Кто Там, на моем плече?

КТО ТАМ, НА МОЕМ ПЛЕЧЕ?

НАЗНАЧЕНИЕ

- Костик! Кооостик! Кооооостик!

Голос был жалобно-капризным и раздражающим, словно чья-то тонкая, но цепкая ручонка, назойливо теребящая за плечо. Денисов, упоенно барабанивший пальцами по рулю в такт музыке своей любимой группы "Unheilig", скривился и переместил взгляд с вечерней дороги на золотоволосую, сияющую, укутанную плотным ароматом "Лаура Биаджотти" юную особу, восседавшую в соседнем кресле с той особой надменностью, которая свойственна законным супругам состоятельных людей.

- Ну, чего тебе еще?

- Может включишь что-нибудь нормальное?

- Моя машина - моя музыка! - Костя крутанул руль, подрезав задумчиво перестраивавшийся на поворот синий "авео", обошел притормаживавший микроавтобус и проскочил переход на начало запрещающего сигнала - не хватало еще ждать двадцать секунд, пока все эти калеки соизволят перебрести с одной стороны улицы на другую! - В своей машине слушай что хочешь!

- Но у меня нет своей машины, - озадаченно сказала особа.

- И не будет, пока нормально водить не научишься! Две тачки подряд в хлам разбить - это уметь надо! Мне неохота каждую неделю покупать новую машину!

- Тебе для меня денег жалко, что ли?!

- Мне нервов своих жалко! - огрызнулся Костя. - Собьешь кого-нибудь - мне же тебя отмазывать придется, сама ты хрен что сделаешь! Мне по уши хватило того козла, чью машину ты приложила в последний раз! У него, видишь ли, дети там сидели, так он хай поднял на весь район! Ты что ли с ним разбиралась?! Ты в салоне после посиделок с подружками отходила! Я тебе говорил - не можешь бухая нормально ездить, так не садись за руль!

- Да мы всего-то по три мартини выпили! - обиженно надула губы законная половина.

- Геля, не доводи меня! У меня и так была тяжелая неделя! Ты хотела в ресторан - я везу тебя в ресторан! Так что заткнись!

Ангелина немедленно выдвинула стандартное обвинение, которое каждый раз его очень смешило.

- Ты меня не любишь!

- И что? - хмыкнул Костя, на этот раз не удостаивая супругу взглядом. Он знал, что будет дальше. Он слышал это много раз за те полгода, что они были женаты, и это всегда заканчивалось одинаково.

- Я не намерена больше терпеть твое хамское поведение! Ты обращаешься со мной, как с рабыней!

- Ах, мы больше не терпим мое поведение?! - Денисов улыбнулся, резко уводя машину на поворот и с удовольствием прислушиваясь к ровному звуку мощного мотора, который был, несомненно, прекрасней, чем голос разобиженной супруги. - Мы от меня гордо уходим! Мы все бриллиантики и меховушки с себя снимаем! Мы на Гоа послезавтра не летим! Ты такая отважная, солнышко, я прям восхищен!

- Ты не можешь забрать мои вещи! - с легким испугом пролепетала Ангелина, так плотно закутываясь в свое бобровое манто, словно муж собирался содрать его с нее прямо сейчас.

- Еще как могу, лапа, контрактик мне грамотный юрист составлял.

Продолжая улыбаться, Костя мысленно сосчитал до пяти, и едва закончил, изящная ухоженная ручка заискивающе огладила его запястье.

- Костик, ну что ты в последнее время такой нервный? Я же шучу! Просто я такую красивенькую машинку сегодня видела у Павлика в салоне.

- Какую машинку?

- Красненькую. Такая блестящая-блестящая! И такое удобное креслице! И штучки всякие!

- Исчерпывающая информация. А марка, модель, мощность двигателя, где собирали?

- Ой, не знаю, это всякие ваши мужские дела! Может, завтра съездим посмотрим?

- Зависит от твоего поведения, - Денисов улыбнулся уголком рта и сделал музыку погромче. В глазах Ангелины появилось легкое страдание, но на сей раз она смолчала, одарив мужа обожающе-обещающей улыбкой и мягко хлопнув длинными ресницами. Перспектива получения новой машины пересилила отвращение к немецкому готическому року.

Никуда они конечно завтра не поедут. Еще месяц - ну от силы два, и Ангелина будет торжественно препровождена в отставку с должности денисовской жены. Игоря Эдуардовича он уже предупредил, и тот все сделает как надо. Игорь Эдуардович был превосходным юристом - все Костины разводы прошли безукоризненно гладко, и ни одной из его бывших жен не удалось урвать хоть лоскуток от семейного бизнеса. Геля не станет исключением. Она надоела ему быстрей, чем он думал, побив рекордно короткий срок третьего денисовского брака, а держать в своем доме женщину, к которой ты больше не испытываешь интереса, смысла нет. Костя мог бы оставить в гардеробе разонравившийся костюм или какое-то время хранить в гараже без выезда наскучившую машину. С женщинами, занимавшими в списке его жизненных ценностей третью позицию после машин и одежды, так не получится. Хотя было бы забавно складывать бывших жен и любовниц в какую-нибудь кладовку и раз в год доставать проветрить и вытереть с них пыль.

Геля была его пятым официальным приобретением - внешне одним из самых удачных. Великолепные волосы натурального платинового оттенка, стройная гибкая фигура, немыслимо длинные ноги, безупречно красивое лицо. Появляться с нею в обществе было так же выигрышно, как приехать на шикарном автомобиле, она была великолепным аксессуаром, дополнявшим его имидж. Кроме того, Геля обладала крайне недалеким умом - это было второй причиной, по которой он на ней женился. Костя предпочитал жениться на женщинах, чей интеллект лишь ненамного превосходил интеллект бабочки - таких было проще контролировать и избавляться от таких тоже было проще. Аксессуарам интеллект ни к чему. Тем же денисовским пассиям, которые вышли не только внешностью, но и умом, Костя с ходу четко давал понять, что их отношения дальше увеселений и щедрых презентов не пойдут. Большинство, кстати, соглашалось.

Отец Кости, несколько лет назад перебравшийся в Киев вслед за основным бизнесом и к шестидесяти пяти годам ставший невыносимо сентиментальным, к нестабильности сыновнего семейного очага относился отрицательно, подзабыв, что в Костины годы имел точно такую же жизненную позицию. Официальных подруг сына Валерий Денисов называл "сезонными женами", постоянно предлагал Косте найти наконец себе нормальную девушку, не давая себе труда объяснить, что же скрывается под загадочным понятием "нормальная", и требовал внуков. Но в отношении детей Костя был тверд. Ему не нужны были дети. Он вообще не понимал, для чего они существуют. От детей были только шум и слюни, отцам они портили жизнь и нервы, а матерям - фигуры и превращали их из идиоток в идиоток абсолютных. С появлением ребенка жизнь человека менялась навсегда, а Костя перемен не хотел, поэтому Валерий Денисов всегда получал один и тот же ответ: "Рано!"

Денисов-старший каждый раз бушевал недолго - слишком уж сын напоминал ему самого себя - такой же решительный, жесткий, азартный и вместе с тем практичный, не говоря уже о потрясающем внешнем сходстве. Когда он развелся с его матерью - невероятно красивой и столь же невероятно бездарной актрисой местного театра, решение о проживании сына было, с согласия обеих сторон, вынесено не на официальный, а на семейный суд, на котором десятилетний Костик сразу же заявил, что останется жить с отцом, поскольку мать не имеет ни стабильного заработка, ни каких-то определенных перспектив на будущее, в отличие от отца, имевшего и то, и другое. С тех пор мать с ним не общалась, и Костя даже не знал, жива ли она, да и не интересовался. Ему было не до того. Без дела он не сидел, рано начав работать вместе с отцом, который успешно совмещал военную службу с поднятием собственного автобизнеса, честно отслужил в армии, окончательно сформировавшей его цинизм, после чего небезуспешно обратил свое внимание и в сторону бизнеса последней мачехи, занимавшейся поставками спортивного оборудования. А попутно закончил экономический. Так что нынче, достигнув тридцатишестилетнего возраста, Константин Денисов являлся совладельцем крупнейшего в городе автосервисного центра, представителем киевской фирмы, поставлявшей грузовую и строительную технику, а также владельцем сети магазинов спорттоваров. По меркам мегаполиса, куда перебрался отец, это было так, ничего себе, но по меркам приморского городка это являлось отчаянным успехом. Работа забирала почти все свободное время, оставляя на отдых лишь чуток, поэтому Костя отдыхал на всю катушку, ни в чем себе не отказывая и не щадя никого, кто мешал ему это делать. Геля в программу сегодняшнего вечера практически не входила, но еще не знала об этом. Потому и не портил ему настроение тонкий голос жены, потому и барабанил он так весело пальцами по кожаной обивке руля своей жемчужной "Ауди Кью7", подаренной отцом и мачехой на тридцатипятилетие. Машина была великолепна, и Костя не сомневался, что она переживет еще по меньшей мере парочку таких ангелин, прежде чем он обменяет ее на что-нибудь другое.

- Костик, а ты не слишком быстро едешь? - испуганно пискнула Геля, когда на следующем повороте машина чуть вильнула. - Дороги-то скользкие!

- Все нормально, - небрежно отозвался Денисов, но с неохотой все же слегка сбросил скорость. Такие машины не созданы для мирной езды - они должны с ревом лететь вперед, нагоняя ужас на снующих по тротуарам обывателей и распугивая с трасс чахлые легковушки. Смотрите и завидуйте - это Я еду! Прочь с дороги!

За окном закувыркались редкие снежинки, словно рой бестолковых, испуганных насекомых. Несколько проскользнули над опущенным стеклом, опустились на его щеку, и на мгновение Костя почувствовал холод. Раздраженно смахнул со щеки крошечные капельки воды и включил дворники. Рановато зима в этом году. И как всегда неожиданно - только утром шел почти по-летнему теплый дождь. Извечная крымская погодная чехарда. Здесь никто не удивляется ледяному ветру летом и зимним грозам. Впрочем, здесь уже давно никто вообще ничему не удивляется. Костя, например, нисколько не удивляется тому, что элитный ресторан "Осенний вальс", в котором он регулярно ужинал, до сих пор не сделал себе нормальную парковку, и машины либо загромождают трассу, либо преграждают узенький ручеек тротуара, вызывая негодование пешеходов. А ведь кто-то из них может и машину поцарапать, особенно зимой, когда круто бегущая под уклон дорожка леденеет, и рядовые граждане то и дело с воплями катятся по ней кубарем. Уже убрали бы этот тротуар к чертовой матери - пусть по верху обходят! Ни к чему им брести мимо ресторана - это место все равно не для тех, кто ходит пешком.

Когда впереди замаячило переливающееся огнями стеклянное воздушное здание "Вальса" с нагромождением машин перед входом, Денисов недовольно поморщился - ни одного свободного места, машину придется ставить либо далеко внизу, либо поближе к ступенькам, но с краю. Одна надежда, что скоро подъедет кто-нибудь еще, и его машина закроет денисовскую "Ауди" от возможных ударов. Костя крутанул руль, по привычке с разгона забрасывая громаду внедорожника передними колесами на пустой тротуар, и тут произошла катастрофа.

Правда, начала катастрофы Костя не увидел - ему явилось лишь ее окончание. Окончание представляло собой человеческое лицо, волшебным образом возникшее среди танцующих в свете фонарей снежинок. Лицо в странно наклонном положении стремительно летело прямо на машину, крича при этом на редкость отвратительным голосом, а по обе стороны от лица угадывалось мельтешение отчаянно машущих рук, словно "Ауди" была кошмарным видением, от которого лицо пыталось избавиться. И в тот момент, когда машина коснулась колесами тротуара, лицо встретилось с ее правым бортом и исчезло где-то внизу. Одновременно Костя услышал глухой удар, а почти сразу за этим - жалкое, болезненное хныканье.

В денисовский мозг, толкаясь и барахтаясь, ворвались сразу три мысли.

Кто-то только что помял его машину.

Он кого-то только что сбил.

Тот, кого он только что сбил, жив, судя по хныканью, а значит, сейчас получит так, как не получал еще никогда в жизни!

- Ой, - безмятежно сказала Геля, бестолково хлопая ресницами, - а что это было?

- Твою мммать! - рявкнул Денисов, распахнул дверцу и вылетел в густой холодный вечер. Оббежав машину и наклонившись, он, к своему ужасу, узрел на жемчужном крыле небольшую вмятину с короткой царапиной снизу, похожей на чей-то ухмыляющийся рот. Костя потрясенно потрогал вмятину пальцем и снова сказал "Твою мать!" - на сей раз так громко, что у одной из машин перед рестораном сработала сигнализация, с росшей неподалеку черешни свалилась испуганная кошка, а бесформенная груда, содрогавшаяся в писклявых рыданиях у правого колеса "Ауди", притихла и стала еще более бесформенной и какой-то плоской, точно в надежде, что Денисов ее не заметит и решит, что вмятина образовалась сама собой. Неподалеку остановилось несколько вечерних прохожих, с интересом ожидая, что будет дальше.

- Ну ты, - зловеще пророкотал Костя, - козел!.. Ты чего натворил?!

- И-и-и!.. - жалобно отозвались снизу. Денисов наклонился, сгреб источник хныканья за шиворот, как следует встряхнул под осторожное кого-то из зрителей "дачтожвыделаете" и тут обнаружил, что "козел", на самом деле, является "козой". Точнее женщиной. Молодой женщиной лет тридцати, с бледным невыразительным, уже опухшим от слез лицом, с потеками туши в подглазьях и выбившимися из-под шапки-миски блекло-каштановыми прядями. Женщина была облачена в дешевый рыжий пуховик с вялой оторочкой из искусственного меха, из-под подола торчали пухлые ноги с прорванными на коленях колготками. Обращенные на Денисова глаза испуганно, глупо моргали, рот жалко кривился, и Костя невольно сморщил нос, когда в окутывавший его благородный аромат "Черного бриллианта" от Canali вторгся пронзительный запах подделки под де-габановские "Лайт Блю", которые он и в оригинале не переносил. На кончике курносого носа женщины темнело родимое пятнышко, и оно, отчего-то, взбесило Костю больше всего.

- Ты что сделала?! - он встряхнул рыжий пуховик - не без усилия - хозяйка пуховика была тяжеловата. - Ах ты, корова, ты посмотри, что ты сделала с моей машиной!!!

В подтверждение Костя снова ткнул пальцем в уродливую вмятину и еще раз встряхнул пуховик, вновь зашедшийся испуганным, икающим плачем. Правая рука женщины мазнула его черное пальто от "Meucci" в жалкой попытке отбиться, и Денисов брезгливо отшатнулся, отряхнув то место, которого коснулась хнычущая недотепа, потом разжал пальцы, и женщина с размаху плюхнулась на обледеневший асфальт, одной рукой утирая нос, а другую прижимая к груди.

- Я упала, - прохлюпала она, - я же просто упала... здесь скользко... а вы... вы...

- Под ноги смотреть не умеешь, твою мать?! - Денисов опять ткнул пальцем во вмятину, точно от этого действия она могла волшебным образом исчезнуть. - Не видишь, что машина едет?! Чего ты поперлась прямо на машину, слониха?! Ты ж мне чуть крыло не снесла, на хрен! Ты представляешь, сколько мне ремонт будет стоить?! Твою мать, новая машина!..

Судя по гардеробу рыдающей пухлой особы и по ужасу, с которым она уставилась на продемонстрированное увечье "Ауди", женщине вряд ли доводилось держать в руках больше пятисот долларов сразу, и требовать с нее деньги за ремонт было бессмысленно. Да и не виновата она была, в принципе, и краем сознания Костя это понимал, но его уже понесло, и этот край сознания находился очень далеко от эпицентра его ярости. Он высказывал рыжему пуховику все, что касалось его настоящего, прошлого и будущего, а также его существующих и возможных родственников до тех пор, пока кто-то из зрителей не перебил его отважным голосом:

- Да как вам не стыдно, что вы набросились на женщину?!

- А, так может тогда ты за нее заплатишь, сердобольный? - обрадовался Денисов. - Ну-ка, иди сюда!

- Не-а, - сказал отважный голос, после чего толпочка начала рокотать:

- Сам женщину сбил, а теперь орет! Я-то все видела!

- Тачек понапокупают дорогих, и думают им все можно!

- Надо милицию вызвать!

- Что толку - таким все равно все с рук сходит!

В этот момент из машины выпорхнула Ангелина, кутаясь в свое манто, оглядела сцену и сделала собственный вывод, следуя одной ей ведомой логике:

- Ой, Костик, это твоя знакомая?

- Бог миловал от таких знакомых! - буркнул Денисов. - Иди внутрь! Ну, в темпе!

Ангелина сердито передернула плечами и застучала каблучками по ступенькам, миновав бегущего вниз швейцара, которого сопровождал представитель ресторанной службы безопасности, похожий на оживший башенный кран.

- Добрый вечер, Константин Валерьевич!.. ох!.. А что случилось, Константин Валерьевич?!.. фффух!..

Костя широким жестом продемонстрировал свою машину, рыжий пуховик, который возился на асфальте, словно перевернутый жук, и свирепо спросил:

- Ну и какого черта?!

Швейцар, мгновенно разобравшийся в ситуации, запричитал:

- Так уже выбили разрешение, через два месяца парковку сделают!

- И что - мне от этого сейчас полегчать должно, что ли?! - Костя сплюнул, обошел пытающуюся встать женщину и направился к лестнице. - Не дай бог что еще с машиной сегодня случится...

- Мы приглядим за машиной, Константин Валерьевич! Не беспокойтесь, Константин Валерьевич! Все будет в порядке, Константин Валерьевич!

- Все уже не в порядке! - грохнул Костя, вступая в ресторанные двери.

В холле Ангелина вертелась перед огромным зеркалом, ища возможные изъяны в своем безупречном облике. Костя отдал пальто гардеробщику, который, подперши голову кулаком, хмуро смотрел в экран крошечного телевизора, тоже подошел к зеркалу и чуть пригладил на висках свои густые темные волосы, как и у отца пробитые ранней легкой сединой. Вначале его это приводило в раздражение - не больно-то здорово в столь молодом возрасте уже смахивать мастью на миттельшнауцера, но краской для волос Денисов так и не воспользовался, быстро убедившись, что не стал меньше нравиться женщинам. Седина добавляла импозантности его всегда безукоризненно элегантному внешнему виду, при этом удивительным образом не накидывая годов, выглядел он по-прежнему гораздо моложе своих тридцати шести, и Костя, ощущая, как недавнее бешенство постепенно сходит на нет, легко улыбнулся зеркальному двойнику, чьи глаза, серые с голубой искрой, смотрели уже почти спокойно. Поправил светлый воротник темно-голубой рубашки и чуть подтянул узел серебристо-белого с тройными серыми полосками галстука от Salvatore Ferragamo. Галстуки были Костиной слабостью, он покупал их постоянно и привозил из всех стран, где доводилось побывать, предпочитая, впрочем, конечно же, итальянские ручной работы. Для галстуков у него было несколько отдельных шкафов. И еще один шкаф для галстуков подарочных, выкидывать которые было неудобно, а носить - невозможно, ибо дарители галстуков, как правило, в галстуках ничего не смыслили. Например, Ангелина на день рождения преподнесла ему ярко-зеленый галстук, разрисованный согнутыми ногами в кроссовках и половинках спортивных трусов. Ей он показался оригинальным, у Кости же вызывал отвращение - галстук производил впечатление футбольного поля, по которому сошедший с ума после проигрыша своей команды тренер разбросал оторванные конечности футболистов. Дарио Ардженте мог бы снять отдельный фильм по мотивам этого галстука.

Еще раз пригладив волосы, Костя, подтолкнул жену, увлеченную таким же самолюбованием, в нужном направлении. В его памяти всплыл распухший нос с родимым пятнышком на кончике, и он невольно скрежетнул зубами. Надо было, все-таки, вмазать этой бабе как следует, чтобы в следующий раз была поосторожней! Он машинально тряхнул пальцами, которыми сжимал рыжий пуховик, точно на них осталась липкая грязь, после чего для душевного успокоения возложил их на изящное плечо жены, обтянутое бархатистой тканью. Ангелина кокетливо улыбнулась ему, разумеется, приняв этот жест за проявление чувств.

Дура.

* * *

-...ну так вот, я даю через весь город чуть ли не под двести, а в результате этот придурок выходит ко мне в семейных трусах - он, оказывается, вообще про все, на фиг, забыл!

За столом раздался дружный хохот. Денисов смеялся больше из вежливости, Витькина история была довольно глупой, но он старался, чтобы его смех звучал искренне. Витька Павличенко являлся сыном бывшего мэра, ныне заслуженного бизнесмена, которому принадлежала треть города, и был весьма полезен, особенно когда возникала необходимость прикупить или арендовать недвижимость в выгодном месте. Поэтому Костя дружил с Витькой, смеялся Витькиным шуткам и улыбался его жене Эльке, злобной тощей стерве, которую ему с первых же дней знакомства хотелось утопить в море. Элька испытывала к нему аналогичные чувства, и когда они озарялись взаимными улыбками, Денисову чудился в воздухе металлический скрежет. С остальными было попроще - жена Павлика, Оксана, была слишком флегматична, чтобы испытывать чувства к кому-либо, а Наташа, постоянная пассия денисовского двоюродного брата Борьки, Косте симпатизировала и иногда спала с ним, если Борька напивался или был занят чем-то еще. При этом Наташа гордо носила звание Гелькиной лучшей подружки. Бабы!

- Как там со зданием дела? - спросил Костя, гася окурок в пепельнице и не замечая подмасленного взгляда жены, улыбавшейся ему сквозь бокал мартини.

- Да нормально все, - отозвался Витька, старательно жуя. - Последние калеки выехали, мы уже переделку начали. Так что двадцать квадратов на втором этаже, прошу - пользуйтесь за ваши деньги.

- Мы договаривались сорок на первом, - Денисов чуть дернул бровями.

- Костян, не борзей! Двадцать, второй этаж, центр - отличное предложение! Первый этаж уже весь расписан...

- Да, гастроном, аптека, ювелирный, - ловко перехватила разговор Элька, глядя на Денисова с откровенным злорадством. - Многим людям тяжело подниматься по лестницам, поэтому предметы первой необходимости должны быть на первом этаже, а уж...

- С каких это пор побрякушки стали предметом первой необходимости?! - фыркнул Костя.

- Ну не скажи! - промурлыкала Ангелина и рассеянно стряхнула сигаретный пепел в тарелку Оксаны, за что получила ленивый тычок в бок. - Вот я видела в "Адаманте" один гарнитурчик...

- Геля, выпей-ка еще бокальчик.

- Хорошо.

- Мы на первый этаж договаривались, Вить. Тащить все...

- Не, не, - Витька замотал головой. - Кость, правда ничего не получится. Ты ж понимаешь, не только я тут решаю. Батя...

- Ладно, но хоть сорок квадратов давай! Как я все тренажеры на двадцати размещу?!

- У Вити сейчас и так забот хватает, ему не до твоих тренажеров, уж поверь, - Эля погладила мужа по руке и послала ему мягкую улыбку заботливой, благочестивой супруги. - Костик, может, вы потом про дела, а? Нельзя хоть раз просто посидеть, отдохнуть?

Шею ей свернуть, что ли?

- Да, нам это вообще неинтересно, - поддержала ее Оксана, сонно разглядывая свои ногти.

И этой тоже!

- Мне нужно прогуляться! - Ангелина поставил бокал на столешницу с такой силой, что у него чуть не отвалилась ножка. - Кто со мной?

Боря поднял руку, получил от подруги подзатыльник и руку опустил, ухмыляясь. Оксана встала, ладошкой поймав почти вырвавшийся изо рта зевок - после восьми вечера ее всегда начинало клонить в сон.

- Да все пойдем, девочки, пусть пока обсуждают свои глупости - посмотри на них, им же прямо не терпится!

- Я не пойду! - сказала Эля так поспешно, словно опасалась, что в ее отсутствие кто-то, вероятней всего Костя, схватит Витьку в охапку и удерет вместе с ним в неизвестном направлении.

- Ну что ты потом - одна пойдешь?!

- Чай удобства не в темном лесу находятся, - заметил Паша. Наташа посмотрела на него уничижающим взглядом, после чего почти силком вытащила Эльку из-за стола. Та скривила губы в денисовский адрес и неохотно ушла, постоянно оглядываясь.

- Так что там за красненькую машинку моя у тебя в салоне углядела? - недовольно спросил Костя, едва стол оказался вне досягаемости дамских ушей. Паша закурил и осклабился:

- "Ягуарчик" приглянулся твоей Гелечке.

- А не пошла бы моя Гелечка на хрен с такими запросами! - буркнул Костя.

- Да я и не продал бы, - заверил Паша и прижал руки к груди. - Вот тебе бы, в личное пользование, пожалуйста, по оптовой цене, а ей - нет, уж извини. Даже не "ягуар". Даже хоть "Таврию". Я люблю машины. Мне нравится, когда на них ездят. Но мне не нравится, когда их превращают в яичницу ни за что! Кость, нельзя твою бабу за руль пускать!

- Да и я и не собираюсь.

- Ну и... - Паша, прищурившись, наклонился. - У-у-у! Знакомый взгляд! Покинул нас Амур пламеннокрылый?! Да полно, прилетал ли он вообще?!

- Ты предупреждай, когда начинаешь своим филолологическим образованием в нос тыкать, - пробормотал Боря, проливая коньяк мимо рюмки. - Я пугаюсь каждый раз!

- Борь, для того, чтобы книжки читать, не обязательно быть филолологом, и уж тем более филологом, - Костя отнял у него бутылку, наполнил рюмку, после чего плеснул и себе. - Ты б тоже как-нибудь попробовал. Вдруг понравится?

- Просто умничать не надо тут, - Боря погрозил своей рюмке указательным пальцем, потом наклонился и улыбнулся, глядя, как за стеклом колышется шелковистая жидкость. - Я понять не могу - чего ты на них женишься все время? По какой причине?

- По той же причине, по которой не держу свои машины на улице, - Костя взглянул на часы.

- Ну, не знаю. Вон, моя... никаких окольцовок, а уж три года при мне - и никуда не денется, если... - Боря залпом выпил коньяк, - если я не захочу ее куда-нибудь деть.

Костя зацепил краем взгляда тонкую улыбку Паши, который, как всегда, был в курсе всех дел, неопределенно пожал плечами и резким движением перебросил коньяк из рюмки в рот. Витька удивленно поднял брови.

- Ты ж за рулем.

- Ничего, выветрится, - Костя поставил рюмку, и в этот момент его телефон тихонько, деликатно брякнул в кармане. Он вытащил его, взглянул на дисплей и, сделав извиняющийся жест, встал и быстро вышел в холл, где гардеробщик все так же угрюмо смотрел в экран телевизора, по которому теперь шла реклама.

- Ну и как дела у самой красивой девушки в городе?

- Костик, он уехал, - шепнула трубка. - Но я не знаю... мне через три часа нужно быть у свекрови!

- Ну и будешь ты у свекрови, не переживай. Сейчас приеду.

- Ой, Кость, я не знаю... А ты где?

- Неважно. Сказал же - сейчас приеду.

- Только машину во дворе не ставь. Давай быстрее. Все, я тебя жду.

- Все, я к тебе мчусь! Без меня не начинай.

- Скажешь тоже! - игриво хихикнула трубка. Денисов спрятал телефон, бросил косой взгляд на гардеробщика и вернулся в зал. Женская половина компании уже сидела на своих местах, и Элька, увидев Костю, тотчас прижалась к мужу, хозяйским жестом положив руку ему на плечо, и ее черные глаза беспокойно забегали в глазницах, точно маленькие злые зверьки. Витька что-то успокаивающе забормотал, и Косте стало смешно. Вместе с тем он опять разозлился. Нестыковка с помещением - это все, конечно, Элькина работа. Витьке что-то нашептала, свекру что-то намутила - она это умеет. И что ему теперь эти двадцать метров - от силы половину ассортимента разместить?! Витька, конечно, тряпка! Но и папаша его в Эльке души не чает. Змея!

- Геля, мне нужно уехать на пару часов, - Костя сгреб со стола сигареты и зажигалку. - Вы ведь еще пока сидите?

- Как?! - встрепенулась Ангелина, чуть не уронив бокал. - Куда?!

- По делам. С поставщиком одним нестыковки. Ну вы, если что, Гельку домой забросите?

- Да без проблем, - Паша посмотрел на него прищуренными смеющимися глазами. - Хотя, может мы еще будем тут дооолго сидеть. Боря, правда, к тому времени будет уже лежать.

- Да пошел ты!.. - пробормотал Боря, пытаясь вилкой поймать на тарелке юркую оливку.

- Какие это, интересно, могут быть дела ночью? - Эля с переигранным удивлением посмотрела на Ангелину. - Бросать жену в ресторане...

- Вот вы, девочки, думаете все из воздуха берется? - Паша постучал зажигалкой по Гелиному бокалу, отвлекая ее внимание от Эльки. - Гелечка, зайка, машинки и гарнитурчики появляются именно потому, что некоторые дела происходят и ночью.

- Думаешь, я совсем дура?! - возмутилась Ангелина. - А гарнитурчик в "Адаманте" просто суперский... Масечка, а что ж мне тут одной делать?!

- Ну, мартини-то в ресторане еще не закончился, - Костя наклонился над женой, ловко увернулся от подставленных губ и чмокнул Гелю в подбородок. - Я постараюсь не задерживаться, детка, не скучай. На всякий случай всем пока!

Не сдержавшись, он подмигнул Эльке, которая немедленно закатила глаза, развернулся и покинул ресторан на большой скорости, не забыв, впрочем, еще раз оглядеть себя в зеркале.

Снег уже валил вовсю, и улицу, невзирая на шумную трассу, затопила мягкая, густая, свойственная лишь снежной погоде тишь. Костя смахнул снег с капота, горестно оглядел вмятину, которая за время его отсутствия, разумеется, никуда не делась, и кивнул стоявшему рядом швейцару с зонтиком, похожему на огромный заснеженный гриб.

- Все в порядке, Константин Валерьевич, - заверил гриб. - Ничего не случилось, Константин Валерьевич. Всегда рады вас видеть, Константин Валерьевич!

- Не знаю, не знаю... - Денисов проигнорировал заученно скользнувшую ему навстречу раскрытую ладонь и постучал пальцем по вмятине. - Вот тут все ваши сегодняшние чаевые, понял?!

Гриб, испустив печальный вздох, обратившийся в пар, поплыл вверх по заснеженным ступеням. Костя, чертыхнувшись, повалился в салон, завел двигатель и включил музыку, выведя ее на такую громкость, что с ближайших деревьев посыпались снежные хлопья. Музыка набросилась на зимнюю тишину и проглотила ее без остатка, заполнив собой все вокруг. С пару минут он сидел, невидящими глазами глядя в лобовое стекло сквозь мелькающие узкие ладони дворников и пропуская сквозь себя накрепко слитый с мелодией голос, выплескивающийся на него из динамиков - чистая, мощная вещь, уносящая куда-то далеко, прочь от машины, от заснеженной улицы, от слов и обещаний - от всего, и вместе с тем набрасывающая на сердце странную, глухую тоску по чему-то, чего до сих пор так и не появилось. Но что это? Все есть. Правда все.

"Wir war'n geboren um zu leben ...", - плыло по салону.

Мы рождены, чтобы жить...

На самом деле это была лишь часть строчки, полностью фраза приобретала несколько другой смысл, но Косте нравилась именно эта часть, именно на этом языке, слитая именно с этой музыкой. Мы рождены, чтобы жить... Рожденный, чтобы жить. Но он и живет, разве нет? Живет и берет от жизни все, до чего только может дотянуться. Разве не в этом смысл? Жить надо сейчас, жить надо так, чтоб в пламя, в пепел... потому что потом ничего не будет. Да потом и не надо ничего.

Ладно, Денисов, хорош философствовать, тебя такая девочка ждет! Рита-Риточка, шикарная брюнетка, инструктор по йоге, гибкая, горячая, а у тебя всего три часа, а ехать, между прочим, на другой конец города, аж к новостройкам у парка Свободы. А Геля... да, с Гелей он, надо признать, действительно промахнулся, прямо какая-то гипертрофированная кукла оказалась! Тут уж не интеллект бабочки - тут его вообще нет.

"Ауди" ловко влилась в вечерний поток машин и с минут шесть вела себя самым законопослушным образом - дороги успело неплохо занести, а колеса автомобилей размололи снег в скользкую жижу. Но потом Костя потерял терпение, и жемчужная красотка принялась злодействовать, беззастенчиво подрезая другие машины и проскакивая светофоры. Негодующих гудков он не слышал - слышал только музыку и улыбался. Ему не было дела до тех, других, в машинах, на тротуарах, они были призраками, тенями, пылью. Рожденный, чтобы жить. Да, черт возьми! Стаи снежинок разбивались о лобовое стекло, и дворники суетливо смахивали хрупкие искрящиеся останки. Город летел навстречу, раскрывался как бутон ночного цветка, и время настойчиво билось в часах и в нетерпеливом сердце, напоминая, что его все меньше и меньше, и уходило послевкусие коньяка, тая, как тает след от дыхания на зеркале.

"Ауди" обогнула балку, чуть визгнув шинами на повороте, и Костя слегка сбросил скорость. Дорога здесь шла под легким уклоном, прямая, как стрела почти до самого парка, и уже виднелась вдали громада свежепостроенного жилого массива. Асфальтовое покрытие было новым, поток машин поредел, и в иную погоду Денисов без опаски погнал бы "Ауди" на полной, но сегодня решил не рисковать и замедлил машину еще чуток. Одной вмятины вполне достаточно.

Вот чертова корова!..

Вжжжих!

Что-то ослепительно-красное с ревом метнулось к нему слева, и Костя, ойкнув, машинально вывернул руль, отчего "Ауди" едва не выпрыгнула на тротуар. На левое крыло с хлюпаньем шмякнулась отменная порция грязи, и чуть не проскрежетавшая по борту "ауди" машина, издевательски бибикнув, вышла из виража, почти впритирочку разошлась со встречным микроавтобусом и припустила дальше по дороге, таща за собой шлейф грязных брызг.

- Ах ты ж, сука! - выдохнул Костя, выравнивая машину и яростно вытирая ладонью левую щеку, на которую попало несколько капель. Он прибавил скорости, и через полминуты нагнал хулиганистый автомобиль, который наоборот сбросил скорость, словно для того, чтобы Денисов мог вволю на него налюбоваться. Полюбоваться и впрямь было на что, несмотря на обильные грязные разводы. "Мазератти Гран Туризмо", яркий, как огонь, великолепно сложенный дорожный хищник. Явно кто-то залетный - в городе ни у кого таких машин нет.

Стекло с пассажирской стороны обидчика скользнуло вниз, и, узрев обратившиеся на него лица пассажира и водителя, Денисов взбесился еще больше. Сопляки - двадцати еще нет! Машина, конечно же, папочкина, сами, скорее всего, накуренные и...

Из приоткрытого окна вылетела банка из-под энергетика и ударилась о дверцу "Ауди", после чего "Мазератти" снова бибикнул и в несколько секунд ушел далеко вперед, распугивая машины и редких пешеходов.

- Ну, тварь! - в бешенстве выкрикнул Костя, ударив ладонями по рулю, и "Ауди", взвыв, ринулась вперед на предельной скорости, и город слился за окном во что-то неразборчивое - снег, фонари, деревья, кляксы испуганных лиц. Он не видел ничего из этого - видел только юркое красное пятно впереди. Гоняться с "Мазератти" было бессмысленно - денисовский внедорожник ощутимо уступал ему по скорости, да еще и на хорошей дороге, пусть и идущей под уклон, но Костя уже об этом не думал. Томящаяся в ожидании инструкторша по йоге, скучающая в ресторане жена, вечерние планы - все исчезло, весь мир сжался до летящей впереди машины. "Ауди" яростно ревела, словно раненный лев, пытающийся добраться до обидчика, и снежная ночь в ужасе разбегалась во все стороны.

А потом лев споткнулся.

Костя услышал громкий хлопок, в следующее мгновение машину подбросило, и она косо кувыркнулась вокруг своей оси, проскрежетав передним бампером по асфальту, задним бампером отшвырнула в сторону не успевший увернуться встречный "Фиат" и порхнула с дороги с легкостью отброшенного спичечного коробка. Что-то тупо ударило в висок, на лицо брызнуло горячим, и Костя, уже открывая рот для крика и щурясь сквозь заливавшую глаза кровь, вдруг увидел какого-то человека.

Он видел его долю секунды.

Может, и того меньше.

Человек был рядом, на пассажирском сиденье - наполовину сползши с него, он одной рукой вцепился в руль, а другой тянулся к денисовской голове, силясь то ли пригнуть ее, то ли оторвать напрочь. Он смотрел куда-то влево и что-то зло кричал, и из этого крика потрясенное сознание Денисова приняло только одно слово:

-...сука!..

"Ауди" снова перевернулась в воздухе, и теперь уже Костя не видел ни человека, ни дороги, ни снега - ничего, только летящий слева прямо на него огромный бетонный столб - и теперь он стал всем миром, он стал всей жизнью, а потом он стал ничем.

Боли он не ощутил, не успел толком ощутить и ужаса - только оставшуюся от погони ярость, угасшую вместе с сознанием так же стремительно, как гаснет пламя брошенной в порыв ветра спички.

* * *

Он на чем-то лежал.

Это было первым, что Костя осознал, еще не открывая глаз. Он на чем-то лежал, и это что-то было очень странным. Оно не было ни твердым, ни мягким, ни ровным, ни угловатым, ни теплым, ни холодным. Оно было нереально, абсолютно, беспредельно никаким.

Потом он осознал, что лежит лицом вверх.

Это уже было неплохо.

Вопрос в том, где он лежит? В останках своей машины? Или уже в больнице? Судя по тому, что Костя видел в последние секунды сознания, вряд ли он отделался парой синяков. Но, поскольку он лежит лицом вверх и осознает это, а так же кто он такой и что с ним было, значит, голова не пострадала, и он не останется идиотом до конца своих дней.

Костя застонал, хотя никакой боли он не ощущал. Скорее всего, он сделал это от бессильной ярости и от жалости к разбитой машине и к самому себе.

Мгновением позже он понял, что не ощущает не только боли. Он не ощущал ни тепла, ни холода, не ощущал запахов, словно его поместили в герметичный кокон. Денисов шевельнул губами - рот был сухим, но это не доставило ему никакого дискомфорта. Пить не хотелось. Есть тоже.

А еще мгновение спустя Костя испугался уже по-настоящему, поняв, что и дышать ему тоже не хочется. Он попытался набрать в легкие воздуха, но ничего не почувствовал. Удушья не было, значит, наверное, он дышит? Почему же он ничего не ощущает? Может, он на аппарате?

Выяснить это можно было только одним способом. Костя осторожно приоткрыл глаза и увидел над собой низкий потолок с пятнами отвалившейся штукатурки. Точно над ним висела покосившаяся люстра с густым желтовато-коричневым налетом на шестигранных хрустальных подвесках, говорившим о том, что хозяин люстры много и усердно курит. Люстру оформляли длинные нити паутины, которые, как и сами подвески, были густо припудрены пылью. Три лампочки, впрочем, светили довольно ярко, причем прямо Косте в глаза, но отчего-то это ему совершенно не мешало. Он попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть что-нибудь еще, но в этот момент над ним вдруг всплыла жизнерадостная мужская физиономия, полностью заслоняя собой весь мир. Физиономия была Денисову совершенно незнакома. Обрамленная короткой бородой пепельного цвета с аккуратно прокрашенными темно-синими прядями физиономия улыбалась во весь рот и Косте сразу же отчаянно не понравилась.

- Ну, - приветливо сказала физиономия, - поздравляю!

Костя слабо шевельнул губами.

- С чем?

- С Новым Годом! - съюморила физиономия и чуть отодвинулась. - Может вы, это, как бы встанете? Или будете ждать, пока вас подметут?

Хозяин физиономии явно нарывался.

- Ты врач? - Костя решил сразу прояснить этот вопрос, прежде чем приложить весельчака как следует. Ибо врачей лучше не бить - избитые врачи очень плохо выполняют свои обязанности.

- Хм, - синебородый поджал губы. - Чем это, интересно, я похож на врача? Знаете, это раздражает. Почему-то семьдесят процентов новичков, несмотря на оповещение, всегда принимает меня за врача. Хотя о том, за кого принимает меня оставшиеся тридцать процентов, мне вообще говорить неохота.

- Ну, раз ты не врач, - со зловещей мягкостью произнес Костя, - то я сейчас встану.

Он чуть приподнялся, опираясь ладонями на что-то, что по-прежнему никак не определялось. Тело не слушалось, казалось каким-то чужим, вялым, ватным, словно затекла каждая мышца, и сесть Денисову удалось только с четвертой попытки. Услужливо протянутую руку синебородого он проигнорировал.

- Ну, - сказал не-врач, отступая, - уже хорошо. Но не могли б вы пошустрее, Константин Валерьевич? Я - человек занятой, мне некогда тут с вами рассиживать.

Костя озадаченно огляделся. Он сидел посередине небольшой комнаты, на полу, застеленном потертым темно-голубым паласом. Старый раздвижной диван с выцветшей обивкой и выглядывающей в прореху на уголке блестящей пружиной. Мебельная стенка советского образца годов семидесятых, лишившаяся большей части украшающей ее деревянных завитушек, пыльная и унылая, дверца одного из шкафов, незакрытая и перекошенная, держится только на одной петле. Два кресла того же возраста. Журнальный столик с ворохом газет, парой книжек, пепельницей, почему-то заполненной сигаретами, а не окурками, и бокалом, наполовину наполненным густой бордовой жидкостью. Пианино светлого дерева - единственная сияющая чистотой и ухоженностью часть обстановки. На тумбочке-кубике - работающий телевизор с выключенным звуком - импортный, но выглядящий тоже очень старым. Большая черно-белая фотография пожилого человека на стене с трубкой в зубах и смешинками в прищуренных глазах, представляющимся жестом подносившего руку к полям коричневой шляпы. Напольный вентилятор в углу, пушистый от пыли. Отслаивающиеся от стен отвратительные обои, разрисованные блеклыми хризантемами. Чуть приоткрытые серо-синие шторы, зелень какого-то растения, стоящего на подоконнике, а над зеленью - густая заоконная тьма. Неправдоподобно полное отсутствие запахов. Все.

Убого до невозможности.

И посреди всей этой убогости он, Константин Валерьевич Денисов, представитель, владелец и совладелец, сидит на жутком ковровом покрытии, которое не пылесосили, наверное, года два - на покрытии, которого он почему-то не ощущает. И сидит он на нем, между прочим, в первозданно голом виде. Утешает только то, что этот первозданно голый вид не носит на себе никаких видимых повреждений. Живо вспомнив летящий прямо на него бетонный столб, кровь на лице, Костя попытался свое лицо ощупать, но тут же испуганно отдернул руки. Он почувствовал, как к щекам что-то прикоснулось, но это не было его руками. Он почувствовал, как его руки к чему-то прикоснулись, но это не было его лицом. Ни тепла, ни упругости кожи - ничего. Только лишь сопротивление воздуха. Он дотронулся до чего-то, и до него дотронулось что-то. И то, и другое казалось абсолютно неживым. Более того, несмотря на сопротивление воздуха, оно казалось абсолютно нематериальным. Повреждение нервной системы. Потеря чувствительности, потеря обоняния. Докатался!

- Да все у вас там в порядке, Константин Валерьевич, - скучающе сказал синебородый. - Существуют определенные эстетические нормы, нам ведь не нужно, чтобы вы перепугали своих коллег? Впрочем, ваш наставник все вам объяснит, это не входит в мои обязанности.

- Коллеги?! Наставник?! - Костя вскочил, его ноги тут же подогнулись, и синебородый услужливо поддержал его за плечо. Его прикосновения он тоже не почувствовал - опять простое сопротивление воздуха, которое, однако, не дало ему упасть. Денисов отдернулся и остался стоять, шатаясь, как пьяный, и автоматически прикрываясь руками. - Где моя одежда?!

- Это вас сейчас меньше всего должно волновать, - собеседник ухмыльнулся. На нем самом одежды было более чем достаточно - черные брюки, черный же френч, наглухо застегнутый, блестящие черные остроносые туфли, украшенные пряжками с синими розочками, а поверх френча зачем-то - распахнутый шелковый черно-синий халат с развевающимися рукавами, тоже разрисованный синими розочками, придающий и без того пухлой фигуре своего хозяина еще больший объем. В одной руке у синебородого был пузатый кожаный саквояжик с золотистыми вставками. В другой - какие-то бумаги, и едва денисовский взгляд до них добрался, человек тут же помахал бумагами перед лицом Кости, улыбаясь так сладко, словно те представляли для Денисова невероятную ценность. - Ай-яй-яй, Константин Валерьевич! Гонки с двумя малолетними идиотами, на скользкой дороге, ночью... Вроде бы взрослый человек.

- Ты кто такой?! - прорычал Костя, чуть втягивая голову в плечи.

- Апостол Петр, - синебородый хмыкнул. - Шучу. Дед Мороз. Опять шучу.

- А если без юмора?!

- А если без юмора, то кто я такой - вас вообще не касается! - поведал собеседник. - Впрочем, можете называть меня Евдоким Захарович. Я представляю городской департамент распределений и присоединений, и вам следует ценить тот факт, что я явился лично, а не прислал кого-то из своих ассистентов.

- Поскольку ты не представляешь правоохранительные органы или сферу медобслуживания, то мне глубоко наплевать на то, как тебя называть! - отрезал Костя. - Я пошел!

- Интересно куда?

- Уж точно не в департамент распределений! Домой, разумеется!

- Ваш дом теперь здесь, Константин Валерьевич.

- Очень смешно! - фыркнул Денисов и, отвернувшись от синебородого, сделал несколько решительных шагов к дверному проему. На последнем шаге его ноги подогнулись, Костя рухнул на пол и тут же вскочил, потрясенно глядя на кресло, сквозь которое только что пролетел, как сквозь дым. Протянул руку, чтобы коснуться спинки, рука, не встретив никакого препятствия, прошла насквозь, и Денисов обалдело уставился на свои пальцы, бестолково шевелящиеся среди черно-коричневой обивки с другой стороны спинки. Издав сдавленный звук, он отдернул руку и свирепо посмотрел на человека с нелепым именем, который в ответ на это сделал некий подытоживающий жест, отчего бумаги в его руке слабо шелестнули, а саквояжик весело подмигнул всеми своими золотистыми вставками.

- Чудесный розыгрыш! И чья это была идея - засунуть меня в дыру, набитую голограммами?! Пашкина?! Или Витькина?! Ты, небось, тоже голограмма?!

- Я всегда был за то, чтоб даже таким, как вы, Константин Валерьевич, полагался психолог, - заверил Евдоким Захарович, поставил саквояжик и положил бумаги на сиденье другого кресла. - Начинать всегда тяжело, это ломало психику многим... Голограмма, говорите? Может ли голограмма сделать так?

В следующее мгновение он с удивительным для своих габаритов проворством оказался возле Денисова и с короткого замаха ударил его в челюсть. И Костя, знающий толк в хорошей драке, тренированный, крепкий, в прошлом неплохой теннисист, самым позорным образом шлепнулся на спину, болтнув в воздухе голыми ногами и по-прежнему не ощутив паласа, на который упал. Зарычав, он взметнулся с пола и схватил зарвавшегося представителя департамента распределений за горло.

Вернее, попытался это сделать.

Потому что, как и в случае с креслом, его руки прошли сквозь воротник френча и толстую шею Евдокима Захаровича, ничегошеньки не ощутив.

- Какого черта?! - растерянно сказал Костя и попытался еще раз, но у него опять ничего не вышло. Он взмахнул рукой, та беспрепятственно по дуге пролетела сквозь корпус синебородого, отчего Костя чуть не потерял равновесие, и стукнула его по его же собственному плечу. Опять никаких ощущений. Что-то ударило по плечу сквозь толстый слой ваты - неприятно, а что это было - непонятно.

- Ничего не выйдет, - заверил Евдоким Захарович, - пока вы не присоединены. Ну, как я уже сказал, наставник вам все объяснит. Не знаю, почему он опаздывает. Давайте-ка присядем, Константин Валерьевич, времени у меня мало, а мне нужно ввести вас в курс дела. И перестаньте вы прикрываться - я видел более чем достаточно мужских гениталий.

- А вот это уже настораживает! - огрызнулся Костя, не следуя полученной рекомендации. Евдоким Захарович приглашающе повел рукой на одно из кресел, и Денисов посмотрел на него скептически.

- С предметами все иначе... - синебородый раздраженно вздохнул. - Не понимаю, почему я должен выполнять чужую работу?!.. Вы можете стоять на полу, потому что автоматически воспринимаете его как пол. Но вы никак не воспринимали кресло, когда падали. Вы ощущаете предметы в зависимости от своего восприятия - либо как препятствие, либо как отсутствие такового. Подумайте о кресле, как о кресле. О предмете определенной формы, на который вам нужно сесть.

- Ты ненормальный? - с надеждой спросил Костя, прикасаясь к пострадавшей скуле и тут же отдергивая руку.

- Я не буду реагировать на ваши колкости, ибо все новички крайне неадекватны, - Евдоким Захарович подхватил саквояжик, взял бумаги и устроился в кресле, раскинув полы своего халата. - Прошу вас.

Костя хмуро посмотрел на свободное кресло, наклонился, осторожно ткнул торчащим указательным пальцем в пухлую щеку Евдокима Захаровича, и палец провалился до самого основания.

- Может, хватит?! - сердито сказал тот. - Присядьте уже! Или вам снова заехать для большей наглядности?!

Денисов опять обратил свой взгляд в сторону кресла, сжал зубы (господи, даже зубы не ощущаются зубами!) и подошел к нему. Подумать о кресле, как о кресле? Что за чушь.

Это сон - вот и все объяснение!

Пожав плечами, он повернулся и опустился на сиденье медленно и осторожно, словно престарелая дама, опасающаяся и за свою спину, и за свой наряд. Опустился - и остался сидеть, на сей раз никуда не провалившись. Но кресло все равно не ощущалось креслом. Он положил ладонь на подлокотник - никакого ощущения обивочной ткани. Совершенное ничто.

- А вы способный! - похвалил Евдоким Захарович.

- Что за хрень тут творится?! - вежливо поинтересовался Костя. В этот момент его взгляд упал на экран телевизора. В нижнем левом углу зрителям предлагалась информация о сегодняшней дате и температуре на улице, и, узрев эту дату, Денисов тут же вскочил.

- Сегодня что - одиннадцатое декабря?!

- Ну да.

- Это что же - я девять дней без сознания провалялся?!

- Ну, можно и так сказать, - Евдоким Захарович как-то не очень хорошо и в то же время недоуменно улыбнулся, и Костя, мотнув головой, рухнул обратно в кресло. Но видимо на сей раз он не воспринимал его, как кресло, потому что провалился насквозь и оказался на полу. - Константин Валерьевич, осторожней!

- Твою мать! - сказал Костя, перевернулся и, решив больше не экспериментировать с креслом, остался сидеть на полу. - Ладно, выкладывай, что там у тебя, а потом отдавай мою одежду, и я пойду домой. Раз это не больница, то и делать мне тут нечего! Не один ты занятой человек! У меня полно дел!

- Тут вы правы. У вас действительно полно дел, хотя теперь они никак не связаны с вашей прежней деятельностью. И жаловаться вам, думаю, не на что. Вы ведь не праведник, Константин Валерьевич, - представитель встряхнул бумагами, - хоть за время своей работы, должен сказать, я видал маловато праведников. Но вас и трудно назвать рядовым гражданином со стандартным набором недостатков, не так ли? Конечно, вы не злодей, иначе мы б с вами сейчас не разговаривали. Вы, Константин Валерьевич, обычная сволочь.

Он чуть вздернул брови, и Костя спокойно кивнул.

- Ты договаривай, договаривай. А уж потом...

- Вы обиделись? Не обижайтесь, это же правда. Я ведь не обвиняю вас. Просто классифицирую. Обычная процедура, - Евдоким Захарович снял верхний лист со стопки бумаг. - Итак, Лемешева Анна Юрьевна. Сегодня ушел с должности ее хранитель. Пока данную персону ведет служба временной защиты, потому что я не могу присоединить вас к ней без соответствующего инструктажа...

- Какая еще, на фиг, Анна Юрьевна?! - ошеломленно проговорил Костя. - Да что происходит?!

- Это трудно, я понимаю, - Евдоким Захарович нахмурился. - Подождите... Вы ведете себя слишком странно даже для новичка. А разве вас...

- Может, кто-нибудь, наконец, соизволит меня впустить?! - долетел откуда-то из коридора скрипучий мужской голос. Костя, вздрогнув, обернулся, потом взглянул на Евдокима Захаровича, и тот сделал жест в сторону дверного проема.

- О, вот и ваш наставник. Впустите его - ведь теперь это ваше жилище, и никто не может войти в него без вашего разрешения. Исключая флинтов, конечно... Ой! - Евдоким Захарович виновато прикрыл рот пухлой ладошкой. - Слишком большой стаж, трудно не переходить на сленг - привычка. А ведь это так неэтично! Пожалуйста, никому не рассказывайте.

- Как я могу рассказать о том, чего не понимаю? - пробормотал Денисов, окончательно сбитый с толку. Даже для сна происходящее было более чем нелепым.

- Мне что - до возрождения тут торчать, что ли?! - проревели из коридора. - Так я сейчас уйду - и хрен кто меня вернет!

Если обладатель голоса действительно являлся загадочным денисовским наставником, то Костю совершенно не огорчило бы, если б тот немедленно осуществил свою угрозу. И прихватил с собой, заодно, Евдокима Захаровича. Дурацкий сон! Вероятно, тут все дело в лекарствах.

- Впустите же его, - повторил представитель. Скептически покачав головой, Денисов начал было подниматься с пола, но пухлая ручка отрицательно качнулась в воздухе. - Нет-нет, вам достаточно сказать: "Входите!"

- Он вампир, что ли? - фыркнул Костя.

- В некотором роде хранители действительно вампиры, - усмехнулся Евдоким Захарович. - Так, самую малость... Ну, входите...

- Входите! - крикнул Денисов и с искренним любопытством уставился на дверной проем.

Несколько секунд спустя в проеме появился очень раздраженный человек, нисколько не походивший ни на вампира, ни на наставника. На вид человеку было лет сорок-сорок пять, он был коренаст, кривоног и обладал роскошной каштановой шевелюрой, которую, казалось, расчесывал исключительно пальцами. Из одежды, невзирая на декабрь, на прибывшем были только изумрудно-зеленое полотенце, обернутое вокруг бедер, и коричневые вьетнамки, угрожающе хлопавшие при каждом шаге. В руке человек держал расхристанную тыквенную мочалку, выглядевшую еще более древней, чем мебель в комнате.

- Ну, наконец-то! - сердито воскликнул Евдоким Захарович. - Почему так долго?!

- Душ принимал! - огрызнулся человек.

- Могли бы и отложить.

- Я не могу принимать душ, когда мне вздумается! - рявкнул гость без всякого уважения к персоне представителя департамента распределения. - Воду ты мне будешь открывать, что ли?!

- Ладно, ладно, - Евдоким Захарович успокаивающе помахал ладошкой. - Константин Валерьевич - это Георгий Андреевич, ваш наставник. У него большой опыт, слушайтесь его во всем. Георгий - это Константин Валерьевич, твой новый ученик...

- И что в связи с этим я должен сделать - запрыгать от радости?! - Георгий посмотрел на Костю весьма свирепо, и Денисову очень захотелось немедленно выбить наставника из его же вьетнамок - и он сделал бы это, если б не тягостное подозрение, что и тут, как в случае с Евдокимом Захаровичем, его постигнет неудача. - Почему опять я?! Почему меня постоянно заставляют кого-то обучать?!

- Потому что у вас это хорошо получается, - пояснил представитель и с явным облегчением поднялся из кресла. - Вот бумаги, распишитесь... оп! - вот и карандашик, держите! А здесь отпечатки, - Евдоким Захарович аккуратно поставил саквояжик на пол. - Я ведь ничего не напутал, вы ведь православный? У нас толерантный департамент, - представитель расплылся в улыбке, но тут же придал лицу скорбное выражение. - Константин Валерьевич, я, конечно, понимаю, что всегда необходимо удостовериться, потому что, судя по вашему поведению, вы предпочли уход от реальности. Многие так делают, это вполне естественно. Но я настоятельно не рекомендую вам просмотр отправной точки, хоть она и получилась на редкость хорошо... э-э, я, конечно, имею в виду качество. Третий и девятый дни - вполне достаточно... хотя и это вам тоже не понравится.

- Ладно, с меня довольно! - Костя поднялся. - Шутка стала слишком затейливой. Я пойду, а вы можете продолжать развлекать друг друга, у вас это получается неплохо! Может, одолжишь полотенце, наставник? Или хоть мочалку?

- М-да, - в голосе Георгия зазвучали легкие сочувственные нотки, - я с таким и раньше сталкивался.

- Уход от реальности... - начал было Евдоким Захарович психиатрическим тоном, но Георгий раздраженно махнул на него мочалкой.

- Уход от реальности - черта с два! Этот парень просто все еще не в той реальности. Сдается мне, гражданин присоединитель, что ваша служба оповещения опять накосячила!

- Как, не может быть! - с рабочим возмущением воскликнул толстяк. - Подождите, Константин Валерьевич, разве вас не известили?

- О чем? - настороженно спросил Костя, переводя недоуменный взгляд с одного чудака на другого.

- Ох! - отреагировал Евдоким Захарович, хватаясь за голову.

- И, конечно же, все должен делать я! - процедил сквозь зубы человек в полотенце, бросил мочалку на крышку пианино, подошел к Косте и протянул ему руку. - Что ж, Костя, поздравляю!

- С чем на этот раз? - Денисов машинально поднял свою руку, и Георгий схватил ее и потряс, принеся Косте отдаленное ощущение рукопожатия, ответить на которое ему не удалось - пальцы сжимались впустую, хватая лишь воздух.

- С одним из самых важных событий в твоей жизни. Собственно, со вторым самым важным событием в твоей жизни!

- И каким же? - иронически осведомился Костя.

- Ты умер.

* * *

- Я думал, он покрепче.

- Это нормальная реакция. Многие так реагируют. Когда я прибыл, он вот так же лежал. Потому я и решил, что он уже извещен. Безобразие! Конечно, человек-то никчемный, но все равно это слишком - я знакомлю его с должностью и основами нового бытия, а бедолага даже не знает, что он уж девять дней как скончался!

- Вообще-то с этого и надо было начинать!

Голоса, утончившиеся до писка, кружили где-то высоко, словно Георгий и Евдоким Захарович беседовали, премило порхая вокруг недавно виденной закопченной люстры. А может, это и не они вовсе были. Нет никакого наставника! Нет никакого представителя департамента распределений! Нет никакой люстры!

Вновь застонав, Костя медленно приоткрыл глаза. Люстра была на месте, щедро разбрызгивая вокруг свет из всех своих трех ламп. И облезлый потолок тоже был на месте. И лежал он, судя по всему, на том же темно-голубом паласе. Костя скривился и глаза закрыл.

Успокоиться! Не паниковать! Это, разумеется, бред! Сон! Анестезийные видения! В конце концов, он мог просто сойти с ума! Стресс на работе, стресс дома, удар головой о бетонный столб - причин предостаточно. А эти голоса, само собой, принадлежат врачам, только говорят они на самом деле не то, что он слышит. Вот-вот Костя очнется в больнице, рядом будут отец, Пашка, Борька, Ангелина... нет, Ангелину на фиг, он же должен выздоравливать, а не сойти с ума окончательно! Он очнется - и дальше все будет совершенно замечательно. Потому что он не умер!

Разумеется, Косте было довольно давно известно, что люди умирают.

Но он-то не мог умереть!

Он вообще никогда не умрет, вот так!

- Константин Валееерьевич! - змейкой вполз в уши вкрадчивый голосок представителя.

- Я от вас отказываюсь! - заявил Денисов. - Желаю другого врача!

- Константин Валерьевич, вы не можете больше ничего желать. Время ваших желаний закончилось. Ну вставайте, ну что вы, как ребенок! Времени нет. Георгию Андреевичу столько нужно вам рассказать! Вы просмотрите отпечатки, убедитесь, смиритесь, а потом...

- С чем я смирюсь?! - злобно спросил Костя, по-прежнему не открывая глаз. - С тем, что я умер?! Что за чушь собачья?! Мне тридцать шесть лет! У меня прекрасная жизнь! Я не мог умереть!

- Самый распространенный и самый жалкий аргумент, который я слышал, - заметил скептический голос Георгия. - Мужик, возьми уже себя в руки!

- Как я могу взять себя в то, чего я не чувствую?!

- Ничего, привыкнешь. Вставай!

Костя открыл глаза и, приподняв голову, свирепо посмотрел на человека в полотенце. Потом, не сдержавшись, фыркнул.

- Затейливый, однако, бред!

- Кого это ты назвал бредом?! - пророкотал Георгий. - В ухо захотел?!

- Сейчас сам получишь!

- Ну, - Евдоким Захарович обрадованно всплеснул ручками, - вижу, у вас все налаживается. Что ж, Константин Валерьевич, печально, конечно, что мы встретились при таких обстоятельствах, но, уверен, все у вас получится, вы сработаетесь со своим фли... - он прикрыл рот ладошкой и нервно огляделся, - со своей персоной, и будете нести свой долг с честью, достоинством и самоотверженностью.

- Какой еще долг?! - Костя поднялся, снова приняв позу футболиста, ожидающего пенальти.

- Теперь вы хранитель. Конечно, официально вы станете хранителем после присоединения, но, поскольку сознательно вы в этом процессе участвовать не будете, я могу поздравить вас прямо сейчас, - широкий рукав в синих розочках торжественно колыхнулся в сторону Денисова, и тот отступил на шаг.

- Нет уж, хватит с меня на сегодня поздравлений!.. Елки, когда ж я уже проснусь?!

- Я вас оставлю, чтобы вы смогли просмотреть отпечатки, - Евдоким Захарович сделал развернутый жест в сторону саквояжика, - но вы, пожалуйста, поторопитесь. У меня очень много работы. Огромная текучесть кадров, все находится в постоянном движении, каждую секунду что-то происходит, хранителей перебрасывают с должности на должность, кто-то уходит на возрождение, кто-то в абсолют, кто-то на отдых, кто-то в департаменты... Понимаете, о чем я?

- Нет, - честно ответил Костя.

- Не страшно. Никто не понимает. Иногда я и сам не понимаю.

- Меня это не удивляет. Многие успешно занимаются тем, чего они не понимают.

- Будем считать это шуткой, Константин Валерьевич, - лицо представителя сделалось чуть обиженным. - И все же, я настоятельно не рекомендую вам просмотр отправной точки. Очень неприятно!

Он повернулся и мелкими шажками покинул убогую комнатку. Костя проводил его взглядом, переступил с одной босой ноги на другую, потом потрогал себя за различные части тела. Ощущения не вернулись - он трогал что-то чем-то. Денисов с силой ущипнул себя за руку - кожа отошла под пальцами, но самого щипка не почувствовал. Правда кое-что он ощутил - не боль, что-то другое, чему невозможно было подобрать определение. Это ощущение было совершенно незнакомым. И очень неприятным.

- М-да, - тем временем протянул Георгий, шурша бумагами. - Повезло мне, ничего не скажешь! И я должен тебя обучать?! Почему я не могу обучать что-нибудь другое?

- Можешь катиться! - великодушно разрешил Костя и осторожно опустился в кресло. На сей раз действие ему удалось. Он медленно вытянул ноги и закрыл глаза, в ожидании окончания сна. Все сны рано или поздно заканчиваются. Даже самые невозможные кошмары.

- Хатка-то запущенная, - проскрипел наставник сквозь бумажный шелест. - Сразу видно - не один год домовика-то нету. Как где домовика увидишь бесхозного - сразу хватай и тащи сюда!

- Непременно, - пробормотал Денисов.

- С домовиком и флинту в хатке легче дышится, и хранителю спокойней. Только смотри, они шустрые, могут здорово поцарапать. И, кстати, до присоединения от тебя вообще никакого толку не будет, но постарайся уже сегодня начать что-то делать. Временная служба до тех пор, пока технари не явятся, за флинтом твоим вне дома приглядит, но сам понимаешь, времянщики - все равно что коммунальная аварийка - сделать что-нибудь по-быстрому и умотать к чертовой матери!.. Ну, и чего ты там расселся?! Думаешь, у меня полно времени?! Меня мой флинт ждет!

- А Сильвер тебя твой не ждет? - фыркнул Костя.

- Иди, смотри свои отпечатки. И предупреждаю - даже если тебе совсем поплохеет, обниматься с тобой я не буду!

- Какое облегчение! - Костя отвернулся от новообретенного наставника и попытался вздохнуть, внимательно глядя на свою грудь. Та поднялась, потом опустилась, но ни вдоха, ни выдоха он не ощутил. Зато очень хорошо ощутил тяжелый удар, секундой позже обрушившийся на его затылок. Костя кувыркнулся на пол

на что-то

тут же вскочил и, забыв предыдущие неудачи, ударил прямо в центр покачивающегося рядом ухмыляющегося лица. Но его кулак, который должен был расплющить нос Георгия, пролетел насквозь, Денисов по инерции полетел следом и, с трудом сохранив равновесие в самый последний миг, чуть не врезался в шкаф. Хотя, вероятней всего, он и не врезался бы в него - ведь шкаф, как и все остальное в этой дурацкой комнате, был ненастоящим.

- Вы только поглядите, какой резвый! - произнес Георгий так, словно Костя был глупым нескладным щенком, затеявшим развеселую возню в самый неподходящий момент. - Может, перестанешь валять дурака, и займемся делом? Как, интересно, я смогу тебя проинструктировать, если ты все время размахиваешь руками?! Последний раз я обучал девятнадцатилетнюю девчонку, так она держалась получше тебя!

- Я вот-вот проснусь - и ты исчезнешь! - заявил Костя - не столько Георгию, сколько самому себе.

- Пока что ты не сказал ничего, что мне уже не доводилось слышать прежде, - Георгий поправил сползающее полотенце, наклонился и осторожно открыл саквояжик. Костя невольно подался вперед - вся нелепость происходящего, все же, не могла лишить его любопытства. Он понятия не имел, что сейчас будет извлечено из саквояжика. Отпечатки? Вероятней всего, еще какие-то бумаги. Все и всегда, даже во снах упирается в писанину. Хотя, судя по окружавшему Денисова безумию, рука Георгия, нырнувшая в нутро саквояжа, вполне могла вернуться с человеческим черепом. Или вовсе с каким-нибудь слизистым и очень раздраженным организмом.

Но Георгий вытащил вещь вполне безобидную и абсолютно обыденную. Маленькое серебристое кольцо, на котором болтались три ключа: длинный ригельный, грязно-стального цвета, короткий с медным отливом от обычного дверного замка, и совсем маленький, с простой бородкой, похожий на ключ от почтового ящика. Он протянул связку Денисову, и те легонько звякнули, точно вопрошая, отважится ли он взять их?

- Что это? - поинтересовался Костя, не спеша принимать ключи. - Кажется, этот тип говорил о каких-то отпечатках.

- Это просто термин, - Георгий встряхнул ключами. - Все должно выглядеть привычно и безобидно, все должно происходить постепенно... Нельзя все сразу обрушивать на человека, если хочешь, чтобы он нормально выполнял свою работу.

- Ключи должны меня успокоить?

- Было бы нелепо, если б я достал из саквояжа двери. Бери!

- Интересно, как я это сделаю? Представлю их как ключи, как препятствие? - Костя раздраженно передернул плечами. - Я же тут вроде призрака, как в том кино!

- Сразу совет на будущее, - Георгий торжественно поднял указательный палец свободной руки. - Ты - хранитель. Призраки - это... - он пренебрежительно махнул рукой в направлении пола. - Чтоб ты сделал, если бы кто-то назвал тебя зачуханным бомжом?

- Выбил бы ему пару зубов! - отчеканил Костя, нисколько не покривив душой.

- Так вот, здесь это то же самое. Это - оскорбление. Конечно, еще не факт, что ты не станешь призраком - у тебя для этого есть все шансы.

- Не понимаю.

- Просто возьми эти чертовы ключи! - рявкнул Георгий. Костя осторожно протянул руку и подцепил кольцо на указательный палец, и ключи вновь звякнули. На сей раз в этом легком звуке ему почудилось нечто удовлетворенное.

Кольцо осталось висеть на его пальце. Оно было настоящим. Он чувствовал его тяжесть. Холод металла. Гладкость. Костя качнул рукой, и кольцо повернулось на пальце туда-сюда. Ощущения, ничего не значившие до сих пор, внезапно показались ему невероятными, фантастическими. Он с трудом сдержал внезапный порыв прижать ключи к щеке, почувствовать кожей их холод, их настоящесть. Отчего-то вдруг вспомнились первые снежинки, порхнувшие в приоткрытое окно машины тем злополучным вечером, их холодные прикосновения, похожие на поцелуи крошечных ледяных фей, и ему отчаянно захотелось вновь это почувствовать. Сердце сдавила такая тоска, что он чуть не застонал. Всего лишь снежинки. Мерзлая вода. Глупо...

- Я не гуманист, как Захарыч, и отговаривать от первого дня тебя не стану, - сказал Георгий, наблюдая за ним. - Таким, как ты, лучше видеть все. И все делать самим. Но я могу пойти с тобой, если хочешь. Ты ведь даже не получил оповещение... Вот идиоты!

- Если я и пойду сейчас куда-то, то точно без тебя! - огрызнулся Костя и украдкой обмахнул ладонью глаза - ему показалось, что на них навернулись слезы. Но не ощутил ни слез, ни глаз. Как, впрочем, и ладони.

- В таком случае, выбери большой ключ.

Костя поднял руку и еще раз качнул ключами, наслаждаясь тем, как кольцо елозит по пальцу, потом коснулся ригельного ключа. Вопреки его ожиданию ключ оказался очень теплым, почти горячим. Он невольно отдернул руку, чуть не уронив связку, потом крепко обхватил ключ пальцами и вопросительно посмотрел на Георгия.

- И что делать?

- А что обычно делают с ключами? - тот, хмыкнув, дернул головой куда-то вправо, и Денисов, повернувшись, узрел перед собой замочную скважину. Узкая, наполненная чернотой, она висела в воздухе на высоте полутора метров от пола, чуть покачиваясь из стороны в сторону, будто приглашая поскорее вставить в нее ключ. Костя, прищурившись, наклонился, вглядываясь в скважину, потом провел рукой вокруг нее, но, разумеется, не ощутил никаких признаков двери. Покачав головой в адрес фантазий своего подсознания, Костя осторожно вставил ключ в скважину несуществующего замка несуществующей двери, и услышал слабый скрежет металла о металл. В следующее мгновение ключ вдруг сам собой соскочил с кольца, и его медленно втянуло в скважину, которая, разошедшись, словно жадный рот, заглотила шляпку ключа и, издав удовлетворенный вздох, схлопнулась и пропала.

- И что же я должен был... - Костя, обернувшись к Георгию, осекся.

Георгий исчез. Более того, вместе с ним исчезла и та часть комнаты, где он находился. Вместо кресла и обоев с отвратительными хризантемами Костя увидел узкую полоску тротуара, заснеженный парк, накрытый тьмой, кое-где пробитой тусклыми фонарями, далекие светящиеся окна жилого массива. В воздухе стремительно и суматошно танцевали снежинки. Какой-то человек шел по тротуару прямо на Денисова, деловито дымя сигаретой из-под ладони, и Костя, вспомнив о полном отсутствии гардероба, снова прикрылся руками, стукнув при этом себя ключами. Но человек прошел в нескольких сантиметрах от Кости, нисколько не заинтересовавшись наличием на вечернем заснеженном тротуаре голого индивидуума. Денисов переступил с ноги на ногу, не ощущая ни холода, ни снега, ни асфальта, потом поднял руку, хмуро глядя, как снежинки летят сквозь его ладонь. Приоткрыл рот и выдохнул - никакого пара. Ничего. Только тяжесть ключей в правой руке - единственное реальное ощущение. И звуки - шум ветра, раскачивающего голые ветви деревьев, чьи-то голоса неподалеку, музыка, приглушенный собачий лай. И приближающийся рев мотора за спиной.

Костя повернулся - другая часть комнаты тоже исчезла. Теперь там была трасса, под легким наклоном сбегающая к повороту перед парком, присыпанный снегом пустырь за ней, а дальше - несколько многоэтажек, взирающих на дорогу светящимися окнами, словно мрачные безликие наблюдатели. Редкие прохожие на тротуаре. Заляпанный грязью "Фиат", неторопливо преодолевающий предпарковый поворот. И две пары фар, летящие вниз по трассе на умопомрачительной скорости - одна чуть впереди другой. Нарастающий злобный вой двигателей, фонтаны грязных брызг. Два дорожных хищника, для которых не существовало ничего, кроме скорости. Хищники, для которых весь мир обратился в трассу.

Он узнал их сразу же, хотя они еще были далеко, и были плохо видны из-за расстояния и неистовой снежной пляски. Не узнать их было невозможно. Яркий, как огонь, "мазератти", несущийся легко и изящно, как гепард. И жемчужная громада его собственной "ауди", тяжелый разъяренный лев, которому никак не догнать гепарда.

- Черт возьми! - потрясенно прошептал Денисов, бессознательно делая шаг вперед.

- А хорошо идут! - оценивающе сказали рядом. Костя повернулся и бросил свирепый взгляд на Георгия, стоявшего рядом все в том же зеленом полотенце, скрестив руки на голой груди.

- Что все это значит?! Это...

- Заткнись и смотри! - отрезал Георгий. - Повторного сеанса не будет. Ты, я так понимаю, вторым идешь? А ничего тачка!

- Спасибо, - машинально ответил Костя и отшатнулся, когда какая-то женщина, проворно перебежав дорогу, проскочила прямо между ним и Георгием. Ее тоже нисколько не озадачили двое голых мужчин, глазеющих на трассу глубоким зимним вечером.

- Не отвлекайся, - посоветовал наставник, - никто тебя не видит.

- Это почему же?!

- Во-первых, потому, что это отпечаток прошлого, болван! А во-вторых...

- Что?!

- Сейчас узнаешь, - пообещал Георгий, и Косте немедленно расхотелось узнавать что-либо. Он попытался отвернуться, но не мог оторвать взгляда от приближающихся машин. Ключи в руке обратились пудовыми гирями, он пошатнулся, а хищники были все ближе и ближе, и вот уже он видит лицо за лобовым стеклом среди мельтешения дворников. Лицо, искаженное злобным азартом. Его собственное лицо.

- Еще хорошо, что... - начал Георгий, и тут раздался громкий хлопок лопнувшей шины, и "ауди" порхнула в воздух, словно гигантская бабочка. Костя, приоткрыв рот, смотрел, как его машина, кувыркнувшись, с лязгом отшвырнула прочь испуганно бибикнувший "Фиат" и кувыркнулась еще раз. Ему казалось, что тяжелый внедорожник летит невероятно медленно и так же невероятно красиво, будто на этом участке трассы внезапно исчезла гравитация. "Ауди" парила в воздухе, словно пытаясь станцевать вальс сама с собой, этому не было конца, и только потом, когда от бетонного столба машину отделяли считанные сантиметры, Денисов, не выдержав, отвернулся и болезненно сморщился, услышав страшный звук удара, свидетельствовавший о том, что охота железного льва закончилась навсегда. Рядом длинно присвистнул Георгий. Неподалеку кто-то вскрикнул, раздался громкий визг тормозов.

- Эй, - Денисова не без доли деликатности потрясли за плечо. - Ты как?

Костя непонимающе посмотрел на него, потом повернулся и взглянул на противоположную сторону дороги - туда, где к покосившемуся бетонному столбу прильнуло нечто слабо дымящееся, совсем недавно бывшее великолепной машиной. "Ауди" врезалась в столб с такой силой, что словно бы обвилась вокруг него, и теперь тот казался неотъемлемой частью композиции, полностью заменив собой то место, где прежде располагался водитель. Уцелевшая правая фара жалобно мигала, точно машина пыталась позвать на помощь.

- Господи ты боже! - прошептал Костя.

- Да нет, ты сам справился, - заметил Георгий, подхватывая сползающее полотенце.

- Моя машина! Вот ублюдки!!! - Костя ткнул рукой вначале в сторону опустевшей дороги, потом - на безнадежно изуродованную "Ауди". - Ты посмотри, что они сделали! И даже не остановились! Да что ж за день-то такой - вначале эта глупая корова, а теперь... Моя новая машина!

- Машина... - скептически произнес Георгий. - Да ты совсем дурак!

Костя, отмахнувшись, ринулся через дорогу, даже не взглянув туда, где косо стоял помятый "Фиат". Добежал до груды железа, из которой торчал столб, и тут резко остановился, глядя на смявшееся трещинами и частично провалившееся внутрь лобовое стекло. Только сейчас в его голове возник вопрос, который, почему-то, до этой секунды не возникал.

Если там, где в момент удара сидел Костя, теперь находится столб, то где же, собственно, он сам? Как ему удалось...

Денисов, наклонившись, заглянул в окно с пассажирской стороны, издал пронзительный вопль и, отшатнувшись, угодил в объятия подоспевшего наставника, который осторожно опустил его на бордюр.

- Ну-ка, давай-ка лучше присядем...

- Это... - в ужасе произнес Костя, вытягивая дрожащую руку в сторону окошка, в которое только что заглянул. - А где?..

- Что? - Георгий повторил действие, только что совершенное самим Денисовым, и вновь присвистнул. - М-да! Неприятно, понимаю.

- Это в-ведь я?! Там... это я?!

- Увы.

- А где?.. где она?!

- Слушай, ты сам хотел все увидеть - чего ж теперь?!..

- Не может быть! - прошелестел Костя, судорожно ощупывая свое лицо и макушку. - Голова... Моя голова... Не может этого быть! Вот же! Вот! А там что же... где же...

- Сейчас, - оптимистично провозгласил Георгий, - тебе главное успокоиться!

- Успокоиться?! - проревел Костя, вскакивая. - У меня нет головы! Это же я там?!.. Я!.. И без головы! Я там в... и у меня совсем нет головы!!!

- Ну не то чтоб совсем нет... - Георгий еще раз заглянул в окошко и поморщился. - Вон там, с правой стороны немножко осталось...

- По-твоему, черт возьми, это смешно?! - завопил Костя, хватая себя за волосы и не ощущая их.

- Я просто пытаюсь тебя подбодрить, - пояснил Георгий.

- Подбодрить?! Моя голова превратилась в...

- Нет, ну а чего ты ожидал?! - искренне удивился обладатель изумрудного полотенца. - На двухстах сорока в бетонный столб вмазался, а теперь возмущается, что от его головы ничего не осталось! Вроде бы взрослый человек...

- Обязательно мне все время напоминать о том, что я взрослый человек?! - Костя медленно опустился на бордюр и закрыл лицо руками. - Нет, я не верю! Это сон! Розыгрыш! Это... этого не может быть!

- Мужик, ты же сам все видел, - мягко сказал Георгий.

- Это все подстроено! Фотомонтаж... или, я не знаю... современные технологии... Это все неправда! Я в больнице!.. И я с головой!

- Самое главное на этом не зацикливаться...

- Что?! - Костя убрал ладони и в растерянном бешенстве посмотрел в лицо наставника, которого уже успел возненавидеть. - Не зацикливаться?! Мне голову снесло, на хрен! Как, интересно, на таком можно не зацикливаться?!

- Когда-то и мне дали такие ключи, - обыденным тоном поведал Георгий и неожиданно подмигнул ему. - Когда-то и я тоже не верил. Я-то на мине подорвался, и можешь мне поверить, похуже тебя выглядел. Так что знаю, что говорю.

- Ой, ну теперь, конечно же, мне намного легче стало! - процедил Денисов, вновь уставившись на окошко пассажирской стороны, явившее ему столь ошеломляющую, тошнотворную картину. - Думаешь...

- Да пошел ты! - спокойно произнес Георгий, и в следующее мгновение Костя почувствовал, что остался один. Он еще раз ощупал свою голову, так и не ощутив того, что щупает, потом попытался найти пульс вначале на одной руке, потом на другой, но не было ни привычного биения жилки, ни, собственно, самих рук - одно лишь сопротивление воздуха. Одно лишь препятствие.

Либо препятствие, либо отсутствие такового...

Это что же - теперь он, Константин Денисов, лишь препятствие или отсутствие такового?!

- Бред... - прошептал он, глядя на искореженную машину, напрочь утратившую красоту, блеск и изящную строгость линий. Теперь она походила на огромную консервную банку, упавшую с большой высоты. И содержимое этой банки - груда бесполезных деталей и Костя,

без головы!

так и не доехавший до шикарной инструкторши по йоге. Вокруг него шумела растревоженная аварией улица, кто-то пробегал мимо, кажется, кто-то даже пробежал через него. Костя этого не замечал - сидел и сидел на бордюре, ничего не соображая, - один, вне жизни и пространства, связанный с миром лишь ощущением холодного металла на своем пальце, и снег летел и летел сквозь него. Денисов тупо смотрел на бесчисленные снежинки, выпархивающие из его голой груди и живота, точно он сам превратился в некую нелепую снежную тучу. Снежинки выпархивали беззаботно и весело, теперь в их пляске ему чудилось нечто насмешливое, и он ненавидел каждую из этих чертовых искрящихся пушинок.

- Нет! - внезапно крикнул Костя, вскакивая. - Да это же...

Оставшиеся ключи звякнули на его пальце, и он осекся. Потом поднял руку, разглядывая их с кривой усмешкой. Куда же могут привести его эти ключи? В какой еще кошмар. Если длинный ключ привел его, как говорил Георгий, в первый день, то...

Усмешка сползла с его лица, и Костя снова посмотрел на свою машину, вокруг которой уже суетились какие-то люди. Первый день. Третий день. Девятый...

О, господи!

Он поднес ключи к глазам, чуть ли не уткнувшись в них носом, и тут сзади недовольно сказали:

- Медный.

Костя раздраженно обернулся:

- Разве ты не ушел?!

- И рад бы, да не могу! - буркнул Георгий. - Во-первых, мне не с руки портить свою репутацию. А во-вторых, не желаю, чтоб на моей совести оказался призрак.

- Неужто быть призраком так уж плохо? - осведомился Денисов со всевозможнейшим для обстоятельств скептицизмом.

- На мой взгляд, всяко лучше, чем быть тобой! - огрызнулся наставник. - Чего ты ждешь?! Либо иди в третий день, либо возвращай ключи...

- Но я должен посмотреть... - Костя вяло махнул рукой в сторону "Ауди".

- Еще не насмотрелся?

- Я должен хотя бы убедиться, что меня оттуда нормально вынут...

- Тому тебе уже все равно!

- У меня и так головы нет! А вдруг они еще что-нибудь потеряют! Я не хочу, чтобы на этой помойке...

- Так, - пальцы Георгия сомкнулись на его запястье, - отдавай ключи!

- Хорошо, ладно, все! - Костя поднял свободную руку, и наставник неохотно отпустил его, глядя, впрочем, весьма недобро. - Медный, говоришь?..

На этот раз появившаяся из ничего замочная скважина уже не так его ошеломила. Наверное, ко всему можно привыкнуть.

Но не к тому, что тебе снесло голову!

Костя вытянул руку с ключом и нерешительно посмотрел на Георгия, который немедленно принял скучающий вид.

- Значит, сейчас я, надо понимать, попаду на свои похороны?

- Ну, тебе не обязательно на них попадать, - Георгий пожал плечами. - Разве того, что ты уже видел, тебе недостаточно?

- Уж такое я пропустить не могу! - заявил Денисов, и через секунду скважина заглотила второй ключ.

* * *

- Судя по твоей машине, я думал, что тебе закатят шикарную церемонию, - скептически произнес Георгий, с интересом наблюдая за происходящим из зарослей сирени, в которые он, по его словам, забрался исключительно из уважения к скорбящим, хоть те и не могли его видеть.

- Я тоже так думал! - огрызнулся Костя из-за кипариса - в отличие от Георгия он прятался ради собственного душевного равновесия. - Не понимаю, почему мне не дали какую-нибудь одежду?! Глупо смотреть на собственные похороны в голом виде!

- Пока ты не присоединен, ты не можешь иметь одежду.

- Так присоединили бы вначале, что бы это ни значило!

- Не положено.

- Идиотизм! - буркнул Денисов, вслушиваясь в надгробную речь, которую произносил Борька, спотыкаясь через каждое слово и щурясь в смятый листок, который он держал в руке. - Елки, нашли, кому поручить!.. Чушь несет какую-то! Потрезвей никого не могли найти - его ж никто не понимает! А гроб - ты посмотри! Дешевка какая-то! Почему отец не проследил?! И где он вообще?! Ни его, ни Марины, и Пашка не пришел - им что - плевать, что меня хоронят?!

- Может, что-то случилось, - сказали из сирени. - Заткнись, а? Слушать мешаешь.

- Мои похороны - что хочу, то и делаю! - вскипел Костя. - И почему мы сразу сюда попали! Я на отпевание хотел посмотреть!

- Нечисти в храме не место.

- А мы нечисть? - удивился Костя.

- Я - нет.

Костя иронически покачал головой и снова принялся пожирать глазами свое последнее пристанище, которое и вправду выглядело довольно убого. Странно - он думал, что гроб будет закрытым, но столь внезапно усопший во цвете лет Денисов был выставлен на всеобщее обозрение, только голову и шею прикрыли полотном, под которым угадывались округлые очертания - вероятно, подложили какой-то муляж. Сейчас собственное тело его уже не так волновало - скорее всего, потому, что он не воспринимал его, как свое. Там лежал чужак, большая кукла со скрещенными на груди желтовато-серыми руками. Паршиво, кстати, одетая.

- Какой идиот выбирал мне костюм?! - Денисов вытянул шею. - Гелька, что ли?! Старье какое-то на меня надели, ему лет шесть, я его выкинуть собирался!.. И... о, господи, что за кошмарный галстук?! У меня вообще такого никогда не было! Нет, ты посмотри!

- Мне отсюда неважно видно, - заметил Георгий, - но так вроде галстук как галстук...

- Ты видишь, какой на нем узор?!

- Нет.

- Слоники! - Костя закрыл лицо ладонями. - Я бы таким и машину протирать не стал! Ты посмотри - он даже не шелковый! Меня хоронят в старом костюме и дешевом галстуке со слониками! Какой кошмар!

- По-моему, ты выглядишь вполне прилично.

- Сразу видно, что ты не разбираешься в одежде! - злобно сказал Денисов. - Впрочем, чему я удивляюсь - ты наверняка Армани от Боллини не отличишь!

- Я даже не знаю, кто это, - миролюбиво ответил Георгий. - Ты выглядишь...

- Мне неинтересно мнение человека, явившегося на мои похороны в полотенце!.. Нет, ты посмотри на Витьку - треплется по сотовому во время надгробной речи! - Костя сжал пальцы в кулаки. - А Наташка... ты глянь, с каким видом она на часы посматривает! Скучно ей, ты глянь! Это точно отпечаток прошлого?! Ты уверен, что я никому там не могу врезать?!

Георгий издал сдавленный смешок.

- Зато погода хорошая.

Погода действительно стояла хорошая, незимняя, от снега не осталось и следа, из раскисшей земли то там, то тут торчали острые кончики выбирающихся травинок. С пронзительно лазурного неба щедро рассыпало лучи ослепительное солнце - и ни клочка облака не было видно даже вдалеке. Со стороны забора бодро голосили чайки, долетал шум машин. Жизнь шла своим чередом, и природа улыбалась даже здесь, и не было в ее улыбке ни скорби, ни должной грусти - похоже, ей было глубоко плевать на то, что его, Константина Денисова,

без головы!

совершенно и безнадежно мертвого, сейчас закопают в старом костюме и отвратительном галстуке. Костя смотрел - и не мог понять, что же его злит больше - собственная смерть, скверное погребальное облачение, равнодушие окружающего мира или Ангелина, безупречно одетая и тщательно накрашенная, то и дело драматическим жестом подносящая к глазам платочек, после украдкой проверяя сохранность своего макияжа. Ее искусственные всхлипывания не обманули бы даже ребенка, а в глазах отчетливо виднелись скука и брезгливый страх перед покойником. Она всегда была для него всего лишь красивым аксессуаром, но сейчас Костю больно резануло то, что, оказывается, и он значил для нее не больше, чем стильная сумочка. Не выдержав, он отвернулся, разглядывая остальных - вначале с любопытством, потом - озадаченно и, наконец, уже с отчаянием. Его взгляд метался от одного человека к другому, он искал - и не находил этого нигде - ни в глазах, ни в жестах, ни в изгибе губ. Не было ни скорби, ни сочувствия, ни горечи - ни даже подобия легкой печали. Ничего настоящего. Ничего, что шло бы от сердца. Людей было много - знакомые, полузнакомые, коллеги, но ни на одном лице Костя не нашел ничего кроме вежливого ожидания. Отец не пришел. Мачеха, которая, вроде как, была к нему привязана, не пришла. Лучший друг не пришел. И без них все это превратилось в спектакль - еще немного, и актеры, отыграв свои вежливые и, в большинстве, бессловесные роли, снимут маски за воротами кладбища, будут курить, качать головой и иронически говорить друг другу: "И как же его угораздило?!"

Ангелина, аккуратно прижав платочек к губам, подошла к гробу и, сморщив носик, уронила цветы на восковые скрещенные руки, после чего отступила так поспешно, точно боялась, что покойный муж восстанет из гроба и устроит ей напоследок хорошую взбучку. Какой-то не знакомый Денисову смазливый молодой человек подхватил ее под руку и отвел в сторону, действуя настолько по-хозяйски привычно, что Костя широко раскрыл глаза.

- А это еще кто?!

- Наверное, родственник, - немедленно предположил Георгий.

- Нет у нее таких родственников... Ты посмотри! - он вытянул руку. - На этом уроде мой жакет! Ну точно мой! Какого черта?! Я его из Англии привез, он полторы штуки евро стоит! Как тебе это нравится, а?! Меня еще не закопали, а эта сучка уже раздаривает мои вещи своим хахалям! Это же Александр МакКуин!

- Ты же только что сказал, что не знаешь этого типа! - удивился Георгий.

- Дурак! Жакет от Александра МакКуина, известного дизайнера. Который умер в феврале...

- Зачем ты купил жакет покойника?

Костя махнул на него рукой, разглядывая индивидуума в своем жакете с удвоенной злобой.

- И часы на нем мои! А галстук! Это же...

- Так, - решительно сказал Георгий, покидая сиреневое укрытие, - нам пора!

Денисов, даже не взглянув на него, выскочил из-за кипариса и ринулся было к стоящим неровным полукругом людям, но Георгий успел схватить его за запястье, и в следующее мгновение Костя оказался прижатым к земле. Зарычав, он попытался освободиться, но единственное, что ему удалось сделать - это слегка повернуть голову.

- Пусти! - проскрежетал он.

- Отпущу, когда успокоишься, - сообщил Георгий, восседавший на его спине.

- Так нечестно! Это односторонняя драка!

- А разве я с тобой дерусь? Ты лежишь, я тоже отдыхаю.

- Я успокоился! - буркнул Костя. - Слезь с меня!

- А ты будешь хорошо себя вести?

- Какая разница? Они же все равно меня не видят! Это же прошлое! Ты сам сказал!

- А как же нормы поведения?

Костя с удвоенным усердием повторил попытку освободиться, но поскольку все его тычки и толчки уходили в пустоту, которая все так же крепко прижимала его к земле, вскоре он сдался.

- Ладно, хоть руку с ключом отпусти!

- Ты хочешь в девятый день? - изумленно спросили Костю с его же спины. - Тебе что - мало?

- Насколько я понимаю, это мое конституционное право... или что там у вас?

- Ну как знаешь.

Его правая рука оказалась на свободе, и Костя схватился за последний ключ. Черная скважина, как по заказу, возникла из воздуха совсем низко, почти на уровне его носа, но прежде чем вставить в нее ключ, он повернул было голову, чтобы еще раз взглянуть на людей, стоявших вокруг его собственного гроба. И тут Георгий неожиданно мягко, почти ласково произнес:

- Не надо, сынок. Не смотри больше. Хватит.

И он не стал смотреть.

* * *

- А это точно девятый день? - сумрачно спросил Костя. Георгий кивнул.

- Да. Сегодня, одиннадцатого декабря, ровно час назад.

Денисов растерянно огляделся. Красно-коричневая палитра драпировок, люстры, похожие на хрустальные дворцы, столики с подсветкой, огромные зеркала. Знакомое место. Именно отсюда он уехал тем злополучным вечером. Уехал в никуда.

Почти все столики в зале были заняты, но Костя не знал никого из этих людей. Они ели, пили, разговаривали, смеялись. За каждым столиком был свой вечер, к нему, Константину Денисову не имевший никакого отношения, и только оглядев все, Костя увидел за столиком в углу Пашу, который выглядел совершенно так же, как и всегда, и Борьку, который поглощал коньяк в устрашающих количествах и с устрашающей же скоростью. Воротник его рубашки был расстегнут, смятый галстук торчал из кармана, и именно в этот момент, глядя на золотисто-коричневый галстучный хвост, Костя вдруг осознал, что верит. Это не было розыгрышем. Это не было сном. Все кончено. Он мертв.

Но подождите, а где же тоннель, ведущий к яркому свету? Где покойные добропорядочные родственники, взирающие на него с грустной укоризной? Где черти или ангелы? Где небесный суд, на котором ему объясняют, каким он был идиотом? Где, наконец, бесконечное ничто - единственное, во что он верил и что бы предпочел? Где это все? При чем тут Евдоким Захарович, несущий какую-то околесицу о распределениях и должностях, и кривоногий мужик в банном полотенце, ходящий за ним по пятам и не менее безумный? Почему он сам голый? Разве ему не положен хотя бы саван?

- Наверное, что-то напутали с адресом, - произнес Костя со всевозможным оптимизмом. - Я же должен был попасть на девятый день, на поминки? А тут только Борька с Пашкой сидят, треплются. Поминки, наверное, в другом месте.

- Нет, - ответил Георгий с разозлившей Костю беспечностью. - Если официально девятый день не проводится, то ты попадаешь туда, где тебя в тот день вспоминали близкие тебе люди. Не расстраивайся, тебе еще повезло. У многих девятого дня вообще не бывает.

- Ты хочешь сказать, - Костя медленно сделал развернутый жест в сторону углового столика, - что это и есть мои поминки? Что сегодня никто, кроме них, обо мне не вспоминает?

- Ну, - Георгий пожал плечами, - сейчас я должен бы сказать, что мне очень жаль... Хотя, на самом деле мне плевать.

Костя, не дослушав его, подошел к столику и остановился, растерянно переводя взгляд с брата, пытающегося выудить из пачки сигарету, на Пашку, разливавшего коньяк по рюмкам, и обратно. Два человека? Как же так вышло, что девять дней спустя его вспоминают только два человека?

- И давно ты узнал? - Паша поставил бутылку, отнял у Борьки пачку и сунул сигарету ему в рот.

- Да с месяц, - пробормотал тот. - Натаха по пьяни проболталась... Представляю, как он потешался надо мной все это время! Тоже мне брат, сука такая!

- Чего ж ты молчал?

- Ну так это... - Борька мрачно заглянул в рюмку, - понимаешь... Короче, в последнее время проблемы у меня с этим... Боялся я, Натаха уйти могла, а так хоть... Люблю я ее, понимаешь? Уж лучше он... Костян бы точно ее не увел, ему ведь плевать на нее. Ему на всех всегда было плевать - на баб своих, на нас с тобой!

- Ах ты сволочь! - сказал Костя, но никто за столиком его, разумеется, не услышал, хотя смешок Паши прозвучал вполне последовательно.

- Короче, казззел он был! - Борька вздернул руку с рюмкой, выплеснув часть коньяка себе на рукав, и посмотрел в потолок. - Слышишь, ты... там?! Казззел ты был!

- Я не там, а здесь, придурок! - Костя взмахнул рукой - больше для проверки, и Борькина опухшая и раскрасневшаяся физиономия пропустила ее сквозь себя без какого-либо ущерба.

- Боря, тихо, выведут! - напомнил Паша. - И вообще нельзя плохо о покойниках.

- А, вот как надо? - двоюродный брат сморщился. - Ну... Он в теннис хорошо играл. Ты клиента-то своего охмурил, или как?

- А то! - Паша усмехнулся. - Не клиент - золото! "Ягуарчика" забрал - как раз того, который Гельке приглянулся. И "доджик" - сказал, сестре подарок на свадьбу.

- Неплохо, - Борька выпил коньяк, чуть не уронив рюмку. - А совесть не мучит?

- А чего? - Паша развел руками. - На поминки ж я успел. Думаю, Костян не обиделся. Он же тоже человек деловой... был. Надо же, как глупо! Только в тот вечер с ним об этом говорили! И машину разбил отличную, и сам погиб, как идиот!

- И черт с ним! - подытожил Борька и потянулся к бутылке. Костя резко отвернулся и, не глядя на Георгия, сказал:

- Я хочу уйти!

- А что так? - тот ухмыльнулся. - Я бы еще послушал. Я тут прям растрогался!

Костя закрыл глаза, пытаясь успокоиться, после чего с трудом произнес полузабытое слово:

- Пожалуйста.

* * *

Вокруг снова была убогая, запущенная комнатка, на всех стенах которой цвели пыльные хризантемы. Георгий, забрав с пианино свою мочалку, уютно устроился на диване, Костя же стоял возле окна, невидящими глазами уставившись на складку серо-синей шторы. Ключи вновь вернулись на кольцо, и он даже не понял, когда и как это произошло. Кольцо болталось на его указательном пальце. Прохладное. Гладкое. Последнее ощущение из мира живых.

- Итак, - Георгий закинул руки за голову, - ты умер.

- Е...ануться об сарай! - сказал Костя.

- Не поможет. Хотя, в сущности, ты ведь уже это сделал.

- Да пошел ты!

- Не груби дедушке! - Георгий усмехнулся и посмотрел на настенные часы. - Быстро управились... Да ты не раскисай.

- Не раскисать?! - Костя яростно обернулся, и в ярости, впрочем, не забыв скромно прикрыться ладонями. - Я разбился в хлам! Мне снесло голову! Меня похоронили в старом костюме и галстуке со слониками! И всего через девять дней меня вспоминали только два человека, да вспоминали так, что лучше бы не вспоминали вовсе! Меня как будто и не было никогда! А ты говоришь не раскисать! Что мне теперь делать?! Что?!

- То же, что делают все остальные, сынок, - Георгий потянулся за бумагами, которые оставил Евдоким Захарович. - Работать. А ты думал - помер и все?! Арфы-облачка? Или тьма благодатная? Это еще нужно заслужить. Второе, во всяком случае, ибо, - наставник выразительно пошевелил пальцами ног, - о первом-то я ничего не знаю. Конечно, есть такое место... но о нем только слухи ходят, и меня что-то совсем не тянет их проверять.

- Работать? - озадаченно переспросил Денисов и огляделся. - Кем?

- Чем ты слушал, когда Захарыч языком-то молол?! - удивился Георгий. - Ты теперь хранитель. Как я. Как другие.

- И что же я должен охранять?

- Не охранять, а хранить! - поправили Костю с некоей торжественностью. - И не что, а кого! Лемешеву Анну Юрьевну. А тебе разве не сказали? Мы с ней в соседних домах живем, график ее с моим флинтом примерно одинаковый, потому меня к тебе и приставили. Вижу я ее частенько, но мой флинт с ней не общается.

Костя, после первой же фразы переставший понимать, о чем идет речь, только молча моргал.

- Что ты глазами хлопаешь? Одного не понимаю - у бедняжки других покойных родственников посердечней не нашлось, что ли? Хранительниц-то женского полу всяко полно! - Георгий вновь подмигнул ему с совершенно неуместным в данной ситуации, на взгляд Кости, весельем.

- Родственников? - промямлил Денисов.

- Ну ты ж родственник этой Анны Юрьевны?

- Да я понятия не имею, кто это!

- Хм, - Георгий неожиданно посерьезнел и сел на диване, - это меняет дело. И чего ты натворил?

- На этот вопрос так с ходу не ответишь, - заметил Костя. - Ты имеешь в виду что-то конкретное?

- Тебя не просто так бабу поставили хранить. Обычно так не делают. Женщин хранят женщины, мужчин - мужчины, все как положено. Исключения - это родственники или те, кому позволено выбирать... но, - Георгий покачал головой, - смотрю я на тебя... тебе точно не позволили бы выбирать. Значит, ты что-то сделал.

- Я ничего не понимаю.

- Подумай. Может, обидел кого? Хотя... на этот вопрос ты тоже так с ходу не ответишь, да?

- Не знаю я никакой Анны Юрьевны! - отрезал Костя. - И охранять ее не собираюсь! С какой еще стати я должен охранять какую-то левую тетку?! Я вообще сейчас отсюда уйду!

- И куда же ты пойдешь? - поинтересовался Георгий.

- У меня есть дом - забыл? Точнее, у меня есть два дома, дача в пригороде и еще всякая коммерческая недви...

- У тебя теперь нет дома. Этот дом есть у твоей жены, и ее хранитель тебя туда не пустит.

- То есть, как это не пустит?! - изумился Костя.

- Очень просто. Ни хранитель, ни призрак не может войти в дом, если нет разрешения хозяина. Если бы ты мне сегодня не дал разрешения, я бы тоже не смог войти.

- Это я, значит, опрометчиво поступил... А как же этот, с синей бородой?

- Представители служб - совсем другое дело, - Георгий похлопал себя мочалкой по колену. - Да только и им не позволено шляться, где и когда вздумается. Коммерческая недвижимость, говоришь, у тебя есть? Магазины, что ли? Ну тогда конечно, ночью ты сможешь жить в магазине - представляю, как это весело - в тишине, темноте, среди товара - благодать, - наставник издевательски ухмыльнулся. - Эти твои магазины, наверное, и после смерти твоей работают?

Костя неопределенно пожал плечами.

- Значит, днем тебя будут выгонять хранители рабочего персонала. Так что днем будешь жить где-нибудь под сосной. Или на сосне.

- Это что ж еще за порядки?!

- Разумные. Тела твоего больше нет, но ты ведь все равно человек. А человеку для работы всегда нужна мотивация - мертвый ли он, живой ли. Мало кто делает что-то для другого просто так. Вначале, во всяком случае. А потом привыкнешь к своему флинту - сам уходить не захочешь. Даже самые большие бездельники редко покидают своих флинтов по доброй воле.

- Каких еще флинтов?! Ты Стивенсона перечитался, что ли?

- Это просто сленг, - пояснил Георгий. - Ну, утром и сам поймешь, что к чему. Объяснить все без демонстрации невозможно. И про одежду, пока ты не присоединен, объяснять тоже смысла нет, одеждой займемся завтра.

- То есть, одежду все-таки выдадут? - чуток приободрился Денисов.

- Ну. - Георгий сделал в воздухе неопределенный жест мочалкой, - можно и так сказать. Ох, - он хихикнул, - когда малек в первый раз одевается, это такая потеха! Видел бы ты, как прошлый...

- Малек?

- Новенький.

- То есть, я - малек? - кисло вопросил Костя. - Потрясающе! А что такое присоединение? Что-то не нравится мне это слово!

- Это ты тоже узнаешь утром.

- А не могу ли я для разнообразия что-нибудь узнать прямо сейчас?!

- Разумеется, - Георгий снова повалился на диван. - Спрашивай.

- Э-э... - Костя огляделся. - Честно говоря, не знаю с чего и начать.

- Большинство всегда начинают с потребностей, возможностей. Что хранители могут и чего не могут...

- Ну, я предостаточно смотрел фильмов про призраков, чтобы... - Костя осекся. - Ах, да, судя по твоим словам, призраки вообще ничего не могут. А хранители?

- О, у нас очень интересная и насыщенная жизнь! - воодушевленно произнес Георгий и внушительно потряс в воздухе мочалкой. - Именно жизнь, мой юный ученик, просто иная форма существования...

- А можно без пафоса, сэнсей?!

- Но ты и вправду еще юнец...

- Мне тридцать шесть лет, - усмехнулся Денисов. - А тебе... ну наверное, лет сорок пять.

- Если брать все мое пребывание в сознании, то мне сто семь лет.

- Ладно, аксакал, валяй дальше.

- Хочешь еще по шее?!

Костя с нервным смешком поднял обе руки и тут же, спохватившись, вернул их обратно. По шее ему не хотелось. Во всяком случае, до тех пор, пока он не сможет дать сдачи. Денисов уже начал понимать, что к чему, и чем бы ни являлось загадочное слово "присоединение", судя по всему, после завершения этого процесса он получит способность бить таких, как Георгий. Что с удовольствием и сделает.

- У хранителей нет привычных физиологических потребностей, - Георгий перевернулся набок, приняв позу патриция, возлежащего за обеденным столом. - Хранители не дышат, не едят, не пьют и, соответственно, не...

- Это я понял! - поспешно перебил его Костя.

- Хранители не видят снов, но спать им тоже нужно, хоть и не так часто, как фл... людям. Они могут испытывать усталость. Могут испытывать и боль, правда, это не та боль, к которой ты привык. Хранителя можно ранить. И хранитель, - Георгий меланхолически вздохнул, - может умереть.

- Как?! - возмутился Костя. - Опять?!

- А ты думал! - удивился Георгий. - Таков порядок вещей. Подумай, сколько тысячелетий на этой планете существует жизнь. Живых в миллиарды миллиардов раз меньше, чем таких, как мы. На возрождение уходит ничтожное количество, и если б хранители были бессмертны, то здесь было бы не протолкнуться! Среди хранителей смертность гораздо выше, чем среди людей. Наш мир, который люди не видят, гораздо более опасен. И работа наша более опасна, чем любая, о которой тебе доводилось слышать.

- Что-то мне это все меньше и меньше нравится, - пробормотал Костя, но тут же встрепенулся. - Погоди, возрождение? Ты сказал, возрождение?! Можно снова стать живым?!

- Конечно, - просто ответил Георгий. - Но не так за здрассьте! Это право нужно заработать. Храни прилежно своего флинта, а там видно будет.

- Что видно?

- Это я не знаю.

- Тогда с чего ты взял, что это вообще произойдет?

- Я много раз видел возрожденных. Забавно - иной возраст, иная внешность, иные воспоминания, а мы все равно их узнаем... Но я должен тебе сказать, что среди нас достаточно хранителей, которые вовсе не стремятся возродиться. Они хорошо выполняют свои обязанности, но им отнюдь не хочется обратно.

- Это они тебе сказали?

- Мне тоже предлагали возрождение после моего второго флинта, - Георгий зевнул. - Я отказался.

Костя потрясенно вытаращил на него глаза.

- Отказался стать живым?! Ты что - дурак?!

- Да ну, - Георгий махнул рукой, - что-то неохота мне обратно во флинты. После всего, что я знаю... А так все заново, никаких воспоминаний, срок свой отживу, а потом опять учиться?! Не. Я так привык. Друзей у меня тут много. Опять же, добровольцы имеют право выбора. Я вон, теперь, за праправнуком приглядываю. Хороший пацан. Болван, конечно... а так - хороший. В принципе здесь неплохо... если б, конечно, не департаментские - носятся всюду, работать мешают. Особенно распределители, вроде Захарыча.

- Так, - решительно сказал Денисов, - давайте сюда эту бабу... как ее там... Анну Юрьевну! Я ее быстренько похраню - и обратно! Хоть симпатичная?

- Ах, да! - спохватился Георгий. - И никаких сексуальных потребностей.

- Как?!! - ошарашено спросил Костя. - Это еще что значит?!

- Хотеться не будет - вот что это значит, - в голосе наставника прозвучало плохо скрываемое злорадство. - Конечно, тебе будет нравиться смотреть на симпатичных девчонок, особенно на голых симпатичных девчонок - это никуда не деть. Но ты будешь только смотреть. Это все. Ты ничего не сможешь сделать. И не захочешь. Ты даже не сможешь их потрогать - в привычном смысле.

Костя поспешно убрал ладони, внимательно изучил обстановку внизу, вернул ладони на место и кивнул на них.

- Но ведь он же на месте!

- У тебя и голова есть. И все воздухопроводящие отверстия присутствуют. Анатомию-то зачем нарушать? Он-то на месте, только не работает. Он у тебя теперь для декоративности.

- То есть если даже я...

- Нет.

- Господи! - в ужасе сказал Денисов. - Я немедленно хочу обратно!

- Ничего, привыкнешь. Есть вещи и поинтересней секса.

- Вообще не понял смысла фразы!

- Вот почему обычно мужиков не ставят хранить женщин. Легко можно умом поехать, а среди хранителей, увы, и так достаточно ненормальных. Поэтому, еще раз повторяю, видно в твоем случае это очень серьезная причина. И в первое время тебе будет очень тяжело. Ты извращенец? Если нет, то справишься.

- А если меня убьют?

- Чаще всего если малек погиб слишком быстро - прежде, чем освоился и успел хоть чего-то добиться, его вернут и приставят к новому флинту, другое дело - неизвестно, через какой срок это произойдет. А далее уже смотрят по результатам, но тут уж я не знаю - как и чего они решают.

- Типа как соответствие или несоответствие маркетинговой политике компании?

- Ну, - Георгий заморгал чуть озадаченно, - вроде того. И тут уже три варианта - либо вновь в хранители, либо на возрождение, либо абсолютная смерть.

- Это как?

- Полное ничто. Тебя просто больше никогда не будет.

Костя резко сел на пол и прижал неощущающиеся ладони к вискам, глухо сказав:

- У меня голова кругом идет!

- Слишком много информации сразу, - Георгий кивнул. - Но мы ведь не хотим, чтоб тебя прибили в первый же день работы! Я не всегда смогу быть рядом, у меня своих дел хватает. Запомни - человек хранителю ничего сделать не может, если только не будет испытывать к нему неприязнь, но этого не произойдет, потому что твой флинт понятия не имеет о твоем существовании. А вот другой хранитель может тебя ранить или убить. И еще предметы. Обычно они для нас нематериальны, но в тот момент, когда ты защищаешь от них своего флинта, они могут нанести тебе такой же вред, как если бы ты был живым. Камень, пуля, машина - ну, ты понял. Еще есть порождения.

- Чего?

- Проклятия, сглазы, пожелания, направленные эмоциональные выплески. В твоем мире это были просто слова и взгляды. В нашем мире - это множество крайне неприятных созданий. Ну, это мы тоже отложим до завтра. Тебе понадобится какой-нибудь предмет, а арсеналом нас тут не снабжают.

- Предмет?

- Даже с кошмариками трудно сражаться голыми руками. Ну, это нужно будет поискать или лучше всего поговорить с мусорщиками.

- Я не разговариваю с мусорщиками... Сражаться?!

- Без хорошей дубинки в первые дни любая мелочь может открутить тебе голову... - Костя тотчас вздрогнул. - Ой, извини, про голову еще, наверное, рано шутить.

- Мне дадут не только одежду, но и дубинку? Обалдеть!..

- Никто тебе здесь ничего не даст. Уж тем более за просто так!

- Ну, к этому я привык.

- Хранитель все добывает себе сам. И каждый хранитель - сам по себе. Как любому человеку положен хранитель, так любому мальку положен наставник, но так будет только первое время. Потом все будешь делать сам - и не жди от кого-нибудь помощи. Ты можешь завести себе друзей, но ваша дружба не пойдет дальше бесед и прогулок. Главная задача хранителя - сохранить своего флинта и не забывать, что от этого зависит его собственное существование. Никто не станет рисковать своим флинтом, чтобы утирать тебе нос. Поэтому кроме советов иной помощи от меня не жди.

- И где, интересно, я должен добывать себе дубинку? - Костя, повторяя позу наставника, растянулся на полу. - Я бы предпочел хороший ствол.

- Не выйдет. Наш мир вещей состоит из того, что обращается в пепел. Бумага, ткань, дерево, некоторые виды пластмасс. Металл в этот список не входит. Ты не найдешь здесь ни стволов, ни ножей, ни камней, ни машин. Но здесь и без того барахла хватает. Мягкий мир... и мы тоже мягкие... - Георгий подмигнул. - Так что здесь простая палка или ножик пластиковый - не хуже, чем в прежнем мире хороший ствол.

- Это что же, - Костя вдруг расплылся в улыбке, - получается, я теперь буду ангел-хранитель?

- Посмотри на меня, - предложил Георгий. - Я похож на ангела?

- Нет.

- Ну а ты тем более. Особенно когда открываешь рот. Ангелов ты здесь не сыщешь, как ни старайся. Те же люди. Без крыльев, без нимбов, частенько и без мозгов... фигурально выражаясь. Плохие люди, хорошие, так себе...

- Погоди... - Денисов сдвинул брови, - в машине, прямо перед тем, как меня... я видел какого-то типа... он появился из ниоткуда, он... Хочешь сказать, это был мой хранитель?

- Любопытно, - заметил наставник - без особого, впрочем, интереса. - Видимо у тебя был очень сильный хранитель. Слишком отчаянно пытался тебя спасти. Надеюсь, его теперь приставят к кому-нибудь стоящему.

Костя скептически усмехнулся сказанному.

- И какой в этом смысл? Кто все это придумал? Господь бог?!

- Не знаю, он мне об этом не говорил.

- А ты его видел?! - Костя потрясенно приподнялся.

- Не далее, как вчера.

- Ты врешь! - заявил Денисов с нервным смешком. Георгий кивнул.

- Вру. Никого я не видел. Ни бога, ни ангелов, ни демонов, ни апостолов.

- Но они существуют?

- Об этом я знаю не больше тебя.

- А как же все эти департаменты, службы?! Откуда берутся...

- Ты начинаешь задавать вопросы, не имеющие отношения к делу, - Георгий сел и свесил босые ноги с дивана. - Значит, очухался. Мне пора домой.

- Но как же...

Пыльная люстра вдруг мелко замерцала, и действо на телевизионном экране рассеклось помехами. Георгий встревожено спрыгнул с дивана, и Костя, решив, что это неспроста, тоже вскочил, настороженно озираясь.

Люстра мигнула еще раз, и ее свет вновь стал непрерывно ярким. В наступившей тишине проросла низкая одинокая нота, к ней присоединилась вторая, потом третья. Мгновение аккорд дрожал, словно в нерешительности, потом затих, почти сойдя на нет, а затем из этого отголоска звука выплеснулась вдруг музыка, заструилась по комнате, заполняя тишину до самого потолка, - прозрачная, легкая, волшебная, рожденная из сердец множества инструментов, и Костя даже не мог определить, каких именно. Впрочем, определять и не хотелось - хотелось только слушать, слушать бесконечно, растворяясь в чарующей мелодии и становясь ею, как растворяется лед в бокале некоего дивного напитка. И он даже не вздрогнул, когда на старый палас гостиной из ниоткуда шагнули вдруг три тонкие изящные фигуры в белых свободных одеждах, спадающих мягкими складками. Прибывшие - девушка, молодая женщина и мужчина денисовского возраста - были красивы необычайно, их глаза светились доброжелательностью, а губы улыбались так, что Костя почувствовал невероятное умиротворение и невольно глубоко вздохнул, хотя, вроде бы, хранители больше не нуждались во вздохах. Впрочем, краешком сознания, не плененным прелестью прибывших, Костя ощутил в этом умиротворении нечто неправильное - как будто оно было отличным пиджаком с чужого плеча, и слегка подобрался, вернув руки в ставшее уже привычным положение.

- Добрый вечер, Константин Валерьевич, - голоса визитеров оказались не менее прекрасны, чем внешность и окутывавшая их музыка.

- Это еще как сказать... - пробормотал Костя. - Впрочем, привет.

- О, - скептически произнес Георгий. - Явились - не запылились! К Константину Валерьевичу Денисову пришедши, а? А ничего, что Константин Валерьевич уже побывал и в отправной точке, и в третьем дне, и в девятом?! Ничего, что я его наставник, и у нас уже как бы занятия?! А тут вы с оркестром и все в белом! Самое, конечно, время!

Троица синхронно повернула головы в его сторону. Музыка тотчас исчезла в тишине, и одновременно с этим девушка сказала:

- Ой!

- Это кто такие? - озадаченно спросил Костя. - Еще наставники?

- Это наша служба оповещения, которая в последнее время отличается необыкновенной пунктуальностью, - Георгий сделал в сторону прибывших представляющий жест. - Пришли в психологической форме сообщить тебе, что ты умер. После оповещения все дальнейшее, как правило, воспринимается чуть-чуть полегче.

- Вот как?! - немедленно рассвирепел Костя и взмахнул рукой с ключами, чуть не попав по носу одному из представителей службы оповещения. - И где вас все это время носило?! Потрясающе - и здесь начинается тот же бардак! Я на вас буду жаловаться! Кто администратор?!

- Успокойтесь, Константин Валерьевич, - примирительно произнес Евдоким Захарович, так же неожиданно возникая рядом с пришедшими, - с этим мы без вас разберемся.