«Давай полетим к звездам!»

Алексей Леонтьев и все, все, все -12 (из дневника космонавта) МИРОСТРОЙТЕЛИ

За Королевиным я незаметно шел от самого авиационного института.

В Московском авиационном открывали кафедру космонавтики - ту самую, на которой подрабатывали преподавателями и Королевин, и Михеев, и еще многие наши конструкторы и инженеры. Вообще-то кафедра уже работала с первого сентября, но официальное открытие придержали: многие из сотрудников института были заняты при подготовке первой лунной экспедиции.

Сначала в большом зале дома культуры авиационного института состоялась официальная часть: все чин чином -забитый до отказа студентами и преподавателями зал, море цветов, президиум на сцене, в который, конечно же, усадили институтское руководство и как изюминки в булке -Королевина, Михеева, меня и Олега Макарина. Я мысленно настроился часа на два нудноватого мероприятия с длиннющими речами, бурными аплодисментами и хоровыми здравицами, но торжество пошло очень динамично. Ректор института Иван Тимофеевич Беляков, открывая собрание, уложился ровно в три минуты. Коротко приветствовали собравшихся Президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдин и Сергей Павлович Королевин. Примерно по пять минут ушло на мое и Олега Макарина выступления. Два комсомольца-активиста и молоденькая студентка-отличница заверили партию и правительство, что будут учиться, учиться и учиться. И где-то на сорок пятой минуте действо завершилось всеобщим вставанием и хоровым исполнением институтского гимна “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”. Потом были неизменные пятнадцать минут общения в фойе дома культуры со студентами и преподавателями - фотографирование, автографы, вопросы и ответы, - а затем президиум в полном составе через черный ход провели из ДК прямо на огражденную забором территорию МАИ. В просторном зале на втором этаже первого корпуса был устроен обычный для подобного рода мероприятий официальный банкет.

Речи, тосты, пожелания... За несколько дней, прошедших после окончания карантина на Байконуре и возвращения в Москву, я уже стал уставать от всей этой суеты. Но вместе со славой “лунного первопроходца” на мои плечи теперь свалилась и необходимость быть “свадебным генералом”. Ежедневно пачками поступали предложения посетить различные съезды, слеты, конференции, итогом которых были шикарные банкеты.

Количество бутылок и закусок на огромном П-образном столе гарантировало, что торжественное возлияние на новорожденной кафедре космонавтики перерастет в многочасовые посиделки. Скучной чередой пошли тосты: за открытие кафедры, за нынешние и будущие космические достижения, еще за то-то и се-то. Я тоже сказал несколько приятных слов в адрес присутствующих товарищей, преподавательского коллектива кафедры, в целом работников космической отрасли, сорвал шквал аплодисментов и едва не утонул в море улыбок.

Я старался воздержаться от питья, но парочку-троечку рюмочек водки все-таки пришлось принять на грудь, и к концу первого часа “заседания” во всем теле уже начало разливаться приятное тепло расслабленности и умиротворения.

Вскоре ведущий банкета объявил “первый перекур”, и народ из-за стола потихоньку потянулся в институтский коридор. Я бросил курить еще в шестидесятом, когда пришел в отряд космонавтов, и дышать дымом сейчас, общаясь с инженерами и преподавателями, особой охоты не возникало. Поэтому решил остаться за столом.

Около меня немедленно нарисовалась приятной наружности дама в возрасте слегка за тридцать, попросила автограф на открытку с каким-то космическим пейзажем. Уселась на стул рядом, и, положив ладонь, на мой локоть, жарко дыша в щеку и ухо, принялась горячо интересоваться, как обстоят дела в космосе и на Луне конкретно. Я отвечал вежливо, подробно, но без особого интереса. Еще после первого полета привык к кому, что такие интервью тет-а-тет заканчивались откровенным предложением встретиться “завтра где-нибудь наедине”, чтобы более подробно обсудить перспективы развития советской космонавтики.

Возможно, дама и вырулила бы, в конце концов, на интим-предложение по ходу нашей беседы, но тут с другой стороны на меня круто спикировали две девицы, - по возрасту скорее аспирантки, чем студентки, - со своим ворохом вопросов. Дама зло зыркнула на конкуренток, но боевую позицию рядом со мной не оставила.

Тем временем гуляющие массы постепенно стали просачиваться из коридора обратно в банкетный зал. И тут я краем глаза заметил, что Королевин в общей суете рассаживаний поднялся из-за стола, шепнув что-то на ухо сидевшему рядом с ним Михееву, и бочком-бочком вышел в неприметную дверь в углу зала.

Еще толком не понимая, что делаю, я поднялся со стула, извинился перед трио настырных дамочек, и отправился следом за Сергеем Павловичем.

Дверь оказалась черным ходом, который выходил в холл второго этажа. Королевин торопливо спускался по мраморным ступеням широкой лестницы на первый этаж. В гардеробе около выхода он взял верхнюю одежду, и на ходу надев шляпу и плащ, вышел из корпуса.

Я сбежал вниз по ступенькам. Протянул гардеробщице номерок, получил шинель и папаху. Осторожно приоткрыл тяжелую входную дверь и выглянул наружу.

Королевин шагах в десяти от меня склонился к приоткрытой дверце своей “Чайки” - давал какие-то распоряжения шоферу. Закончив разговор, хлопнул дверцей. Машина тотчас же плавно двинулась с места и покатила в сторону ворот, а Сергей Павлович прошел по аллейке вдоль учебного здания и свернул за угол, в сторону институтских лабораторий. Я вышел из корпуса и торопливо зашагал следом.

Королевин пересек рабочую зону института и через небольшую проходную - обыкновенную калитку в каменном заборе с деревянной будкой вахтера рядом, - вышел на улицу. Я отстал от него примерно на сто шагов, стараясь остаться незамеченным, если Сергей Павлович вдруг обернется, и одновременно не желая потерять его из вида.

Улица изгибалась дугой вдоль собранного из бетонных плит забора вокруг территории авиационного института. Прохожих почти не было, машины по дороге проезжали редко, пару раз по рельсам прогромыхали трамвайные вагоны.

Я прикинул, куда можно прийти по этой улице, и сообразил, что она выведет почти точно к пешеходной развилке, от которой будет всего минут десять неспешной ходьбы до расположенных внутри парковой зоны корпусов Всесоюзного комитета по космическим исследованиям. Очевидно, Королевин просто решил пройтись пешком перед возвращением на работу.

Ситуация выглядела дурацкой: я тайком, “по-шпионски”, шел за одним из руководителей нашей космической программы, еще не вполне отдавая себе отчет в том, почему так поступаю. У меня были вопросы к Королевину, меня мучила та череда аварий и неприятностей, которая произошла во время экспедиции на Луну. Но, спрашивается, какого черта я сейчас шпионю за Королевиным? Почему нельзя его просто окликнуть и поговорить? Я не находил ответа на эти вопросы. Но что-то подспудно все-таки сдерживало меня, заставляло едва ли не красться за Сергеем Павловичем.

Королевин, однако, вопреки моим предположениям, миновал уличную развилку, ведущую к корпусам ВККИ, и прошагав еще метров двести, вошел в двери небольшого кафе на первом этаже девятиэтажного кирпичного дома.

Кафе называлось “Весна”, за широкими стеклянными окнами, слегка затуманенными прозрачными тюлевыми гардинами, хорошо просматривался обеденный зал. Посетителей было немного; добрая половина столиков была свободной.

Вряд ли Королевин решил перекусить после шикарного банкета в авиационном институте. Скорее всего, в кафе у него была назначена какая-то встреча.

Ситуация стала еще более дурацкой. Зайти внутрь кафе следом за Королевиным я не мог: мое лицо не сходило с экраном телевизоров и газетных полос, поэтому появление полковника Леонтьева да еще в парадной форме с иконостасом орденов и медалей на груди явно не осталось бы незамеченным. Ходить под широкими окнами туда и сюда, рассматривая сквозь стекло посетителей внутри “Весны”, было не менее глупо.

Поразмыслив, я стал под углом к фасаду кафе, чтобы и не мелькать перед окнами, и все же держать в поле взора почти весь обеденный зал. Мне почему-то страшно захотелось узнать, с кем решил встретиться Сергей Павлович в небольшой кафешке почти на самой окраине Москвы.

Королевин не заставил себя долго ждать. Сдав плащ и шляпу в гардеробе, он вошел в зал, осмотрелся и прямиком направился к столику у левого дальнего окна. За столиком сидел мужчина лет шестидесяти, с аккуратно уложенной седой шевелюрой и правильными чертами лица. Темно-серый пиджак и небесной синевы галстук хорошо гармонировали с белоснежной рубашкой. Увидев приближающегося Королевина, незнакомец поднялся из-за стола и шагнул навстречу. Сергей Павлович широко раскинул руки, приобняв его за плечи. Ага, понятно встреча старых знакомых. Может быть, даже друзей.

Всмотрелся в черты лица незнакомца. Они показались мне знакомыми. Волевой подбородок, светлые, кажется, серые глаза. Сквозь гардины, да еще под углом к окну было не очень хорошо видно, и я все же решил пройтись мимо окон. Авось Королевин, увлеченный беседой, меня не заметит.

Не спешным шагом двинулся мимо застекленного фасада кафе “Весна”, краешком глаза рассматривая незнакомца, о чем-то оживленно беседующего с Королевиным.

Черты лица сложились в образ. Я узнал этого человека, фотографии которого не один раз видел в зарубежных газетах и журналах, которые привозили в библиотеку Звездного городка. Сомнений не осталось: за столиком в маленьком кафе на окраине Москвы сидел и вел дружескую беседу с Генеральным директором Всесоюзного комитета по космическим исследованиям СССР никто иной, как главный американский ракетчик, а в прошлом - штурмбанфюрер СС Вернер фон Браух!

Этого не могло быть, но я видел своими глазами: Королевин и фон Браух сидели напротив друг друга и оживленно о чем-то беседовали.

Я сообразил, что уже едва ли не минуту столбом стою прямо напротив окон, из которых хорошо просматривается вся прилегающая к кафе территория. Чтобы не быть замеченным, нужно было немедленно уходить.

Зашагал по Волоколамскому шоссе прочь от кафе. В голове был полный сумбур. К таинственным происшествиям лунного полета добавилась еще одна загадка. Открытая встреча Сергея Павловича Королевина с человеком, которого еще вчера на страницах “Правды” называли “ракетным бароном”, “фашистским выкормышем”, “нацистским преступником”. Невероятно, но факт: Вернер фон Браух собственной персоной сидел в московском кафе и о чем-то живо беседовал с руководителем советской космической программы!

Замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Хорошо, сейчас я уйду отсюда и что? Загадки так и останутся. Их даже теперь на одну станет больше. Позвонить что ли завтра Королевину? “Здравствуйте, Сергей Павлович! Вчера я видел вас в одной компании с Вернером фон Браухом. Хорошо отдохнули? Кстати, у меня есть несколько вопросиков по прошедшему полету. Когда мне можно к вам подъехать?” Чушь...

А почему бы не поставить все точки над “i” прямо сейчас?

Я резко повернулся, едва не столкнувшись с какой-то старушкой с двумя авоськами, выходившей из рыбного магазина, и зашагал обратно.

Не замедляя шаг, прошел мимо окон “Весны”, краем глаза отметив, что Королевин и фон Браух все еще сидят за столиком и беседуют. Поднялся по ступенькам на крылечко кафе, распахнул входную дверь, затем внутреннюю, и оказался в просторной гардеробной. Из-за стойки мне улыбнулся лысенький сутулый старик-гардеробщик в синем тщательно отглаженном халате - он узнал меня, едва я сделал шаг через порог:

- Товарищ Леонтьев! Какая неожиданность! Проходите, пожалуйста!

- Здравствуйте, - снял папаху, расстегнул пуговицы и стащил с плеч шинель. - Можно у вас перекусить?

- Конечно, конечно! - лицо гардеробщика расплылось в угодливой улыбке. Он принял у меня верхнюю одежду и выдал номерок. - У нас есть и комплексные обеды, и спецзаказы! Проходите в зал, пожалуйста!

Я взглянул на себя в огромное зеркало, висевшее на задней стене, чуть подправил галстук и двинулся в обеденный зал.

Фон Браух сидел лицом к входным дверям и заметил меня первым. Его лицо вытянулось, глаза округлились, он что-то быстро сказал Королевину. Сергей Павлович вздрогнул, принялся оборачиваться, сидя на стуле. Человек он плотного телосложения, грузный и получилось это у него неловко. Я оказался у столика раньше, чем он успел повернуться.

- Привет честной компании! - растянул губы в улыбке. -Не помешаю переговорам высоких сторон своим присутствием?

- Здравствуйте, Алексей Архипович, - сказал фон Браух на языке Пушкина и Тургенева без малейшего акцента. - Рад буду с вами познакомиться!

Я опешил. Надо же, бывший штурмбанфюрер, оказывается, вполне прилично владеет русским!

- Алексей? - Королевин весело фыркнул. - Ах, вот значит, кто топал за мной следом от самого института! А я думал, что кто-то из гэбэшников. Присаживайся!

Я отодвинул стул от стола и сел рядом с Королевиным.

- А я как раз хотел поговорить с вами о странностях нашего полета, Сергей Павлович, - произнес, по-прежнему саркастически улыбаясь. - Обо всей этой череде неожиданностей и неисправностей. А теперь, видно, и спрашивать не о чем. Все и так очевидно. Тайно договорились с американцами, да? С этим вот недобитым ракетным бароном?

- О, шпионская история! Пронырливый майор Пронин против коварного Джеймса Бонда! - фон Браух захохотал, но тут же оборвал смех, тряхнул головой и тихо произнес:

- Чепуху городите, полковник Леонтьев.

- Помолчали бы лучше, группенфюрер! - зло огрызнулся я. - Надеюсь, вам уже присвоили очередное звание в СС? А здесь вы по приглашению Советского правительства или по туристской визе из Нюрнбергского трибунала?

- Ну, ты и язва, Алексей! - Королевин засмеялся и кивнул в сторону фон Брауха. - Он здесь по моему приглашению. Кстати, Вернер - коренной москвич.

Я растерянно замолчал.

Королевин подмигнул собеседнику:

- Помнишь наш пивной кабачок в подвальчике на Таганке?

Если немец здесь легально, я, кажется, оказался в очень неловком положении... Да и немец ли он?

- Вспомнила баба, как девкой была, - фон Браух грустно вздохнул. - Это когда же было, Сереж? Я уж сколько лет в Москве не был. Все работа, работа... Да что тут говорить? Сам знаешь нашу жизнь.

- Эх, все недосуг просто встретиться, пивка попить, поболтать, - Сергей Павлович закивал. - Все дела, дела, дела...

Около стола, - словно из ниоткуда, - вдруг объявился грузный черноволосый мужчина в белоснежном халате, накинутом поверх синего костюма.

- Добрый день, товарищ Леонтьев! И вы, товарищи, здравствуйте, - он окинул взглядом Королевина и фон Брауха. -Я директор этого кафе Серенко Егор Титович. Рад Вас приветствовать в нашем заведении!

Он чуть поклонился.

- Весь наш трудовой коллектив будет рад, если... - начал директор. По-видимому, он собирался сказать целую речь, но фон Браух решительно остановил его жестом:

- Вот что, любезный... Ну-ка, организуйте для первопроходца космоса товарища Леонтьева и его коллег пару бутылочек водочки, соленых огурчиков и картошечки с чем-нибудь мясным...

- На четверых, - вставил Королевин и пояснил:

- Василий сейчас тоже подойдет. Служба Мозжорова обещала сегодня выдать прогноз. Михеев ждет их доклад.

- ...И еще четыре бутылочки с минералочкой, - добавил фон Браух. - Лучше, чтобы “Боржоми”.

- Сию минуту, товарищи, - директор кивнул и тут же удалился готовить заказ.

- Ладно, Алексей, - Королевин полуобернулся ко мне. -Раз уж ты оказался таким любопытным, придется рассказать тебе обо всем. Чтобы домыслы тебя не мучили.

- И кстати, Сереж, - сказал фон Браух. - Что-то наши ряды давно уж не пополняли действующие космонавты. Алексей Архипович вполне мог бы стать хорошим миростроителем.

- Ну, это, Вернер, пусть товарищ Леонтьев сам примет решение, - Сергей Павлович покосился на меня. - Оценит все, что сейчас услышит, и решает.

Буфетчица принесла на подносе бутылки с водкой и четыре рюмки, порезанный дольками лимон на блюдце. Директор кафе маячил в двух шагах за ее спиной.

- У вас принято закусывать водку лимоном? - седые брови фон Брауха изогнулись дугами.

- Будь ближе к народу, дорогой мой фон аристократ! - с усмешкой заметил Королевин. - Здесь принято закусывать водку чем угодно. В стране серьезные перебои с продуктами. Масса товаров в хроническом дефиците. И народ, кстати, считает, что виновата в этом наша космическая программа -слишком много денег тратится на исследование Луны и дальних планет!

- “Социализм - лучшая стартовая площадка для советских ракет”, - с иронией процитировал Хрущева фон Браух и криво усмехнулся. - Василия будем ждать или все-таки примем по первой?

- Семеро одного не ждут. Трое - тоже, - Королевин разлил водку по рюмкам. - Ну, ребята, давайте за встречу.

- Знаешь, Серега, я на том краю света уже совершенно забыл, что в России после тоста принято чокаться, - сказал фон Браух, когда мы выпили.

- И немудрено, - Королевин взял с блюдца лимонную дольку. - Тебя сколько на Руси не было?

- Три экспедиции, - мысленно прикинул немец. - Это... Гм, почти двести лет!

Наверное, у меня отвисла челюсть. Фон Браух фыркнул и предложил:

- Сергей, давай Алексею Архиповичу все объясним. А то, глядишь, он и впрямь посчитает нас сумасшедшими. Или безудержными фантазерами.

- Да я вот и думаю, с чего начать... - Королевин заерзал на стуле.

- С неопровержимого факта, - фон Браух принялся посасывать дольку лимона. - У тебя есть видеозапись высадки на Луну со “шмеля”? Вот и покажи. И объясни. Пусть Алексей Архипович сразу поймет, что имеет дело с людьми, владеющими высокими технологиями - такими, которые пока недоступны нынешней земной науке.

- Алексей, - Королевин снова повернулся ко мне, - ты помнишь, какие телекамеры снимали твою высадку на Луну?

- Конечно, помню, - я пожал плечами. Экзаменовать меня вздумали, что ли? - Камера, установленная на “Луннике”, и обзорная телекамера с “Лунохода-5”.

- Я покажу тебе твой выход на Луну с другого ракурса.

Королевин достал из внутреннего кармана пиджака небольшую продолговатую коробочку светло-серого цвета. На верхней плоскости коробочки располагались небольшой экранчик и несколько разноцветных кнопок.

- Это - универсальный коммуникатор, - пояснил Сергей Павлович. - Сочетает в себе функции телефона, телевизора и компьютера. С его помощью возможна связь с любой точкой на Земле, где есть обладатели аналогичных устройств. И фильмы с его помощью, конечно же, тоже можно смотреть. Сейчас я покажу тебе кадры твоей высадки на Луну. Съемку вел “шмель” - малый беспилотный аппарат, который может становиться невидимым в оптическом диапазоне.

- Еще одна фальшивка с участием каких-нибудь загримированных актеров? - я скептически фыркнул. - Генерал Маканин перед стартом дал мне послушать запись моей предсмертной речи с Луны. Теперь вот ваше кино... Основательно готовилась фальсификация, да?

- Это настоящие кадры с Луны, - Королевин покачал головой. - Смотри.

Он поколдовал над кнопками на уникоме и пододвинул его ко мне. Экранчик на аппарате засветился голубым и вдруг стремительно вырос. Теперь он стал размером с обычную книгу. И на нем сразу же появилось цветное изображение.

“Лунник” заходил на посадку. Съемка велась сверху, невидимый оператор завис выше и чуть в стороне от лунного корабля. Вспыхивали короткими импульсами маневровые двигатели, где-то под днищем “Лунника” горел ровным светом оранжевый факел маршевого мотора - его не было видно, но отблески вырывающихся струй раскаленного газа были хорошо заметны на зеркальных металлических стойках “ног” корабля. Под кораблем расстилалась равнина, покрытая мелкими кратерами, валунами и трещинами.

- Удачный киномонтаж, - я решил держать оборону до конца. - Где доказательство, что это настоящая съемка?

- Ладно, Фома неверующий, - Сергей Павлович сделал несколько быстрых пасов руками над зеркалом экрана. - Вот тебе твоя высадка на Луну. Себя самого, надеюсь, узнаешь?

Новая картинка на экране. Я в скафандре стою на лестнице лунного корабля. Фон сзади - лунный пейзаж. Тот самый, который видел на Луне: это расположение камней и кратеров около севшего “Лунника” навсегда врезалось в память. Даже в карантине по ночам снилось.

Съемка велась со стороны корабля, словно кто-то или что-то присело где-то ближе к верхушке “Лунника” и вперило в меня объектив телекамеры. Кадры были цветными, яркими и сочными. За стеклом гермошлема хорошо различалось мое лицо, глаза, губы. Было видно, как я чуть наклонил голову

влево и вперед и почесал нос об специальный выступ под стеклом гермошлема.

Я хорошо помнил, что именно так и сделал там, на Луне, за несколько секунд до того, как ступить на лунную поверхность: почесал нос о выступ внутри скафандра. Не осталось сомнений - на этих кадрах цветного фильма был изображен действительно я. И съемка подлинная. Значит, невидимый аппарат - “шмель”, как его назвал фон Браух, -действительно существовал и вел съемку на Луне. Но как он там мог оказаться? Прилетел верхом на “Луннике” или на собственных двигателях?

- Теперь у тебя не осталось сомнений? - спросил Королевин и выключил изображение. Уником погас и снова стал неприметной серой коробочкой. - Тогда слушай.

- Увы, ребята, теперь с объяснениями придется повременить, - фон Браух кивнул в сторону входа. - Вот и Василий Павлович!

Я обернулся. Через зал к нам, улыбаясь, шел Михеев.

Повторился ритуал встречи, который я уже видел с полчаса назад. Фон Браух тоже расплылся в улыбке, поднялся из-за стола и шагнул навстречу пришедшему, заключая его в объятия.

- Господи, Вернер, - Михеев смахнул слезинку со щеки. -Мы вживую столько лет не виделись, что я уже почти привык считать тебя всего лишь изображением на моем уникоме!

- Конспирация, туды ее в качель, - фон Браух снова уселся за стол. - Никаких личных встреч!

- И это правильно, товарищи, - с лукавинкой заметил Королевин. - Какие такие совместные дела могут быть у советского главного конструктора и американского инженерного гения с германским прошлым? Тут Алексей Архипович стопроцентно прав!

- Э... Алексей? - Михеев, наконец, заметил, что я тоже сижу за столом прямо напротив него. - А он что же...?

- Алексей теперь, может быть, тоже будет с нами, - сказал Королевин и похлопал меня по плечу:

- Как он сам решит - так и будет.

Буфетчица, наконец, принесла заказанные блюда, расставила их на столе.

- Давайте выпьем за нашу дружбу, - предложил фон Браух. - Руку менять не будем. Серж, наливай!

- А теперь, Василий Павлович, - сказал Королевин, когда мы выпили, - расскажи нам, что там Мозжоров со своими орлами нашаманил? Каков прогноз?

- Сергей Палыч, ты Василию хоть закусить позволь, -возмутился фон Браух. - Нельзя же так с места - и в карьер.

- Он прямо с банкета, - хитро блеснул глазами Королевин. - И, как я заметил, там за столом не зевал. Ты, Вернер, кушай, а Вася пусть рассказывает.

- Я и вправду что-то к перекусу не расположен, - кивнул фон Брауху Михеев, рассмеявшись. - Да и жена плешь проела: “Худей, мол, верста коломенская. Сильно в пояснице раздался, на диване уже не помещаешься”.

- Василий, не тяни резину, - Королевин пробарабанил пальцами по столу. - Давай выкладывай прогноз!

- В целом прогноз развития благоприятный, - Михеев взял бутылку с минеральной водой, плеснул в стакан, выпил. -Сначала о политике... Здесь, в Советском Союзе, в семидесятые годы начнется постепенный перевод всего хозяйственного механизма на рыночные рельсы при сохранении политического влияния Коммунистической партии. Хрущев добровольно уйдет на пенсию после празднования сотой годовщины со дня рождения Ленина. Косыгин сохранит за собой пост премьера, Брежнев станет Первым секретарем ЦК, Председателем президиума Верховного Совета СССР изберут Громыко.

- Как все это скажется на космонавтике? - спросил Королевин, озабоченно потирая пальцами лоб. - Брежнев - это почти всегда торможение, сброс темпа развития.

- Практически никак не скажется. Влияние Брежнева будет компенсировать тройка Косыгин - Громыко - Устинов, -ответил Михеев и покосился на меня, подмигнул. - Я, пожалуй, начну с лунного направления. Думаю, Алексею это будет особенно интересно... В будущем году состоятся еще две экспедиции на Луну по нынешней схеме. Через пару лет мы запустим четырехместный корабль - “Знамя-М”. На лунную поверхность смогут высаживаться сразу три космонавта, появится беспилотный лунный грузовик. В середине семидесятых будет создана лунная орбитальная станция. К концу десятилетия - первая постоянная база на Луне с экипажем около десяти человек.

- Это хорошо! - закивал Королевин, потирая руки. -Хороший темп!

- А что в околоземном пространстве? - поинтересовался фон Браух.

- Года через три будет запущена орбитальная станция “Заря” - на основе последних ступеней ракеты-носителя “Ленин”, - ответил Михеев. - “Союз” маловат для полетов к такой станции, поэтому летать начнет шестиместный корабль. Станция будет многомодульной. К концу десятилетия продолжительность полетов советских космонавтов достигнет одного года.

- Как будут обстоять дела с военным космосом? -подавшись вперед, спросил Королевин.

- Челомбитов все-таки доведет до ума проект военной орбитальной станции “Алмаз” и трехместного транспортного корабля. Козелков испытает несколько “Союзов-ВИ” - для оборонных исследований в космосе. Будут даже запущены “Союзы” в истребительной и разведывательной модификациях. Но до серьезного размещения оружия в космосе дело не дойдет. Начнется разрядка отношений между СССР и США.

Михеев сделал паузу, собираясь с мыслями, затем продолжил:

- Неплохо будут развиваться воздушно-космические системы. Космолет “Спираль” начнет летать в середине следующего десятилетия, большой крылатый корабль будет создан лет через десять. Стоимость космических запусков резко снизится.

- А что у нас, в Америке? - мне показалось, что фон Браух заерзал на стуле от нетерпения.

- В США через четыре года к власти придет республиканский тандем Нельсон Рокфеллер - Джеральд Форд. В начале восьмидесятых весьма вероятен реванш демократов. Наиболее вероятный кандидат в президенты - нынешний вице-президент Роберт Кеннеди.

- Что будет с “Аполлоном”?

- “Аполлон” доберется до Луны уже в следующем году. Все десять экспедиций закончатся успешно. США, как и СССР, создадут лунную орбитальную станцию и базу на Луне. Будет запущено несколько околоземных станций класса “Скайлэб”. Уже в будущем году полетят в космос военные аппараты МОЛ. В начале восьмидесятых годов ожидается создание крылатого грузового корабля.

Михеев замолчал.

- А потом? - Королевин разлил водку по рюмкам. - За успех наших космических дел, ребята!

- Потом прогноз уже менее четкий, но с нашим базовым сценарием серьезных расхождений нет, - выпив и все-таки немного закусив, продолжил Михеев. - В середине восьмидесятых состояние мировой экономики потребует сокращения военных расходов. Да и рыночная политика модернизации в СССР серьезно сблизит Советский Союз с Западом. Военная конкуренция сменится экономической. Постепенно к двум мировым сверхдержавам подтянутся Китай, Индия и еще многие страны. Появится очень много совместных проектов. В том числе и в космосе. Состоится первый пилотируемый полет к другим планетам. Естественно, кандидат номер один - Венера. К тому времени на ее поверхности и на поверхности ее спутника уже успеют побывать и беспилотные станции, и автоматические вездеходы.

- Замечательная перспектива, ребята! - Королевин заулыбался. - У нас получилось!

- Да, стройка удалась, - кивнул фон Браун. - Хороший мир получился, правда?

Я ничего не понимал. Все рассказанное Михеевым больше всего было похоже на политический бред, смешанный с винегретом из наших и американских космических программ. За столом в кафе на окраине Москвы сидели и фантазировали три известных всему миру ракетчика...

Наверное, мои мысли так явственно отразились на лице, что фон Браух сказал:

- Ребята, давайте-ка все-таки полностью введем в курс наших дел Алексея Архиповича. Мне кажется, ему не все... э... понятно.

- Что ж тут не понять? - у меня проснулось самолюбие, и я решил чуть-чуть заерепениться. - Фантазии на космические и политические темы. Только не совсем ясно, для чего они вам нужны?

- Это не фантазии, Алексей, - Сергей Павлович покачал головой. - Вот послушай...

...Жила-была Вселенная, внутрь которой - как матрешки друг в друга - были вложены наша Галактика, Солнечная система и планета Земля. Конечно, появилась на ней и человеческая цивилизация. Постепенно развиваясь, она прошла путь от возникновения первых городов до создания могучих сверхдержав, которые, соперничая друг с другом, устремились в космос. Человек облетел Землю, ступил на поверхность Луны, месяцы и годы мог жить на околоземных орбитальных станциях.

А потом соперничество сверхдержав ослабло. Космос потерял роль площадки, на которой они мерялись своими технологическими силами. Нет, по-прежнему кружили над планетой спутники связи, метеорологии и разведки недр, продолжались полеты людей в ближний космос, иногда запускались исследовательские зонды к планетам Солнечной системы. Но в целом вся мировая космонавтика забуксовала. Так и не была создана лунная база, откладывался на неопределенное время полет людей к Марсу... Общество вообще теряло интерес к космическим исследованиям. На Земле вдруг обнаружились дела и поинтереснее, и поважнее, и поприбыльнее. В конце-то концов, среди десятимиллиардного человечества осталась только небольшая по численности группа энтузиастов, которая по-прежнему мечтала о полетах к другим планетам, о встречах с братьями по разуму в мирах под иными солнцами.

К тому времени, о котором шла речь, на Земле возникли мощные компьютерные системы. Сеть межкомпьютерных коммуникаций оплела всю планету. Электронные машины из огромных чудовищ, высотой едва ли не с многоэтажный дом с годами превратились в переносные компьютеры размером с книжку, а некоторые - вообще стали по габаритам напоминать портсигар. Эти небольшие компьютеры позволяли людям напрямую общаться друг с другом. Возникали “форумы” - как назвал их Королевин - места, где можно было с помощью переписки “поболтать” с друзьями и знакомыми. Один из таких форумов существовал при журнале “Космические новости”, который издавался в столице тамошней России - Москве.

И вот те, кто участвовал в общении на этом форуме, однажды занялись обсуждением проблемы: почему замедлилось развитие мировой космонавтики? Обсуждали, долго спорили и пришли к двум выводам.

Во-первых, для рывка в космос стало не хватать ресурсов. Человечество развивается, его сиюминутные потребности растут, стратегические, не сулящие немедленной пользы или прибыли проекты отодвигаются все дальше и дальше.

Во-вторых, пропал романтизм Великой Мечты о покорении космоса. А почему пропал? Потому что оказалось, что планеты Солнечной системы необитаемы. Братья по разуму, может быть, где-то и есть, но к ним уж точно не добраться - слишком далек путь до самых ближайших звезд.

Эх, вот если бы рядом с Солнечной системой, в пределах досягаемости обнаружилась хотя бы парочка звезд с обитаемыми планетами! А если бы еще эти разумные обитатели были похожи на человека! Тогда можно было бы объединить усилия нескольких цивилизаций и штурмовать дальний космос совместно, постепенно заселяя сначала Галактику, а потом и всю Вселенную. Но, увы, нет, не существует в природе таких братских ближних миров...

Кто-то из участников обсуждения на форуме подал идею: а раз таких родственных цивилизаций нет, то почему бы их самим не создать? Нырнуть в прошлое лет на сто, и в каком-нибудь гиперпространстве сделать копию Земли. “Дорастить” ее до середины двадцать первого века, а потом как-то вывести в реальную Вселенную где-нибудь вблизи Солнечной системы. Вот уже есть одна родственная цивилизация! А если такую операцию с нырянием в прошлое и созданием цивилизаций проделать последовательно, скажем, десяток раз? Тогда в один и тот же момент времени около Солнечной системы появится еще десять населенных людьми Земель. Дублировать полностью планеты нет смысла. За сто лет “выращивания” цивилизацию можно существенно “подрихтовать” по своему вкусу. Например, на этой Земле в космос первыми полетят русские. На другой - американцы. На третьей - вообще какой-нибудь оберштурмбанфюрер Макс фон Штирлих... Полученные таким образом Земли, конечно же, довольно быстро объединятся в единое космическое человечество - благо они теперь будут расположены практически рядом, в пределах досягаемости уже имеющихся космических средств. Объединенные миры совместно двинутся осваивать Галактику.

- Мы тогда были романтиками, молодыми духом и горячими, - сказал Королевин, грустно улыбнувшись, и вполголоса продекламировал чьи-то стихи:

- Мы будем шагать по звездам, До дальних дойдем планет. Над гиперпространством грозным

Проложим трассы ракет...

Разумеется, замысел создания “объединенного космического человечества” сначала посчитали шуткой и фантастикой. Нет, мол, у людей пока таких технологий, чтобы нырять в прошлое, копировать Земли, выращивать их в гиперпространстве и затем переводить в реальную Вселенную.

Тут-то один из участников форума - как оказалось, молодой физик, который жил и работал в поселке со смешным названием “Сколково”, - вдруг и заявляет: “Есть у меня, ребятки, технология путешествия во времени. Можно нырнуть в прошлое хоть на сто лет назад, хоть на миллиард”. Из-за океана, из американского штата с труднопроизносимым названием Массачусетс, откликается пожилой астрофизик: “У меня есть идея, как скопировать Землю в гиперпространство и вырастить там новый мир”. Тут подоспел и третий “изобретатель”: “Хотите вернуть измененную копию Земли в нашу реальную Вселенную и поместить ее недалеко от Солнечной системы? Нет проблем! Сделаю!” Нашелся и финансовый спонсор для будущего проекта - миллиардер, бывший космический турист, летавший на международную орбитальную станцию на российском космическом корабле.

Шуточки кончились. Энтузиасты списались, встретились, договорились. И на свет родился проект, который назвали “Гагарин” - по фамилии человека, первым отправившегося в космос на той Земле.

Установка для перемещения назад во времени оказалась весьма простой в изготовлении, даже особых затрат не потребовалось. Все оборудование и “гагаринцы” уместились в трех старых купейных железнодорожных вагонах, которые участники проекта - а их набралось без малого почти сотня -вскпадчину выкупили у “Российских железных дорог”. “У нас будет не машина времени, а вагон времени”, - шутили участники проекта.

В прошлое стартовали в очередную годовщину полета Гагарина. В ночь на 1 января 1901 года старая Земля была скопирована в гиперпространство. Вот тут и случилось непредвиденное...

Оказалось, что “вагоны времени” со всеми участниками проекта оказались на скопированной Земле, переместились из “старого” мира в новый. Что-то там законфликтовало в программном обеспечении двух установок - той, которая двигалась во времени, и той, которая копировала миры. Обратное перемещение было уже невозможно.

Но можно было жить и работать на скопированной Земле, постепенно меняя ее историю. А в середине двадцать первого века вывести этот новый мир в “старую” Вселенную и добраться на прежнюю Землю уже обычным космическим транспортом. Благо его на новой Земле к тому времени вполне можно будет создать.

Была только одна “досадная мелочь” в этом грандиозном по своему масштабу замысле. От начала двадцатого века и до середины двадцать первого века - ко времени возвращения на прежнюю Землю - все участники проекта уже состарились бы и умерли. Почти полторы сотни лет вряд ли удалось бы прожить даже долгожителям. Получалось, что провести остаток жизни всем “гагаринцам” предстоит все-таки в этом, скопированном мире.

В распоряжении первой сотни строителей миров оказались огромный багаж знаний с “прежней” Земли и невероятные финансовые возможности на новой, но главное -они не пали духом. Менее чем за десять лет обосновались в скопированном мире, создали здесь свою научную и производственную базу. Появились неизвестные на “старой” Земле технологии и изобретения. В проект пришли новые строители, набранные из числа самых талантливых молодых людей этого мира. Один из них и предложил способ перемещения человеческого сознания в новое тело. Новые тела можно было получать из старых путем обычного клонирования - это уже давно научились делать еще на “старой” Земле. А потом была создана ретромедицина -омоложение части тела или всего организма во встречном потоке времени - и стало возможным отказаться от клонов. Что там прожить полтора века! Теперь “гагаринцы” становились практически бессмертными.

Поэтому с возвращением домой можно было не торопиться. Родился новый план. Решили построить не десять Земель, а в тысячу раз больше. А потом их все, разом, вывести в единую Вселенную. Получалось огромное шаровое скопление человеческих миров - целая космическая цивилизация. “Великое Кольцо” человечества.

Энтузиазм миростроителей бил ключом. От дерзости замыслов кружились головы.

И закипела работа... Все новые и новые Земли появлялись в параллельных мирах. Постепенно росла техническая мощь “гагаринцев”. Они научились частично стирать свою память - чтобы старые воспоминания и знания не мешали при создании новых миров. Строители уходили все глубже и глубже во времени. Теперь они строили не только саму Землю, но и активно преобразовывали планеты всей Солнечной системы.

Сначала начинали свою работу проектанты и конструкторы. В протопланетном облаке вокруг Солнца они создавали планеты для будущих человеческих миров. На рубеже первого и второго тысячелетий нашей эры наступало время “квартирьеров”: они проводили предварительную подготовку цивилизаций на новых Землях. А в начале двадцатого века в подготовленные миры высаживались бригады строителей.

Каждый земной мир доводили до стадии стабильного развития программы космических исследований. Ведь на “выходе” нужны были Земли, которые составили бы ориентированную на освоение Вселенной цивилизацию. Считалось, - и затем было подтверждено многократно, - что стадия стабильного развития наступает с завершением первой высадки человечества на Луну: в новых мирах в дальнейшем идет прогрессирующее развитие космических исследований. После выхода человека на лунную поверхность составлялся комплексный прогноз развития “новой Земли” на будущее. Теперь строители миров больше не строили эту новую Землю, а лишь слегка корректировали при необходимости - за дело брались корректоры. Если же какой-то из миров отклонялся от сделанного прогноза и неожиданно притормаживал, “гагаринцы” слегка его подталкивали: там внедряли новые технологии, здесь приводили к власти других администраторов. А в некоторых мирах было достаточно вообще опубликовать всего одну книгу о космических исследованиях, чтобы подстегнуть развитие этих “новых Земель”.

После выхода созданных миров на стадию стабильного развития, подавляющее большинство миростроителей перемещались на очередную Землю. На созданной новой Земле оставались только корректировщики, которые “доводили” мир до середины двадцать первого века - рубежа,

на котором в будущем планировали вывести в единое пространство все десять тысяч созданных миров. После завершения корректировки, оставшаяся группа перемещалась следом за основной.

За счет пополнения новобранцами из созданных Земель росло число участников проекта. Над выращиванием миров теперь работали уже десятки тысяч человек. Во главе всех структур стоял Совет Главных - наиболее опытные и авторитетные миростроители. “Гагарин” работал как хорошо отлаженные часы, создавая все новые и новые миры. Конечная цель - десять тысяч Земель - была уже близка.

...Они говорили все трое, - Королевин, Михеев и фон Браух, - часто нетерпеливо перебивая и поправляя друг друга. Глядя в их лихорадочно поблескивающие отсветами Великой Мечты глаза, слушая их возбужденные голоса, я понял, что все, о чем мне рассказывают сейчас эти люди, - правда. Правда, несмотря на всю фантастичность их рассказа.

Когда основное уже было сказано, Королевин вернулся к своему предложению - еще раз, теперь уже прямо и недвусмысленно предложил мне войти в состав группы строителей миров. Конечно, у меня есть право отказаться. Тогда они просто попросят меня забыть об услышанном.

Королевин вдруг оборвал речь на половине слова, нырнул рукой во внутренний карман пиджака и снова достал уником. На экранчике светилась надпись мелкими буквами.

- Волянецкий просит меня срочно приехать в Центр, -Сергей Павлович нахмурил брови. - У него случилось что-то чрезвычайное во время контакта с новобранцами.

- А он с кем сегодня должен был встретиться? - спросил Михеев. - С Луганцевым и Лаукайте?

- Да, - кивнул Королевин, поднимаясь из-за стола. -Странно, обоих мы проверяли не единожды... Что там могло случиться?

Он мгновение помедлил и повернулся в мою сторону:

- Вот что, Алексей... А поедем-ка со мной? Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.