«Остров». Подлинная история

Первым келейником старца в Китаеве был некий Иван, солдат, дезертировавший с военной службы и совершивший ряд преступлений. Старец как-то встретил Ивана на кухне и тут же перечислил тому его грехи. Потрясенный, дезертир заплакал и потом ни на шаг не отходил от старца.

“На Страшном суде тебя спросят: у тебя были руки? что ты приобрел ими? – поучал Ивана отец Феофил. – Были голова и язык? Что приобрел? И награда будет не за то, что ты приобрел кое-что, но за что именно ты приобрел”.

Иван старался как мог, но духовной твердости ему не хватало. Как-то старцу принесли большой кусок балыка. Прельстившись на него, Иван тайком съел балык и вдруг почувствовал в животе острую боль.

Старец ехидно посмотрел на него.

– Потерпи, потерпи брат. Это балычок в животе переваривается…

Боль стала невыносимой, Иван принялся громко кричать.

– А зачем послушался врага? Зачем прельстился, вкусив еды, которых без благословения не надлежало тебе касаться? – приговаривал отец Феофил. Наконец он сжалился и сотворил молитву, после чего боль у Ивана тотчас улеглась…

Вскоре Иван доказал свою преданность старцу. Как-то жарким летним днем они вместе отправились по грибы.

– Ох, гроза будет! – приговаривал отец Феофил, поглядывая на ясное голубое небо.

– Не будет, батюшка, грозы. Ни одного облачка не видать.

– Ох, будет… Скоро будет. Уже надвигается… Вот!

В это самое время из-за кустов выскочили три здоровых парня с дубинами:

– Ага, попались, монахи! Давайте деньги!

Отец Феофил благословил их, спокойно порылся в корзине и подал им самый большой гриб:

– Кушайте на здоровье.

– Что?! Ты еще смеяться над нами?

Грабители стали избивать старца, Иван бросился защищать его, и в итоге оба были сильно избиты…

После Ивана келейниками старца были Пантелеймон и Козьма. Если первый запомнился обитателям Китаева смирением, то второй – удивительной рассеянностью. При этом Козьма был чрезвычайно религиозным и начитанным служкой, так что старец Феофил называл его в шутку “богословом”. По целым дням Козьма занимался исключительно только чтением Священного Писания и святоотеческих книг, и при этом забывал не только о пище и питии, но и о прямых обязанностях своего келейного послушания. Рассеянность его доходила до такой степени, что, когда ему пришлось однажды подписаться на бумаге по поводу получения какого-то документа, Козьма не только позабыл фамилию, но даже свое имя, так что посторонние лица вынуждены были напомнить ему. Больше всего Кузьма любил книги, а пуще всего свою старую истрепанную Библию, которую постоянно носил при себе на ремне и которую клал ночью под голову вместо подушки. К своему старцу Козьма относился с рабской почтительностью и готов был ринуться по его слову хоть в огонь, хоть в воду. Самыми же нелюбимыми существами на земле у Козьмы были женщины. Встретив утром женщину, Козьма считал себя осквернившимся на весь день и непременно окроплялся крещенской водой. Все его мысли, желания и планы были направлены единственно к тому, чтобы на склоне дней своих удалиться куда-нибудь в лесную чащу, ископать там небольшую пещеру и, поселившись в ней, начать подвиг душевного спасения. И вот, когда он однажды размышлял о таком блаженстве, сзади к нему подошел старец Феофил и неожиданно спросил:

– Козьма! Ты где будешь жить, когда я на тот свет переселюсь?

– Где Бог велит, – с удивлением отвечал Козьма. – Пристроюсь куда-нибудь, буду при монастыре жить…

– Нет, не быть тебе монахом, – ехидно сказал отец Феофил. – А будешь ты жить в своем Богодухове… с бабами!

Козьма даже вздрогнул от такого злого пророчества. Вне монастыря, да еще и с бабами! Для него это было равносильно смертной казни.

Однако и это предсказание сбылось. После смерти отца Феофила Козьма вернулся на родину, в город Богодухов, и поселился там на окраине, где у него была хатка с огородом. Там он проводил жизнь чисто подвижническую и пользовался на всю окрестность громкой славой опытного в духовных наставлениях и советах “батюшки”. Вскоре усердием какой-то приезжей барыни рядом с домиком Козьмы была выстроена сперва общественная богадельня, а потом и женский монастырь. Самому Козьме не пришлось быть очевидцем расцвета обители, но, будучи соседом первых сестер богадельни, он и в самом деле жил, таким образом, “с бабами”.