С разными людьми отец Севастиан вел себя по-разному. Некоторых сурово отчитывал даже в присутствии посторонних, иным никогда не говорил о их недостатках прямо, рассказывал какую-нибудь назидательную историю, терпеливо ждал, пока человек сам поймет свои ошибки. Молиться советовал на всяком месте: стоя, сидя, лежа, во время работы, в пути.
Часто напоминал о прощении обид, любил повторять: “Бог гордым противится, а смиренным дает благодать”. О гордых говорил: “Ярому коню – глубокая яма”.
Жалующимся на болезнь напоминал: “Одно пройдет, другое найдет! Болеть нам необходимо, иначе не спасемся. Болезни очищают душу от грехов”.
Другим внушал беречь свое здоровье. В большие холода советовал одеваться теплее. “Берегите свое здоровье, оно – дар Божий. Злоупотреблять своим здоровьем грешно перед Богом”.
Молодым девушкам он часто предлагал поработать в больнице. “Самое жестокое сердце, глядя на таких страдальцев, может смягчиться. От этого зависит спасение души”.
Старец не советовал девушкам одеваться в черное, чтобы их… не поносили напрасно. “Черное не спасет и красное не погубит”, – говорил он. Отец Севастиан не советовал молодежи одеваться со вкусом и вообще следить за внешностью. Тех, кто завидовал богато живущим, он брал на требы к людям, живущим в землянках. “Посмотри, – говорил, – как они живут! Вот где спасение! Вот где школа сострадания и доброделания!”
Говоря о нестяжательстве, он приводил в пример священника, у которого после смерти ничего не осталось – ни денег, ни вещей. “Как хорошо! Как легко умирать, когда нет ничего лишнего! И будет приют в Царстве Небесном”.
Он не советовал брать на себя большие молитвенные подвиги, порицал чрезмерную ревность. Рассказывал о людях, которые начинали горячо молиться и строго поститься, а потом охладевали к вере. Советовал двигаться по духовному пути спокойно, с терпением и постоянством. Часто повторял: “Не дорого начало, не дорога середина, а дорог конец”.
Старец много говорил о супружеском долге, о верности, доверии и терпении. Он упрекал неблагодарных детей, говорил, что Бог лишит их счастья. Не раз и не два он делал замечания родителям за чрезмерную привязанность к детям, за то, что родители чуть ли не готовы молиться на них. “Сами малограмотные, одеваются абы как, недоедают, чтобы детей своих одеть, обуть и выучить. А дети, выучившись, начинают презирать малограмотность и нищенское одеяние родителей, даже стыдятся их”.
“Что дороже всего на свете? – говорил отец Севастиан. – Время! И что теряем без сожаления и бесполезно? Время!.. Когда самую ничтожную вещь потеряли мы, то ищем ее. А потеряем время – даже не осознаем. Время дано Господом для правильного употребления его во спасение души и приобретения будущей жизни. Время д о лжно распределять так, как хороший хозяин распределяет каждую монетку – какая для чего. Так и время будем распределять полезно, а не для пустых забав и увеселений, разговоров, гулянок. Взыщет Господь, что мы украли время для своих прихотей, а не для Бога и не для души употребили”.
Часто повторял: “Раб, знавший волю господина и не сотворивший ее, бит будет больше, нежели раб, не знавший воли господина”. Некоторым говорил прямо: “Вот ты знаешь все, а Бога на мир променял!”
О страстях учил так: “В наших грехах и страстях не виноваты ни вино, ни женщины, ни деньги, ни богатство, как иные хотят себя оправдать, а наша неумеренность… Богом устроено все премудро и прекрасно. Но от нерадивого употребления и пользования вещами получается зло”.
И еще: “До самой смерти бойтесь падений и не надейтесь на свои силы, а только на помощь Божию, призывая его в молитве со смирением… Самая лютая страсть – блудная. Она может побороть человека на болезненном и даже смертном одре, особенно тех, кто прожил жизнь земную до старости невоздержанно. Эта страсть в костях находится, она бесстыжее всех страстей. Никто сам по себе не может избавиться от нее. Только Господь может избавить…”
Однажды он сказал: “Между нами, монахами, и миром глубокая пропасть. Миру никогда не понять нашей жизни, а нам – их. Если бы монахи знали заранее, сколько их ждет искушений и скорбей на узком, но спасительном пути, то никто бы не пошел в монастырь. А если бы мир знал о будущих благах монашествующих, то все пошли бы в монастырь…”