Париж. Ресторан «Дракон»
26 июля. 18.00
Виктория Лукрезе
В китайском ресторане «Дракон» тихо звучала музыка в народных мотивах, а в интерьере преобладали красные и золотые цвета.
У дверей вип-зала, как и по всему ресторану, и в даже в рамках всего квартала, уже была выставлена внушительная охрана китайского мафиози. Но никто не устроил нам оскорбительных проверок нет ли при нас оружия.
Все и так знают, что есть.
Пропустив в вип-зал дядю Мишу и Эшфорд по правилам этикета и уважения старшинства, я оставила обувь у входа и тоже вошла в комнату в восточном стиле.
Низкий стол, окруженный подушками вместо стульев, ломился от явств. Ланфэн Ю стояла у входа в голубом шелковом платье в азиатском стиле, а Цзяо Ю напротив был одет весьма скромно и просто.
Кажется, китайцы сразу же решили показать, что я пришла на их территорию и тут все будет по их правилам.
— Синьора Лукрезе, — тепло улыбнулась мне Ланфэн, после длительного обмена приветствиями. — Прошу вас, как почетного гостя, занять должное место за столом.
— Благодарю вас, но это излишнее внимание, — улыбнулась я в ответ. — То, что вы признали мой талант в музыке — это лучший почет для меня.
— И все-таки я настаиваю, — указала Ланфен на мое место за столом.
Чтож… Если бы не тетя Энн, я бы никогда не поняла, что это — ловушка.
Грубо говоря, в Китае за столом есть иерархия. И если почетный гость не соблюдает правила этикета — это могут воспринять за оскорбление и презрение к хозяевам.
А что? Удобно. Вчера бы обиделась, а сегодня от души оценила эту маленькую хитрость.
Восток дело тонкое.
Как сказал дядя Миша: «Высококонтекстная культура ёпта.»
Но меня таким уже не проймешь. Я вчера за ужином с Эшфорд повторяла правила этикета. Так что я уже умею и сидеть на китайских подушках прилично, и знаю, когда и как что кушать, и что положено делать за столом почетному гостю, чтобы показать уважение хозяевам.
Разговоры шли обо всем и ни о чем конкретном, лишь Цзяо Ю смотрел на меня и дядю Мишу, будто выискивая поводы придраться.
— Миссис Эшфорд, как приятно чувствуется ваше положительное влияние, — в конце-концов улыбнулся Цзяо Ю моей тете. — Не так часто встретишь европейцев, которые настолько хорошо понимают китайскую культуру.
Я чуть не хмыкнула.
Да, тетя Энн готова была отлупить меня вчера ночью, пока мы повторяли правила поведения за столом.
Однако, когда мне подали какой-то неизвестный напиток, я невольно еле слышно уточнила:
— Тетя Энн, а это можно пить во время беременности? Очень необычный вкус.
— Синьора Лукрезе, вам не нравится наше угощение? — мгновенно впился в меня взглядом китаец. — Этот напиток приготовили специально для вас, чтобы проявить всю заботу и внимание к почетному гостю.
С трудом натянув вежливую улыбку, я попыталась проявить всю женскую мягкость и покорность, но при этом говорить твердо и непреклонно.
— Надеюсь, господин Ю отнесется с пониманием к моим вопросам, ведь я жду ребенка. Мой долг заботиться о его здоровье и не каждый напиток или еда ему могут быть полезны.
Недобро хмурясь, Цзяо Ю как-то мрачно уточнил:
— Но напиток вам понравился или нет?
— Да, — честно сказала я. — Аромат чудесен. Вкус слегка пряный, но очень хорошо гармонирует с едой.
Неожиданно китаец очень светло мне улыбнулся.
— Тогда примите мои поздравления — у вас родится девочка. Мальчикам этот напиток никогда не нравится. Пейте на здоровье. Он необыкновенно полезен для женщин и развития ребенка.
Посмотрев на свою дочь, он тепло улыбнулся:
— Мой повар даст вам рецепт этого древнего напитка, так что пейте его каждый день. Мать Ланфэн пила его на протяжении всей беременности и моя дочь родилась одаренной. Надеюсь, ваша дочь тоже будет талантлива в музыке.
Вряд ли тут помог этот чай… Хотя это больше даже похоже на компот… Но я выразила глубочайшую радость и благодарность.
А Ланфэн, будто получив какое-то негласное разрешение от отца, любопытно пододвинулась ко мне и тихо начала расспрашивать:
— Синьора Лукрезе, Ганс Циммер сказал, чтобы я окружила себя музыкантами похожими на вас. Я пишу музыку к фильмам и я бы хотела узнать вас получше, чтобы понять какие личные качества решающие. Можете поделиться, откуда у вас такая экспрессия? Возможно, вы последние дни перед выступлением делали что-то особенное?
Вспомнив лишь сегодняшний день, я не выдержала и тихо рассмеялась.
— Признаться, я даже не знаю, что вам на это сказать…
За два часа до этого
Париж. Отделение скорой помощи.
Виктория Лукрезе
В больнице, ближайшей к аэропорту Шарль-де-Голь, царили шум и суета. А я, тихо постукивая шпильками черных туфель, словно ангел смерти, с трудом спокойно шла через переполненное приемное отделение.
Сегодня много пациентов из-за ДТП с автобусом. Врачи не успевают заниматься всеми и сразу, вынужденно сортируя людей по очередности оказания первой помощи.
— Где он? — спросила я у Рино.
— Третья койка, — указал он в сторону.
С трудом сдержав подступающую к горлу тошноту, я подошла к израненному мужчине лет 60 на вид. Хотя это я знаю, что ему около 60. Сейчас вообще не скажешь сколько ему лет. Даже лицо трудно узнать.
Не тело, а сплошное месиво из крови и лохмотьев.
— Синьор Кафьер де Рао? — с искренним ужасом спросила я.
Национальный прокурор по борьбе с мафией и терроризмом Италии хрипел и пытался шевельнуться я на постели, но с его переломами — это нереально.
— Мне так жаль, что вы попали в эту аварию… Ужасная трагедия…
Да, я решилась сделать страшное.
Я устроила аварию итальянскому прокурору по борьбе с мафией и терроризмом. Для того, чтобы показать, что Лукрезе контролируют ситуацию и что все остальные — следующие.
Грубо говоря, я снова выстрелила в дверь, за которой воры делят мой дом. Также как десять лет назад.
Правда вопросов «Ну, и кто теперь главный?», я больше не задаю.
Формально грузовик на трассе не справился с управлением и врезался в машину прокурора, а после сбросил ее с моста в овраг. Кафьер дэ Рао чудом остался жив. Внедорожник был очень хороший. Его спасли ремни и подушки безопасности.
Но доказать, что это сделали Лукрезе у него не получится. Рино об этом уже позаботился.
Ну, а остальные пациенты приемного отделения — это уже не моя вина. ДТП с автобусами случаются и без вмешательствам мафии.
— К-к-кто… в-в-вы… — хрипел прокурор по-итальянски.
Я понимающе закивала.
— Мое имя Виктория. Виктория Лукрезе.
Видя, как ужас переполняет серые глаза прокурора, я не выдержала и отвернулась к капельнице рядом с каталкой прокурора.
— Я узнала о трагедии и приехала вас навестить, — с трудом спокойно произнесла я. — Итальянцы ведь славятся тем, что помогают друг другу. Особенно на чужбине. Не волнуйтесь, я вам помогу.
Прокурор хрипел что-то нечленораздельное, а я понимающе закивала. Сжав его окровавленную ладонь, я посмотрела в серые глаза и успокаивающе произнесла:
— Не бойтесь, мы сообщим вашей семье, что вы попали в аварию. Я понимаю, что ваши родные, наверное, уже сума сходят. Им сообщат, как пройдет ваша операция. Лукрезе им тоже обязательно помогут и ни в чем не откажут.
Серые глаза прокурора блестели слезами и отчаянием, а я со всем участием грустно закивала.
Да, я прямо говорю ему, что он наш должник и мы с него все долги спросим. Долг за то, что его не убили, хотя могли бы. Долг за то, что он пытался подставить и посадить Сандро. И самый большой долг — за мою доброту к его семье.
Ну, и что, что он человек Бальдини?
Синьор Лоренцо где-то там далеко и заступаться за полицию итальянская мафия не будет. Это унижает их достоинство. А вот Лукрезе очень близко. Значительно ближе, чем прокурору казалось.
Подбежавшая к нам медсестра, быстро начала вводить какие-то лекарства в капельницу, а я, глядя прямо в глаза прокурора, ободряюще сказала:
— Синьор, вам пора отдыхать. Надеюсь, ваш сон будет долгим и приятным. Вашим родным — сообщат новости.
Медсестра, которую мы подкупили, быстро увезла прокурора в операционную, а я мрачно смотрела ему вслед, чувствуя себя хуже некуда. Невольно я посмотрела на кровь Кафьера де Рао на моих руках.
Да, он поправится. И все-таки это ужасно…
Каким же человеком я стала?
Но в тоже самое время, что мне было делать?
Самолет мужа разбился. Говорят, Сандро жив, но он по какой-то причине не может выйти на связь. Искать его мне запретили. Так что вряд ли у него все хорошо. Дедушка попал в больницу с сердечным приступом и физически не может взяться за решение проблем.
А я нахожусь тут в Париже.
Неужели было бы правильно сидеть и смотреть, как эти бандиты в предвкушении потирают руки, пока в моей Семье горе?
Нужно было позволить им поверить в свои силу?
Дать им ударить нас еще сильнее?
Два часа спустя
Париж. Ресторан «Дракон»
Виктория Лукрезе
Карие глаза Ланфэн Ю любопытно блестели, а ее отец весьма заинтересованно ждал мой ответ.
— Можете поделиться, откуда у вас такая экспрессия? Возможно, вы последние дни перед выступлением делали что-то особенное?
— Признаться, я даже не знаю что вам на это сказать… — тихо рассмеялась я.
— Мне кажется, у вас просто богатый жизненный опыт, — улыбнулась Ланфэн, догадавшись. — Вы прочувствовали палитру самых разных эмоций, а ваш природный талант просто позволяет столь чувственно выражать их.
Заметив грустный взгляд дяди Миши и тети Энн, я вежливо улыбнулась.
— К сожалению, у меня такого личного опыта недостаточно, — призналась Ланфэн. — Когда я пишу музыку к фильмам, то часто приезжаю на съемочные площадку, чтобы лучше понять глубину эмоций…
Китаянка очень интересно рассказывала о работе над созданием музыки для кино и фильмов в целом. И если честно, после стольких дней проблем и нервотрепки, я хваталась за эту беседу, как за глоток свежего воздуха.
Я понимаю, почему Цзяо Ю так любит искусство. Да, и нонно тоже.
Это помогает чувствовать, что мир не делится на черное и белое. А жизнь состоит не только из криминальных дел и проблем.
«Взрослые» тихо беседовали о чем-то своем. Мы с Ланфэн о своем. Хотя от меня не скрылось, что к Цзяо Ю временами подходила охрана и что-то тихонько докладывала на китайском.
Когда ужин подошел к концу, глава китайской мафии довольно долго смотрел мне в глаза, а после подал кому-то знак.
Ко мне подошел один из охранников с большой коробкой.
— Синьора Лукрезе, я бы хотел преподнести вам подарок, — улыбнулся Цзяо Ю. — Примите его в знак уважения Семьи Ю к Семье Лукрезе, а также лично к вам и вашему таланту. Это уникальный предмет и второго такого в мире не существует. Нам с Ланфэн будет приятно продолжить знакомство с вами.
По правилам этикета, открывать подарок сразу невежливо, а потому я подала знак Рино, чтобы он принес наш презент в дорогой коробке из красного дерева.
— Господин Ю, благодарю вас за подарок и прошу наш принять в ответ, — со всем уважением кивнула я. — Скажу честно, что специально мы не готовились…
— Ну, что вы… Я понимаю, — приятно улыбнулся Цзяо Ю.
— Волей случая, ко мне попал весьма интересный предмет. Не побоюсь этого слова — волшебный. Мне кажется, он пришел ко мне исключительно только ради того, чтобы я помогла ему вернуться на родину.
Эшфорд слегка кивнула и, набравшись смелости, я протянула китайцу дорогую коробку.
— Вы меня интригуете… — тихо рассмеялся Цзяо Ю. — Вы не будете против, если я открою?
— Буду только рада этому.
Однако, стоило Цзяо Ю открыть коробку, как его лицо переменилось настолько, будто я попыталась его ударить.
— Синьора… — с трудом спокойно произнес он. — Вы знаете историю этого дракона?
— Знаю, господин Ю. Как и о его проклятье, — уверенно кивнула я. — Вы можете мне не верить, однако этот дракон явился ко мне сам. Я его не покупала, а получила в дар за проявленную мною доброту.
Глядя в глаза Цзяо Ю, я слегка поклонилась и добавила:
— Легенда гласит, что дракон приносит добро и удачу. А потому я бы хотела окончательно снять проклятье и преподнести его в дар совершенно бескорыстно. Я считаю, что мы все заслуживаем лишь добра и удачи. А плохую страницу истории этого дракона, стоит перелистнуть раз и навсегда.
Под проклятьем дракона, конечно, я имела ввиду плохие отношения Лукрезе и Ю.
Да, подарок рисковый и в тоже самое время идеален. Цзяо Ю очень ценит такие вещицы. По словам Эшфорд у него целая коллекция драконов разных мастеров и эпох. Но в тоже самое время Цзяо Ю человек склонный к суевериям и предубеждениям.
И на счет дракона.
И на счет Лукрезе.
Так что он либо примет этот подарок и покажет, что согласен начать с чистого листа, либо станет ясно, что клан Лукрезе и клан Ю — будущие враги. Потому что дедушки рано или поздно не станет.
С кем Цзяо Ю будет вести дела, если отказывается даже говорить с кем-либо еще?
Довольно долго мы смотрели друг другу в глаза, не отводя взгляда, а после китаец слегка кивнул и закрыл коробку.
— Ваш подарок необыкновенно щедр, — сдержанно произнес он. — Какой добротой мне ответить на вашу доброту?
— Господин Ю, моя доброта не требует ответа, — улыбнулась я. — Как говорят у меня на родине: «Делай добро и бросай его в воду».
Китаец кивнул, а тетя Энн ловко увела беседу в какое-то другое русло и вскоре ужин окончательно завершился.
Прощаясь с хозяевами, я поклонилась в знак уважения.
— Господин Ю и госпожа Ю, благодарю вас за ужин и столь приятный вечер. В качестве ответа на ваше приглашение на ужин, я бы хотела пригласить вас на наш праздник — на День Рождения синьора Виктора Лукрезе.
— Мы обязательно свяжемся с вами для уточнения деталей, — поклонилась мне Ланфэн. — И дадим ответ сможем ли мы приехать.
— Разумеется, если у вас будет возможность, — улыбнулась я на прощание.
Охрана китайцев нас проводила.
И сев в машину рядом с дядей, я невольно устало положила голову ему на плечо.
— Куся, я горжусь тобой, — поцеловал он меня в лоб. — Моя школа.
Я ничего на это не ответила, а дядя ободряюще похлопал меня по руке.
— Куся, остался последний аккорд на этот день… Потерпи немного.
— Дядь Миш… Как ты можешь спать после такого?
— Спокойно, — уверенно произнес дядя Миша. — И ты тоже сможешь. Не мы такие — наша жизнь такая.
Париж. Крыша одного из Парижских домов.
26 июля 23 часа
Виктория Лукрезе
Забавно, что я попросила охрану просто поставить стул и принести мне чашку чая с ромашкой, а мне по такому мрачному поводу устроили целый пикник.
На крыше высокого дома поставили маленький садовый стул и стол. Расстелили скатерть в красную клетку. Украсили стол вазочкой с цветами, не забыв принести также чайник чая вместе со сладостями.
М-да… Мне точно пора к психиатру. Кто пьет чай со сладостями на крыше в такой ситуации?
Хотя моим хаски очень даже нравится тут лежать на теплой крыше и с аппетитом грызть косточки.
— В какую сторону мне смотреть? — мрачно спросила я у охраны.
— Вон туда, синьора, — показали мне направление в сторону Эйфелевой башни. — Примерно минут через 10.
— Жан Дюруа был на встрече?
— Нет, синьора. Однако на 100% эта информация еще проверяется.
Я кивнула и пригубила чай.
Чтож… Будем ждать последний «аккорд этого дня».
Дядя Миша и тетя Энн говорили, что идти смотреть не обязательно. Порывались пойти со мной, но я отказалась. Думаю, раз сегодня день кошмарных поступков и решений, за которые я в ответе, то это я тоже должна увидеть своими глазами.
И мой худший поступок сегодня — это бездействие.
Но кто сказал, что в следующий раз я не буду организатором?
В больницу прокурора ведь отправила. Даже смогла смотреть ему в глаза, почти не чувствуя угрызений совести.
Будет ли меня мучить совесть потом? Не знаю… Возможно… Время покажет.
Но в одном я уверена на все сто процентов. Я не смогу спать спокойно, если я не попытаюсь сделать все, чтобы защитить свою Семью. Не моя вина, что дедушки и Сандро нет рядом. Мой виной будет дать кому-то этим воспользоваться.
Поставив чашку на стол, я нервно скрестила пальцы, чтобы не опрокинуть на себя кипяток, когда услышу шум.
Три.
Два.
Один.
БУ-У-УМ!
БУМ! БУ-У-УМ!
Ох… Никогда не видела взрыв заправки своими глазами. Грохот, конечно, страшный. Хотя мы очень далеко от места взрыва.
Цезарь и Белка резко рванули куда-то к выходу, а я, не моргая, смотрела на взрыв и на Эйфелеву башню сквозь высоко вздымающееся пламя. Пугающе завораживающее зрелище.
Вряд ли толстяк Джиротти и его сыновья смогли бы выжить после такого. Если бы я захотела их спасти — спасла бы. Достаточно было позвонить и предупредить. Но дядя Миша настоял на том, что их спасать нельзя.
Мы должны позволить Марине Кузнецовой и ее отцу избавиться от предателей вместо нас.
— М-м-м… Как хорошо горит… — неожиданно раздался до ужаса знакомый голос.
Обернувшись, я поверить могла тому, что вижу Сандро. В синяках, с перебинтованной рукой, в каких-то обшарпанных джинсах и грязной футболке, но живым.
Кажется, дракон был и правда волшебный.
Мое желание сбылось.