Глава 27

— Прости, владыка, — повинился Горан, а Деметрий согласно качал головой. — Мы думали, ты все-таки умом тронулся. Забот много и все такое.

— Не верили? — усмехнулся Самослав. — Ну, и зря! Они должны были на это клюнуть, и они клюнули.

Новгород был взят в осаду. Сотня бойников, три сотни хорутан, столько же дулебов и лемузов. Всего около тысячи человек. Именно столько предателей и было. Остальные по-тихому доложили о поступившем предложении Горану, и были милостиво отпущены восвояси, получив подробные инструкции. Впрочем, двое владык не доложили, и решили посмотреть, чем все закончится, чтобы присоединиться к победителю. В городе остался Дражко с двумя сотнями мужей, и один приступ они уже отбили. Основное же войско, которое имитировало поход на хорватов, кружным путем вернулось назад и зашло в тыл осаждающим. Те пребывали в растерянности, ведь в городе должна была остаться только стража, а потому ливень стрел и кипяток, льющийся на головы, оказался для них полной неожиданностью. Сейчас лагерь спал, а по нему курсировали несколько патрулей, которые больше чесали языком, чем наблюдали. Ведь войско князя ушло в поход на хорватов, чего им опасаться? Мужиков из соседних деревень? Так они разбежались все. И бабы с детьми тоже разбежались, и скотину с собой увели. Странно это все, конечно…

Рассветное солнце робко выглянуло из-за леса, а лагерь осаждающих прорезал истошный вопль часового:

— Вороги напали! Вставайте! К оружию!

Вильцы, лемузы, дулебы и хорутане вскакивали, протирая глаза и хватая копья, что лежали рядом. В наступающей суматохе все искали своих, пытаясь построиться по племенам и родам. Засвистели стрелы, которые летели сотнями, раня и убивая мечущихся воинов. Жидкие ответные залпы из охотничьих луков большого вреда нападавшим не принесли, а для броска дротиками было далековато. Наконец, осаждающие сбились в подобие войска, где центр заняли одетые в волчьи шкуры бойники. Они не стали ждать, когда стрелы выкосят их ряды, и с ревом бросились на ощетинивший копьями ровный строй. Первый удар был страшен, и самые отчаянные повисли на копьях, которые застревали в их ребрах.

— Тяни назад! — орал Деметрий, срывая горло. — Строй не ломать! Щиты сомкнуть! Второй ряд — не спать!

Кое у кого копья в горячке боя были сломаны и изрублены топорами, а то и вовсе застряли в телах. В ход пошли мечи и саксы, которыми княжеские скутарии били из-за щитов.

— Мечом рази того, кто справа! — кричали десятники. — Подмышку бей!

Старая римская тактика давала свои плоды, и бойники, не ожидавшие подобной подлости, падали один за другим. А что оставалось делать, если ты делаешь замах топором, а тебе прилетает смертельный удар совсем не от того воина, с кем ты бьешься?

А из лесу выбегали все новые и новые отряды, которые забрасывали дротиками набегающую людскую волну. Дулебские и хорутанские владыки, которые обещали Велемиру свою поддержку, пришли вовремя. Только воевали они почему-то за другую сторону. Ворота города отворились, и из крепости вышли защитники, которые ударили во фланг, прижимая бунтовщиков к воде. Это был конец, и первым, кто это понял, был Велемир.

Громила, одетый в доспех, махал здоровенным мечом направо и налево. Он пробивался туда, где стоял княжеский стяг. У него был всего один шанс, и он был намерен им воспользоваться. В это странное время и у славян, и у германцев вождь служил оберегом для войска, его символом. Гибель вождя в глазах воинов означала утрату милости богов, и означала поражение. Велемир еще не знал, что дулебы владыки Младана ударили в спину предателям — хорутанам из рода Буривоя и его лемузам.

— Где он? — напряженно спросил Самослав, который пытался в тучах пыли рассмотреть своего главного врага.

— Сюда идет, — спокойно ответил Деметрий. — Я велел для виду с ним биться и пропустить к стягу. Но ты, герцог, и впрямь отчаянный. Я же его в бою видел. Это же не человек, это полубог, вроде Геракла. Прости меня, господи, за богохульство, нечистого демона поминаю!

— А ты помнишь, как погиб Геракл? — хмыкнул Само. — Его сила ему не помогла.

— Я-то помню, мой герцог, — как-то странно посмотрел на своего князя Деметрий. — Но вот откуда ты это знаешь?

Этот вопрос остался без ответа, потому что Деметрий ринулся туда, где строй стал проминаться под ударами бунтовщиков.

— Самослав! — раздался рев Велемира совсем недалеко. — Сразись со мной, если ты не трус! Ну, где же ты? Или только торговать умеешь?

— Я тут! — закричал Само. — Пропустить его ко мне!

Людские волны неохотно расступились, а в центр образовавшегося круга прошел покрытый кровью Велемир. Его щит был изрублен, а из рассеченного уха сочилась кровь, на что он, впрочем, не обращал ни малейшего внимания. Бойник удивленно посмотрел на обломки щита и отбросил его в сторону.

— Готов? — спокойно спросил Самослав, когда поле для битвы было расчищено. — Бьемся насмерть или как тогда, попросишь чего-нибудь и ляжешь на спину, как последняя потаскуха? Ну, чего встал, продажная тварь? Или в портки навалил?

— Я? Я навалил? — Велемир с хохотом поднял меч и бросился на врага. Один удар — и наглый щенок упадет на землю, разрубленный до пояса. И даже чудной доспех, в котором на кольчугу зачем-то приклепали железные пластины, ему не поможет. Он так и не понял, почему его смех превратился в клокочущий хрип. Понимание пришло только тогда, когда рука нащупала торчащую из горла рукоять ножа. Странную такую рукоять, сделанную из железа и с какими-то дырками. Дурацкий нож, им даже мяса не порезать, удивленно подумал Велемир, закрыв глаза. С этой мыслью он и умер.

— Отрубить голову и поднять на копье! — распорядился Самослав. Ножей было два, но метнуть второй у него навряд ли получилось бы. Уж слишком мало было времени. Хотя, промахнуться с пяти шагов… И он пробурчал про себя: — Нашел д, Артаньяна, придурок. Я совсем ненормальный, что ли, с такой тушей дуэли устраивать! Эх, как же не хватает пулемета! Ведь одним цинком всю эту шоблу разогнали бы! И почему я не умею на коленке булат ковать и арбалеты делать? И даже рецепт пороха не помню. А ведь сколько раз читал…

Битва понемногу затихала. Остатки бойников решили умереть, сражаясь, и теперь их прижали к берегу реки, методично расстреливая и забрасывая дротиками. Видя, что лучники на лодках бьют стрелами тех, кто пытается уйти вплавь, словене бросили оружие, запросив милости. Для них битва была закончена. На земле понуро сидело несколько сотен мужиков, и еще десятки были убиты. Владыка Буривой тоже сидел в толпе людей, которых привел на верную смерть и теперь ловил их взгляды, которые не сулили ему ничего хорошего. Пленных еще вязали, стягивая шеи жердями, а со стороны торга к берегу уже причаливали ладьи, из которых вышла целая делегация баварских купцов во главе с почтенным Хубертом. Девять его сыновей, крепких, как дубы, оглядывали поле битвы хозяйским взглядом. Сегодня будет хорошая торговля, они это чувствовали.

Вечер прошел бурно, а ночь быстро. Наспех сколоченная трибуна из сосновых бревен была поставлена за воротами города. Людское море волновалось вокруг, распространяя могучий запах перегара. Князь не поскупился на угощение, а победители утопили в меду и настойках весь пережитый страх боя. Боялись все, но никто в этом не признавался. Напротив, бахвальство лилось рекой, и с каждой минутой количество оборотней, убитый одним ударом копья, увеличивалось вдвое. Впрочем, достигнув определенного предела, вранье затухало, и начиналось заново, с весьма скромных величин. Хорутане, пролившие кровь вместе с дулебами, а потом немало выпившие вместе за общую победу, внезапно выяснили, что это нормальные мужики. Почесывая затылки, они осторожно интересовались, какого рожна они резались столько лет и не находили внятного ответа. Наконец, князь, которого войско после вчерашней победы буквально боготворило, поднялся на трибуну. Еще бы! Собственной рукой такого бойца сразил! Воины встретили его приветственным ревом. Князь поднял руку. Он был краток.

— Бунтовщики и предатели проиграли! Вы победили! А теперь награды! — в ответ он услышал рев, который усилился еще больше.

— Каждый, кто бился вчера на этом поле, получит по тридцать фунтов соли! И на год освобождение от податей! И если у кого займы есть, то все резы прощаются!

Войско забесновалось в восторге. Взрослые мужики подпрыгивали и обнимались друг с другом. Резами тут называли проценты, и эта незаметная треть, что шла в княжескую казну, оказалась не так уж и мала.

— А теперь храбрейшие из храбрых! Воины Мстиша, другой Мстиша, Дражко, Добран, Божко, Бертахар, Заяц, Горан, Зван и Бранко! Подходи ко мне!

Из толпы, которая завистливо расступалась перед счастливцами, вышли воины, названные князем, и поднялись к нему на возвышение. Они смущенно переминались с ноги на ногу, не понимая, что сейчас будет. Бертахар, здоровенный детина из баварцев махал рукой своим родичам, которые восторженно приветствовали храбреца-германца, которого отметил сам князь.

— Люди! — прокричал князь, пытаясь перекрыть шум толпы. Получалось у него плоховато. — Это десять воинов, которые показали чудеса храбрости! Я награждаю их серебряной гривной на шею, чтобы все это видели и уважение свое им показали. Простой человек перед таким воином должен голову склонить и дорогу ему уступить. А перед домом этих людей будет почетный столб стоять с вырезанной звездой! И только они теперь могут белые плащи с красной полосой носить!

Войско завистливо взвыло, а счастливцы гордо выпятили грудь. Белый плащ! С красной полосой! Почетный столб около дома! Вот это да!

Збых, отвечающий за финансы княжества, загадочно улыбался в жиденькие усы. Когда владыка объяснил ему, что такое нематериальная мотивация персонала и квота для нацменьшинств, он подошел к делу творчески. Тем более, что добыча, полученная от продажи пленных, перекрыла выданные бонусы примерно вдвое. А услышав идею с почетным столбом, даже князь посмотрел на него с немалым уважением. Он еще какие-то непонятные слова произнес про чью-то мать и какой-то райком комсомола, который по Збыху плачет. Зачем этот странный человек плачет по Збыху, парень так и не понял. Он же еще живой! Зачем по нему плакать?

— А теперь я совета вашего хочу спросить, воины! — крикнул князь. — Тут стоит владыка Буривой, изменник и бунтовщик. Что делать с ним будем?

Воины замолчали. Буривой был тестем князя, и никто не хотел быть тем, кто приговорит его к смерти. Но князь помог своим людям:

— Что говорит закон? Что полагается за измену, кто бы он там ни был?

— Смерть! — с облегчением заорали все. — На кол его!

— А что сделать с теми, кто о бунте знал, но на поле битвы не пришел?

— Смерть! — единодушно выдохнуло войско.

— Так тому и быть! — сказал Самослав, тяжелым взглядом посмотрев на тестя. Тот стоял бледный, поникший и даже как будто стал меньше ростом.

— И чего тебе не хватало, сволочь? — тихо спросил его Само. — Там ведь, в городе твой внук был! Твоя кровь!

— Ты перед людьми меня опозорил, — хмуро ответил бывший владыка. — Над моими дочерями потешались все. Говорили, что ты провел меня, как дурня, чтобы на смазливой девке жениться.

— Ты же мог дочерей замуж выдать, — парировал Само. — Ведь твоя жена одного жениха за другим с порога гнала. Не было бы этого, уже внуков на коленях качал бы и сытой старости радовался. Все забыли бы об этом недоразумении, если твои дочери за мужьями были бы. А так, сам себя дурнем и выставил, и теперь подыхать на колу будешь, как последняя падаль.

— Семью не тронь, прошу! — просипел владыка Буривой.

— Они в колдовстве виновны, — припечатал князь. — Приговор — смерть. Ты закон знаешь, сам с этим согласился.

Владыка Буривой завыл, размазывая слезы по грязным щекам. Лютая смерть ждала всю его семью. И за что? За то, что хотели за свой позор отомстить?

— Проклинаю! Перед смертью тебя и все твое потомство до седьмого колена проклинаю! Пусть богиня Морана мучит тебя в своей Нави!


— Да плевать я на твои проклятья хотел, — спокойно ответил ему Самослав. — Я в них не верю. А Моране я богатые жертвы принесу. Да вот хоть бы и тебя, и жену твою, и дочерей! Как думаешь, угодна такая жертва богине смерти будет?


И он ушел, резко отвернувшись от бывшего родственника. Он больше не слышал его ругани, плача и проклятий. Воины потащили его к капищу, где уже были приготовлены три тупых кола. У провинившихся владык будет много времени, чтобы обдумать свои ошибки.

* * *

Следующий день встретил Самослава обычной домашней суетой. К его удивлению, жена, оставшаяся полной сиротой, отнеслась к этому совершенно спокойно. Она приняла это к сведению, и даже тень не мелькнула на ее прекрасном лице. Казнили, значит, было за что. Больше они к этой теме не возвращались. В горнице его уже ждали ближайшие соратники, чтобы обсудить дела. Меда на столе не было, и разговоры сопровождались только едой, которую подавали служанки, оттаскивая блюда и тарелки. Пол, на удивление всем, тут был деревянным, и бойкий перестук босых девичьих пяток напоминал барабанную дробь. Горан, Зван, Збых, Лют и Деметрий. Самые доверенные люди, в чьей верности он не сомневается.

— Я через неделю ухожу с караваном к франкам, — начал свою речь Само, наблюдая, как вытягиваются лица соратников.

— Так это взаправду было, княже? — не выдержал Збых.

— Конечно, взаправду, — кивнул Самослав. — И до зимы я вернусь. Следующий год очень тяжелый будет, куда тяжелей, чем этот.

— А что будет? — вытянули шеи бояре.

— Война будет, — пояснил князь.

— А-а, — разочарованно махнули рукой воины. — Так у нас каждый год война! Удивил, подумаешь! А с кем война то хоть?

— С аварским каганом, — ответил Само, с удовлетворением наблюдая, как на лицах людей мелькает цела гамма чувств, где пренебрежение сменяется озабоченностью, а та — унынием и даже страхом. Это было серьезно, очень серьезно.

— Я так понимаю, что на хорватов мы не пойдем? — поинтересовался Деметрий.

— Не пойдем, — кивнул князь. — Они скоро сами к нам прибегут за защитой. Нет нужды братскую кровь лить.

— А откуда про войну знаешь? — спросил Зван, любопытно сверля князя взглядом. Он отвечал за разведку, и был немного уязвлен.

— Боги так говорят, — выложил неубиваемый козырь Самослав. Остальные согласно мотнули головой. Ну, раз боги так сказали, значит, так тому и быть. Даже Деметрий, который в местных богов не верил, был согласен со всеми. Может, тут, в лесах нет еще власти распятого бога, и пока правят боги старые, не уступившие еще своей власти. — Ты, Деметрий, вторую тагму набирай и начинай учить.

— Денег много уйдет, — подал голос Збых. — Казна не бездонная. Вторая тагма нас подкосит, княже. Мы с себя последние портки снимем, чтобы такую толпу мужиков одеть и прокормить.

— Горазду весть пошлите, чтобы снова начал соль рубить, — вздохнул Самослав. — И скажите ему, что разрешаю снова бродяг ловить и на добычу соли ставить. На полгода, не больше. Остальные пусть крепость строят, и колодец там бьют. Чует мое сердце, еще не раз пригодится. Ты, Горан, всех владык за это время объедешь. Просто так, в гости заглянешь. Выпьешь с ними, по душам поговоришь. Ну, ладно, ладно, не смотри на меня так… Попытаешься поговорить. Пусть понимают, что глупые мысли нужно из головы гнать. Ты, Зван, собирай слухи, сплетни. Гоните коробейников во все концы, обещайте за важные сведения награды, беспроцентные ссуды, беспошлинный торг. Да все, что угодно обещайте, но не пропустите того, что начнется.

— А что начнется, владыка? — от любопытства бояре даже шеи вытянули.

— Сам пока не знаю, — честно признался Само. — Но вы сразу и поймете, когда начнется. Это ни с чем не спутать. Такое будет, чего никогда не было.

— Как тогда? — улыбнулся Горан. — В рабском загоне?

— Нет, — грустно покачал головой князь. — В этот раз по-настоящему. Ты, Деметрий, всю восточную границу объехать должен. Нужно знать все броды, все лесные тропы. Приметь, где засеки сделать, где малый острожек поставить, а где просто волчьих ям накопать. Ты, Горан, с семьями казненных владык разберись. Никто уйти не должен. Мне кровники не нужны. А теперь ты, Лют. На тебе самое главное…

Главный заместитель князя по гражданским делам внимательно посмотрел на Само. Он уже и так понял, чем ему предстоит заниматься.

Загрузка...