«Пегас»

Глава 17 Это не только я

Последние двадцать минут в аэропорту были самыми тяжелыми для Паулу Раду. "Она удивится, когда увидит тебя", — предположила его коллега Миранда Патручич. "После столь долгого перерыва".

"Так долго, — сказал Пол почти с тоской, — так долго. Yes…. Она, должно быть, испытывает огромное облегчение от того, что сейчас здесь. Я даже не могу представить, что это за чувство — путешествовать после стольких лет и оказаться на свободе".

Пол и Миранда все еще бороздили полированный пол конкорса двадцать минут спустя, не будучи до конца уверенными в том, что их подруга успела на рейс из Баку в Анкару. Азербайджанские службы безопасности могли задержать ее в терминале аэропорта в Баку или даже снять с рейса в последнюю минуту. Но двое надеялись. "Как ты думаешь, она узнает нас в этих масках? спросила Миранда.

"Я спрашивал себя о том же", — сказал Пол, протискиваясь вперед к воротам. "Люди идут. Люди идут. В любой момент. В любой момент".

"Это похоже на родильное отделение", — сказала Миранда, наблюдая, как другие путешественники с рейса 2162 выходят из ворот с багажом в руках.

Пол вспомнил, как в последний раз видел Хадиджу Исмайлову, которой с 2014 года не разрешалось покидать родной город Баку. Эти годы она провела в предварительном заключении, затем в тюрьме, а потом жила под запретом на выезд. За это время власти Азербайджана не проявляли снисхождения. Когда мать Хадиджи отправилась по адресу из Баку в Анкару для лечения рака, Хадидже было отказано в просьбе сопровождать ее. Ей также не разрешили выехать из страны, чтобы побывать у смертного одра матери в Анкаре несколько месяцев спустя.

"Ты знаешь, сколько времени прошло?" сказал Пол, наблюдая за тем, как путешественники продолжают выходить из ворот прибытия на главный конгресс. "Почти восемь лет".

Пол и Миранда наконец увидели Хадиджу в пестрой розовой рубашке через стеклянные двери, ведущие от выхода на посадку. Она была одним из последних пассажиров, попавших в главный терминал, но ее уже не было. Наконец-то. Пол и Миранда подбежали к своей удивленной подруге и заключили ее в объятия. Все трое одновременно смеялись и плакали. Хадиджа Исмаилова временно и нехарактерно для себя не могла говорить.

"Вау, привет", — это все, что смог сказать Пол. "Вау. Вау."

"Наконец-то", — смогла сказать Хадиджа. "Столько лет прошло".

"Мы считали семь с лишним лет, — ответил Пол.

"Нет, нет, меньше семи", — ответила Хадиджа, внезапно вернув себе самообладание. Она была прежде всего журналистом, по образованию и инстинкту. Даже в самые эмоциональные моменты для Хадиджи была важна точность. "В октябре будет семь".

Хадиджа думала об Анкаре как о временной остановке — в ее планы входило как можно скорее вернуться к своей работе в Азербайджане, поэтому она приехала, как и положено гостю, как учила ее мать, с едой в руках. Накануне она приготовила виноградные листья, фаршированные говядиной, и ее долма оказалась среди салатов, запеченной рыбы и вина на столе в тот вечер, когда Пол, Миранда, Хадиджа, журналист Дрю Салливан, сестра Хадиджи и еще несколько друзей устроили праздничный ужин, затянувшийся до глубокой ночи. Все было как в старые добрые времена: Хадиджа разливала вино, подавала блюда и рассказывала о том, как правильно готовить плов. "Стенки сковороды должны быть такими же горячими, как и дно", — говорила она. Если она была в настроении (а для этого не требовалось много вина), Хадиджа включала свой прекрасный голос, чтобы исполнить "Марш Азербайджана", национальный гимн, восстановленный в 1992 году после семидесятилетнего вынужденного перерыва во время советского господства в ее родной стране.

Пол уже несколько дней предвкушал это торжество, вспоминая различные счастливые вечера с Хадиджей, когда ему еще разрешалось посещать Баку. Основатель проекта по освещению организованной преступности и коррупции, Пол работал с Хадиджей уже пятнадцать лет, сначала как наставник, потом как коллега. "Мы ходили в бар, который находился немного в стороне", — рассказал Пол Миранде, когда они возвращались из аэропорта в Анкаре. "Мы веселились там, а потом шли к ней домой, чтобы повеселиться еще. Там был огромный стол, на котором было все, что угодно, всевозможные блюда. И это продолжалось — напитки, еда, все. У нас были хорошие вечеринки".

"Именно в этом, на мой взгляд, и заключается главная заслуга Хадиджи", — согласилась Миранда. Миранда работала в OCCRP с 2006 года и руководила освещением событий на Кавказе. Она была одним из тех журналистов, которые подхватили репортажи Хадиджи и следили за тем, чтобы ее истории продолжали рассказывать, даже когда Хадиджа была заблокирована азербайджанским правительством. "Она всегда на вечеринках. Я имею в виду, что это у нее в крови. У нее очень сильный дух дружбы".

"Она много работает, но при этом веселится, веселится, веселится", — вспоминал Пол. "И если честно, я никогда не видел ее злой, Хадиджа. Я видел ее немного расстроенной, когда она обсуждала что-то серьезное, но никогда не злилась".

На следующий день, когда все перешли к делам, все согласились с тем, что торжественный ужин по случаю приезда удался на славу. Однако Хадиджа начала встречу с извинений: "Моя сестра сказала мне вчера вечером, что я не дала никому поесть. Я говорила без умолку. А люди были так вежливы".

"Мы ели", — настаивал Пол. "И было много очень хороших историй".

"Кто-то должен остановить меня, когда я так много говорю".

Маленькая группа недолго шутила, потому что наконец-то, когда Хадиджа благополучно выбралась из Азербайджана, Пол и Миранда, а также их коллега-редактор в OCCRP Дрю Салливан смогли рассказать своему давнему коллеге о проекте "Пегас". "Так что я могу рассказать вам и раскрыть тайну", — сказала Миранда Хадидже. "Ты знаешь NSO? Израильская компания, которая продает программное обеспечение для слежки".

"Хорошо, — ответила Хадиджа, немного озадаченная.

Миранда рассказала об утечке и списке, а также о том, что более тысячи отобранных находились в Азербайджане. Хадиджа была в числе избранных, сказала Миранда, и велика вероятность, что ее телефон был взломан шпионской программой Pegasus. Ее адвокат также был в этих данных. "Все происходит в фоновом режиме, и вы даже не подозреваете, что заражены", — сказала ей Миранда. "И когда вы заражены, она передает ваши сообщения, ваши изображения, все, что происходило на вашем телефоне. Так что это очень, очень опасно, потому что вы не знаете, и это позволяет правительству или тому, кто является клиентом, по сути, получить все из телефона человека".

"И продавать его можно по закону?" спросила Хадиджа.

"Да".

Хадиджа сразу же согласилась, чтобы Миранда сделала резервные копии двух ее айфонов и загрузила их для анализа Клаудио и Дончи на предмет наличия инфекции. Она была рада услышать, что результаты будут готовы на следующий день. Хадиджа призналась, что шокирована количеством азербайджанцев, отобранных для возможного заражения "Пегасом" ("пустая трата государственных денег", — сказала она), но ее собственное присутствие в списке не стало большим сюрпризом. Она была бы больше удивлена, если бы ее не было в этом списке.

Основная трудность в жизни Хадиджи Исмайловой, из-за которой она попала в этот список, заключается в том, что она и президент Азербайджана Ильхам Алиев мало в чем сходятся, и меньше всего они сходятся в вопросе о Хадидже Исмайловой. По мнению президента Алиева, Хадиджа, как он заявил Госдепартаменту США еще в 2009 году, была "врагом правительства" и угрозой стабильности в Азербайджане. Хадиджа смотрит на вещи по-другому.

Хадиджа Исмаилова может точно сказать, когда до нее впервые дошло, что официальная точка зрения правительства не всегда совпадает с истиной, а значит, и с ее собственным мнением. Ей было десять лет, она сидела дома в Баку, тогдашней столице Советской Социалистической Республики, и наблюдала за своими родителями в момент накала страстей. Они смотрели в прямом эфире футбольный матч между Советским Союзом и Турцией. Родители Хадиджи были образованными и успешными профессионалами, оба инженеры. Ее мать оставила работу, чтобы остаться дома с детьми, а отец занял высокий пост в Министерстве энергетики в Баку.

Если ее отец и урвал кусок барышей, доступных любому беспринципному чиновнику в самом важном и прибыльном советском министерстве в Азербайджане, то это было трудно заметить. У семьи был комфортабельный коттедж на берегу, и она с братьями и сестрами проводила лето, купаясь в Каспийском море. Но, как и почти все азербайджанские семьи середины 1980-х годов, Исмаиловы зависели от небольших государственных пособий, гарантирующих снабжение семьи маслом, мясом, молоком, сахаром и другими основными продуктами питания. Хадиджа, вместе с имеющимся контингентом братьев и сестер, часто насильно отправлялась матерью за продуктами. Вероятно, маме нужна была компания, потому что она могла простоять в очереди четыре часа. Хадиджа считает, что примерно половину своего бодрствования она провела в очереди на рынке.

До десяти лет Хадиджа воспринимала такие трудные вылазки как проявление глубокого патриотизма. Это была жертва во имя великой цели, такая жертва, на которую западные люди были слишком слабы. Именно такая жертва обеспечила бы в конечном итоге победу СССР в холодной войне. Хадидже нравилось писать стихи о славе своей империи, Советского Союза. Она была очень преданной юной патриоткой.

И вот она смотрит футбольный матч с родителями в уединении их собственного дома, СССР против Турции, а ее мать и отец болеют… за Турцию. Юная Хадиджа была потрясена. Азербайджанцы должны были гордиться тем, что являются членами Союза Советских Социалистических Республик. Почему же ее родители болеют за Турцию? спросила она свою маму, которая перестала радоваться, чтобы объяснить. По ее словам, Турция была их братской страной, а Исмаиловы, как и большинство азербайджанских семей, были турецкого происхождения. Но подождите-ка, — удивилась Хадиджа, — разве Россия не является нашей братской страной? Этому ее учили в школе. Мама Хадиджи продолжала рассказывать. Она говорила, что сначала русские оккупировали Азербайджан, а теперь мы вроде как оккупированы Советским Союзом. Отец Хадиджи вступил в разговор с предостережением, которое оказалось не менее шокирующим. "Не говорите ей таких вещей", — предупредил он. "Она пойдет и скажет что-нибудь в школе, и тогда нас начнут преследовать. Это будет проблемой".

Хадиджа очень внезапно и очень неожиданно узнала несколько серьезных неофициальных истин. Она до сих пор смеется, когда рассказывает о том моменте, когда с ее десятилетних глаз упала чешуя. "Я узнала, что советская империя на самом деле была российской и что мы были оккупированы", — говорит она. "Я узнала о нашем тюркском происхождении. Я узнала о цензуре и угнетении в нашей стране. И все это за десять минут. До этого я писала стихи о холодной войне и Ленине. До этого я очень активно участвовал в школьных мероприятиях. Очень активно рассказывал о Советском Союзе и о том, какая у нас хорошая страна. В тот день я перестал писать стихи. Я перестал ходить на коммунистические мероприятия в школе. Думаю, именно в этот день я превратился в бунтаря".

В подростковом возрасте Хадиджа была счастливым воином азербайджанского национально-освободительного движения, и к тому времени, когда страна проголосовала за независимость от русских и их разваливающейся империи, она уже знала все слова "Азербайджанского марша". Она начала свою карьеру в журналистике через год после обретения Азербайджаном независимости и наслаждалась свободой писать практически обо всем, о чем хотела — по крайней мере, до тех пор, пока придерживалась мягких тем, таких как поп-культура и истории, связанные с человеческими интересами. И избегала таких тем, как политика и управление.

Азербайджанская Республика довольно быстро превратилась из подающей надежды демократии в нефтяное государство, контролируемое горсткой старых советских аппаратчиков во главе с бывшим главой КГБ Азербайджана Гейдаром Алиевым. Перед смертью в 2003 году президент Гейдар Алиев обеспечил передачу власти своему сорокалетнему сыну Ильхаму, который получил образование в университете в Москве и до своей политической коронации занимал пост вице-президента государственной нефтяной компании, заключая сделки с крупнейшими западными нефтяными компаниями.

Режим Алиева второго поколения быстро расправился с любой серьезной политической оппозицией, скупил большинство СМИ в стране и отодвинул на задний план практически любого журналиста, который занимался тем, что должен был делать журналист, например выяснял, как расходуются государственные средства. Единственный репортер, который в 2005 году все еще пытался проводить такого рода расследования, Эльмар Гусейнов, был убит в том же году, в него выстрелили шесть раз в упор на лестничной площадке его жилого дома. Урок, который команда Алиева, похоже, хотела преподнести всем, кто работает в сфере журналистики, был вполне очевиден. Но Хадижа уже давно не принимала официальные уроки за чистую монету. Это оказалось вторым решающим поворотным пунктом в ее жизни. Гусейнов "был единственным, кто говорил о коррупции в первой семье", — вспоминает Хадиджа. "Он был единственным, кто раскрыл коррумпированный бизнес Первой семьи. И он заплатил за это страшную цену. Он потерял свою жизнь.

"Когда мы узнали об убийстве, первое, что пришло мне в голову, — это то, что мы [другие азербайджанские журналисты] тоже виноваты в этом. Мы — часть проблемы, потому что он был единственным, и они решили, что легко добиться тишины, убив одного. Если бы нас было больше, они бы не рассчитывали на полную тишину, убив одного журналиста. Так что мы тоже несем ответственность за его смерть".

Хадиджа решила продолжить начатое Эльмаром Гусейновым дело, хотя не имела ни малейшего представления о расследовании мошенничества и коррупции в правительстве, ни о том, как проследить за движением денег через государственную нефтяную компанию, ни о том, как обнаружить оффшорные подставные компании, используемые для сокрытия денежных следов. За обучением и советом она обратилась в OCCRP, соучредителями которой в том же году стали Пол Раду и Дрю Салливан. Пол вывел ее на раннюю утечку финансовых документов из Панамы, в которых были указаны владельцы подставных компаний, действующих в известных налоговых гаванях по всему миру. Некоторые из документов указывали на Алиева и его семью, и Хадиджа скрупулезно соединила все точки, а затем смело опубликовала свои выводы в Азербайджане. "Это был огромный прорыв", — говорит Пол Раду. "До этого момента семья Алиевых действовала в темноте. Хадиджа была той, кто приоткрыл занавес. Она раздвинула его, чтобы мир увидел коррупцию режима".

Особенно показательными были репортажи Хадиджи о, по-видимому, очень развитых и впечатляющих отпрысках Ильхама Алиева. Работая шефом бюро Радио Свободная Европа/Радио Свобода (РСЕ/РС), она обнаружила целый шлейф документов, свидетельствующих о поразительном портфеле активов детей человека, получающего государственную зарплату в размере 230 000 долларов в год. Двум дочерям Алиева удалось накопить между собой, и еще до того, как им исполнилось двадцать пять лет, крупные пакеты акций авиакомпаний, банков, компании мобильной связи, а также предприятия по добыче золота и серебра. Кроме того, они владели недвижимостью по всему миру на сумму 30 миллионов долларов. Их младший брат в возрасте одиннадцати лет приобрел недвижимость в Дубае стоимостью 44 миллиона долларов.

Родственники президента Алиева, в свою очередь, контролировали крупные операции в банковской сфере, страховании, туристическом бизнесе, косметике, автосалонах и строительстве — все под зонтиком Pasha Holdings. Семья первой леди, Пашаевы, построила торговый центр, жилую башню, отель Four Seasons, JW Marriott Hotel и Amburan Marriott Beach Resort со скоростью и эффективностью, которые не укладывались в давно установленные местные сроки. Мелких строителей всегда тормозили налоговые органы, пожарные и строительные инспекторы, которые ожидали, что им заплатят. "Неудивительно, — отметил один иностранный дипломат в Баку, — что проекты Pasha Construction практически не сталкиваются с подобными проблемами и в целом являются одними из самых быстровозводимых в Азербайджане".

Первые сообщения о Хадидже обозначили ее как фигуру, требующую пристального внимания со стороны тех, кто защищает президентские прерогативы в Азербайджане. Алиевы "хотят, чтобы их считали уважаемым членом семьи европейских демократий", — говорит Джеральд Кнаус, директор-основатель Европейской инициативы стабильности. "Поэтому они гораздо больше заботятся о своем имидже, чем европейские диктатуры".

Иностранные чиновники в Азербайджане и репортеры-расследователи за пределами страны стали следить за Хадиджей и проводить собственные расследования в отношении финансов семьи Алиевых и ее склонности к сокрытию и выводу за границу своих богатств. Один из сотрудников Госдепартамента США представил доклад, в котором Алиевы сравнивались с вымышленной преступной семьей Корлеоне из фильма "Крестный отец". (Согласно отчету, президент, казалось, колебался между холодным и рациональным Майклом и вспыльчивым и не слишком умным Сонни). Супруга Алиева подверглась особенно издевательским и недипломатичным разговорам о ее личном тщеславии: "Первая леди Мехрибан Алиева, похоже, сделала значительную косметическую операцию, предположительно за границей, и носит платья, которые даже в западном мире считаются провокационными", — говорится в одной из телеграмм 2010 года от американского дипломата в Азербайджане. "На телевидении, на фотографиях и при личной встрече она, похоже, не способна продемонстрировать различные выражения лица".

Хадиджу волновало не столько то, как Алиевы тратят свое состояние, сколько то, как они его накапливают. Ее работа для RFE/RL была сосредоточена на том, где в Азербайджане сходятся политика, управление и коррупция. Она хотела узнать, как президент Алиев сфальсифицировал свои перевыборы в 2008 году. Как он убедил азербайджанский парламент отменить ограничения срока полномочий — он мог быть президентом пожизненно. И как он проталкивал новые законы, чтобы скрыть от общественности информацию о национальных финансах.

Хадидже удалось разнюхать, что контракт стоимостью 38,5 миллиона долларов на строительство площади Национального флага с самым высоким в мире флагштоком высотой 162 метра (на шесть футов выше, чем в Северной Корее) получила компания, принадлежащая дочерям президента. С флагштоком ничего хорошего не вышло. Всего через два месяца Таджикистан построил свой собственный флагшток высотой 165 метров. Сообщение RFE/RL о том, что Азербайджан потерял свой мировой рекорд за столь короткий срок, было расценено в азербайджанском правительстве как попытка унизить нацию, а значит, и ее президента.

Конфиденциальный информатор, консультировавший как Ильхама, так и его отца, Гейдара, отметил "чрезвычайно тонкую кожу" младшего и его растущий гнев на независимых журналистов в стране после разоблачений на флагштоке. По словам [информатора], "Гейдар никогда бы не позволил довести себя до нелепой реакции", — говорится в одной дипломатической телеграмме. "Ильхам не склонен к тонкости и обдуманности в своих ответах на подобные вопросы. Я не считаю, что должен уничтожить всех, — сказал [Ильхам], — только моих врагов".

Одержимость Алиева "честью означает, что те, кто критикует и разоблачает коррупцию, будут рассматриваться как враги государства", — говорит Кнаус. "Правители знают, что в конечном итоге их власть более хрупка, чем может показаться. Если вы не уверены в себе, вы не можете терпеть никакого инакомыслия. Вы все подавляете".

Репрессии были быстрыми и энергичными. Критики азербайджанского правительства подвергались преследованиям, арестам и тюремному заключению. Блогер, который выдавал себя за Ильхама Алиева в костюме осла на YouTube, попал в тюрьму на два с половиной года. Приговор может показаться суровым, объяснил Алиев одному из президентов ЕС, но он был необходим "для защиты нашей государственности".

Первый серьезный удар по Хадидже был нанесен в начале 2012 года, когда она расследовала последнее и самое громкое коррупционное преступление семьи Алиевых: хищение денег из контракта стоимостью 134 миллиона долларов на строительство новой арены на 23 000 мест для проведения конкурса "Евровидение" в том году.

Хадиджа до сих пор помнит дату, когда к ней домой пришла посылка без опознавательных знаков — 7 марта 2012 года. Внутри конверта находились скриншоты с видеозаписи. На них были изображены Хадиджа и ее парень, занимающиеся сексом. "Шлюха", — гласила сопроводительная записка. "Веди себя хорошо. Или ты будешь опорочена".

Друзья Хадиджи предупреждали ее об осторожности, но она не послушалась. Она вышла на свое радиошоу и объяснила, что ее шантажируют, но ее мучители не собираются ее запугивать. Она будет продолжать вести репортаж. Неделю спустя, когда все видео всплыло на азербайджанской странице Facebook, Хадиджа уже не была так уверена. Она и ее парень отметили различные ракурсы на видеозаписи и использовали их для поиска всех скрытых камер в квартире. Камеры были демонтированы, но кабели все еще находились в стенах и вели в спальню, гостиную и туалет.

"Потом вы пытаетесь вспомнить, что вы делали [перед скрытыми камерами], и это парализует вашу жизнь", — рассказала нам Хадиджа. "Ваше тело перестает функционировать. Я проходила через это в течение восьми или девяти дней. Я не могла пользоваться туалетом. Я имею в виду, даже в общественных местах. [Мое тело опухало.

"[Слежка] очень сильно повлияла на мое здоровье в течение почти года. Я не могла возобновить ни с кем отношения, потому что боялась. Я до сих пор не знаю, был ли мой парень замешан в этой схеме или нет. Ты никому не доверяешь".

Но Хадиджа решила не сдаваться. Она опубликовала свое расследование о коррупции на арене "Кристалл Холл" менее чем через два месяца после того, как секс-видео было размещено на Facebook. "Первая семья лично наживается на масштабном строительном проекте благодаря скрытому владению строительной компанией Azenco, — сообщила Хадиджа. Наряду с тем, что Azenco получила контракты на сумму 79 миллионов долларов за один год". Кроме нового зала для показательных выступлений, мероприятие "Евровидение-2012" будет связано еще с одной первой семьей: Зять президента, певец Эмин Агаларов, был выбран для развлечения публики между номерами". (После этого Эмин неплохо справлялся с задачей не впутывать свое имя в другие политические истории, пока не совершил ошибку, позвонив Дональду Трампу-младшему в 2016 году, чтобы предложить ему компромат на кампанию Хиллари Клинтон, любезно предоставленный Кремлем).

Вся эта история с шантажом, похоже, обернулась против семьи Алиевых, когда Хадиджа была приглашена в Нью-Йорк для получения премии Международного фонда женских СМИ "Мужество в журналистике" за 2012 год. Она воспользовалась этой возможностью, чтобы выступить против правительства Алиева и других. "Молчание — это то, что нужно этим режимам", — сказала Хадиджа. Молчание помогает им продолжать лишать свой народ возможностей". С консолидацией власти и денег, преступности и правительства, сопровождаемой неработающими системами правосудия, независимые журналисты становятся главными мишенями, поскольку они — единственное средство сопротивления общества коррупции и организованной преступности".

Это стало последней каплей для тех, кто защищал стабильность в Азербайджане. Через несколько месяцев Хадиджа была арестована в Баку, а затем пережила ряд других арестов, приговоров по фальшивым обвинениям, почти два года тюрьмы и длительный запрет на выезд. Поездка в Анкару для встречи с Полом и Мирандой по поводу проекта "Пегас" в последних числах мая 2021 года стала для нее первым выездом из Азербайджана с 2014 года.

КЛАУДИО не очень-то ждал своего звонка в Анкару, чтобы сообщить Хадидже о своих первых результатах. Иногда, по его словам, он чувствовал себя средневековым врачом: бессильным спасти кого-либо, а лишь вести точный подсчет трупов. За последнее время Клаудио сообщил так много плохих новостей стольким жертвам, что это начинало его тяготить. Хуже всего для Клаудио было то, что он действительно не мог предложить мгновенную защиту, которой так жаждали эти травмированные люди. Он мог дать им совет, но никак не уберечь от шпионских программ. "Я тот, кто должен сказать им: "Знаете, я ничего не могу для вас сделать", — признался он нам спустя долгое время после завершения проекта "Пегас". "Я не могу предоставить вам ничего, что могло бы уберечь вас от того, что вы окажетесь в том же положении и снова заразитесь через месяц или даже завтра".

Но Клаудио взял трубку и позвонил в Анкару, как и было запланировано, 31 мая 2021 года, и Хадиджа не стала терять времени. "А теперь расскажите мне, насколько все плохо", — сказала она ему.

Клаудио проверил основные сведения, а Хадиджа обработала полученную информацию. На телефоне были обнаружены многочисленные случаи попыток или фактического заражения, начиная с 2018 года. Атаки продолжались и после того, как закончилась утечка данных, причем последняя из них произошла всего несколькими неделями ранее. У Пола, Миранды и Хадиджи были вопросы о механизме заражения, и Клаудио терпеливо отвечал на них. Затем в разговор вступил Дрю, который попытался смягчить удар. По крайней мере, сообщения Хадиджи в таких высокошифрованных приложениях, как Signal, все еще остаются конфиденциальными, — предположил Дрю, — верно?

Извините, — сказал Клаудио. Ничто в этом телефоне не было недоступно для Pegasus. "Когда на устройстве работает такое шпионское ПО, — объяснил он, — не всякое шифрование выдержит".

Клаудио пообещал провести за разговором столько времени, сколько им понадобится, и оставался на линии до тех пор, пока у всех в Анкаре не закончились вопросы. Когда он повесил трубку, Хадиджа встала и отошла от группы.

"Что ж, это не очень хорошие новости, — сказал Дрю остальным членам группы.

Даже в Берлине, за чертой, Клаудио прекрасно понимал, что испытывает Хадиджа. Он видел это уже много раз. "Сначала они как бы отрицают, а потом начинают понимать, и это становится жалким опытом, потому что вы видите, как они переживают огромное чувство вины. Ты видишь, как они начинают думать не о себе, а о том, чего я стоил другим. Кого еще они скомпрометировали? Кто еще мог подвергнуться риску из-за них? Они всегда принимают это очень близко к сердцу. Типа: "Я сделал что-то не так"".

Клаудио, конечно же, был прав. Хадиджа теперь знала, что в этих данных есть и ее племянница, и сестра, и даже любимый таксист. Но Хадиджа не могла избавиться от сообщений, касающихся одной подруги, которая боролась с раком груди. Хадиджа ухаживала за ней после операции. В том числе она фотографировала операционную рану, когда каждый день меняла повязки, и отправляла снимки врачу. Хадиджа опасалась, что какой-нибудь правительственный бандит мог использовать "Пегас", чтобы перехватить эти частные фотографии. Она ворочалась в постели всю ночь, думая об этом, еще до того, как Клаудио подтвердил наличие шпионских программ на ее iPhone в течение последних трех лет. "Я чувствую себя виноватой", — призналась она своим друзьям из OCCRP через несколько часов после разговора с Клаудио. "Я чувствую себя виноватой за сообщения, которые я отправила. Я чувствую себя виноватой перед источниками, которые отправляли мне сообщения, думая, что некоторые зашифрованные способы обмена сообщениями безопасны, и они не знали, что мой телефон заражен".

"Члены моей семьи также стали жертвами. Жертвами стали мои источники. Люди, с которыми я работал, люди, которые рассказывали мне свои личные секреты, стали жертвами. Я подверг опасности стольких людей, и я зол на правительство. Я зол на компании, которые производят все эти инструменты и продают их плохим парням, таким как режим Алиева. Это отвратительно. Это отвратительно.

"Дело не только во мне. Например, когда видео было обнародовано, это была только я. Теперь я не знаю, кого еще разоблачили из-за меня и кто еще находится в опасности из-за меня".