А «Красный сад» ярко блистал султанчиками, гравилатами чилийскими, крестовниками и монардами.

В «Саду флоксов» переливались всеми цветами радуги одноимённые цветы, вызывая в душе калейдоскоп приятных эмоций. Декоративные туманы придавали загадочности «Теневым садам», где под дубом и лиственницами раскинулись примулы, хионодоксы, анемоны, барвинки, баданы, папоротники, купены, герани, астильбы, хосты, пахизандры, копытни, живучки и зеленчуки.

В «Саде спирей» одноимённые кустарники формировали живые изгороди рядом с пихтой и туями. «Сад злаков» отличали мискантусы китайские, сизые фестуки, вейники, дербенники, астильбы, лиатрисы, осоки пальмолистные, мускари армянские и хионодоксы, гортензии, барбарисы, обрамлённые голубыми елями. А рядом с изгородью из ели обыкновенной цвели магнолии звездчатые, неподалёку же прижилось париковое дерево.

Дорожки из мягкой утрамбованной крошки равномерно расходились по территории, в полной мере позволяя ознакомиться со всеми цветами и деревьями. На некоторых участках трав стояли мраморные колонны со статуями фей, амуров или танцующих детей. Также статуи, что изображали набирающих воду девушек, располагались у некоторых крохотных прудиков, чью поверхность покрывали кувшинки с овальными листьями. Это место называлось «Садом водных растений». Водяные струйки, питающие водоёмчки, попадали в них через фонтаны, встроенные в «кувшины» или «пиалы» девушек. Наслаждаясь тихим журчанием, воду можно было пересечь через выстроенные дугой аккуратные мостики. Прудики регулярно чистились, их бережки укреплялись сначала утрамбованным светлым грунтом, а затем — сжатыми в стальной сеточке камушками. На дне водоёмов покоились круглые валуны, а на поверхности, помимо кувшинок, порой устанавливались декоративные домики с водяным колесом или замки, «окружённые рвом». В тени яблонь и клёнов прятались деревянные лавочки. Работали системы автополива, даруя дополнительную свежесть.

Наконец, «Серебряный сад» представлял собой милую, успокаивающую сердце совокупность ив и лохов серебристых, у кого-то, возможно, ассоциирующихся с Серебряным веком русской литературы. Вероятно, мастера слова и пера набирались вдохновения именно в подобных живописных местах, чтобы произвести на свет свои бессмертные шедевры. Глядишь, и будто на одной стороне розария прогуливалась Анна Ахматова, а на противоположной — Марина Цветаева.

— А я тоже кое-что захватила. — Светлана достала из сумочки цветной фотоаппарат «Зенит» и передала Ярославу. — Сфотографируешь меня?

Девушка, улыбаясь, словно британская принцесса, грациозно встала на мостике через ручей. Коломин, будто бывалый фотограф, сделал несколько запоминающихся снимков.

— Так ты не дорассказала. Почему ты пошла в бортпроводницы, будучи дочерью чемпиона аэрогонок? — поинтересовался Ярослав, параллельно показывая Светлане предварительные изображения на отдельном экранчике аппарата.

— Сначала я поступила в аэромобильный институт, но как-то не сложилось. Потом папа захворал, и вскоре его не стало. Мне было очень тяжело отойти в то время, и я решила… повидать мир, чтобы забыться. Каждый день новые города, новые страны, новые люди. Потом влилась в эту профессию, влюбилась в воздух, небо и полёты. Есть в этом своя романтика, безусловно. — Светлана достала из сумочки палочку, которую затем удлинила при помощи скрывавшихся в изначальном цилиндре секций и превратила предмет в прочный штатив.

— Да у тебя там целая передвижная фотолаборатория! — удивлённо рассмеялся Ярослав.

— Иди сюда! Нам обязательно нужно запечатлеть пару моментов на фоне такой райской красоты! — Шереметьева подозвала Коломина и взяла его за руку. Сказала на ухо: — Ну а ты? Теперь расскажи о себе.

Ярослав достаточно искренне поведал о своей жизни, разумеется, в рамках государственной тайны. Он косвенно поведал спутнице о своих способностях, напрямую не упоминая возможности «Зевса». Светлана внимательно слушала, время от времени восхищаясь тем благородным делом жизни, что избрал Коломин. Приобнявшись, они сделали несколько фотографий с разными фонами и ракурсами, а затем, с чувством лёгкой грусти попрощавшись с Большим розарием, продолжили гулять по парку.

Приятно пахло хвоей. Свернув с Первого лучевого просека и едва заглянув на Второй лучевой, сквозь рощу кедров и елей молодые люди вышли к тополям Третьего лучевого просека. Здесь Ярослав и Светлана посетили фабрику ёлочных игрушек, закупившись украшениями к грядущему Новому году, осмотрели павильоны относительно небольшого выставочного центра. В одном из них, что изнутри краской и тенью на каждом участке отыгрывал багряным заревом, готовилась большая интерактивная выставка, посвящённая очередной годовщине Октябрьской революции. Серп и молот, популистские лозунги, шатающийся орёл Империи на воротах Зимнего дворца, испуганные министры Временного правительства, ревущие толпы, матросы с пулемётными лентами крест-накрест на груди, Ленин на броневике, недобро поглядывающие друг на друга Сталин и Троцкий за спиной вождя, алые всполохи над вечерним Петроградом, избиваемая солдатнёй «русская держиморда» — усатый жандарм, изрезанные штыками портреты государей, залпы зловещей «Авроры» — всё это весьма неприятно контрастировало с почти дореволюционной, псевдобуржуазной идиллией, тихо царившей в прекрасном симбиозе человека и природы — «Сокольниках».

Светлана и Ярослав инстинктивно сбежали от «красного» павильона, будто желая смахнуть с себя увиденное. Они начали задорно играть в догонялки, словно маленькие дети. Двое радостно смеялись на бегу и через определённое время весьма запыхались, по Митьковскому проезду достигнув Золотого пруда. По синей глади водоёма плавали селезни и утки, особняком держались величественные лебеди. Одна из благородных птиц вышла из воды и, не боясь людей, грациозно позировала на берегу под объективы случайных прохожих.

— Ой, какой же он хороший, — умилилась Светлана и тоже сделала снимок птицы без вспышки, находясь чуть в отдалении, чтобы не испугать доверчивое создание.

— Лебеди — одни из самых верных существ. Они выбирают одну и единственную пару на всю жизнь. А теряя, навсегда остаются одинокими и больше не дают потомство. — Ярослав вспомнил пронзительный факт из жизни прекрасных птиц.

— Вот бы людям поучиться кое-чему у них. — Шереметьева сфотографировала Золотой пруд в панорамном варианте.

— Трудно с тобой не согласиться. Свет, давай ещё вернёмся сюда? А сейчас немного развлечёмся? — предложил Коломин.

— Даже страшно представить, что ты задумал! — весело рассмеялась девушка.

В парке аттракционов они, вереща в адреналиновом приливе, полетали в полувиртуальных кабине Ил-86Э и копии «Востока-1», на котором человек впервые достиг космического пространства. Прокатились по мрачной пещере ужасов Г.Ф. Лавкрафта, где встретились с отвратительными Ктулху, Дагоном, Ньярлатхотепом, глубоководными, шогготами и другими персонажами авторской вселенной. Большая часть сцен точно и в отличном качестве передавала эпизоды из произведений великого американского писателя — будь то подводный город Р'льех, мёртвое поселение древних в Антарктиде, полузасыпанные песком древнеегипетские катакомбы, стылые засыревшие дома Новой Англии — было видно, что аттракцион строился глубоким поклонником его творчества. Затем Ярослав и Светлана переместились на полувиртуальный пиратский бриг, на котором уходили то от Летучего голландца, то от Кракена, то от тяжелого галеона испанской карательной экспедиции.

Далее, облачившись в нелёгкие доспехи, имитирующие военные космические скафандры, Ярослав и Светлана вступили в бой со вторгшимися на Цереру чужими. Паре советских «космодесантников» требовалось любой ценой оборонять исследовательский пункт от мерзких насекомоподобных существ. Если бы кто-то из пришельцев пересёк линию защитников и достиг бы красного знамени позади них, бой был бы автоматически проигран. Одновременно между двумя участниками разыгрывалось соревнование, кто смог бы уничтожить больше инопланетян. Шереметьева, облачённая в шлем с прозрачным обзорным стеклом на три четверти лица и вооружённая лазерной «винтовкой», не столько стреляла, сколько смеялась из-за собственных падений, так как на аттракционе для придачи дополнительной сложности нарочно искажалась гравитация. Ярослав быстро сообразил, что к чему, а вот у Светланы постоянно разъезжались ноги в разные стороны, что выглядело весьма забавно. В конце концов автоматический диктор объявил счёт «тридцать шесть — тридцать семь» в пользу Шереметьевой.

— Ты поддавался! — смеясь, девушка потрепала своего друга по плечу. — Я ж такая неумёха.

— Ты весьма хорошо показала себя… — смущённо пожал плечами Коломин. В этот момент Светлана первый раз и поцеловала Ярослава, не снимая шлема. Их защитные стёкла с тихим стуком соприкоснулись друг с другом. Девушка и молодой человек действительно выглядели тогда, как космические десантники, сумевшие отбить целую планету для себя.

От незабываемого мгновения их отвлёк голос распорядителя, требующего освободить аттракцион для новых посетителей, так как время Ярослава и Светланы закончилось.

Друзья не забыли посетить и колесо обозрения, на самой высокой точке которого вновь открывался вид на город. Осенняя пыль слегка покрыла внешнее стекло кабинки, проходя через которую, преломлялся солнечный луч. Трассы и многоэтажные здания словно брали парк в осаду, окружив неравномерным кольцом. Город наседал монструозно, но на севере, даруя надежду, виднелся раскинувшийся на километры реликтовый лесной массив.

— Вот она, эпоха киберпанка… — с долей грусти тихо заметила Светлана.

Сделав круг на колесе обозрения, Коломин и Шереметьева решили завершить посещение парка аттракционов походом в тир. Успевшая устать от «покорения Цереры», Светлана передала первенство по стрельбе Ярославу. «Выберите приз», — робот-автомат предложил вещь, ради которой стоило соревноваться. Коломин, встретившись глазами с загадочным взглядом Светланы, немного подумал и сделал выбор. На электронном табло пошёл обратный отчёт: пять, четыре, три, два… Ярослав резко схватил учебно-тренировочную винтовку и приготовился к стрельбе.

По тоненьким рельсикам покатились жестяные утки, параллельно и между ними одновременно стали появляться мишени в красно-белую полоску. Время от времени появлялась так называемая «супермишень» — злобная мартышка с бластером или оскалившийся кибербасмач с красным визором на глазу. В отличие от предыдущих целей, супермишень перемещалась абсолютно произвольно, отвлекала на себя всё внимание и мешала попасть по «традиционным» позициям. Однако ни красно-белые кружки, ни металлические птицы, ни сбежавшие из космической лаборатории подопытные животные с оружием, ни азиатские разбойники не стали сколь-либо существенной трудностью для Коломина; все из них огребали по полной программе.

«Так странно делать всё это без “Зевса”», — на миг непонятная — не грустная и не радостная — мысль заняла голову Ярослава. Попадание — и последняя мишень скрылась с глаз долой. Разлетелись с шумом конфетти, негромко взорвался мини-фейерверк, и из динамиков разнёсся механический голос:

— Поздравляем тотального победителя! Прошу забрать выбранный приз плюс подарок от компании-партнёра как лучшему стрелку, побившему рекорд. Ура-ура-ура!

Некоторые гуляющие не без интереса глядели на пару у тира, проходя мимо.

— Прошу! — Ярослав достал призы из специального открывшегося резервуара, встроенного в аттракцион, и протянул Светлане. Девушка растроганно ахнула.

— Ярослав, это так мило, я даже не знаю, что сказать. Мне как-то совсем неловко… — Шереметьева приняла от друга плюшевого зайчика с сердечком в руках и кулёк с леденцами Бабаевской фабрики. — Сегодня самый настоящий праздник!

— Вернёмся на пруд? — предложил Ярослав.

В укрытии из пёстрых кустов они расстелили покрывало с подогревом, разложили на нём стаканчики, тарелки, напитки и еду, что успели захватить между «Шереметьево» и «Сокольниками». Ярослав открыл бутылку шампанского, в изумруде стекла которого просвечивало солнце, словно на морском дне. Пробка свистнула и упала неподалёку. Светлана разложила сырокопчёную колбасу, розовую тонкую ветчину, банку с красной икрой, извилистую виноградную лозу Каберне совиньон, пухлую клубнику, сыры дорблю и мааздам, пару жёлтых груш и багет, оставив сладости из «Всесоюзного путника» и тира на потом.

Многие посетители парка так же, как и они, расположились на обогреваемых электрических покрывалах вокруг Золотого пруда, благо, погода ещё достаточно позволяла. Время от времени проходили, пробегали или проезжали на аэровелосипедах спортсмены. Величественные аисты парами плавали по водоёму, утки продолжали нырять и резвиться своей компанией. Голуби и вороны держались близ пешеходных троп. Светило солнце, дул едва заметный тёплый ветер, и продолжала царить убаюкивающая меланхоличная осень.

Ярослав и Светлана чокнулись стаканами и отпили по глотку.

— А нас тут не повяжут за распитие в общественном месте? — с иронией прищурилась Шереметьева.

— Если что, сделаем вид, что мы на особом следственном эксперименте, — хитро улыбнувшись, Коломин показал девушку нераскрытую капитанскую «корочку».

— Как же всё-таки приятно однажды взять и отдохнуть просто, по-человечески… — Светлана продолжила любоваться красочным небом. Их уста соединились ещё раз, но на этот раз дольше.

Через пару часов, как вкусно поели, они собрали остатки пикника в переносной холодильник и по промежуточным тропкам вдоль Оленьего ручья неспешно выбрались к Шестому лучевому просеку. Проплыла мимо спортивная академия с хорошо обустроенным физкультурно-оздоровительным комплексом, и кончилась та часть парка, где запрещалось аэромобильное движение. Друзья перебрались на пешеходную дорожку, и под густыми кронами высоких вязов встретились им на западе центр озеленения, санаторий и конный музей. Там кто-то придумал, отдавая некую дань старине, катать людей на конной повозке, а зимой — на собачьих упряжках. Пылинки ушедшей эпохи, что сменилась электронно-цифровой эрой.

Градация урбанизации «Сокольников», как частично отмечалось выше, спадала зонально, по мере удаления на север и северо-восток. Первую зону, наиболее облагороженную, составлял участок от Сокольнического вала до Поперечного просека. Вторая — раскинулась от Поперечного просека до Ростокинского проезда. Третья — простиралась от Ростокинского проезда до кольцевой вакуумной (железной) дороги. Здесь в отдалении друг от друга стояли конный клуб, учебный центр Минздрава и ЦНИИ туберкулёза. Четвёртая зона начиналась от линии движения поездов до МКАДа. На свежем воздухе, в тени природы здесь выстроились две больницы. И, наконец, пятая территория расширялась от Московской кольцевой аэродороги вглубь до Королёва и Щёлково. Там река Яуза дисперсно и компактно разливалась ручьями и очень большими болотами.

Не без труда найдя место, где можно было пересечь сильно оживлённый Ростокинский проезд, Ярослав и Светлана перешли на противоположную сторону и ещё полчаса шли по единственной просеке вдоль древнего величественного леса. Коломин решил оставить «Метеор» либо для самовозвращения, либо для забора специальным сотрудником Экспериментального отдела.

Через какое-то время друзья вышли к станции Белокаменная. Пахло палой травой, сырой корой и свежей хвоей. Города вообще не было слышно, а вокруг раскинулся настоящий пасторальный пейзаж: желтеющее поле, пустая аэробусная остановка, ничейные зелёные гаражи, дореволюционные пристанционные постройки, включая историческое здание вокзала, вакуумнодорожная насыпь и, конечно, дремучий Лосиный остров, что бескрайним царством расширялся до горизонта. Там плыли удлинённые серые облака, подсвечиваемые время от времени возвращающимся солнцем.

Обнявшись, пара дождалась на старом, точно подмосковном, перроне электрички и отправилась на ней на запад, чтобы затем пересесть на поезд до «Шереметьево».

Когда в вечернем холле «Интуриста» Светлана недвусмысленным взглядом позвала его за свой порог, Ярослав понял, что снова способен любить.


***

Свои отпуска, внезапно пересекшиеся по необычной прихоти судьбы, Ярослав и Светлана провели счастливо и красиво. Шереметьева забыла о перепадах высот, давления и скученных пространствах самолётов. Коломин же радостно не вспоминал пока о тяжёлой службе, а его организм телесно и душевно долгожданно отдыхал от двойственных, амбивалентных влияний «Зевса».

Они гуляли по центру Москвы и её приличным окраинам, купались в отапливаемых источниках Серебряного бора, плавали на байдарке в Крылатском, вновь ездили на пикник за город. Посещали музеи, парки и усадьбы. Особенно друзьям понравилось в Кусково, Остафьево и Архангельском. Через Градова Ярослав умудрялся получить билеты на хорошие места в Большой театр, МХАТ и Московскую академическую филармонию. Профессор только и рад оказался помочь своему бывшему ученику. Утренние рассветы сменяли вечерние закаты, время пролетало вперёд, но для влюблённых оно шло незаметно.

В последний день отпуска, который Ярослав также собирался провести со Светланой, капитана разбудил сигнал тревоги, исходящий из наушника «Гекаты». «Зевс» включался сам по себе, и могло это произойти лишь в крайнем случае — при экстренном сигнале тревоги. Коломин надел аппарат на себя, вставил «Гекату» в ухо, а «Гермес» соединил проводом с включённым компьютером. Нужно было немедленно выяснить, что происходит, а до «Метеора» времени спускаться, возможно, уже и не было. Ярослав запустили специальную программу для интеграции между стационарной ЭВМ и «Зевсом».

«Срочная информация, не для обмена по нету. Без твоей помощи не обойтись. Это единственный шанс поймать его. Никому ни слова. Техническую информацию оставляю в приложении. В.Р.», — появилась надпись на экране.

Подпись «В.Р.» означала «Виолетта Роганова». Ярослав в тревожной задумчивости соединил руки за головой, поразмыслил, ознакомился с приложением. Вообразил Роганову, сосредоточился на ближайшем прошлом и будущем. Нет, «Зевс» не показал ничего плохого или подозрительного. Виолетта лазает по заброшкам, анализирует время, разговаривает с информаторами, работает за компьютером, следит за кем-то с заброшенного элеватора при помощи дальномера, посещает на такси разные места, так как свой «Метеор» оставила в Ленинграде. Всё вроде бы было в порядке.

Коллега зазывала его в Тимирязевский район на севере Москвы, в большую окраинную промзону на Ижорской улице. Есть места, куда никогда не заглядывает солнце, а «Дмитровка» представляла собой район, куда никогда не добиралось метро. Такое себе место, оторванный отшиб среди, казалось бы, хорошо связанной столицы. Но почему, несмотря на спокойный характер сообщения, прозвучал сигнал тревоги, а не информационного оповещения? Почему Виолетта не связалась лично, ведь линии Экспериментального отдела надёжно защищены?

Вездесущий неон стал мрачно давить сквозь окно, провоцируя нехорошие ассоциации в иррациональном лимбе. Город навис над Коломиным тяжёлым утром, и будто весь мир собрался идти на него войной. Быть может, всё-таки немедленно нужно доложить Боровикову? Ярослав нахмурился, наблюдая за вечно спешащим транспортным потоком. На мгновение капитан позавидовал будничной обыденности тех людей, которые сидели за рулями тех аэрокаров. Чувствовал он нутром, что отпуск кончится заранее. Прощай, спокойный и счастливый миг жизни.

«Ох, и обернётся мне это самоуправство…» — Ярослав быстро собрался и в темпе рванул к лифте-капсуле, опять забыв про долг Саре Беньяминове.

Через сорок минут он стоял у невзрачного недостроенного здания, со всем видом демонстрирующим, что посторонним вход в него запрещён. Вокруг не было ни души; не проезжал ни один аэромобиль, даже технический или грузовой. Пошёл противный дождь, размазывая по асфальту грязь, и одноразовые электронные объявления вроде «Сдам», «Сниму», «Куплю», «Продам», «Асфальт», «Бетон», «Дерево (кач. имитация)», «Чипы», «Микроэлектроника дёшево», «Кибернетические детали даром», «Лучшие виртуальные девочки. Извращенцам не беспокоить!» на стенах, заборах и столбах стали глючить под каплями воды. Не заглючила лишь незаконная реклама цифронаркотиков в «Тёмном нете», по старинке нанесённая маркером или баллончиком с краской. Многочисленные граффити, помимо тупых абстрактных слов, на ближайшей ограде изображали безымянного космодесантника, Палача Рока, смачно разрывающего пасть Кибердемону. Ярослав хлопнул дверью «Метеора» и приоткрыл ногой калитку, ведущей на территорию заброшки. Дверца как бы случайно оказалась незапертой. Коломин хмыкнул и вошёл во двор, внимательно осматриваясь.

Под зданием сразу же шёл тридцатиградусный аэромобильный уклон, убегающий в подземную темноту. Ярослав включил прибор ночного виденья, внимательно высматривая возможные ловушки. Вскоре капитан заметил следы анализаторских тактических сапог небольшого размера. Такие могли принадлежать лишь Виолетте с её небольшой ступнёй. След вёл дальше в подземелье. Тем временем «Зевс» так и не начинал работать, показывая, что могло произойти с Рогановой.

Вскоре спуск закончился и привёл Коломина к высоким воротам с врезанной для человека дверью. Зияя тьмой, она оказалась открыта. Ярослав достал АПС-М, снял пистолет с предохранителя, дослал патрон в патронник и пересёк неприветливый порог.

Коломин попал в огромное подземное помещение, напоминающее то ли склад, то ли стоянку. Однако ни грузов, ни аэрокаров здесь не находилось — лишь толстые бетонные колонны поддерживали высокий потолок. В холодном подвальном воздухе время от времени пролетали пылинки. Всё казалось крайне пустым и незащищённым, кроме возвышения в конце зала, что напоминало сцену или пьедестал. Кроме того, по углам громадного подвала кто-то установил сложные технические установки, похожие на генераторы электрической подстанции. Свет тут также не работал.

Освещение резко включилось, слепя Ярослава. Он оперативно выключил режим ночного виденья. Внезапно толстенный гермозатвор, до этого угрожающе нависавший под потолком и не замеченный Коломиным, всей своей массой рухнул вниз, намертво загородив выход на поверхность. По полу прошёл мощный толчок, поднялось небольшое пыльное облачко.

«Дорогой “Зевсик”, а что это ты мне ничего не показываешь?» — впервые за долгие годы работы Ярослав ощутил, казалось, навеки забытое для него чувство паники. Оказывается, было страшно почувствовать себя простым уязвимым человеком. Капитан отвык от страха и сомнений неопределённости.

Неужели столь ценный и незаменимый аппарат сломался, да ещё и в самый неподходящий момент? Но самым страшным было не это.

— Ах ты ж, блин!.. — процедил Ярослав, глядя на сцену.

На возвышении, со связанными руками, ногами и ртом, на стуле одиноко и беспомощно сидела Виолетта.

[1] ВИЛАР — Всероссийский научно-исследовательский институт лекарственных и ароматических растений.

Загрузка...