Купец из будущего

Глава 35

Нотарий Стефан уверенно шел по направлению к Мясному рынку. Он любил бывать здесь, любил людскую толчею, любил шум этого места, и даже его запахи. Тут все было просто и понятно. И люди были простыми и понятными. Здесь не нужно было думать, прежде, чем говоришь и тщательно обдумывать каждое услышанное слово, ища в нем скрытые смыслы и намеки. Здесь белое было белым, а черное черным. И наблюдение за этой жизнью, чрезмерно простой и незатейливой для служащего императорской канцелярии, было для Стефана единственной отдушиной, позволявшей отдохнуть от хитросплетений дворцовых интриг. Август Ираклий был в походе, как и приличествовало императору-воину, а первым лицом Константинополя на время стал куропалат, управляющий дворцовым хозяйством и командующий дворцовой стражей заодно. Он не был евнухом. Напротив, он был младшим братом императора Ираклия, а потому лишенные мужских радостей вельможи только клацали зубами, но покуситься на его власть не решались.

Бывший Форум Феодосия, превращенный указом Августа в место, где продавали скот, находился недалеко от порта Неория, что расположился в заливе Золотой Рог. Сюда везли множество разнообразных животных, и именно на этом рынке их забивали и разделывали. Именно здесь было самое лучшее и самое свежее мясо. Шум и толчея на рынке были прежними, как будто и не было катастрофических поражений от персов. Как будто не была потеряна половина страны. Этих людей вообще мало, что интересовало, кроме еды, выпивки и скачек. Скачки! Большой Цирк был истинным сердцем города. Не императорский дворец, не казармы дворцовой стражи и даже не Святая София. Именно в цирке порой решались судьбы Империи. Тут утверждали на царство новых императоров, тут четыре партии болельщиков могли устроить побоище по поводу проигрыша какого-нибудь наездника. А бывало и такое, что десятки тысяч людей, собравшиеся на скачки, решали начать бунт, и начинали. Даже грандиозное по масштабам восстание Ника, которое чуть не стоило жизни самому Юстиниану Великому, началось именно здесь. И в нем же закончилось, когда солдаты перебили тридцать тысяч бунтовщиков, запертых внутри циркового ристалища.

А вот Стефан не любил скачки. Наверное, он был такой один во всем великом городе. Все эти переживания по поводу того, какая колесница придет первой, казались ему какой-то нелепостью. Лишенный низменных эмоций ножом работорговца, Стефан имел ум холодный и рассудительный. Карьера нотария не была для него пределом мечты, он грезил о большем. А как этого добиться, если сидишь день деньской, занимаясь перепиской, читая отчеты управляющих императорских вилл и запросы из действующей армии? Он не знал ответа на этот вопрос. Гонцы, несущие императорскую почту, сновали по дорогам Империи, подвергаясь нешуточной опасности, ведь только недавно войска Августа отбросили склавинов и авар от Фессалоники. Четыре года всего прошло. Даже страшно подумать, что случилось бы, пади второй город Империи, как уже пали до этого Антиохия, Иерусалим и Александрия. Персы, упрямо насаждавшие поклонение солнцу, были ненавидимы христианами, а потому поклонников кроткого Бога безжалостно убивали. В одном лишь Иерусалиме они перебили семнадцать тысяч человек, а в его округе еще больше. Святые угодники! Богатейшие провинции превращаются в пепелище, опустошенные бесконечной войной. Скудные ручейки податей пересыхали на глазах, а содержание армии чиновников и стоящие неимоверных денег дворцовые церемонии, от которых нельзя было отступить ни на волос, окончательно разорили страну. Ведь подати брали с тех, с кого могли, а не с тех, кому было положено их платить. Ничего не платят Фракия, Иллирия, Македония и Греция. Там поселилось дикое племя склавинов, которое на глазах научилось воевать так, словно были настоящей армией. Эти дикари даже камнеметные машины навострились делать, как с удивлением узнали жители Фессалоники. Сто пятьдесят орудий бросили они, отступая от города. И это варвары!

Варвары! Стефан задумался. А сам-то он кто? Безродный мальчишка из какого-то словенского племени. Он ведь даже и не знает, как это племя называлось. И начальник, протонотарий, тоже не знает, кто его родители. Он был привезен из земель абхазов, которые калечили мальчишек сотнями, продавая их константинопольским купцам. Из их страны и не вывозили больше ничего, кроме этого страшного товара. Нечего оттуда везти, это же просто дикие горы.

Стефан зашел в харчевню, где заказал любимое блюдо — сфунгато. Сложный омлет, пришедший сюда из старого Рима, пережил века. Нотарий любил вкусно покушать. Ведь у евнуха так мало радостей — еда, власть и золото. Они все жили ради этого. А поскольку ни власти, ни золота у Стефана пока не было, он баловал себя по воскресеньям чем-нибудь вкусненьким. Уютное пузико, которым начинал обзаводиться молодой, в принципе, парень лучше всего другого доказывало, что он на верном пути. Он не какой-нибудь рыбак или горшечник, что были тощие, словно прут, и черные от палящего солнца. Он уважаемый человек, который питается вкусно и обильно. Всю неделю он предвкушал этот поход в харчевню на рынке. Он мечтал о нем. Он тщательно взвешивал, чем именно вознаградит себя за очередную тяжелую неделю. Он долго колебался между запеченой свининой и рыбой под пряным соусом, но потом его ум занял сложный салат из мяса птицы и овощей со специями. После тщательных размышлений, он отринул и эту идею. Омлет! Ну, конечно же. Сфунгато! Это было именно то, что нужно. И он съест его именно там, в любимой харчевне на рынке, где блюдо приготовят на его глазах, пока он будет предвкушать прием пищи, смакуя охлажденное вино с острова Хиос. Да, вот оно, настоящее счастье!

Шум рынка остался немного в стороне, потому что Стефан сел в дальнем углу, недалеко от очага и стола, где хозяин лихо управлялся ножом, стуча им по разделочной доске. Стефан сел там, где на него не будут коситься мелкие купцы, солдаты и лавочники. Все-таки евнух, который сильно выделялся в обычной толпе, был нечастым гостем здесь. И кто знает, что у него на уме, и что он подумает, услышав слова подвыпившего завсегдатая. И куда он эти слова понесет…

Стефан любил слушать то, что говорят другие. Ему были забавны их житейские проблемы, семейные неурядицы и удачи в торговле. Он слушал и откладывал услышанное в емкой, тренированной памяти писца, привычного день за днем пропускать через себя потоки информации, нужной и ненужной. А пока он с наслаждением наблюдал, как хозяин мелко режет свинину, распуская мясо на невесомые лепестки. Ведь предвкушение — это половина удовольствия. Свежее мясо стоило недешево. Чернь и солдаты тоже ели мясо, но из-за обилия соли оно было похоже по вкусу на старое седло. И то, его для этого нужно было вымочить в воде, иначе оно напоминало очень соленое старое седло. Но Стефан был выше этого. Сегодня его день, и свинина будет отборной. Сковорода, куда плеснули оливкового масла, весело зашкворчала. Теперь нужно подождать, чтобы она раскалилась. На разогретый металл легло нежное мясо, породив обжигающие масляные брызги. Как будто маслу не нравилось, что к нему в гости пришел кто-то посторонний. Как будто масло сердилось… Впрочем, вскоре в сковороде наступило перемирие, и розовая свинина стала покрываться коричневой корочкой, которая плотно запечатывала внутри ароматный мясной сок. А повар в это время уже вовсю крошил морковь, лук и зелень. У него были свои секреты, и в смесь летела щепотка то одной, то другой травки, названия которой никто не знал. Мастер тщательно хранил свои секреты. Вскоре и овощи полетели на сковороду, чтобы смешаться с полуготовым мясом и пропитаться его духом. Разогретое масло снова возмутилось было, громко заворчав и выбросив из сковороды обжигающие капли, но опять успокоилось, приняв неизбежное. А теперь самое главное! Умелый повар не может пропустить это. Ведь тогда он не повар, а гнусный обманщик. Этот повар был хорош. Он взял зубчик чеснока, и раздавил его ножом. Не порезал, как недалекая деревенщина, а именно раздавил. В этом незаметном действии весь смысл! Чеснок тоже полетел в сковороду, наполнив харчевню божественным ароматом, а рты посетителей слюной. В глиняной миске повар взбил яйца, добавив туда молока и специй. Легкая воздушная шапка словно дышала, ожидая своей очереди. Тут нужно было не пропустить момент! Да! Пора! Стефан наслаждался этим зрелищем больше, чем болельщик из Зеленой Партии в тот момент, когда колесница, на которую он поставил свою недельную получку, неслась к финишу первой. Еще не пришла, но уже не было ни малейшего сомнения в обратном. Повар снял сковородку с огня и залил ее взбитыми яйцами. Печь, разогретая с самого утра, приняла сковороду в свою утробу. Осталось всего ничего! Четверть часа, и на стол перед нотарием Стефаном поставят блюдо, которого он ждал всю неделю. Его награду от самого себя, истинный смысл его скучной жизни.

А пока нотарий томился в ожидании, он привычно сортировал слова, фразы и куски разговоров, которыми была наполнена харчевня. Чушь, снова чушь, нелепое вранье… Стоп! Это еще что? Два купца средней руки горячо обсуждали что-то такое, что чушью не было совершенно точно, но и чем-то необычайным тоже не являлось. Война же идет. Хотя нет, разговор был крайне необычным…

— Сто двадцать номисм, уважаемый Евсевий! Сто двадцать номисм! Вы представляете? — Смуглый носатый грек, одетый в заштопанную тунику, махал руками в возбуждении.

— За всех троих? — лениво поинтересовался второй собеседник. — Он был более состоятелен, на что указывал цветной талар, надетый поверх туники. Не роскошный, и даже не слишком нарядный, но вполне достойный торговца средней руки.

— За каждого! — горячился первый. — За каждого!

— Однако, Тимофей! — крякнул Евсевий. — Кто-то очень хочет вернуть свою родню из рабства. Небедный человек, наверное. А откуда знаешь об этом?

— Иудеи шептались в Долине Плача, — ответил Тимофей. — Я их речь хорошо понимаю, в Иерусалиме бывал с караванами, пока не попал под персидский набег. Да ты и сам про это знаешь…

— А кого ищут-то? — спросил Евсевий.

— Да я и не понял толком. Так, какие-то обрывки слышал. Вроде баба и двое ее сыновей. Склавины.

— Да кто за этих варваров такие деньги готов платить? — раскрыл рот Евсевий. — Может, какого-то архонта семья? Так он бы уже набег устроил и потребовал семью вернуть. Чудеса какие-то, почтенный Тимофей!

— Сам удивляюсь! — развел руками Тимофей. — Мне бы эти триста шестьдесят номисм, я бы снова на ноги встал. Эх!

Стефан механически жевал принесенное блюдо, не чувствуя вкуса. Баба и двое сыновей. Прямо, как он с матерью и братом. И ведь ищет же кто-то своих родных, последнюю рубашку с себя снять готов. Везет же кому-то! Да за такие деньги весь мир перероют. Все купцы свои сети раскинут, обещая долю от великой награды. А ведь это уже доля, вспыхнула внезапная догадка в голове Стефана. Ведь так и бывает это. Не может разорившийся караванщик, подобравший сплетню на улице, узнать полную сумму обещанного. А это значит, что награда намного, намного больше. Господи помилуй, да у кого такие деньги есть, кроме высшей знати и богатейших купцов? Но тогда при чем здесь какие-то склавины? Воскресный обед был безнадежно испорчен. Стефан с таким же успехом мог съесть рукав собственной туники. Все равно он не чувствовал вкуса. Очарование дня, которого он ждал всю неделю, ушло безвозвратно. Он расплатился, бросив на стол серебряную монетку в полсиликвы, а потом встал и пошел на улицу. Триста шестьдесят золотых! Огромные деньги. Можно купить небольшое, но крепкое имение в Анатолии и жить там в старости. Такие деньги за трех рабов варваров? Это просто неслыханно! Надо осторожно поспрашивать знающих людей. Дело в том, что кроме еды, нотарий Стефан имел еще одну страсть, съедающую его, словно ржавчина съедала старый меч. Он был безумно любопытен.

Он неспешно пошел в сторону Рабского рынка, который носил романтическое название Долина Плача. Не было в этом месте ничего романтического, и не случайно Стефан много лет избегал заходить в этот район, словно не хотел будить старые, давно умершие воспоминания. А ведь тут его и купили, словно дойную корову. Только стоил он в десять раз дороже. Тридцать номисм, он хорошо запомнил эту цифру. Втрое дороже, чем здоровый сильный раб. В Империи уже сто лет, как запрещено было холостить мальчиков, и за это могли казнить. Да только никто не мешал их покупать, а спрос был огромен. Мальчишек калечили сотнями, из которых выживали считанные десятки. Целые фабрики работали по производству евнухов. Целое княжество на Кавказе жило этим промыслом. Не всем везло, как Стефану. У неумелого мастера и вовсе выживал один из тридцати, что вызвало в свое время гнев самого Юстиниана Великого, который запретил заниматься этим ремеслом в своих землях. Но он не запретил делать это врачам при лечении многих заболеваний. И он не запретил покупать евнухов для своего дворца, а многие важные должности занимали именно они, и никто больше. И он не запретил евнухам петь в церковных хорах, как и не запретил им становиться монахами и епископами. Так что указ великого императора остался таковым только на бумаге.

Долина Плача была одним из многочисленных римских форумов, которые практичные жители Константинополя превратили в рынки. Да, собственно, они все до одного стали рынками, даже форум Константина, самый величественный из них. Десятки людей были заперты в клетках, уныло глядя на идущих мимо горожан. Домородные рабы, не видевшие воли никогда, сидели с тупым равнодушием, покорно ожидая своей участи. Их интересовало только одно — попасть в услужение к доброму хозяину, в городское жилище. Работать в поле на немилосердном солнце — избавь господи!

Вот сидит ослепительно красивая, но уже немолодая женщина. Она много лет была любимой наложницей господина и родила ему двоих детей. Она была грамотна, умела играть на кифаре и петь, а потому стоила очень дорого. Интриги более молодой соперницы лишили ее милости хозяина, и он хочет продать ее, разлучив с детьми. Товар непростой, штучный, и торговец взял ее на комиссию, не желая вкладывать свои деньги. Баба вроде бы красивая, но для постели старовата. Ей уже лет тридцать, а то и все тридцать пять. Интересно, кто ее купит, и для чего…

Вот сидят бабы из племени склавинов вместе с детьми, которых обняли и прижали к себе. Крепкие бабы, привычные к тяжелому труду, холоду и зною. Для работы на виллах подходят прекрасно, а их дети уже и не будут помышлять о воле, превратившись в покорных землепашцев. На селе рабов уже вовсю освобождали, превращая в обычных колонов. Рабский труд невыгоден, собирать аренду со свободного крестьянина куда проще. А вот, отдельно сидят мужчины их склавинского племени. Сложный, непокорный товар. Они хороши лишь тогда, когда ворочают весло на императорском дромоне, прикованные цепью. Четыре-пять лет, и труп вчерашнего силача летит в воду. Редко, кто из гребцов жил дольше, чем тридцать пять лет. Сердце не выдерживало огромных нагрузок. Еще склавинов любили покупать для рудников и каменоломен. Срок жизни их там был примерно таким же. Пять лет, и все, нужен следующий раб. А потому этот рынок работал многие столетия и будет работать еще столько же. Ибо такова жизнь.

— Чем могу помочь уважаемому господину? — умильно посмотрел на Стефана купец. — Вам нужна служанка или мальчишка для услуг? Или искусный повар, чтобы услаждать вкус господина?

— Нет, — качнул головой Стефан. — Меня интересует один слух. Вроде бы кто-то ищет семью из трех склавинов за вознаграждение.

— Это лучше у иудеев спросить, — потерял интерес к разговору купец. — Я в сказки не верю. Чушь какая-то.

Стефан пошел к группке иудеев, которые стояли в стороне и болтали на своем, ни на что не похожем, древнем наречии. Только они, пользуясь родственными связями, что были невероятно крепки, смогли наладить торговлю с персами. Иудеев ненавидели в Империи, особенно после того, как их отряды присоединились к врагу при взятии Иерусалима. Они выкупали пленных христиан, чтобы убивать их, и этого им простить не могли. Правда, в столице никто не задумывался над тем, как христиане довели до такого зверства мирных и работящих людей. Иудеев совсем недавно стали снова пускать в Константинополь, Август решил договориться с ними ради возвращения южных земель, а потому покровительствовал им.

— Скажите, почтенные, — вежливо обратился Стефан к купцам. — Я слышал, что за трех склавинов объявлена большая награда, по сто двадцать номисм за каждого. Кто может мне рассказать об этом?

— А у тебя самого есть рабы? — презрительно спросил иудей, одним взглядом оценив небогатый наряд евнуха. — Или ты вхож в дом к знатному господину, у которого тысячи рабов?

— Э-э, нет…, - растерялся Стефан.

— Тогда проваливай, — отвернулся купец. — Много вас таких ходит, желающих заработать солид-другой, передав слух дальше. Уходи, парень, тут тебе никто ничего не расскажет.

Униженный Стефан пошел к себе домой, обдумывая услышанное по дороге. Любопытство снедало его. Да и сумма была очень заманчивой. Ему точно не помешают такие деньги. А ведь у него были кое-какие возможности по службе. Узнать бы имена этих людей, а уж с управляющими императорскими виллами он переписывается постоянно. Там трудились тысячи рабов. А ведь еще есть Стратег императорского флота, на кораблях которого трудятся множество гребцов. Нет, тут есть чем позаниматься. А вдруг ему повезет?