Лапшевня бабули Хо – II: Лестница из черепов

Глава 50 Триумфальное возвращение Охотничьего Пса

Что испытывает юноша, просыпающийся на одном этаже общежития с тремя прекрасными дамами по соседству, с каждой из которых днём ранее целовался? Нет, конечно, определённое чувство, что «жизнь удалась», конечно, присутствовало.

Но куда больше хотелось сбежать оттуда поскорее. Вообще, арабские шейхи были не дураки — в изначальном значении «гарем» означал место, где живёт одна жена с частью семейства, а не прямо все сразу. А у меня аж три барышни в шаговой доступности…

И клубок отношений сложился такой — что только бежать. По крайней мере для того, чтобы нормально всё осмыслить. Конечно, кое-какие мысли и решения уже крутились в голове, но… Надо было бы ещё.

Что я благополучно и сделал. Встал пораньше, чтоб не попасться на глаза всем остальным. Сделал пять кружков по стадиону — так, чтобы размяться, а затем отпросился у бабулю в деревню рыбаков. Дескать, закуплю морепродуктов. Сам же я коварным образом планировал просидеть там до обеда, отнести купленное, а затем найти ещё повод и свалить ещё куда-нибудь по делам.

Но дело решилось ещё проще. Мудрая бабуля сразу поняла все мои замыслы и их причины.

— Ну, ступай-ступай, — прищурилась и отсчитала коинов. — Да, а свежий улов-то рыбаки только к закату привезут, ведь так? Значит, вот на закате и возвращайся.

Уже через час я сидел в пляжном баре у Пераварти, супруги Тяна, со стаканом свежего мандаринового фреша в руке.

Алкогольное побоялся — вдруг действительно это вредное, Сян ещё заругает. Разговор, по правде сказать, не клеялся. Дед Пераварти, художник, видя, как нервно я кручу стакан, спросил:

— Великолепный Чан, скажи честно — от кого ты спрятался? Опять эти… «Циановые Кулаки»?

— Да нет… Мы их вроде как разгромили.

— Да⁈ Тогда кто? Та «троица», с которой ты бился на ринге? Я твой фанат… следил по сети… уделали они тебя, конечно, знатно. Но и ты их — тоже!

— Нет. Мы с ними теперь вроде как помирились.

Пераварти усмехнулась.

— Дедушка, ты хорошо помнишь нашу с Тямом свадьбу?

— Помню! Ох, как ты, Великолепный Чан, танцевал с теми двумя красотками… Так, стоп! — до него наконец-то дошло. — От девушек, стало быть, к нам сбежал, да?

— Угу.

— Это ты правильно сделал, что ушёл. Я тебе такой совет дам, юноша… когда такое дело случалось раньше в деревнях нашего народа — воин брал лодку и уходил далеко по реке или на соседние острова в поход. В сражение. И когда возвращался — проблема сама по себе решалась! Да, вот так! С тобой оставалась только та, которой ты был нужен.

— Нет, бегство от проблемы — не выход, — твёрдо сказал я. — И я, в общем-то, выбор уже совершил. Осталось выдержать сражение с оставшимися двумя.

— Господа, по поводу сражений, — прервал наши тяжёлые раздумья Тям. — а что насчёт партейки в маджонг?

Я не отказался — притащили стол, неспешно разложили кости. Нашли четвёртого — им оказался уже знакомый мне ветеран береговой охраны. В детстве Чан, конечно же, играл с дедом и братом в маджонг, я же в прошлой жизни играл только в какие-то жуткие приложения на мобилках, которые с настоящей игрой не имеют ничего общего, кроме картинок на костях.

Поэтому правила пришлось вытягивать из памяти клещами и поначалу я не особо вдуплял, что происходит.

— По каким правилам играем? Гонконгские или сычуаньские?

— Сычуаньские, конечно.

— С цветами или без?

— С цветами.

— Чего сидишь, Великолепный Чан? Раскладывай стенку.

Ну и так далее. Но постепенно-постепенно — и всё вспомнилось. А когда собрал первый сет — так и вообще дело пошло сильно быстрее и интереснее.

Разумеется, первую игру я не выиграл, а со второй игры поступило предложение играть на деньги.

— Ставки — не больше одной десяток сити-коина. Иначе — уголовно-наказуемое деяние, — заявил ветеран береговой охраны.

Мне почему-то сразу захотелось называть его «шерифом».

— Это где это такое написано? — прищурился дед Переварти.

— Он сам их написал, — хмыкнул Тям. — Ну, одна десятая — так одна десятая.

Я успел продуть всего пол-коина и обсудить разницу сначала в гонконгских и сычуаньских правилах, затем в гонконгской и сычуаньской кухнях, прежде чем нашу неспешную игру прервали.

В бар вбежал юноша — запыхавшийся, испуганный, с вытаращенными глазами.

Он что-то проорал на незнакомом языке, они перекинулись парой фраз, и парень всё с тем же выражением лица вышел. Шериф проворчал:

— Не видишь — я играю. Пускай разберутся сами.

— Что случилось? — осведомился Тям.

— Говорит, приплыл какой-то огромный странный мужик на лодке. Белый. Европеец, то есть.

— Хм… Как он проплыл через береговую охрану?

— Говорит, на вёслах. Это он чего, море переплыл на вёслах? Мда… видать — кораблекрушение где-то у скал опять.

Пару минут мы продолжали играть, зачем забежал ещё один парень. С синяком под глазом.

— Огромный белый мужик бьёт морду рыбакам!

— Да что такое! — возмутился шериф. — Не видите, я играю? Вас много, а он — один. Разберитесь уже сами. И приведите его прямо сюда.

— Может, лучше всё-таки сходить? — предположил Тям. — Мы тоже можем, если что. Чан, вон, одной левой его уложит.

Молодец, Тям. Про меридианы если и догадывался — решил прямо моё увечье не обсуждать.

— Играем дальше! Я почти выиграл! Твой ход! — буркнул шериф.

Пара человек из бара всё-таки вышла. Игра снова продолжалась недолго. В бар завалилось на этот раз уже двое — пареньки из береговой охраны, оба с синяками и порванными рубашками.

— Господин начальник береговой охраны! Сделайте хоть что-нибудь, огромный белый мужик уложил всю береговую охрану!

— Вот же блин…

На этот раз шериф неохотно поднялся, собрал вещи и направился к входу.

Бар почти опустел. Мы сидели молча, наблюдая за тем, что будет дальше.

— Может, сходим? — предложил я Тяму. — Или ты это… каких-то европейцев опасаешься?

— Моё место здесь. Здесь Переварти. Я должен буду её защитить.

А сам неспешно ушёл в комнату и вернулся с саблей. А у деда Переварти кинжал в руках нарисовался — вот дедок даёт! Ну, а дальше, как следовало ожидать, в дверь бара заглянул шериф — побитый, оборванный… и без кепки.

— Спасайтесь, глупцы! Огромный белый мужик идёт сюда!

Да, блин!

Дело становилось серьёзным. Переварти спряталась за стойкой. Тям занял позицию перед барной стойкой. Я встал слева от двери, взяв трость за основание, как дубинку — хорошо хоть догадался взять.

Как только мы заняли позиции — дверь бара отвалилась.

В бар ввалился огромный бородатый рыжий мужик. Провонявший морем и тиной, в странной шапке, в мокром расстёгнутом длинном пуховике, на котором были кровоподтёки, а в руке у него было весло. Завидев барную стойку, он провозгласил:

— Аг-ааа! Бухлишко!

Поставил весло у входа и зашагал к стойке.

И лишь спустя мгновение я понял, на каком языке он это сказал. А ещё спустя мгновение под зарослями бороды узнал лицо Огромного Белого Белого Мужика.

— Серёжа! Это ты! — сказал я. — Так ты — живой!

— Бухлишко! Налейте мне!

Обнимать на радостях эту бородатую рыжую громадину на голову выше меня я не стал, всё равно как-то боязно было. Тям тем временем замахнулся на гостя секирой, но я вовремя крикнул:

— Стой! Он просто хочет выпить!

— Откуда ты знаешь⁈

— Он сам сказал!

— На каком языке⁈

— На русском. Я… учил в младших классах. Это мой знакомый Серёжа. Он безобидный, он однажды на площади мне жизнь спас.

— Какой же это Се-рьо-ша, если это демон! — испуганно пробормотал дед Переварти, сжимая в руках кинжал.

В этот момент Огромный Белый Мужик повернулся ко мне.

— Ты знал моего сапога, так? Мы знакомы?

А глаза у него горели красным. Приплыли.

И тут всё сложилось. Я вспомнил, как директор станции такси Джеронимо говорил, что Серёжа отправился ловить банту за пару недель до меня. И как сгинул в деревне яогаев. Что ж, Серёжа-яогай. Первый русский Сапог.

— Да, знал, — кивнул я, тоже перейдя на русский. — Немного, совсем мельком. Расскажи, как он стал тобой.

— Я расскажу с радостью, если мне нальют! — Серёжа хлопнул кулаком по барной столешнице. — Все друзья Серёжи — мои друзья. Эй, трактирщик! У меня есть деньги, я заплачу, я уже давно знаю, что у людей принято платить за выпивку, а не грабить таверны.

То ли знание русского языка так располагает к адаптации, то ли что-то ещё — но этот яогай с первых минут показался мне куда более живым и «человеческим», чем все остальные. А может, это мятежный дух моего соплеменника не смогла побороть демоническая сущность? Или они вступили в хитрый симбиоз.

— У нас нет водки, — сказала Переварти.

— Водки, говорит, нет, — перевёл я.

— Зачем водки! Пускай нальют мне пива.

Пиво зажурчало в здоровенную литровую кружку. Яогай-Серёжа полез куда-то в карманы и бросил на стол скомканную красную бумажку.

С Ярославом Мудрым и тремя нулями.

— У нас такое не принимается… — сказала Переварти, но я вовремя её остановил от дальнейших разбирательств.

— Это много. Очень много, — а затем снова перешёл на русский. — Скажи, чертяка, как погиб Серёжа?

— А ты чего не пьёшь? А ну налейте ему тоже! — скомандовал он.

— Я на диете, — выкрутился я и продемонстрировал стаканчик мандаринового фреша.

— Малхольный ты какой-то, человек. Даже странно, что разговариваешь на языке моего сапога. Хотя… разные люди бывают, что уж там.

— Это отдельный разговор.

Яогай отхлебнул пива, покряхтел и начал свою историю.

— Есть в кварталах к северо-востоку от Эпицентра несколько ночлежек. В которых завёлось насекомое, называемое ци-клопом. Возможно, таковых даже несколько. По приданию, распространившемуся одним старым путешественником из страны Сапога, укушенного становится невозможно обмануть, он перестаёт грустить, и жизнь его проистекает в правде, благоденствии и бесконечном счастье. Но это не совсем так. Укус на каждого действуют по-разному. Кто-то становится одержим мыслью вершить правосудие и справедливость…

— Серёжу укусили. И он стал таким же?

— Стал. Дважды ввязывался в ночные драки на улицах. Затем он узнал, что потерянную банту удерживает наше племя в своей деревне и нанялся на поиски. Мы встретили его, но прежде чем отправиться искать, он узнал о неких «Циановых кулаках», вершащих беззаконие в южной части города и направился в их самое логово, к берлогу к коварному дракону.

До меня ещё, значит, накуролесил.

— В «Уби-Ван»? Не уверен, что это правильное применение слова берлога, но… Получается, он погиб, как герой?

— Как герой, сражаясь против десяти человек с ци. Это был мой не первый сапог на этой земле. И после увиденного семья выбрала мне самый геройский сапог из тех, что не имеет даньтяня. Его женщина была рядом, когда я пришёл в сознание и залечил свои раны. Она рассказала мне о том, кем был Серёжа, и попросила закончить одно дело. Я понял, что так будет правильнее, ведь все годы в этом мире я посвятил тому, чтобы быть похожим на человека. Вернулся в новом обличии в деревню к семье, чтобы разобраться кое с чем, а затем мы приняли решение — быть мне первым огненным демоном, отправившимся в путешествие в далёкие края. На родину Сапога.

Вот это номер.

— Хм… Вы… можете путешествовать за пределы города⁈

— Можем. Но только наш разум. Мы теряем все свои способности, когда ци теряет плотность.

— И как там… за пределами? Как ты вообще вышел за кордоны?

— Я воспользовался туристическим удостоверением. И отправился в путь вместе с Лёлькой, женщиной сапога. Много страшных вещей увидел я. Я мчался по земле на гигантской пыщущей жаром мёртвой машине. Я летел в небе на огромной пустотелой металлической птице. Я ехал в переполненной маршрутке…

С этими словами бывший Серёжа выпил до дна стакан и попросил ещё.

— Я завершил дела неделю назад, набив морду нескольким обидчикам Лёльки, переписав всё имущество на Лёльку. По правде сказать, задумался я о том, чтобы остаться с ней навсегда. Она не хотела меня отпускать. Телу моего сапога куда ближе холод, чем тропический жар. Да и сам я, Охотничий Пёс, из иного племени, чем приютившая меня семья. Я родился далеко к северу от Жёлтых Пустошей, во льдах вечного хлада и мёртвой пурги.

Охотничий Пёс. Он же Foxhound, он же МиГ-31. Что ж, весьма символично.

— Это твоё имя, значит? — я протянул руку и пожал, представился. — Чан Гун.

— Чан Гун? — хмыкнул яогай, но на рукопожатие ответил. — А по-настоящему как? Я же вижу, что ты тоже здесь неместный. Тоже подселённая душа. И тоже откуда-то с севера.

Мигом расколол. Мда-а. Интересно, что ещё он умеет? Очень, очень необычный яогай. И я действительно почувствовал в нём какое-то родство: не только из-за происхождения одной половины моей личности, просто как-то даже по характеру.

Но лёгкий ужас при взгляде на него я всё равно испытывал.

— Я зарёкся вспоминать прошлое, — признался я. — Так что было дальше, чертяка? Почему ты вернулся?

— Моя семья осталась здесь. Моя любимая жена-яогай осталась здесь. И мне пришёл е-мэйл. Я долго мчал назад — с пересадками на трёх самолётах.

После всей этой истории новости о том, что яогаи так просто пользуются благами цивилизации, меня даже не сильно удивило. Куда больше удивил и тот факт, что кто-то сумел отправить е-мэйл во внешний город.

— Е-мэйл? Вот так вот прямо? И о чём он был?

— Натянутая Тетива через адрес инспекции по строительству написал мне о том, что кандидат найден, и пришло время Третьего Испытания. В котором могу принять участие только я.

Холодок пробежал по спине.

— А как твою жену зовут? Не Серебристая ли Поросль?

— Она самая! Мне осталось найти в этом городе Кандидата В Младшие Мужья. Кстати, он твой тёзка. Его зовут Чан, Великолепный Чан.

Последнее предложение он сказал на китайском. Что, он и китайский понимает?

— Великолепный Чан перед тобой, — я тоже перешёл на китайский и отвесил короткий поклон.

— Ха! Ты — Великолепный Чан⁈ Ха-ха! — Серёжа-яогай рассмеялся в голос.

— Что смешного? — возмутился я.

— Извини, но мои соплеменники явно ошиблись. Тебе не пройти Третье Испытание. Ты неплох и умён, но тебя даже ци сейчас нет. Тебе никогда не стать вторым мужем моей жены.

— По правде сказать, я и сам-то не особо хочу. Но, как мне сказали, того требует дипломатический протокол.

— Требует, — кивнул яогай.

А глаза его снова вспыхнули красным.

— Так в чём же будет заключаться Испытание?

В ответ Серёжа-Яогай хлопнул стаканом по барной стойке.

— Пей! Сейчас уже не отвертишься. Следующие сутки ты будешь пить ровно столько же, сколько я!