Яркая вспышка прочертила сознанье...
Крест приоткрыл отяжелевшие веки и тут же зажмурился — наступивший рассвет ледяной радугой нещадно давил на глаза. Чувство голода перешло все границы. Прогоняя остатки непонятного сна, Корней приподнял ногу, и выбил валенком в кособоком своде снежный кирпичик... .
От терпкого чадящего дыма проснулся и Валихан.
— Эх, Корней, знал бы, что мне тут приснилось — ко мне бы нырнул!
— Ты, на чо намекаешь? — Крест отбил «голубые» помыслы сотоварища и придвинул рыбу поближе к костру.
— Приснилось, что я во дворце, а рядом... гарем... — Ахметов мечтательно закатил глазки и, закинув за голову бубликом руки, продолжил свой сладостный сон, — и бабы, как персики, раскиданы по палисаду по полной программе... Кто как... кто ноженькой дергает, кто ручкой зовет. А я — не могу! Представляешь? Сижу вроде рядом, а не могу!
Крест захохотал. В карих глазах скакнул шальной чертик...
— Раззява! Небось, «корма» или «якорь» примерзли!?
Валихан буркнул. Приятная нега обволокла беглеца, и Аман окунулся обратно в свой призрачный сон...
Степь... Пекло...
Под палящим назойливым солнцем старый пастух и его сын в четыре руки подправляли подпругу на лошадке Беке. Сама кляча, понуро опустив гриву, жевала высохшее степное разнотравье. Заодно махала облезшим хвостом, пытаясь отбиться от нудного гнуса. Но тяжелые сытые бзыки пикировали на тощий хребет, а на проплешины раскоряченных копыт тучами налетала надоедающая мошка.
— Езжай кулунум[19]! — аксакал смахнул слезинку. — Запомни, только сам ты проложишь дорогу... Видно не судьба — быть нам с тобою... Видит Аллах, — старик протянул узловатые руки к раскаленному небу, — я старался, как мог, но соседский Казарбек отобрал лошадей! Платить больше нечем... , он хочет забрать тебя в батраки... Нет, этого не будет! Пусть лучше забьет батогами!
Нудящий овод больно впился в плечо, как раз в то самое место, где рваный халат обрамлял загорелое тело. С раздражением хлопнув, Аман подхватил ненавистного бзыка. «Вот так, именно так отомщу Казарбеку!» — и мелким щелчком снес насекомому голову!
— Ну, ладно, сынок, прощай! Даст бог — свидимся...
От айрана[20] Аман отказался, в доме и так уже ничего не было...
Щемящий комок подкатил под самое горло. Никогда еще Аман не испытывал такой горькой унизительной сцены. Запрыгнул на клячу, поскакал, так и не оглянувшись ни разу...
Полночь... Беспокойные трели кузнечиков убаюкали степь. Теплый воздух безнадежно сдавался прохладе наступающей ночи. Рядом бегущий Ертыс спешил, нес свои воды в «холодные» земли. Туда, где край Света упирается в вечные льдины... .
Обернув копыта кобылы в рваный халат, юноша, ориентируясь по тускло горящим кострам, подобрался к стойбищу Казарбека. Роскошные белые юрты выросли перед ним белоснежными глыбами и, дрожа худым телом, он проскользнул к коновязи...
Высокий пегий красавец всхрапнул, перебирая ногами, и успокоился, почувствовав прикосновение знакомой руки...
«Салам, красавец!» — под рукой прохладная кожа играла шелком и мускулом.
Конечно, у Казарбека получше корма. Их хватило, чтобы жеребчик Аблай превратился в мечту для любого джигита...
... Дальний костер затрещал от пучка брошенных сучьев. Навстречу нукеру, сгонявшего с себя липучую дрему, фейерверком брызнули искры. Не помогло. Воин присел и через минуту уснул, уткнувшись кольчугой в седло...
Полог юрты откинулся и оттуда выбрался еще один воин. Скинув колчан, нукер отошел в сторону, и присел на карачки, поминутно чертыхаясь от мешавшей колючей стерни...
Казарбек лениво потянулся...
Личный хранитель совсем охамел. Поздним вечером всем было видно, как, дорвавшись до бесплатного, нукер ломтями жрал мясо. Как жир стекал тонкой струйкой за ворот, и хранитель облизывал пальцы... Так и надо ему! Аллах все видел и наказал — беднягу «пронесло» и он выгонял свои грехи уже третий раз за начавшуюся ночь...
В светлом проеме появился ненасытный охранник...
«О-о-о! совсем исхудал... Ишь, какой наглый — поближе мостится!» — Казарбек почувствовал на своей шее холодные руки. — «Эй, постой... погоди, я же хозяин...», — и тут же увидел соседского сына, вернее глаза, полыхнувшие смертью...
Совершая вековой маршрут, солнце обречено катилось на запад. Верный Аблай рассекал ковыльное море, спеша навстречу в холодным ветрам. Трава шелестела, опадая росой и изломанным стеблем...
К исходу четвертого дня Аман въехал в столицу Сибири...