Кроваво-красная текила

Глава 21

Я обругал Роберта Джонсона за то, что он не датский дог. Майя обругала меня за то, что я долго просыпаюсь.

— Сколько раз я тебе говорила, — возмущалась она, — если грабитель заберется к тебе, пока мы спим… — Она слишком поздно поняла, что произнесла «мы», и запнулась; так шелк цепляется за колючую проволоку.

Когда она заговорила снова, ее голос звучал ровно и профессионально.

— Ладно, теперь давай все с самого начала.

Я рассказал ей то немногое, что мне удалось узнать о смерти отца, об исчезновении Лилиан, о разговоре с Ги Уайтом и угрозах в мой адрес. А еще про загадочную фотографию, которую спрятал Бо Карнау, о том, что у них с Дэном Шеффом какие-то общие дела, и в конце о следах, оставленных на полу в галерее и на моей раковине.

Майя молчала целую минуту. Из трубки до меня донесся протяжный гудок туманной сирены.

— У тебя что-нибудь пропало? Например, фотографии, которые ты нашел?

— Тот, кто это сделал, пробыл у меня совсем мало. Не думаю, что он искал бумаги. Они лежат там, где я их оставил. И у меня ничего не взяли.

— Даже твою жизнь.

Я попытался убедить себя, что в ее голосе не прозвучало разочарования.

— Приятно, когда тебя любят, — сообщил я ей.

Некоторое время Майя злилась молча, потом не выдержала и сказала:

— Трес, твой друг Драпиевски прав. Предоставь расследование полиции и проваливай оттуда.

Я не ответил.

— Естественно, ты ничего этого делать не станешь, — сказала она.

Я вновь не ответил, и она вздохнула.

— Мне следовало оставить тебя там, где мы познакомились — пусть бы ты и дальше командовал баром в Беркли.

— Я был лучшим из всех, кого ты тренировала.

— Ты был единственным, кого я когда-либо тренировала.

Техасцу трудно спорить с тем, кто говорит правду. Роберт Джонсон запрыгнул на стойку, понюхал отпечаток ботинка на раковине и бросил на меня оскорбленный взгляд — вероятно, Майя выглядела сейчас так же. Двое против одного.

— Ладно, давай предположим, хотя я думаю, что это ерунда: если ты потянешь за две ниточки — исчезновение Лилиан и смерть твоего отца — то выяснится, что они каким-то образом связаны. Тогда получается, что, кроме убитого бывшего заключенного, кто-то еще…

— Его звали Холкомб.

— …имел отношение к убийству десятилетней давности, и твои вопросы его встревожили. Кем бы он или они ни были, они стали тебе угрожать, возможно, похитили человека, которого ты… знаешь, однако они не хотят тебя убивать. Почему?

Я взял из раковины раздавленный розовый лепесток сирени и посмотрел на него. Мысль о том, что наступило утро и я все еще жив, не могла компенсировать чувство неприятной пустоты в желудке после выпитой текилы. Смутные воспоминания о том, что на меня кто-то смотрел посреди ночи, поползли по моей коже, точно запах мертвого пекари, а еще появилось ощущение липкой красной акриловой краски.

— Я не знаю, — сказал я. — Зачем кому-то обыскивать художественную галерею, дом Лилиан, забираться ко мне? Почему Дэн Шефф болтался во дворе Лилиан, собираясь устроить драку с ее новым приятелем, когда из записной книжки Лилиан я узнал, что она порвала с ним несколько месяцев назад? Зачем Карнау сел в машину к Шеффу? Все эти вопросы пока остаются без ответов.

— Трес, я знаю, ты хочешь найти связь между последними событиями и смертью твоего отца, — после некоторых колебаний ответила Майя.

— Но?

— Возможно, такой связи нет.

Я посмотрел в потолок. Над плитой образовалось пятно в форме Австралии, которое изогнулось посередине, словно отчаянно пыталось удержаться на краю мира.

— Ты думаешь, мне этого хочется? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

— Ты хочешь, чтобы это стало твоей проблемой, чтобы именно ты за нее отвечал, — сказала Майя. — Я тебя знаю. Но нельзя исключать, что у Лилиан какие-то свои дела, не связанные с твоим отцом. Такое случается, Трес.

«Я тебя знаю». Три самых неприятных слова в английском языке. Не дождавшись моей реакции, Майя пробормотала несколько ругательств на китайском. Мне показалось, что она поднесла телефонную трубку к другому уху.

— Ну, ладно, давай поговорим о твоем отце. Ты и в самом деле полагаешь, что в убийстве замешан кто-то из его политических противников? — спросила Майя.

На мгновение я представил, как член муниципального совета Фернандо Асанте в бежевом спортивном костюме большого размера пытается забраться в мое кухонное окно, его ковбойский сапог оставляет на раковине отпечаток, а солидное брюхо болтается среди ветвей сирени. У меня даже настроение немного улучшилось.

— Даже в Техасе политики обычно не бывают такими колоритными личностями. Асанте, самый подходящий кандидат, по утрам с трудом находит собственный член.

— Ну, тогда торговец наркотиками, человек, в чей дом ты так нагло ворвался с пистолетом в руках?

На этот раз мне пришлось немного подумать.

— Если это Ги Уайт, то я не вижу в его действиях никакой логики. Зачем убивать выходящего в отставку шерифа, в особенности если известно, что подозрения падут именно на тебя? И почему он начал нервничать из-за моего появления сейчас, когда даже федералы ничего не сумели найти? — сказал я.

— Однако я не слышу убежденности в твоем голосе.

— Может быть, мне стоит нанести ему еще один визит.

— Нельзя приходить к мафиози дважды в неделю и пытаться вытряхнуть информацию относительно его преступлений, — после паузы сказала Майя.

Я не стал ей отвечать.

— О, господи, даже не думай, Трес.

— Ничего другого не остается, разве что заняться информацией из полицейского досье, которую я прибрал к рукам.

— Что?

— Ладно, забудь.

— Господи, — сказала Майя.

— Уррр, — сочувственно заметил Роберт Джонсон.

— Это касается моего отца, и я считаю бумаги своим наследством.

— Тебе в наследство досталось безумие, Наварр.

— Я много работал, чтобы заполучить свое безумие, госпожа Ли, — запротестовал я. — Никто не принес мне его на серебряном блюде.

— Проклятье, и как я только могла на тебя запасть? — удивленно спросила Майя.

После этого наступила неловкая пауза. Наконец Майя вздохнула.

— Трес, я помню, как ты лежал в переулке Ливенворта с балийским ножом в легких…

— На самом деле легкое было слегка задето.

— …из-за того, что решил сам поговорить со спятившим торговцем гашишем.

— Ничего бы такого не случилось, если бы всем известная Эйприл Голдмен мне не наврала.

— Ты был бы мертв, если бы она не послала меня за тобой.

— Старые добрые «Терренс и Голдмен». Думаю, твои боссы скучают без меня, — сказал я.

Мне пришлось выслушать еще несколько китайских проклятий.

— А твой друг умеет драться? — Майя попыталась в последний раз меня уговорить.

Я рассмеялся.

— Ты имеешь в виду Ральфа? Ральф изворотливый сукин сын, который дерется так же честно, как загнанная в угол ласка.

— Отлично. Ты возьмешь его в напарники?

— У Ральфа собственные деловые интересы. Он не любит привлекать к себе внимание.

— Я не хочу, чтобы ты занимался этим делом в одиночку, Трес.

— Майя, я больше не живу на другой стороне Бэй-бридж.[46]

— А если я приеду к тебе? — после некоторых колебаний спросила она.

Я промолчал в ответ и наконец спросил:

— Мы ведь договорились расстаться тихо и мирно? И ты согласилась с моим решением.

Майя обдумала мои слова.

— Я когда-нибудь тебе лгала, Трес?

— Только в тех случаях, когда хотела что-то получить.

Она не стала возражать. Я смотрел в потолок.

— Со мной все будет в порядке. Кроме того, это мой родной город. Меня здесь никто не тронет.

— Ты истинный придурок, Наварр.

— Я не в первый раз это слышу.

Однако Майя уже повесила трубку. Я взял старый номер «Техас мансли» с Энн Ричардс на обложке и потряс им. Энн нажала на газ своего белого мотоцикла и выронила листочки, которые я украл из досье Драпиевски.

Их было около дюжины — скопированные лица мужчин, оказавшихся под подозрением ФБР, — преступники, находившиеся на свободе в момент убийства моего отца. Часть из них посадил за решетку он, другие могли знать Рэндалла Холкомба, возможно, укравшего «Понтиак», на котором приехал убийца. Все эти люди смотрели на меня и молчали.

Наконец, я вырвал последний листок из записной книжки Лилиан, еще раз его изучил, и мое внимание вновь привлекла третья строчка — стертый номер и адрес в Доминионе.[47]

Я выбрал свою лучшую одежду — воскресную футболку для визитов и относительно целые джинсы — и отправился в особняк Шеффов.