Кто-то внутри 2

Глава 5

В исторической части города местный Ленинград совсем не отличался от нашего Петербурга, а в остальных местах различия были исключительно косметические. Те же многоэтажки для наиболее компактного проживания плебса, новые дороги почти в тех же местах, разве что в нашем мире невозможно было встретить вывески и рекламные баннеры с иероглифами, а тут они висели чуть ли не на каждом углу, придавая мрачному городу несвойственную ему пестроту. И автомобильный поток, разумеется, отличался марками машин, среди которых преобладали одинаковые на лицо китайские консервные банки.

«Руссо-Балт» в этом мире не выжил, а местное автомобильное производство, расположенное где-то в Самаре, не выдержало конкуренции с заводами оккупантов, и теперь там выпускали те же консервные банки. Впрочем, как я понял, принципиальной разницы с прежней заводской продукцией практически нет, разве что технологии шагнули вперед, а общее качество и одноразовость остались примерно на том же уровне.

Кристина сидела за рулем и вела машину не слишком уверенно. Может быть, нервничала из-за моего присутствия, а может быть, она в принципе не самый хороший водитель.

Я смотрел в окно на проносящиеся мимо здания и машины, и меня одолевали сомнения.

Картинка была очень похожа на настоящую, но все равно не складывалась до конца, словно не хватало одного или нескольких кусочков головоломки, которые и определяют изображение. Сопротивление нашло меня благодаря плану Ван Хенга, но за каким дьяволом Ван Хенгу вообще понадобилось ленинградское сопротивление? Он ведь не из контрразведки, он — теневой делец и гангстер, а для того, чтобы бороться с врагами, у империи есть другие инструменты. Да и вообще, по моему мнению, местным сопротивлением можно было пренебречь, поскольку какой-то глобальной опасности для власти цинтов оно не представляло. Сидят где-то в тени, копошатся, на силовые акции не решаются, копят силы для непонятно чего, и такими темпами, если оно все будет идти, как идет, копить им придется целую вечность, и этого все равно не хватит.

Симбы со временем становятся сильнее, или, как минимум, не теряют в силе, а об обычных людях такого не скажешь. Если же говорить о противостоянии структур, то по сравнению с империей сопротивление слишком ничтожно, и на самом деле время играет против него. Когда люди увидят полную бесперспективность борьбы, они начнут покидать ряды повстанцев, станут приспосабливаться к обстоятельствам, продолжат жить обычной обывательской жизнью.

Я провел здесь около года, и моя информация о мире наверняка была неполной, но на данный момент я не видел силы, которая могла бы бросить цинтам реальный вызов. Империя была слишком сильна и устойчива относительно внешних воздействий, и все надежды на ее крах могли быть связаны только с возникновением внутренних противоречий, но пока я не видел на это даже малейших намеков. Выстроенная императором структура была почти монолитной, и даже такие люди, как Вен Хенг, были в нее вписаны и выполняли свои функции.

Но это не значило, что я перестану искать возможности.

«Скорее всего, эти поиски закончатся тем, что нам обоим снесут голову», — заметил Сэм.

«Мне казалось, ты не можешь читать все мои мысли».

«Просто сейчас ты думаешь слишком громко».

«Раз так, может быть, мы вернемся к прерванному разговору о том, что стало слишком поздно для всего?»

«Не уверен, что сейчас для этого самое подходящее время».

«Согласен. Более подходящее время было вчера. А самое подходящее — год назад».

Откровенно говоря, меня изрядно раздражает такой поход. Дескать, мы знаем больше тебя, но тебе этого не скажем, потому что тебе этого знать не положено, смирись с этим. Такой подход широко распространен в армии, и редкий старший офицер снизойдет до того, чтобы разъяснить тебе смысл того или иного распоряжения, и там с этим, к сожалению, ничего нельзя поделать из-за субординации. Но сейчас мы не в армии, и Сэм — не старший офицер, и уж совершенно точно у него нет никакого права мной командовать.

Увы, у меня тоже не слишком много рычагов давления, и в ряде случаев я не могу заставить его сделать то, что я хочу. Когда речь идет о нашем общем выживании, он готов выполнить любую мою команду, но в остальных случаях может показать свой характер. И хотя он довольно болтлив, а иногда даже излишне болтлив, некоторые сведения приходится вытаскивать из него чуть ли не клещами.

«Год назад ты точно наделал бы глупостей. Конечно, ты их и так наделал, но все-таки на порядок меньше, и самой фатальной ты все-таки не совершил».

«Так расскажи сейчас».

«А ты не думаешь, что мы уже скоро приедем?»

«Не думаю».

Машина как раз встала в тягучую вялотекущую пробку перед светофором. Приоритет был не у нашего потока, и, по моим расчетам, мы должны были пересечь следующий перекресток только после четвертого-пятого переключения. А это минут десять-пятнадцать, и то если удача будет на нашей стороне.

«Ладно. Но учти, что с этим знанием жизнь твоя проще не станет».

«Слишком долгая прелюдия», — сказал я.

«Хорошо, перейду сразу к делу. Мы не ищем путей сопротивления, потому что в этом уже нет никакого смысла, ибо скоро наш мир прекратит свое существование. И ваш мир, кстати, тоже. И, возможно, еще несколько миров по соседству».

Похоже, что на этот раз он не шутил. С другой стороны, проверить его информацию было никак нельзя. Существовал лишь один способ выяснить, правду ли он говорит — дожить до того самого момента, когда должен случиться обещанный им апокалипсис.

В смутные времена пророчества о грядущем конце света размножаются, как грибы после дождя, и в своем мире я пережил уже несколько дат, а обещанной катастрофы так и не произошло, но в тех случаях обещания исходили от каких-нибудь безумных пророков или странных сект с тоталитарными лидерами во главе, а сейчас источник информации был другим. Впрочем, в своем мире Сэм вполне мог быть безумным пророком или странным сектантом, отсюда этого тоже никак не проверить.

Может быть, это и не официальная позиция всей демонической расы, и исключительно его точка зрения.

Но все же следовало уточнить кое-какие детали.

«Оба наших мира и, возможно, несколько соседних?»

«Именно так я и сказал».

«И какова же причина грядущего конца света?»

Метеорит же не может ударить по нескольким параллельным мирам сразу, да и техногенный характер катастрофы можно было исключить. Не представляю, что из творений человеческих должно взорваться в таком масштабе, чтобы вразнос пошел целый мир, да еще и не один.

Если же здесь замешано что-то религиозное, ведь может же и у демонов быть своя религия, пусть они и представляют собой энергетическую форму жизни, то увы и ах. Ценности такая информация не принесет, а спорить с ней бесполезно. Когда человек — или демон — во что-то истинно верит, здравый смысл перестает работать, все доводы против будут осмеяны, все доказательства обратного — проигнорированы.

«Причина в цинтах», — сказал Сэм.

«Сейчас хотелось бы более развернуто».

«Причина в цинтах и их портале в наш мир, который они используют для охоты и постоянно держат открытым. Портал создает напряжение и разрывы в тканях реальности, истончая границы между мирами. Почему, как ты думаешь, начали появляться червоточины, и почему со временем они стали возникать все чаще и чаще? И почему, например, ты сам не умер окончательно в своем мире, как и должен был, исходя из твоей истории, а вместо этого был перенесен сюда? Вероятно, в твоем случае имела место локальная мини-червоточина, которая стала для тебя позволившей ускользнуть от смерти лазейкой».

«И что должно произойти, когда границы рухнут?»

«Столкновение миров, сопряжение сфер, катастрофа, масштабы и последствия которой сложно предсказать. Но в наиболее вероятном сценарии всему живому в вовлеченных в катастрофу мирах придет конец».

«А в менее вероятном?»

«Какая-то жизнь все-таки останется, но не в той форме, которую мы знаем. Однако, я должен сказать, что я оцениваю возможность этого, как крайне невысокую. Скорее всего, миры просто разлетятся на осколки, которые будут висеть в безжизненной пустоте».

«И, по вашим оценкам, когда это должно произойти?»

«В течение ближайших двадцати лет».

«Это довольно долгий срок».

«Для тебя и таких как ты. Для нас же это просто небольшая отсрочка».

«Можно что-нибудь сделать, чтобы предотвратить катастрофу?»

Мне казалось, я уже знал ответ на этот вопрос. Он же говорил о «слишком поздно», но чем черт не шутит. Возможно, какие-то варианты все-таки остались.

Почти всегда остаются какие-то варианты.

«Полностью исключить такую вероятность уже нельзя, но, чисто теоретически, если закрыть портал в течение ближайших двух-трех лет, то возможно, я повторяю, только возможно, количество червоточин пойдет на спад и границы между мирами сумеют восстановиться.»

«Это не очень похоже на 'ничего нельзя сделать».

«Есть, знаешь ли, некоторые нюансы, которые делают эту задачу, мягко говоря, трудновыполнимой», — сказал он.

«Например, какие?»

«Портал надо закрывать с этой стороны, потому что оборудование, которое поддерживает его работу, находится в вашем мире. А когда мы приходим в ваш мир, мы уже несвободны в своих решениях и поступках. Кроме того, оборудование находится в запретном городе, под защитой, которую не преодолеть никому из местных, и последней линией его обороны, до которой, как я повторюсь, никому из местных не добраться, даже если они соберут целую армию из того, что осталось, является сам император. Который, как я опять же хочу напомнить, самый могущественный человек на земле, и не только потому что он наделен абсолютной властью в Империи».

«Цинты знают?»

«Понятия не имею. Возможно, знают, возможно, нет, возможно, глядя на множащиеся по всему миру червоточины, они стали о чем-то догадываться.»

«Неужели вы не пытались им рассказать?»

«У порабощенного демона нет свободы воли», — напомнил он. «Да и вряд ли бы цинты стали нас слушать. А если бы и стали, то не поверили бы нашим словам, полагая, что мы просто хотим сохранить остатки своей цивилизации. Они не пойдут на добровольное закрытие портала, ибо видят в нем источник своего могущества, а потому им суждено бороться с симптомами, а не причиной болезни, которая станет для них летальной. И не только для них».

«Я мог бы сказать Ван Хенгу».

Он, конечно, враг, но в наличии здравомыслия ему не откажешь. Если он узнает о катастрофе, то… На самом деле, черт его знает, как он отреагирует. Но мне кажется, что они уже достаточно могущественны и могут позволить себе закрыть портал, лишившись потока новых демонов, без больших потерь для империи.

Ведь с этой стороны границы они все равно останутся самой могущественной силой, которая может диктовать свою волю остальным. По сути, единственный силой.

«Он спросит тебя, откуда ты знаешь, и если ты скажешь правду, он сразу поймет, что мы с тобой взаимодействуем на другом уровне. Скорее всего, после этого он нас уничтожит».

«И ты не готов подвергнуться такому риску, даже если на другой чаше весов спасение нескольких миров?»

«Только возможность спасения. И если он нас убьет, мы так и не узнаем, сработало это или нет. В этом сценарии слишком много „если“. Если Ван Хенг захочет нас слушать. Если Ван Хенг нам поверит. Если у Ван Хенга есть реальные возможности для того, чтобы убедить Императора закрыть портал. И, наконец, если закрытие портала еще может на что-то повлиять, и процесс не перешел в стадию необратимого».

«А я бы все-таки попробовал».

«Поэтому я и не хотел тебе говорить».

«Почему же сказал?»

«Потому что я надеюсь, что твое рациональное начало возьмет верх над твоим комплексом жертвенного героя», — сказал он: «И после того, как ты тщательнейшим образом обдумаешь все услышанное сегодня от меня, ты поймешь, что лучше прожить остаток лет тихо и относительно мирно, чем тупо позволить себя убить цинтам, которые в итоге все равно погубят нас всех».

«У меня нет комплекса героя», — сказал я. И уж тем более, комплекса жертвы.

«Да ну? А какого тогда черта ты поперся в ту атаку, после которой тебя взяли в плен? И какого черта ты поубивал тех, кто тебя пленил, вместо того, чтобы попытаться выторговать себе жизнь?»

«Они бы все равно меня убили».

«Но наверняка ты этого не знаешь».

«Знаю».

Они сделали бы это сразу, как только выяснили бы, кто я такой. Моя сила в родном мире была слишком велика, они бы не смогли меня контролировать, а значит, это делало меня слишком неудобным заключенным. А для обменного фонда можно было найти аристократов с более громкими именами и менее убийственными способностями.

«Я слышал о таком человеческом понятии, как надежда на лучшее».

«А ты не слышал о таком человеческом понятии, как долг?» — поинтересовался я.

«Слышал, но сейчас это к тебе неприменимо. Это в твоем мире у тебя был дворянский титул, государь и империя, которой ты присягал, с населением, которое ты призван был оберегать. А в этом мире ты никто, никому не присягал и ничего никому не должен. Эти люди для тебя — чужие, никто из них не сделал для тебя ничего хорошего, так чего ради стараться? Они ведь все равно умрут, какая разница, через двадцать лет от катаклизма или через пятьдесят по естественным для вашего вида причинам?»

В его словах был резон, и если бы мне была потребна причина для бездействия, я бы без труда нашел ее здесь.

Может быть, еще и найду. После того, как тщательно все обдумаю.

«Ты считаешь цинтов своими врагами, так почему бы просто не позволить им умереть?»

«Может быть, потому что вместе с ними умрут и все остальные?»

«Такова цена победы».

«Это такая себе победа, весьма сомнительная», — сказал я: «И вопрос в том, имею ли я вообще право заплатить такую цену».

«Выживание вида? Я думал, ты будешь выше этой абстракции».

«Это не такая уж абстракция», — сказал я: «Если я оказался здесь из-за истончения границ, о котором ты говоришь, это значит, что мой мир где-то рядом, и он тоже находится под угрозой. Вместе с государем и империей, которой я присягал, и с населением, которое я призван оберегать»

«Это казуистика. Ты ведь и понятия не имеешь, угрожает опасность твоему миру или нет».

«Но это не та вероятность, существованием которой можно пренебречь».

«И мы снова возвращаемся к вопросу „что делать?“. Если ты так сильно заинтересован в предотвращении катастрофы, то полагаться на откровения с Ван Хенгом нельзя, ибо риск такого шага запределен, а эффективность весьма сомнительна. Но что еще ты можешь предпринять? Не собираешься же ты в одиночку штурмовать Запретный Город?»

«Пока ты не сказал, я об этом и не думал».

«А я ведь пошутил».

«А я — нет».

По сути, для меня ничего и не изменилось.

Цинты остались моими врагами и их империю все еще нужно было сокрушить. Разве что временные рамки чуть сдвинулись, если раньше в моем распоряжении был десяток лет до истечения кабального контракта с Ван Хенгом, теперь же в запасе оставалось всего два-три года.

Не так уж много, если иметь в виду масштабы стоящих передо мной задач и полного непонимания, как эти задачи решать.

«Но ты лучше сдохнешь, пытаясь, чем отступишься, правда?» — видимо, я опять думал слишком громко. «Потому что самурай всегда выбирает путь, ведущий к смерти?»

«Мой вариант все равно мне нравится больше твоего».

«Если ты думаешь, что сможешь снова найти лазейку, то сильно вряд ли. На этот раз ты умрешь навсегда»

«Спасибо за предупреждение».

«Но ты к нему не прислушаешься».

«Я никогда и не рассчитывал жить вечно. Но славная смерть лучше жалкой жизни».

«Удивительно, как люди с подобной философией умудряются оставлять потомство и продолжать свой род. Или линия Одоевских зашла в тупик именно на тебе?»

«Это риторический вопрос, или мне стоит познакомить тебя с воззрениями моих предков?»

«Риторический», — поспешно сказал он. «К тому же, отведенное для светских бесед время истекло. Мы уже приехали».