Купец из будущего

Глава 39

Добрята снова натянул свой лук, прицелившись в соломенную мишень. Сердце бьется ровно, а не трепыхается, как пойманный воробей. Не так, как раньше… Выстрел должен уйти в цель между двумя ударами сердца. И только тогда, когда ты уже ясно увидел, куда попадет стрела, нужно спустить тетиву. Он отрабатывает стрельбу по мишени, и в этом Добрята стал лучшим из всей Сиротской сотни. Там, где все делали десять выстрелов, он делал полсотни. Там, где урок был сто выстрелов, он делал полтораста. Дядька Хотислав гневался поначалу, да пришлый болгарин Удан, что в войске наставником служил, к нему подошел, и что-то негромко сказал, в сторону Добряты поглядывая. С тех пор дядька Хотислав сквозь пальцы смотрит, что Добрята на полигоне днюет и ночует, даже тогда, когда мальчишкам отдохнуть дают. Не знает дядька Хотислав про уговор Добряты с князем. А ведь Добрята даже к капищу сходил, и воинскому богу клятву дал, что лучшим из всех лучников станет. И вот что странно, перестали Добряту на рыбалку посылать, и на огород трудиться. Он так и работал на полигоне, куда наставник приходил, и помогал ему. А еще болгарин их на занятиях зачем-то языку степняков учил, и сейчас по-словенски с ними и разговаривать не хочет. Не понял — твоя беда. Не исполнил приказ — идешь вместо полигона репу чистить под смешки товарищей. Поневоле тот язык выучишь.

Дядька Удан еще и мануфактуру организовал, где хорошие луки делают. Он из простого степняка за год богатым человеком сделался. Сам князь ему благоволит. В той мастерской наемные работники день деньской трудятся, чтобы в тагмах сильные луки были. Да только непростая это работа. И дерево доброе нужно, и сухожилия, и рог… Хороший лук три золотых стоит, с коровой в одну цену. Так вот, седмицу назад болгарин ему небольшой лук подарил. И не взрослый, потому что не хватит сил у Добряты, чтобы его натянуть, но и не палка простая, как у остальных мальчишек. И после этого он совсем с полигона не вылезает, чувствуя, как хрустят до боли мышцы спины, что за последний год и вовсе как камень стали. Добрята из слабосильного трусливого мальчишки за это время сухим и поджарым крепышом стал. Потому что кормят сытно, и гоняют от зари до зари. А вот на кулаках он до сих пор плох. До того плох, что наставник морщится, и рукой машет. Но вот в остальном…

Добрята не видел, как за его спиной стоял сам князь, болгарин Удан, дядька Хотислав да воин Зван, один из десяти, кого князь белым плащом удостоил. Добрята только на мишень смотрел, да на колчан стрел, что в эту мишень отправить должен. И разговор тот он тоже не слышал.

— А ведь он хорош! — произнес Самослав, наблюдая, как жилистый и резкий, словно волчонок, мальчишка дырявит мишень со скоростью швейной машинки.

— Он обычный парень, мой хан, — ответил ему Удан. — Только упорный очень. Хочет лучшим стать. Ему лук покорился, словно он человек степи. Лук ведь живой. Он чувствует того, кто его любит.

— Язык знает? — спросил князь.

— Понимает хорошо, — кивнул Удан. — Когда говорит, понятно, что язык не родной. Да только в степи столько племен, что этого и не заметит никто. У каждого свой говор.

— Трусоват он, — поморщился Хотислав. — Когда дерется, глаза зажмуривает, словно девка.

— Значит, на рожон лишний раз не полезет, — задумчиво ответил ему князь. — Это тоже неплохо. Зван, забирай его к себе. Научишь ножом работать, лесному шагу и как часового скрадывать. Я тоже его учить буду, — и князь добавил что-то непонятное: — Очень, очень перспективный паренек.

Нотарий Стефан сидел в любимой харчевне, сжав голову. Он пил подогретое вино со специями, но не чувствовал его вкуса. После того злосчастного разговора с иудеями он навсегда потерял то, что составляло смысл его прежнего существования. Вся его жизнь вновь дала крутой поворот, как тогда, в тот день… Слухи шли по столице, словно круги по воде, и он уже не раз слышал про странных склавинов, за которых была обещана неслыханная награда. Только суммы колебались от пятидесяти солидов до ста пятидесяти. Видимо, это зависело от жадности говорившего, и от того, через какие руки он сам эту информацию получил.

Стефан не стал мяться и ровно через неделю снова подошел к кучке иудейских купцов, которые смотрели на него с явной опаской. Мало ли что в голове у императорского евнуха. Скажешь чего-нибудь лишнего, а потом будешь месяцами лечить ожоги на ступнях, когда умелый палач возьмет тебя в оборот.

— Чего тебе? — неприветливо спросили купцы. — Тебе же все сказали на прошлой неделе. Не трать время!

— У меня есть доступ к управляющим императорскими виллами и рудниками, почтенные, — проглотил оскорбление Стефан. — А там трудится четырнадцать тысяч семьсот тринадцать человек.

Иудеи застыли, и в их глазах стал разгораться нешуточный интерес. Они загомонили на своем гортанном наречии и, наконец, старший из них, тот самый, что велел Стефану проваливать, сказал:

— А почему у тебя есть интерес к этим склавинам, почтенный слуга Августа, да пребудет над ним благословение Яхве?

— У меня нет никакого интереса к этим склавинам, — честно признался Стефан, — но у меня есть большой интерес к награде за них.

— Я так и думал, — ухмыльнулся купец. — Надеюсь, что с тобой можно вести дела. Ты не представляешь, сколько дураков и самозванцев приходит к нам и заявляет, что знают, где эти люди. А некоторые и вовсе заявляют, что это они и есть, и требуют отвезти их к богатой родне.

— Переходите к делу, уважаемый Ицхак! — поморщился Стефан, который уже узнал имя торговца. Он был тут довольно известен. — Имена?

— Никша, Ратко и Милица, — ответил иудей, и от его ответа в глазах нотария помутилось. Он побледнел и почувствовал, как закружилась голова.

— С тобой все хорошо? — участливо спросил купец.

— Да, со мной все хорошо, — задумчиво ответил Стефан. — Мне кажется, что я встречал когда-то человека с таким именем.

— И, конечно же, ты знаешь, где он, и хочешь получить награду, — презрительно посмотрел на него иудей.

— Нет, мне надо кое-что уточнить, — покачал головой Стефан и ушел в харчевню, где впервые в жизни напился, словно наемник-гот.

Уже прошла целая неделя, и он долго не мог решить, что ему делать с этим новым знанием. Кто мог его искать? И, главное, зачем? Это хитрая многоходовая интрига, которая берет начало в соседней канцелярии? Но какой в ней смысл? И почему ищут только их троих? Ответ на поверхности. Их может искать только брат Само, ведь отец убит. Хотя, даже если бы он был жив, покойный Берислав никогда не держал в руках золота. Для него ценностью было зерно, железо и мех. Само? Но как? Откуда такие деньги у нищего мальчишки, которого схватил аварский всадник? А может быть, он все это время был рядом? Да, точно! Он тоже попал в один из бесчисленных этажей власти Империи и взлетел ввысь. И тогда, получается, он тоже евнух. Склавины могли сделать карьеру в войске императора, но такого военачальника Стефан не знал. Он бы обратил внимание на это имя. Значит, имя тоже изменено при крещении, как и у него самого.

Был, конечно, еще один вариант. Он мог стать рабом аварского кагана, и возвыситься там. Тогда он враг, и за такие связи изгнание — это самое малое, что грозит нотарию Стефану. Никто не станет слушать его оправданий. Вариант, в котором брат остался в словенских землях, нотарий даже не рассматривал. Он был реалистом.

Что же, он видел только один выход. Нужно хитрить и получить как можно больше информации. Раскрываться купцам он не станет. Стефан бросил на стол горсть медных нуммиев, и решительно пошел в Долину Плача. Он хорошо подготовился к тому разговору, что сейчас произойдет. Он думал над ним куда дольше и тщательнее, чем о блюде, которым побалует себя на воскресном обеде.

— Почтенный Ицхак, приветствую! — поздоровался Стефан с иудеем. — Удели мне несколько минут, прошу тебя.

Они отошли в сторону, прогуливаясь вдоль клеток с людьми, которые смотрели на них с надеждой, страхом, ненавистью, равнодушием…

— Я нашел одного из этих людей, — начал было разговор Стефан.

— Ты же понимаешь, что мне нужны доказательства. И я должен сам встретиться с этим человеком, — ответил иудей, в глазах которого плескалось недоверие.

— Он не станет ни с кем встречаться, — покачал головой Стефан и добавил, видя, как разгорается гнев в глазах купца. — Деньги не нужны! Возьми вот это!

— Что это? — удивился торговец, на которого слова «деньги не нужны» оказали магическое воздействие, потушив гнев на корню. В руках он крутил письмо, запечатанное намертво перстнем с замысловатым оттиском.

— Тут написано то, что поможет узнать нанимателю правду. Кое-какие подробности из жизни, которые не может знать посторонний. Если тот человек, который мне это дал, тот самый, кого ты ищешь, то ты получишь свою награду.

— Что ж, — задумался купец. — Обманщики не поступают так, как ты. Они требуют деньги вперед и готовы показать любого проходимца, который выдает себя за Ратко или Никшу. А уж сколько Милиц я видел, тебе даже присниться не может, парень. И да, некоторые из них и вправду были Милицами, да только совсем не теми. Мне ведь тоже известны кое-какие подробности, которые помогут опознать тех людей. — И он испытующе посмотрел на Стефана, который с трудом сохранял самообладание.

— Мне эти подробности неизвестны, почтенный Ицхак, — пожал он равнодушно плечами. — Этот человек мне их не сообщил. Передай это письмо тому, кто тебя нанял, и если оно его удовлетворит, то ты знаешь, где меня найти.

— Твое письмо отправится в путь на следующей неделе, почтенный Стефан, — сказал ему иудей. — Оно будет в Марселе уже через месяц.

— Марсель, вот как? — удивился Стефан. Все его догадки разлетелись вдребезги. — Почему именно в Марсель?

— Мне пришел заказ от родственников, — пояснил Ицхак, — а они живут именно в Марселе. По слухам, один купец ищет свою родню. Обычное дело по нынешним временам. Только сумма слишком большая за трех склавинов. Впрочем, это не имеет никакого значения. Этот заказ сделал один богатый торговец-римлянин, а у него со склавинами какие-то очень серьезные дела. Это все, что мне известно.

— Ты знаешь, где меня найти, — бросил Стефан и пошел прочь. Сегодня он снова напьется, как наемник-гот. Или даже хуже.

— Ваше сиятельство, — склонились в поклоне книжники, которые несколько недель обдумывали задачу, которую поставил перед ними князь.

Самослав махнул рукой, разрешая садиться, и те расселись по лавкам, разворачивая листы папируса. Задача была непростой, князь велел им разработать алфавит, приспособленный для словенского языка. Первые варианты Самослав отверг в форме, максимально приближенной к матерной. Ученые мужи вначале принесли ему нечто, напоминающее глаголицу, созданную святыми Кириллом и Мефодием. То есть, что-то, запредельно сложное для запоминания, максимально тяжелое для письма и совершенно неприспособленное для скорописи. То есть, они принесли ему чушь собачью, о чем князь так прямо и сказал, приведя ученым мужам вышеописанные аргументы. Ученые мужи смутились и правоту его сиятельства признали. Их просто понесло куда-то не туда.

Самослав плюнул, и вкратце объяснил им, что такое гласные, согласные и знаки препинания, чем поверг ученых людей в шок. Они как-то до сих пор не задумывались над такими материями. В латыни того времени и вовсе никаких знаков препинания не было, и люди как-то жили. А когда их сиятельство, грозно глядя из-под бровей, попросил их объяснить значение фразы «казнить нельзя помиловать» без использования знаков препинания, то ученые мужи вышли от него на подгибающихся ногах. Новое знание их совершено уничтожило и открыло недоступные ранее горизонты познания. Особенно, когда князь набросал им азбуку из тридцати трех букв, где было много шипящих звуков, свойственных словенскому говору. Это ученых мужей добило окончательно и они, по слухам, надрались в дрова. А протрезвев, засели за работу, результаты которой и решили показать князю.

— Ваше сиятельство, — начал Григорий. — Мы с коллегами обдумали ваш труд и испытываем смирение перед вашей мудростью. Мы не знаем, из каких свитков вы взяли такие буквы, мы даже не слышали ни о чем подобном. А эти ваши новые цифры — это и вовсе что-то необыкновенное…

— Так что, годятся эти буквы? — нетерпеливо спросил Самослав. У него было не так-то и много времени. Скоро подойдут ближние бояре, и начнут они планировать будущую войну. Он, собственно, считал, что этот вопрос уже решен.

— Не слишком, ваше сиятельство, — решился ответить почтенный Ницетий. Невысокий лысоватый толстячок даже здесь напоминал колобка, хотя питание не было излишне обильным. По слухам, он очень близко задружил со стряпухой. — Я бы сказал, что они годятся частично.

— Почему? — удивился князь, которому в прошлой жизни этих букв хватало за глаза.

— Ну, вот возьмите букву «Ф». В словенском языке вообще нет слов, которые этот звук содержат. Он только в греческих и римских словах есть. Или мягкий знак и твердый знак. Мы и вовсе не смогли постичь их смысл, как ни старались. В словенском языке после каждой согласной буквы, как вы ее назвали, обязательно гласная идет. Мы с этими буквами вообще ни одного слова записать не смогли.

— Это все? — поморщился Самослав.

— Не все, ваше сиятельство, — включился в разговор Леонтий. — Нас многое удивило. Как будто кто-то взял готовую письменность для родственного языка. Но все же этот язык другой, не словенский. Есть множество звуков, которые в этом списке не указаны. У словен есть гласные, которые произносятся в нос. Есть очень короткие гласные «е» и «о», но они сильно отличаются от обычных. Если оба этих звука записать одной буквой, никто ничего не поймет. Или вот! Попробуйте произнести слово «хлеб».

Само послушно произнес то, что ему сказали, и глубоко задумался. Это слово совершенно точно нельзя было записать через букву «е». Это было вообще не «е». И не «и». Что-то среднее. Так вот почему его раньше через ять писали! И вот почему в старых азбуках столько лишних букв было. Не дураки были византийские монахи, с тоской думал Само. Вот тебе и прогрессорство.

— Ладно, работайте дальше, — махнул он рукой. — Учебный план для Сиротской сотни мне предоставьте на следующей неделе.

— Но, ваше сиятельство! — пискнул ритор Леонтий. — Обучение отроков — это занятие возвышенное. Это все равно, что ваять статую. Не всегда знаешь, что получится в конце.

— Отставить! — рявкнул князь, который прекрасно понял, что почтенный ритор имел в виду. Никаких результатов он обещать не собирался, и все провалы будет списывать на неудачи в творчестве. Ученые мужи робко втянули головы в плечи. Не прокатило. А Самослав продолжил. — Учебный план на этот год, расписанный по неделям! Чтобы отроки лопотали на латыни до первого снега. И счет знали с таблицей умножения до десяти. И четыре правила арифметики, как я вам рассказывал. Задача ясна?

— Ясна, ваше сиятельство, — понурились ученые мужи. — А когда мы их латыни научим, что дальше делать?

— Читать и писать учите, — отрубил князь.

— Так они же воины, — испуганно поинтересовался Григорий. — Зачем им это?

— А затем, что я из них буду новых графов делать. А неграмотные графы мне ни к чему. Так понятно?

Загородная усадьба боярина Звонимира никакой усадьбой не была. За крепким тыном жил десяток мужей, которые были настолько не похожи друг на друга, что Добрята поначалу только диву давался. Те мужи жили семьями, да только не община это оказалась, и все они друг другу родней не были. Люди эти почти все из разных мест сюда пришли. Дядька Зван, что боярином Звонимиром оказался, был у этих людей старшим. И вечером у него с Добрятой состоялся непростой разговор.

— Ну что, воин, — серьезно посмотрел на мальчишку Зван, — готов князю послужить?

— Готов, — не рассуждая, кивнул Добрята. — Я за князя в огонь и в воду готов!

— А так, что о твоей доблести знать никто не будет? Так, что многие тебя и вовсе слабаком и трусом посчитают?

— Да… Как же! — на глаза мальчишки навернулись слезы. — Я же лучник из всей сотни лучший. За что меня так?

— За то, что служба такая, — серьезно пояснил Зван. — Ты про Тайный Приказ слышал?

— Это где боярин Горан голова? — сглотнул слюну Добрята, а по спине побежали непрошенные мурашки. Боярина Горана в этих землях боялись до икоты.

— Он самый, — кивнул Зван. — Я его правая рука, и эти люди тоже в Тайном Приказе служат.

— Это вы злодеев находите и пытаете? — поморщился Добрята.

— Нет, — покачал головой Зван. — Мы больше всякие нужные сведения узнаем. Ну, и воюем по-тихому. Так, чтобы никто не знал.

— Как это? — раскрыл рот Добрята.

— Ну, вот представь, идет вражеское войско на нас. Это хорошо?

— Да что же тут хорошего? — удивился мальчишка. — У меня отца германцы убили.

— А теперь представь, что если кто-то заранее про то войско узнал, и из лука вождя убил. А то войско подумало, что боги от них отвернулись, и домой пошло.

— Не будет так, не вернется оно домой, — помотал головой Добрята, но мысль понял и стал ее обдумывать. И впрямь, вражеское войско при гибели вождя вразброд пойдет.

— А еще князь каждого из моих мужей поименно знает и награждает из своих рук, — добил мальчишку Зван. — Тут не только у меня серебряная гривна есть.

— Согласный я, — кивнул Добрята. — Какого вождя надо из лука приложить? Я хоть сейчас готов!

— Не все сразу, отрок, не все сразу, — покачал головой Зван. И он добавил фразу, от которой лицо Добряты вытянулось. — Для начала ты научишься убедительно плакать.