«Если», 2017 № 02

Далия Трускиновская
ОНИ ВЕРНУТСЯ

/фантастика

/биотехнологии

/природопользование

— Травмировать психику детей не позволю, — сказал на последнем совещании Софрон Аржаков. Да так сказал, что академики переглянулись и промолчали. А что им еще оставалось? Ведь Аржаков победил…

Именно поэтому для доставки малышей в заповедник выбрали судно, а не вертолет и не грузовой дирижабль. Да, судно пойдет по Лене с малой скоростью, узлов тридцать, при этом будут дневки, чтобы крошки погуляли и размялись. Но за полторы недели можно добраться до устья. И это всех устраивает, особенно институтскую молодежь, которую Аржаков взял в свой проект. Тут же возникли споры и интриги: кому сопровождать малышей. Это же фактически — дополнительный отпуск, да еще летом, в хорошую погоду, да еще помимо оклада командировочные… Но Аржаков сам назвал имена — Саяра Данилова, Эргис Тайахов, Тускул Кытчиев. И, естественно, кореец Но Пуанг. Из обслуживающего персонала — Алтана Могусова. Ну и Ванька Попов, куда ж без него.

Как Ванька попал в команду Аржакова — это особая история, от которой явственно попахивало безумием.

Началась она четыре года назад, когда первый эксперимент по методике Хван У Сока не принес никаких результатов. И Аржакову руководство института прямо сказало: «Твоя деятельность, Софрон, напоминает вываривание оленьего легкого с целью добычи сала». Если в котле обнаружится хоть пятнышко жира — это достижение. Но если Аржаков поставил цель — отговаривать его примерно то же, что грозить небу поленом, а облакам — ножом.

После того как южнокорейский профессор был признан авантюристом и вралем, а вдобавок еще и мошенником, никто не желал давать деньги на его опыты по клонированию. Потом, правда, часть обвинений как-то забылась, но в большую науку профессор не вернулся, перед смертью успев успешно клонировать корову и волка и примеряясь к верблюду. Недоброжелатели сделали вид, будто и тут какое-то надувательство. Но Аржаков на каком-то симпозиуме познакомился с аспирантом профессора, Но Пуангом, который, как оказалось, сохранил рабочие файлы Хван У Сока. Кончилось это тем, что для Но Пуанга сняли в Якутске двухкомнатную квартиру. Кореец даже выучил с тысячу русских слов, так что легко прижился в Институте прикладной биологии, да и вообще стал в Республике Саха почти своим.

Наконец, два года назад Аржаков полетел в Москву — выбивать деньги на эксперименты. Он не скрывал, что пока успехов не предвидится, показывал программу действий и прямо говорил: задача на пять-шесть лет.

Поздно вечером он возвращался в гостиницу после очередной встречи, которая завершилась застольем. Идти было недалеко, с полкилометра, он пошел пешком, чтобы выветрить хмель, и в пустом подземном переходе увидел человека, пытавшегося в начале первого продать статуэтку слона с поднятым хоботом.

Человек кинулся к Аржакову со словами:

— Возьми, а не то разобью в мелкие дребезги! Двести рублей — и он твой!

— Зачем разбивать в мелкие дребезги? — осведомился Аржаков, уже доставая из кармана полушубка деньги.

— Затем! Это же, это же… Прошлое мое это! Понимаешь? Сам Дементьев подарил! И — все! Кончено! Забирай так!

Аржаков видел — перед ним человек, находящийся по меньшей мере на второй неделе запоя. Ему стало жаль бедолагу — ночь зимняя, замерзнет в этом переходе.

— Ты где живешь?

— Выгнали меня! Она — дура! Ничего не понимает! Совсем ничего! А я же уважаемым человеком был! С самим Дементьевым работал! Слоны у меня были — как детки малые, блестели! Только меня признавали! Ну и Дементьева, так он — хозяин. А Татку, дуру, еле терпели.

Через несколько минут Аржаков понял, кто перед ним: человек из цирка, работавший в аттракционе с дрессированными слонами и изгнанный за пьянство.

Нельзя сказать, что Софрон Аржаков был так уж суеверен, но это явление фарфорового слона принял как тайный знак судьбы. Он привел запойного в гостиничный номер и уложил на диванчике. А на утро предложил:

— Или ты едешь со мной в Якутск, или остаешься тут и подыхаешь под забором. Понял, нет?

Так Институт прикладной биологии обзавелся Ванькой Поповым.

Он сам себя велел так называть. Видимо, ему казалось, что Ванька — имя молодого парня, а не старого хрыча. Но молодым лысенького и щупленького Попова, ленившегося сбривать со щек седую щетину, считала только тетя Клава, оператор уборочных агрегатов, шестидесятилетняя авантюристка, способная проехаться по длинному институтскому коридору верхом на поломойном роботе с криком «Полундра!». Ванька ее намеков упорно не понимал.

Для начала его оформили сторожем боксов, пока еще пустых. Ванька тосковал и вспоминал годы своей цирковой славы. Потом, когда боксы утеплили и поставили там первое подопытное животное, молодую слониху Люську, Ваньке были торжественно вручены навозные вилы, и он принялся ходить за Люськой так, как, наверно, за невестой не ходил бы. Платили ему хорошо и даже радовались удаче: где бы еще посчастливилось раздобыть специалиста по уходу за слонами? На свое пятидесятилетие Ванька закатил настоящий банкет в ресторане, после которого пропал. Нашли его в слоновнике, спал у Люськиных ног, и слониха отмахивалась хоботом от всех, кто пытался подойти к Ваньке. А удар слоновьего хобота гарантирует полет метров на пять с последующим контактом с бетонной стенкой.

С того дня Софрону Аржакову, что называется, пошла карта: на острове Малый Ляховский, где уже нашли одну тушу мамонтихи, обнаружилось целое кладбище, и в мягких тканях мамонтенка, удивительно хорошо сохранившихся, нашлись клетки с неповрежденными ядрами. Можно было всерьез думать о клонировании.

Специалистов в этой области на планете уже было немало, но они имели дело с клонами живого зверья. Возродить мамонта — это даже для них было рискованной и непонятной затеей. Клон овцы-рекордистки, дающей феноменально тонкую и длинную шерсть, — пожалуйста. Даже клон охотничьего беркута-чемпиона — с удовольствием. Но мамонт?

Многие считали живого мамонта дорогостоящей игрушкой.

— Да тут на одних туристах республика миллиарды будет иметь! — отбивался Аржаков. И добился-таки ассигнований на вторую слониху, Бетти. Для нее взяли на работу Алтану Могусову, женщину основательную, неулыбчивую и с правильным понятием о порядке.

Поскольку эксперименты были удачными, к Могусовой прикрепили стажера, который мог вскоре понадобиться, что вызвало у Ваньки сущую истерику. Он считал Алтану самозванкой, которая примазалась к слонам по большому блату, а сама хвоста от хобота не отличит.

Аржакову было не до Ванькиной придури. Он принимал почтенного гостя — Джона Тревельяна из Сиднея. Австралийцы имели своего «мамонта» — тасманского волка, от которого не то что туши в вечной мерзлоте, а вообще почти ничего не осталось — только заспиртованный детеныш в музее. Как ни бились, а образцы ДНК, добытые из экспоната, оказались непригодными для опытов. Но упрямый Тревельян не сдавался — и вот сейчас вез в Якутск террариум, в котором сидели две большие крысы. После того как фрагмент генома сумчатого волка ухитрились встроить в геном эмбриона мыши, дело пошло на лад, и дальше опыты проводились на крысах. Эти две были третьим поколением. И от Тревельяна ждали советов по мамонтовой части — может, и впрямь следует использовать какое-то мелкое млекопитающее, прежде чем браться за слоних.

Австралиец прожил в Якутске почти три месяца, пристрастился к строганине и кумысу, накупил мехов, ходил в добытой непонятно где расшитой шубе, и никто не рискнул сказать ему, что это свадебный наряд якутской красавицы. Он также посватался к Саяре Даниловой, и веселая аспирантка принялась морочить ему голову, пока не вмешался законный жених — Эргис, которому Аржаков за такое отчаянное вмешательство устроил хорошую головомойку в своем кабинете.

— Ты сам набрал молодежь, сынок. Вот и не удивляйся, что в институте страсти кипят, — сказал на это Аржаков-старший.

— Чему-то новому можно научиться только у молодежи, — ответил Софрон, которому на днях исполнилось сорок пять.

Но в результате, насмерть переругавшись, а потом помирившись с Но Пуангом, Тревельян настоял на том, чтобы использовать вместо мышей коз. И уехал, когда первая коза с подсаженным фрагментом генома дала подходящий клеточный материал.

Потом Ванька Попов, плохо понимавший, чем занимаются в институте, полез с кулаками на Тускула Кытчиева, вкатившего Люське слоновью, как и полагается, дозу снотворного. Пришел Аржаков, выругал Ваньку и прогнал из слоновника.

Предстояла тонкая операция — через микроразрез, запустив крошечного робохирурга, достать Люськину яйцеклетку. Потом ту же операцию проделали с Бетти. И через сутки им вернули яйцеклетки с подсаженной ДНК. Теперь оставалась гормональная терапия.

На Ваньку и Алтану возложили обязанность брать пробы слоновьих экскрементов каждые два часа. Будь Ванька подипломатичнее — уговорился бы с Алтаной, составил бы график, чтобы ночью хоть четыре часа поспать. Но он был сердит на всех, и особенно его раздражала Саяра, приходившая ставить слонихам уколы.

Наконец стало известно: обе слонихи в интересном положении. Тут-то настал Ванькин звездный час. Он ухаживал за Люськой, как мать за болезненным младенцем, вовремя давал витамины, водил на прогулки, сам смастерил ей попону и порывался изготовить войлочные сапоги. А уж как он истреблял блох, чьи укусы даже толстокожему слону неприятны, — это была эпопея, достойная Гомера.

Люська носила свое дитя двадцать один месяц, Бетти — двадцать два. Для принятия родов вызвали лучших ветеринаров Якутска. И вот, наконец, на свет появился первый мамонтенок. Когда он обсох, стала видна светленькая шерстка. Радость в институте была неимоверная.

— Они вернутся, они вернутся! — повторяли, как заклинание, слова Аржакова, которые впору было вывешивать в виде большой голограммы над институтом прикладной биологии на берегу Соленки.

Вскоре малыш, которого назвали Бойбур, стал терять шубку. Но не полностью — и этим он уже отличался от слоненка, который рождается мохнатым, а через несколько месяцев мохнатость пропадает бесследно. Бетти же родила девочку, крестным папашей которой стал Но Пуанг. Он назвал малышку по-корейски — Ким, что значит «золотая».

С первого дня мамонтят стали называть «дети», из чего происходило много курьезов. А Эргис Тайахов был отправлен в командировку — в Усть-Ленский заповедник. Туда Аржаков собирался со временем отправить «детей», чтобы жили в подходящих для мамонта условиях. Из заповедника он привез ценный груз: полсотни веников из тамошней растительности, чтобы посмотреть, как «детки» будут их есть. Бойбур и Ким веники одобрили, решение было принято, и Тускул получил задание: найти подходящее судно и подготовить для перевозки мамонтят.

Ему повезло. Речной трамвайчик «Айяна» при небольшой доработке вполне годился для путешествия, скорость имел хорошую, осадку низкую и мог довольно близко подходить к берегу. В речном пароходстве собирались вообще отдать его детям — не мамонтятам, а будущим водникам из клуба «Долгун», — так что плаванье к устью реки было для него последним.

«Айяна» имела две палубы, на носу и на корме. Одну приспособили для «деток»: поставили дощатые боксы, целый сарай для корма. Внизу в длинном помещении для пассажиров поселились Саяра и Алтана, мужчины же, поскольку лето жаркое, решили спать на носовой палубе.

Ванька Попов суетился больше всех. Когда привезли сколоченные из толстых досок сходни, рассчитанные на мамонтовый вес, под семьсот кило, он еще сам на них попрыгал и только тогда позволил грузить на «Айяну». Сходни были длинные, но Аржаков велел взять с собой еще досок и древесины. Он в молодости сплавлялся по Лене и знал: во многих местах утесы вплотную подходят к берегу, так что не причалить, а в иных есть пляжи и мелководье, к которым тоже нужно как-то приспосабливаться. И он же проинструктировал, какие удочки и какую снасть брать, чтобы ловить омуля.

До Жиганска дошли без приключений. А дальше были места безлюдные, потому что приречные поселки стояли пустые. Потепление, от которого не спрячешься, сделало почву топкой, и современные здания стали погружаться в нее с быстротой, которой проектировщики не предусмотрели. Решено было перевезти людей и скот на юг республики.

Густые хвойные леса, почти вплотную подступавшие к берегу, стали не то чтобы отступать, а впускать островки кустарников и низкорослой березы.

— Вот здесь и будет дневка, — распорядился Эргис, которого Аржаков поставил в экспедиции старшим.

Капитану, пожилому воднику Степанову, удалось подвести «Айяну» довольно близко к берегу. Мужчины уже наловчились опускать сходни. Алтана Могусова вывела на песок Ким, Ванька Попов — Бойбура. «Детки» обрадовались неимоверно, принялись бегать и даже подниматься на задние ноги.

— Отходим, — сказал Эргис. — Саяра, выпускай дроны.

Нужно было, чтобы мамонтята научились жить, питаться и развлекаться без помощи людей. Но мало ли в какую неприятность влипнут избалованные «дети», и потому над каждым висел, делая небольшие круги, дрон с камерой.

Погуляв по берегу, малыши ушли исследовать кустарник.

Мужчины уселись на сходнях с удочками, Степанов пошел спать, а матрос Тимофей, его ровесник, затеял светскую беседу с Алтаной. Саяра следила за мамонтятами через камеры дронов, а Ванька Попов взялся чистить бокс Бойбура.

— Саяра! Сюда! — закричал Эргис. Ему не терпелось похвастаться перед невестой здоровенным тайменем. И девушка, отлично все понимая, поспешила на сходни, оставив свой планшет вместе с походной радиостанцией на палубе.

Планы были грандиозные — разжечь на берегу костер, пожарить добычу, устроить царский ужин и любоваться закатом — а закаты на Лене такие, что хоть нарочно ради них с другого конца света приезжай.

Ванька Попов с задней палубы неодобрительно смотрел, как молодежь измеряет тайменя рулеткой. Вторую рыбину вытащил Но Пуант. И стало ясно — рыбалка окончена, больше рыбы на ужин не требуется.

Саяра вернулась на переднюю палубу, посмотрела на экран планшета и завопила:

— Эргис! Тускул! Беда!

Камера одного из дронов показывала чистое небо. Камера другого — спину мамонтенка, угодившего в яму, и головы людей, собравшихся вокруг.

Людям в этой местности быть не полагалось. Особенно таким — в колпаках, отороченных мехом.

А когда один их этих странных жителей прицелился в дрон из лука, стало ясно: стряслась настоящая беда. Один дрон сбили именно таким первобытным способом…

Оружие на «Айяне» было — два охотничьих ружья, ножи да еще нунчаки, которыми баловался Но Пуанг. Мужчины чуть не подрались над этими ружьями, а Саяра с Алтаной кричали, что нужно скорее бежать на выручку мамонтенку.

Но никто не подозревал еще об одном оружии.

Это были навозные вилы.

В свое время Аржаков не просто вручил их Ваньке Попову, а еще и выжег на катовище его инициалы. Ванька был очень доволен и все время твердил, что Дементьев о нем еще пожалеет, а вот Софрон Игнатьевич — настоящий хозяин, знает цену профессионалам. Впрочем, насчет Ванькиной профессии у сотрудников института были некоторые сомнения. Иногда он рассказывал, что начинал цирковую карьеру воздушным гимнастом, «верхним», иногда — словно ненароком вспоминал, что был в клоунской труппе. А как вышло, что он оказался служащим по уходу за животными в дементьевском аттракционе, предпочитал умалчивать.

Однако скорость реакции у него была истинно цирковая. Пока Но Пуанг заряжал одно ружье, а Эргис с Тускулом спорили над другим, Ванька с вилами наперевес уже был на берегу и вломился в кустарник.

Бежать пришлось недалеко — мамонтята не спринтеры, к тому же к долгой ходьбе не приучены. Ванька выскочил на поляну и резко остановился, потому что собравшиеся у ямы люди сразу повернулись к нему и прицелились из луков.

— Да вы что, с ума посходили?! — закричал Ванька. — А ну, пошли отсюда все!

— Сам убирайся, бесовское отродье, — на чистом русском языке ответил бородатый мужик в колпаке и кожаном долго-полом кафтане.

— Нет уж, дудки!

Ванька не то чтобы отличался безумной отвагой, вовсе нет, но ему доверили мамонтенка — и мамонтенок был в опасности.

— Сгинь, рассыпься, нечистая сила, — ответили ему.

Когда Эргис, Тускул и Но Пуанг прибежали, разговор уже шел о материях потусторонних: люди в кожаных колпаках были убеждены, что настал конец света, раз по лесам шастают сатанинские отродья, а Ванька внушал, что в яме — ни в чем не повинная скотина.

Саяра следила за событиями через камеру дрона, а капитан Степанов, наладив рацию, передавал в Якутск донесение. И передавал в меру своего понимания ситуации: мамонтенка загнали в яму какие-то страшные дикари.

Аржаков, которому переслали аудиофайл, ушам не поверил: какие еще дикари на берегах Лены, за Полярным кругом? Он связался с полицией Жиганска, и ему ответили: да, что-то такое в окрестностях водится, охотники видели следы человеческой деятельности. Но никакого вреда от дикарей не было — только следы…

Тогда Аржаков сам вышел на связь с «Айяной». Степанов подтвердил — вечер близко, Тускул, Эргис, Но Пуанг и Попов не вернулись, где мамонтята — неведомо, а камеры дронов показывают: одна — темнеющее небо, другая — мельтешащие тени.

Аржаков помянул недобрым словом жиганскую полицию и помчался в аэропорт.

В аэропорту Якутска были ангары для частных небольших самолетов, без которых в Саха трудно вести бизнес. По дороге Аржаков связался с диспетчерами, и ему дали координаты нескольких владельцев и пилотов.

Дожидаясь, пока маленький джет «Нэтээги» подготовят к взлету, Аржаков вызывал на связь всех знакомцев в Жиганске. Ему нужен был человек, который помог бы раздобыть вертолет. Причем раздобыть сразу, без китайских церемоний и с пилотом, способным выполнить любую задачу. Кроме того, Аржаков хотел взять с собой несколько крепких парней из охранной фирмы «Эгида».

Как вышло, что он позвонил Арсению, — Софрон сам не понял. Менее всего он ожидал пользы от этого чудака. Биологу, человеку земному и практическому, трудно было понять музыканта, получающего деньги за игру на хомусе, надо признаться, виртуозную игру, и расшифровывающего по старым книгам крюковое нотное письмо, которое в Саха было в ходу довольно долго — потому что сюда уходили со времен патриарха Никона раскольники-старообрядцы и уносили в заплечных мешках старые молитвословы.

Они познакомились случайно — и как раз благодаря распевам. Аржаков нашел в библиотеке, где возился со старыми газетами, оставленную на подоконнике флешку. Чтобы понять, как искать хозяина, дома послушал песнопения. Потом случилась встреча, долговязый белобрысый парень оказался хорошим собеседником, и после этого Арсений, бывая в Якутске, приглашал Аржакова на всякие интересные сборища. Тот даже несколько раз приходил.

Слова «они вернутся» очень Арсению понравились, и он подарил приятелю флешку, оправленную в пластинки из бивня мамонта. Сказал — на удачу. И точно — удача пришла.

Арсений, услышав знакомый голос, обрадовался, позвал в гости. Софрон объяснил — случилась беда, как только удастся зафрахтовать вертолет — сразу он и покинет Жиганск. Но Арсений неожиданно оказался настоящим другом — примчался в аэропорт, да еще с большим рюкзаком.

— Я с тобой, — сказал он, узнав, куда спешит Аржаков.

— Со мной будут ребята из «Эгиды». И я еще не знаю, какой борт удастся раздобыть, — ответил Софрон.

— От меня будет больше пользы.

— Это еще почему?

— Потому…

Отделаться от Арсения не удалось.

А пока Аржаков тормошил всех, до кого мог дотянуться, Ванька Попов ругался с мужиками в кожаных колпаках. Близко они не подходили, только выставляли перед собой два факела, да двое молодых время от времени целились из луков. Тогда Ванька грозил вилами.

За его спиной стояли Эргис и Но Пуанг с ружьями наизготовку. Тускул, Алтана и Саяра в темноте, светя фонариками, искали и звали Ким. Уже стало ясно, что в яму провалился Бойбур. Мамонтенок трубил, звал к себе людей, Ванька ласково отвечал ему. Но подойти поближе к яме не мог — и препирательства продолжались.

— Сам ты нечисть! — отругивался Ванька. — Сам ты сила адова! Сам ты чудище и зверь из бездны!

Он знал одно — «деток» нужно защитить, и совершенно не думал, почему эти дикие люди в кожаных кафтанах говорят по-русски почти так же, как он сам.

Дрон не был рассчитан на долгий полет. Заряд его батарей кончился, и он медленно опустился на спину Бойбуру.

— Бей беса! — отчаянно закричал бородатый мужик, и это было приказом молодым охотникам.

Эргис выстрелил в воздух — для предупреждения. А Ванька, понимая, что стрельбой дела не исправишь, побежал к яме и рухнул на спину мамонтенку.

— Ну, бей, бей! Чего ты ждешь?! — завопил он. — Ну? Коли, сволочь! Господи-Иисусе, на все твоя воля, а только — через мой труп!

В вышине послышался шум вертолетных винтов. Вертолет снижался совсем близко, над речным берегом. Шум был невыносим даже для Эргиса и Но Пуанга, а противников перепугал до полусмерти. Они кинулись наутек, куда-то в глубь леса.

Потом всем работы хватило — не имея ни одной лопаты, сучьями и досками расширять яму, устраивать пандус, выводить Бойбура.

— А ведь яма-то охотничья, — сказал Арсений. — Похоже, зверька туда нарочно загоняли.

— Они его за черта приняли, — ответил Тускул. — Как же теперь Ким найти?

— Придется ждать рассвета, — решил Аржаков. — Слонята не могут много ходить, мамонтята, наверно, тоже. Она где-то поблизости.

— Мальчик и девочка, — сказал Арсений. — А потом у них будут свои малыши.

— Это вряд ли, они же клоны, — возразил Аржаков. — Потом когда-нибудь, когда сумеем вырастить других мамонтов, решим и эту проблему.

— А зачем вообще мамонты нужны? — спросил один из тройки парней, которых Аржаков взял в «Эгиде». — Какая от них польза? Ведь не на мясо же их растить.

— Затем, чтобы жили, — отрубил Аржаков. — Тут был их дом. Мы, люди, сделали все, чтобы их истребить, мы их и вернуть должны.

— Да, вернуть, это ты правильно сказал, — заметил Арсений. — Вернуть — вот хорошее слово. Вернуть…

Он неожиданно достал хомус, приложил к губам и тихо заиграл.

И Эргис, и Тускул были городскими якутами. У них и род-ни-то среди оленеводов и охотников не имелось. Но полное тайной силы переливчатое гудение хомуса было своим, родным, они заслушались. Издали донесся голос Саяры, она звала Ким. И звала не на привычном русском — она по-якутски уговаривала девочку вернуться.

На рассвете Ким нашлась. Ее и Бойбура отвели на судно.

— Ну вот, обошлось без драки, — сказал Аржаков. — Саяра, ты им все-таки вколи транквилизатор. От вертолета столько шума — даже моя психика не выдерживает, а детки ведь в тишине росли. Я сейчас лечу в Жиганск, оттуда дня через три — в заповедник, встречать вас. Поднимемся, когда «Айяна» отойдет километра на два… Арсен, ты куда?

— Туда, — парень махнул рукой в сторону леса.

— Ты спятил?

— Нет. Ты, Софрон, за меня не беспокойся, я не пропаду. Понимаешь, я должен их найти.

— Дикарей?

— Они говорят по-русски, Софрон. Я понял, кто это. Видишь ли, я — единственный, кто может их вернуть. Мне они поверят. Ты — единственный, кто смог вернуть мамонтов, а я — этих…

— И что же ты такое понял? — спросил Эргис.

— Это — беглецы, ребята. В тридцатые годы такое бывало — старообрядцы семьями уходили куда подальше от советской власти. Вы их тоже поймите — аэропланы, автомобили, радио, моленные закрываются, страшно! Для них же все это было — как будто из преисподней. Ну вот и убегали, а эти — совсем далеко забежали. Я думаю, ушли три или четыре семьи, раз сейчас у них есть молодые охотники — так, Иван Андреевич?

— Так, — подтвердил Ванька.

— И они унесли с собой богослужебные книги. Я этих людей знаю, Софрон, они одеяло лишнее с собой не возьмут, а «Торжественник», «Апостол», «Жития святых» — заберут непременно, чтобы безбожникам не достались. Это надо понимать…

— Так это они что же — чуть ли не сто лет по лесу шастают? — не поверил Ванька. — Надо же… Обносились, бедные… И что — в шалашах живут?

— Зачем в шалашах? Вы же их встретили недалеко от берега. Похоже, они нашли заброшенный поселок. А до того — наверно, якутские юрты ставили, — предположил Арсений.

— Арсен, не мудри! — прикрикнул на приятеля Аржаков. — Тут их Ваня уже вилами насмерть перепугал, вертолет добавил. Схлопочешь пару стрел в печенку — а «скорую» тут не вызовешь.

— Не схлопочу, Софрон. Я же говорю — никого другого они близко не подпустят. А у меня — старые распевы по крюковому письму, понял? Я для них — свой, они меня признают, будут со мной говорить.

— И что, ты надеешься уговорить их вернуться? — спросила Саяра.

— Я надеюсь, что они мне поверят.

— У тебя хоть карта есть? — спросил Аржаков.

— Есть хорошая, бумажная. Да вы не бойтесь, я опытный походник, — Арсений улыбнулся. — В случае чего — выберусь к реке, тут ведь постоянно то баржа тащится, то лайнер с туристами. Не пропаду.

Но Пуанг не мог понять, что происходит, и по-английски шепотом требовал от Тускула перевода. Тускул понятия не имел, как объяснить, что за люди старообрядцы и почему их можно приручить пением на старинный лад.

Ванька тоже не очень уразумел, с кем сцепился. Его образование по религиозной части было одной сплошной прорехой. Но простые вещи он очень хорошо понимал.

— Ты, это, погоди! — крикнул он Арсению и побежал к боксам, возле которых у него был оборудован закуток. Там Ванька держал в запертом ящике припасы на всякий случай и вкусную подкормку для мамонтят.

Он появился через пару минут, прижимая к груди банки с тушенкой и пакетики с китайской вермишелью.

— На, вот! Сунь в рюкзак! — приказал он и, повернувшись к Аржакову, которого считал главным начальством в этом мире, объяснил: — А то чего же им по лесу шататься? Надо найти, по-хорошему с ними потолковать, вот как вы, Софрон Игнатьевич, со мной тогда, в Москве. Разве ж я думал тогда, что вернусь к слонам? А вот ведь получилось! Да ты бери, сынок, не стесняйся! Хрен его знает, когда ты на этих чудиков набредешь. Бери, бери! Скажи им — Ванька Попов прощения просит, что вилами махал. Без обид, понял? Пусть только возвращаются.

© Далия Трускиновская, 2017

© Ronamis, илл., 2017

Далия ТРУСКИНОВСКАЯ

____________________________

Далия Мейеровна Трускиновская родилась и живет в г. Рига (Латвия). Окончила филфак Латвийского госуниверситета. С 1974 г. активно занимается журналистикой, публикуется как поэт. Прозаический дебют — историко-приключенческая повесть «Запах янтаря» («Даугава», 1981). Написала четыре сборника иронических детективов. Повесть «Обнаженная в шляпе» была экранизирована в 1991 году. В фантастику пришла в 1983 г. с повестью «Бессмертный Дим»; широкую известность ей принесли повести и романы «Дверинда» (1990), «Люс-А-Гард» (1995), «Королевская кровь» (1996) и другие. Роман «Шайтан-звезда» (2006) был включен в шорт-лист премии «Большой книги». Дважды лауреат приза читательских симпатий «Сигма-Ф» за рассказы, опубликованные в журнале «Если». На счету Далии Трускиновской премии фестивалей «Фанкон», «Зиланткон», «Басткон». Член Союза писателей России. В последние годы публикуется под псевдонимом Дарья Плещеева.