Я оттягивала мысли о сне, боялась, что опять меня с Мартой перебросит во времени, как в прошлые разы. Я очень хотела выручить Антона Никитича и детей. Я помню, как мне оказали поддержку после трагических событий 1996 года, мне требовалось участие, оно мне помогло. Нужно дать людям опору в жизни, обязательно помочь!
Но силы не бесконечны, их надо подкреплять, требуется сон, так как питания здесь никакого. В предыдущих переходах была чудесная еда - особенно прекрасно и душевно было у Евдокии Афанасьевны! Ммм, вкусно! У купчихи мне понравились только пирожки и сладости.
Разбудило меня прикосновение костлявой руки бывшего камердинера, дед погладил плечо и позвал по имени:
- Елизавета Александровна, пора! Уже скоро стемнеет! – тихо прошептал мужчина. Я вскочила, дети ещё спали.
Дед передал мне ворох одежды, посоветовал хорошо спрятать белокурые волосы в платок, снять золото. Пока я напяливала поверх лосин и туники длинную темную юбку, Антон Никитич собирал узелок для перевязки – оставшиеся пару салфеток, нож, мед. Поверх кофты повязала теплый платок серого цвета, и яркий платочек на голову. Сапоги были старые, но, вроде, крепкие, но очень большого размера. Я сунула ноги в обувку прям в кроссовках, подошло, удобно и теплее будет.
Сбегала на кухню за свежей водой для нас всех и Марты. Чудом нашла мешочек с сухими травами, понюхала, оказалась ромашка. Отлично! Я любила полоскать ею горло, а для ран, за неимением лучшего, тоже подойдет.
Дед быстро затопил потухший камин, на что ушло ещё одно кресло, вскипятил на огне воду. Я разлила по кружкам и добавила немного травки – ромашковый чай готов. Оставшуюся траву оставила запаривать для промывки ран. Повезло!
Мы разбудили детей. Иришка, как испуганный воробушек, жалась к деду, потихоньку отходила от сна. Георгий открыл глаза, улыбнулся, он чувствовал себя лучше.
При помощи камердинера, я промыла плечо уже остывшим настоем ромашки, наложила мед и опять перевязала мальчишку. Рана выглядела не так страшно, как перед операцией, процесс заживления заметен. Я была счастлива, я не навредила ребенку, и дай бог, обойдется без осложнений.
Расселись у огня пить «чай» на дорожку. Дед выдал всем по вареному яйцу, что нас очень удивило – в такое время раздобыть яйца! Чудо! Марта получила тушку какой-то птицы, даже не буду выяснять какой. Барчуку досталась маленькая бутылка с козьим молоком для поправки здоровья. Быстро поели, обговорив детали поездки. Ребята слушали внимательно, серьезно качая головой. Они, кажется, после всех совершенных событий, в одночасье повзрослели.
Сухонький старик дал инструкции - где и с кем нам встретиться, как передать детей. Вручил письмо, написанное им для графини, где описал последние события, случившиеся в усадьбе, и смерть мужа.
Спускались уже почти в темноте при дрожащих пламенях свечей, что несли мы с Иришкой. Дед, обхватив Жоржа, помогал ему спускаться по лестнице к повозке. Марта несла в зубах узелок с перевязочными материалами.
На улице, со двора дома, стояла худая коричневая лошадка на тоненьких ножках, запряжённая в небольшой двухместный экипаж с поднимающимся верхом. «О боже! Я не умею водить!» - вот такая глупая мысль пролетела у меня в голове.
Я ожидала увидеть телегу с сеном, в которую лягут и спрячутся дети и собака, положим припасы! А это что? Хоть и конец марта, но бездорожье для неумелого «водителя» как я, смерти подобно.
«Вдруг занесет экипаж при повороте, или застрянем в грязи или с лошадью беда случится?» - панически думала я.
Дед, видя мою обеспокоенность, показал и объяснил как управлять лошадью, как открыть верх коляски.
- Это пролетка графа, ещё с лучших времён осталась. Бандитская рука не добралась до нее. Единственное средство, на чем можно уехать, - сообщил слуга графа.
Дети уселись в экипаж, у их ног притулилась Марта. Ребят укутали в плед.
Антон Никитич поставил между худенькими детскими тельцами мешок, в котором оказался котелок, две серебряные ложки, одна вилка, железная кружка, полотенце, фонарь, спички, свёрток с салом, три сухаря, луковица, немного пшена, три варёных яйца, бутыль с водой. Немного овса для кобылы лежало в мешке на переднем сидении. Туда же дед сунул кочергу, как говорится, от «злых людей».
Прощаясь с детьми, дед обнял и расцеловал их, перекрестил. Сняв с себя пальто, шарф, повязал на меня.
- А как же вы? – распахнув глаза от удивления, спросила я. Это была единственная более менее теплая одежда мужчины.
- Мне уже это без надобности, - ответил Антон Никитич и протянув руку к моему лицу, марая его сажей.
- Берегите себя! Вы молодая и очень красивая барышня! Сторонитесь злых людей. Из колодца не пейте, какие непотребства с водой сделают, так отправитесь или заболеете, - наказывал верный графский слуга, кладя в карман теперь моего пальто, золотые карманные часы.
- Я так и не успел узнать у Вас, Елизавета Александровна, зачем вы вернулись в Россию? Ну ладно, что теперь-то… Прощайте! Храни Вас Господь! - с поклоном произнес старый слуга.