Крест Сталина

ГЛАВА 36

Шум и гам спешащих за кипятком пассажиров, заплаканный и до отказа набитый перрон только усилили ощущение невероятности происходящего. Привокзальная площадь напомнила главному диверсанту далекие годы Гражданской войны. Тогда в суматохе, навсегда роняя нажитое добро, простой народ стремился покинуть свое неспокойное время...

Новые люди, не подозревая о внутренних переживаниях главного диверсанта, по-прежнему, бежали от социалистического рая...

Паровозный гудок отметил процесс предварительного торможения. Павел Судоплатов, отряхиваясь от наваждения, еще раз решил «пробежаться» по вехам, среди которых Агабеку придется продираться уже одному...

— В Париже найдешь ювелира, его имя Стрюк Сарж де Макси. Отдашь ему это кольцо. — Судоплатов снял утыканное мелкими камнями колечко. — Он поймет... Я думаю, что ты легко получишь все ориентировки... Дальше по ходу пьесы разберешься... Вопросы есть?

— Слушай, командир, мне двадцарик впаяли, сам не знаю за что... — Агабек щелкнул зажигалкой и, укрывшись от порыва ветра, прикурил сигарету. — Почему именно меня вытащил?

— То что «Кэмэл» куришь — молодец! Привыкай! — Судоплатов почувствовал, как разведчик напрягся в ожидании ответа... — Шеф узнал, что ты был косвенно задействован в операции «17»... Сам не знаю, что он задумал, но уж сильно просил поискать сведения о банке «Куин Лейб и Ко»! Вернее тех, кто с ним работал... И еще... никаких шифровок и курьеров для связи не использовать! Доложишь лично, неважно, когда. Хоть через десять лет!

Дежурный вокзала, расталкивая толпу, выбежал на перрон и махнул белым кружком на длинной полосатой ручке. Сбоку, словно по сигналу, заголосила дебелая баба, повязанная широким клетчатым платком. Пацан, державшийся за ее длинную шерстяную юбку, незамедлительно откликнулся на рев мамаши, размазывая по лицу привокзальную пыль...

Размяв под ногами окурок, Судоплатов с досадой добавил:

— Видно, вправду, не веришь, что бескорыстно к делу пристраиваю...

— Не верю. Дело в том, что операция «17» разрабатывалась другим ведомством. Даже сейчас, несмотря на все то, что ты для меня сделал, не могу сказать о ее сути. Я не дурак и в борьбе с Усатым тягаться не собираюсь...

— Не моя вина, что метла тебя зацепила... Что в приговоре было?

Агент в ползатяжки втянул горьковатый дымок, и подхватил два коленкоровых чемодана.

— На тебя Павел обиды нет, за другое переживаю... Когда та операция разрабатывалась, Берией и не пахло за три километра — уровень не тот!... А, впрочем, хватит об этом, теперь я точно знаю, что мне — крышка!

Паровоз выдохнул мохнатые клубы пара и отчаянно засвистел, сгоняя с пузатых боков пригревшихся воробьев. Никелированные суставы, пытаясь сдвинуть чугунные колеса, заспешили, проворачивая тяжелые кулаки. Поезд тронул, роняя на перрон зазевавшихся пассажиров, перевязанные тюки, коробки и прочий нажитый скарб...

Вечером в польский городок N въехал обледеневший от мороза пассажирский поезд. Из четвертого вагона с двумя чемоданами, обтянутыми тонким коленкором, спустился на перрон тридцатидвухлетний Григораш Петреску. Размяв усталые мускулы, он вынул пачку «Кэмэла» и попытался раскурить сигарету. Но сделать это, несомненно, приятное для него действие, пассажир не успел...

Проводник вежливо отошел в сторону, когда офицер немецкой полевой жандармерии ослепил фонариком сошедших с вагона...

После проверки документов патруль переместился к следующему вагону. Офицер незаметно посмотрел на станционные часы, отмечая время визуального контакта с агентом, о чем и доложил в Центр. Берии...

Пассажирский состав бодро побежал по заснеженным рельсам, считая бесконечные шпалы, а у Садаряна ностальгически заныло, где-то под сердцем...