Как могут двое поладить, если один подозревает другого, а тот в свою очередь его презирает.
Макиавелли
Тишина, окутывающая меня, как мягкий бархатный покров, была прерываема лишь мерным треском лавы, подобным негромкой музыке, которую я давно уже не воспринимал как раздражающий шум, а скорее, как убаюкивающую мелодию. В центре огромного лавового озера, которое мерцало и переливалось, словно гигантский живой драгоценный камень, я чувствовал себя защищенным от всех мирских забот и проблем.
Воздух, насыщенный жаром, был таким густым, что его почти можно было ощутить на вкус. Он вибрировал от невидимого движения, от еле заметного пульса самого озера. Над лавой, подобно таинственным духам, клубился густой дым, окрашенный в багряные и оранжевые цвета. В нём мерцали искры, вырывавшиеся из бездны, подобно звёздам, сбившимся с пути.
Я лежал на гладко отполированном камне, который, казалось, излучал тепло из самой своей глубины. Он был не горячим, а приятно тёплым, как будто согретый солнечными лучами, даже несмотря на то, что здесь, в сердце дворца, солнце было лишь далекой легендой. Моё тело было расслаблено, мысли уходили в небытие, и я чувствовал, как напряжение, накопленное за день, растворяется в этой неземной атмосфере.
За пределами озера мир был другим. В дворцовых залах царил холодный мрамор и прохлада, от которой, казалось, веяло скукой и печалью. Люди, привыкшие к этой холодной красоте, с презрением отворачивались от моего излюбленного места. «Слишком жарко», «слишком душно», «слишком… странно», — говорили они, морщась от неприятия.
Но именно здесь, посреди этого огненного озера, я находил покой. Не только физический, но и душевный. Я чувствовал себя единым с этим хаотичным и одновременно гармоничным миром. Я был частью этой бурлящей стихии, и она, в свою очередь, становилась частью меня. И эта связь, эта невидимая нить, соединяющая меня с лавой, давала мне силы, помогала мне находить ответы на вопросы, которые мучили меня в мире холодного мрамора.
Полчаса в объятиях огненной стихии пролетели незаметно как мгновение. Тело, пропитанное жаром, словно напитанное солнцем, чувствовало себя обновленным, а разум, словно очищенный от шлаков, стал ясным и острым.
Встав с каменного ложа, я сделал несколько шагов, наслаждаясь теплом, которое ещё хранило моё тело. Воздух, окутанный дымом и ароматом лавы, сменился на прохладный, почти ледяной, когда я переступил порог, ведущий наверх.
Мой кабинет, словно контраст огненному царству внизу, встретил меня стерильной чистотой и холодным блеском белого мрамора. Стены, выложенные идеально отполированными плитами, отражали свет, струящийся из окна, расположенного напротив. Свет этот был не теплым, как солнечный, а холодным, бледным, как свет луны.
В центре комнаты стоял овальный стеллаж, выполненный из слоновой кости и редких пород дерева, что придавали его бледному цвету теплоту и глубину. Дерево было покрыто тонкой резьбой, а на кости красовались инкрустации из драгоценных камней — изумрудов, сапфиров и рубинов. На стеллаже располагались сотни книг, чьи переплеты, украшенные золотыми тиснениями, сияли, словно звёзды, в холодном свете.
Каждая книга хранила в себе знания, тайны и мудрость, накопленные веками. Большая их часть была написана на латыни, что считался языком магии и тайных знаний. Я, не торопясь, подошел к стеллажу. Рука потянулась к книге. Обложка была украшена изящной виньеткой с изображением крылатой фигуры, держащей книгу. Я знал, что эта книга содержит в себе знания о ретроспекции, то есть о способности видеть прошлое. И я с нетерпением ждал момента, когда снова смогу погрузиться в тайны, скрытые на её страницах.
Рука, уже потянувшаяся к книге с крылатой фигурой, замерла в воздухе. Я вспомнил о своих обязанностях, о том, что время для исследований ещё не наступило. И с усилием отогнал от себя соблазн погрузиться в тайны ретроспекции. Сейчас было важно основательно построить свою базу знаний, заложить фундамент.
Взгляд переместился на более простую книгу, о которой я знал ещё с детства. Её переплёт из телячьей кожи был жёстким, с небольшими углублениями на рельефной поверхности. Она была почти как железная шкатулка, хранящая сокровища знаний. Но это был просто массивный талмуд или же учебник по механике, но оказавшийся не таким уж и обычным, как казалось на первый взгляд.
Книга была относительно свежей, изданной в начале эпохи римского возрождения. Несмотря на это, ее автор был неизвестным, и стиль его изложения явно опирался на римскую школу, хотя и излагался он на греческом языке. Эта неожиданная мешанина придавала книге некую интригу, словно неизвестный мастер собирал мозаику из фрагментов разных времен и культур.
Листая жёлтые, почти прозрачные страницы, я чувствовал, как в голову проникают новые знания. Автор писал о механизмах, о машинах, о создании сложных устройств. Римская школа славилась своей практичностью, и её методы были прекрасно применимы к созданию магических предметов после. Я понимал, что не только теория, но и практика были важны для магических исследований, как и другие направления учёного ремесла.
Но я никогда не считал себя учёным, пусть и не мог отказать себе в удовольствии углубиться в эту область знаний. И не просто углубиться, а адаптировать их к «своим» нуждам, к целям «своих» людей. Я понимал, что могу использовать свои знания для благополучия всех нас. И именно в этом я видел смысл, свой путь, свою миссию. Ибо, построив что-то основательное и фундаментальное, я бы сумел добиться того, что меня просто оставят в покое, и я начну углублённое изучение магии как таковой.
Оторвавшись от талмуда, я провел пальцем по корешку следующей книги, украшенной изображением величественного здания с куполом и колоннами. Это была книга по архитектуре, посвященная искусству строительства римских бань.
Я задержал на ней взгляд, представляя себе просторные залы с парными, бассейнами с прохладной водой и отдельными комнатами отдыха, где можно было погрузиться в разговоры и отвлечься от суеты жизни. И в этом моменте меня осенило вдохновение.
В моем распоряжении были духи огня и воды. Они были моими верными спутниками, моими помощниками в магических делах. И я мог использовать их силу для создания идеальных бань. Бань, которые превзойдут все воображаемые пределы.
Я уже представлял себе купол, созданный из огня, который бы разогревал воздух, делая его мягким и теплым. Я видел бассейны, наполненные прозрачной водой, созданной волей духа воды. Я чувствовал, как влажный пар окутывает тело, сняв усталость и напряжение прошедшего дня.
«Идеальные бани», — прошептал я, улыбаясь невольно возникшей идее. Это было бы истинным шедевром, сочетанием красоты и функциональности. И самое главное, это было бы решением проблемы с личной гигиеной, которая в нашем мире стояла остро. Ну и местные закалили бы свой дух, и мне не пришлось бы их принимать в тронном зале.
Я был связан с прошлым невидимой нитью, но жизнь не стоит на месте. Я понимал, что нужно двигаться вперёд, создавать новый мир, который будет свободен от проблем прошлого и полон новых возможностей. И идеальные бани станут первым шагом на этом пути.
«Начнём с этого», — решил я, откладывая книгу по архитектуре и взявшись за талмуд по механике. Магия и техника, знания и практика — всё это будет использовано для создания нового мира.
Тетрадь с обложкой из черной кожи лежала на столе, словно маленький эбонитовый ларец с тайнами. Она была не просто тетрадью, а хранилищем моих мыслей, планов, мечтаний. Ее кожа, гладкая и холодная на ощупь, была покрыта тонкой сетью небольших морщинок, словно каждая страница хранила в себе много историй, много жизни.
Молча взял ее в руки, и она стала теплее, словно отвечала на мое прикосновение. Открыл ее, и на белых страницах заблестела свежая бумага, готовая впитать в себя мои мысли.
Но в эту минуту ничего не требовалось писать. Я просто сидел и вглядывался в пустые страницы, словно заглядывал в глубину своего сознания. И в этой тишине, в этом ожидании, родились первые черные углистые знаки, нанесенные ручкой с угольным стержнем.
Ручка была не просто инструментом для письма, а продолжением моей души. Она была тонка и изящна, с деревянным корпусом, обтянутым черной кожей. Ее металлический стержень был заполнен черным угольным порошком, который оставлял на бумаге яркие, четкие знаки. Я вел ручкой по странице, словно рисовал картины своими мыслями. И в этом действии была и освобождение, и творчество, и удовольствие. Я чувствовал, как мои идеи оживают на страницах тетради, как они становятся реальностью.
Первые лучи солнца еще не проникли сквозь окно, но уже начинали окрашивать небо в розовые и оранжевые тона. Это был тот нежный, почти невидимый свет, который предвещает рассвет. Он проникал в комнату неяркими полосами, освещая пылинки, танцующие в воздухе.
Я сидел у стола, окутанный полумраком, и наблюдал за этим волшебным превращением ночи в день. Ощущение спокойствия и безмятежности окутывало меня, словно я был частью этого величественного спектакля.
В моих мыслях уже проносились планы на день, на неделю, на месяц. Я видел себя в центре бурлящей деятельности, строящим новый мир, создающим лучшее будущее. Скоро наступит новый день, день, который будет наполнен работой. Но это не была для меня тяжесть, а скорее удовольствие. Я любил свою работу, я любил создавать, я любил строить. И это было моей силой, моей энергией, моей радостью.
Я вглядывался в свои записи: «Расширенное применение механики», «Постройка современных бань», «Доработка системы рынков и храмов», «Улучшение портовой системы»… И это был только список дел на эту неделю! Каждая строчка в моей тетради, заполненная угловатыми буквами, была не просто заданием, а шагом на пути к изменению мира.
«Расширенное применение механики» — это значило освободить людей от рутинной работы, создать новые машины, которые будут служить нам, а не мы им. Я видел перед собой картину мира, где механизмы работают в гармонии с магией, делая жизнь легче и эффективнее.
«Постройка современных бань» — это была не просто гигиена, а искусство отдыха, воплощение красоты и комфорта. Я представлял себе просторные залы, наполненные светом и теплотой, где люди смогут расслабиться и восстановить силы.
«Доработка системы рынков и храмов» — это было о создании справедливого и прозрачного общества, где каждый может найти свое место и реализовать свой потенциал. Я видел перед собой торговые площади, где товары продаются свободно и честно, и храмы, где вера не становится орудием власти, а служит источником надежды и духовного роста.
«Улучшение портовой системы» — это означало свободу движения, возможность путешествовать и общаться с другими народами. Я видел перед собой корабли, которые бороздили моря и океаны, соединяя людей и культуры.
Каждый пункт моих записей был не просто словами, а картиной будущего, которое я строил каждый день. И это было удивительно, волнующе и вдохновляюще.
Магия действительно упрощала многие задачи, но не убирала их вовсе. Она была инструментом, а не панацеей. И я понимал, что нужно работать усиленно, чтобы построить тот мир, который я видел в своем воображении.
Каждое дело требовало своего подхода, своего особого знания. И я чувствовал, как в моей голове рождаются новые идеи, как мои знания о механике, архитектуре, магии соединяются в гармоничное целое.
Сейчас многое было несовершенно, но я верил, что могу всё изменить. Я верил, что могу построить мир, где люди будут жить в гармонии и благополучии.
В тиши кабинета, нарушаемой лишь тихим тиканьем старинных часов на камине, я погружен в размышления, листаю пергамент с древними текстами. Внезапно, словно сама судьба решила внести свои коррективы, раздается глухой стук в дверь, словно удары молотка по дубовому щиту.
— Войдите, — произношу я, откладывая пергамент в сторону.
В кабинет входит Мухаммед ибн Карим, его фигура, окутанная тенью от высоких арок, словно тень от величественного кипариса. Лицо его скрыто под капюшоном, а в руках он держит кожаный мешочек, который, судя по тяжести, заполнен чем-то весомым.
Он неспешно подходит к столу, его глаза, скрытые под тенью аруфтеки, внимательно следят за каждым моим движением.
— Позвольте нарушить ваше уединение, господин, — произносит он голосом, напоминающим шелест листьев на ветру. — У меня есть дело особой важности.
Я лишь скупо кивнул в ответ.
— Господин, восстания были подавлены, — произносит Мухаммед ибн Карим, откидывая капюшон и открывая лицо, которое, несмотря на годы, сохраняет резкость и хитрый блеск в глазах. — Ваш пример показал людям, что не стоит шутить с достопочтенным Маликом.
Он делает паузу, словно наслаждаясь эффектом своих слов. Его голос, хрипловатый от возраста, похож на шепот змеи, обещая как спокойствие, так и опасность.
— Города Харгеиза и Дегихабур будут незамедлительно восстановлены и заселены заново, — продолжает советник. — Ибо земля плодородная земля не должна простаивать.
Уголки его губ изгибаются в едва заметной усмешке, напоминающей змеиную.
— Вы, мой господин, великий правитель, и ваша мудрость, как я всегда говорил, беспредельна. Все подданные, от знатного дворянина до простого крестьянина, должны чувствовать вашу заботу и справедливость. Ваше слово — закон, а ваша воля — единственный путь к процветанию.
Мухаммед наблюдает за моей реакцией, его взгляд, проницательный и острый, как стальной клинок, готовый к удару.
— В этом уверен и я, — добавляет он, сделав уважительный поклон. — Именно поэтому я принес вам это, — он указывает на мешочек с пергаментами. — Свежие вести из дальних земель, которые могут оказаться интересны для вашего великого ума.
Он молча ждет моего решения.
— Как обстоит ситуация с Алджураном? — сухо интересуюсь я в ответ, делая пометки в своей тетрадке. Ручка скрипит по пергаменту, создавая едва слышный шум на фоне общей тишины кабинета.
— Гражданские восстания уже вовсю вспыхнули, мой господин, — отвечает Мухаммед ибн Карим с легкой тревогой в голосе. — А полководец Умар Али ибн Бени уже поднял восстание и просит у нас военной поддержки, а также чтобы вы лично приняли их племена в лоно нашего народа.
Он делает паузу, словно ожидая моей реакции. Его глаза, скрытые в глубине морщин, наблюдают за мной с заинтересованностью.
— Что же касается конкретных событий, то… — Аюб делает небольшую паузу, как будто взвешивая свои слова. — Войска Умара Али ибн Бени уже захватили несколько ключевых городов на севере Алджурана. Их армия, хоть и не так многочисленна, как наша, но сплочена и боеспособна. Они не стоят на месте, а активно продвигают свое восстание вглубь страны.
Мухаммед смотрит на меня с легкой надеждой.
— Но они не могут продолжать без нашей помощи. Им необходимы ресурсы, а также опытные полководцы и солдаты. Их восстание может стать прекрасной возможностью укрепить наше влияние в регионе и расширить наши границы. — Аюб замолкает, ожидая моих решений, его взгляд наливается показной покорностью.
— Пока не спешите их принимать, — произношу я, откладывая перо и сосредоточившись на словах советника. — Дождёмся, пока мятеж охватит как можно большую территорию, либо когда «крестьяне» начнут проигрывать. Нам нужно все побережье, на меньшее я не согласен.
Я делаю небольшую паузу, чтобы мой голос прозвучал еще более уверенно.
— Захватим окончательно Сомали, и можно будет взять паузу, — заканчиваю я, спокойно откладывая тетрадь на стол.
Мое лицо не выражает никаких эмоций.
— Умар Али ибн Бени — отличный полководец, — с уверенностью говорю я, свысока оценивая ситуацию. — Он сделает всё, что от него требуется, чтобы мы смогли захватить Сомали полностью. Но мы не будем спешить. А будем действовать только тогда, когда это будет выгодно нам.
Мухаммед ибн Карим молча кивает в знак согласия, его лицо также не выражает никаких лишних эмоций, словно ритуальная маска, но в его глазах считывается понимание.
— Истина так, мой господин, и я знаю, что ваши решения всегда продиктованы мудростью и благоразумием, — произносит он с уважением. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам достичь ваших целей.
— Однако волнения на «новых» территориях всё ещё сильны, и местные дикари не желают принимать власть короля-колдуна, — произносит Мухаммед ибн Карим с едва заметной иронией в голосе. Он делает небольшой поклон, как будто прося прощения за свои слова.
— Но я сделаю всё возможное, чтобы утихомирить этих бунтарей и наладить мир в государстве. — Он покорно склоняет голову, словно подтверждая свою преданность. Его глаза, однако, блестят не только преданностью, но и скрытой надеждой на быструю победу над бунтом, на укрепление своего влияния и на возможность добиться еще большего доверия от своего господина.
— Что по Гуджарату и прочей заокеанской торговле? — задумчиво интересуюсь я у советника, откидываясь на спинку кресла.
Мои пальцы бездумно стучат по столу, словно пытаясь передать ритм моих мыслей. Я осознаю, что пора завести отдельного человека для этих дел, чтобы Мухаммед ибн Карим мог сосредоточиться на более важных вопросах. Но пока я не нашел никого, кто мог бы стать ему равным по умственным способностям и «преданности».
— Торговля с Индией процветает, мой господин, — отвечает советник, показывая мне сверток с документами, который лежал у него под рукой. — Мы получаем много ценных товаров, таких как пряности, ткани, драгоценные камни и другие диковинки. Наши торговцы становятся все более смелыми и уверенными в себе, они с каждым месяцем расширяют свои торговые пути.
Тайный советник делает небольшую паузу, дабы собраться с мыслями.
— Однако есть несколько проблем, которые требуют вашего внимания, мой господин.
— Во-первых, португальцы все более активно вмешиваются в нашу торговлю, пытаясь установить свой контроль над морскими путями к Индии.
— Во-вторых, пираты стали все более смелыми и наглыми. Они нападают на наши корабли и забирают товар. Мы уже потеряли несколько ценных грузов.
Он сделал паузу и выжидающе смотрит на меня.
— Что вы хотите, чтобы я сделал, мой господин?
Я спокойно встаю из-за стола и делаю несколько шагов по кабинету.
— С португальцами нужно говорить со стороны силы, — резко произношу я, и в моих алых глазах вспыхивает магическое пламя, как у одного ифрита. — А с пиратами мы говорить не будем вовсе. — Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Мухаммеду ибн Кариму, взглянув ему в глаза.
— Я хочу, чтобы ты подготовил экспедицию в Индию. Мы отправим туда самый мощный флот, чтобы показать португальцам, что мы не боимся их. А пиратов мы искореним окончательно, — произношу я с нескрываемой решимостью, взгляд мой становится холодным и непроницаемым, словно сталь.
— Подготовь каперские доверенности и объяви нашим абордажным командам, что чужакам и португальцам мы отныне не рады, — заканчиваю я с сухой интонацией, словно произношу приговор.
Мухаммед ибн Карим молча кивает, на его лице не отражается никаких эмоций, но в глазах можно увидеть понимание.
— Да, мой господин, — произносит он с уважением. — Я незамедлительно приступлю к выполнению ваших приказов.
Советник делает почти незаметный поклон, словно подтверждая свою преданность и готовность служить. Его рука неосознанно поглаживает бороду, как будто он пытается спрятать едва заметную улыбку, которую выдают его блестящие глаза. Аю явно чувствует мощь и беспощадность своего господина, чувствует, как в его речах сквозит не только воля к власти, но и ощущение неминуемой победы. И знает, что сейчас надо делать всё, что в его силах, чтобы выполнить приказы и не разочаровать своего господина.
Он отходит от стола и с уверенностью поднимает глаза.
— Я уверен, что мы сможем очистить морские пути от пиратов и заставить португальцев уважать наше великое государство. — Советник делает еще один небольшой поклон и отправляется выполнять приказы, оставляя меня в глубоких мыслях.
И тут я вновь возвращаюсь к мысли о том, что нужно делегировать обязанности Мухаммеда на большее количество людей, дабы разгрузить его и забрать все излишки власти, ибо для одного человека это уже слишком много, но сделать предстоит аккуратно и без особой спешки.
Да и полководцы, подающие надежды, у нас уже есть, осталось лишь найти людей, сведущих в экономике и торговле, или обучить самому, но это уже чуточку сложнее и дольше, так что вопрос остаётся открытым, и нужно думать, ибо кадры решают всё!