Леди и разбойник

Глава 11

В зале суда набилось столько людей, что, казалось, яблоку негде упасть. Пэнси, следуя по проходу в сопровождении тюремных надзирателей, чувствовала себя как в тумане. Лица присутствующих наплывали одно на другое, сотни глаз, устремленных на нее, мелькали как в кошмарном сне. Пэнси хотела закрыть лицо руками, чтобы не видеть их, но поборола это желание. Пусть смотрят, для того и собрались!

Многие пришли из любопытства, но в основном здесь были те, кто рассчитывал получить удовольствие от зрелища.

Чувство собственного достоинства, голос крови не позволили Пэнси прошмыгнуть жалкой побитой собачонкой – с гордо поднятой головой прошла она к скамье, на которую ей указали.

Еще в тюрьме она старалась следить за собой. Женщина быстро становится дурнушкой, когда ею овладевает страх, в чем Пэнси лишний раз убедилась в тюрьме: там было много грязных, опустившихся женщин. Казалось, они получали удовольствие от своего неряшливого вида, демонстрируя, до чего их довели.

Пэнси же попросила тетю Энн прислать в тюрьму самый изысканный туалет – бледно-голубое атласное платье, отороченное по лифу и рукавам роскошными кружевами. К удивлению девушки, платье принесла Марта. Они давно не виделись, и Пэнси кинулась к служанке, обняла, целуя. Долго сдерживаемые слезы брызнули из глаз.

– Марта, Марта! Как хорошо, что ты пришла. Как я рада тебя видеть. Я уж не надеялась, что мы встретимся. Говорят, в тюрьме посещения разрешены только родственникам.

– Ее сиятельству это стоило нескольких золотых монет, – объяснила Марта. – Но, честно сказать, миледи, я бы отдала все, что у меня есть, только бы не дожить до такого дня.

Слезы текли по щекам служанки, когда дрожащими руками она передавала картонку с платьем.

– Ох, миледи, – убивалась Марта, – за что вам выпала такая судьба!…

– Не плачь, прошу тебя, – успокаивала служанку Пэнси, – я очень рада тебя видеть. Не огорчай меня, не плачь! Не омрачай мне радость встречи!

Марта смахнула слезы тыльной стороной ладони.

– Я боюсь за вас, миледи, потому и плачу. Во дворце только и говорят о суде. Все прилипалы леди Кастлмэн в один голос пророчат неблагоприятный исход, утверждая, что против вас достаточно улик.

– А я не боюсь, Марта, – спокойно ответила Пэнси и, немного подумав, будто приняла важное решение, добавила: – Пришло известие от Люция. Он просит меня ничего не бояться, и я спокойна.

– Вы получили весточку от его сиятельства?

Марта так и застыла с открытым ртом.

– Мне передали записку…

– Я говорила старому Гарри, что мистер Люций найдет способ дать о себе знать. Ведь это Гарри сообщил ему о вашем аресте.

– Я так и подумала, – ответила Пэнси. – Будем надеяться, Марта, что Люций не сделает ничего опрометчивого. Его собственная жизнь в опасности, и мне страшно, а вдруг он попытается спасти меня.

– Уж вы на него положитесь, миледи. Вспомните, как за ним гонялись все эти годы. А результат? Все понапрасну. А скольких он спас от эшафота? Нет, лучше не сомневайтесь…

Марта вдруг замолчала, закрыв ладонью рот, и уставилась на хозяйку в испуге: не сболтнула ли лишнего? Пэнси улыбнулась:

– Не волнуйся, дорогая. Я понимаю, что меня ждет, если суд вынесет обвинительный приговор. Но если Белоснежное Горло, как ты сказала, спас от эшафота стольких мужчин, наверное, он не бросит в беде женщину.

– Ах, миледи! Если он умыкнет вас с эшафота, что с вами будет? Какая жизнь ожидает впереди? Вечная погоня, постоянные поиски убежища, грубая мужская компания.

– Если он будет рядом, меня ничто не испугает.

– Вот и я, миледи… Я тоже ничего бы не побоялась, будь Джек рядом, – вздохнула Марта. – Но пока дела наши плохи…

Служанка взяла принесенную картонку и с осторожностью достала голубое платье.

– Расскажи мне что-нибудь о его сиятельстве. То, что помнишь, – попросила Пэнси.

Лицо служанки прояснилось.

– Я так мало знаю о нем. Знаю только, что он самый замечательный джентльмен, которого я когда-либо встречала в жизни. Вот и Джек мой того же мнения, да и другие, кто его знает. Мистер Люций очень хороший человек, несправедливо досталась ему такая судьба.

– А что вынудило кузена скрываться?

– Говорят, он спас королю жизнь в битве при Ворчестере, но мало кому об этом известно. Он никогда о себе не рассказывает и другим запрещает, даже тем, кого спасал.

Пэнси улыбнулась:

– Я заметила это. Всего дважды видела его, но почувствовала – он ни на кого не похож!

– Вот и старый Гарри то же говорит. Он его мальчонкой знал. «Мистер Люций» называли его. Все, кто работал в поместье его отца, любили Люция. Он со всеми был приветлив, добр. Случись, бывало, какое горе, он тут как тут, поможет, отведет беду. Но если кто прибьет кошку или собаку, – уж не говорю о лошадях, – не успокоится, пока не накажет обидчика и не убедится, что вразумил его. Ой, миледи, мне не пересказать всех историй старого Гарри о своем молодом господине. Вам лучше самой с ним потолковать. Он вам такого порасскажет!

Марта запнулась, подумав, что вряд ли суждено Пэнси встретиться со стариком. Она опустилась на колени, обняла ноги хозяйки и запричитала:

– Ой, миледи! Ой, миледи! Что же будет? Что будет? Лучше я пойду на смерть вместо вас!

– Не стоит так убиваться. Мы не знаем, что нас ждет впереди. Может, мне и не суждено умереть. Может быть, его светлость спасет меня.

– Миледи, – шепотом спросила Марта, – это он убил мистера Кристиана Драйсдейла?

Пэнси поглядела по сторонам, не подслушивают ли их.

– Марта, думай, что говоришь, – шикнула она.

– Я думаю, ваша светлость, но когда слышу всю напраслину, которую на вас возводят, ловлю себя на мысли, что это сделал мистер Люций, придя к вам на помощь.

– Можешь думать что хочешь, – строго сказала Пэнси, – но правды никто не должен знать. Обещай молчать и никогда ничего не рассказывать.

– Обещаю, миледи. Я бы даже не заикнулась об этом, не признайся вы ночью, когда отправились предупредить его сиятельство об облаве, что это он вызволил вас из кареты господина Драйсдейла.

– Иногда мне кажется сном та ужасная ночь. Пять лет прошло уже, я была совсем юная, но забыть Белоснежное Горло не могла.

Пэнси вздохнула. Солнечный свет с трудом пробивался через толстый слой инея, намерзшего на давно немытых стеклах тюремного оконца.

– Пора, Марта! Мне нужно успеть переодеться.

Когда появились надзиратели, она была одета и причесана. Увидев ее, они пораженно застыли на пороге.

Марта, расчесав локоны Пэнси, уложила их в замысловатую прическу: мягкие волны, ниспадая от пробора посередине, обрамляли осунувшееся лицо. Не желая выглядеть измученной, Пэнси попросила Марту наложить румяна на скулы и слегка подкрасила губы.

Войдя в зал суда, она чуть не потеряла сознание, кровь отхлынула от лица, и Пэнси подумала, что подрумянилась кстати.

Среди множества лиц, возникших перед глазами, одно, с губками купидона, она выделила сразу. Прикрытые тяжелыми веками голубые глаза леди Кастлмэн излучали такую ненависть, которая не сочеталась даже со злорадной и торжествующей улыбкой. Барбара уселась в первом ряду прямо перед судом присяжных, заранее побеспокоившись, чтобы именно там ей отвели место. Она хотела видеть и слышать все! Леди Кастлмэн раскланивалась направо и налево, отчего алые страусовые перья на огромной шляпе порхали, как крылья гигантской бабочки. И алые перья, и малиновые бархатные ленты, искусно задрапированные в складках роскошного платья, дополняли красочную картину, состоявшую из самой леди Кастлмэн, ее кавалеров и дам. Сегодня все должны видеть, сколько у нее друзей! Она пригласила всех на свой триумф, и все явились, даже те, кто не привык подниматься ни свет ни заря. Проталкиваясь сквозь толпившийся у входа на галерку простой люд, они спешили засвидетельствовать верноподданнические чувства фаворитке короля.

Зал суда по случаю прибрали: постлали новые ковры, перед креслом судьи поставили букет только что срезанных в оранжерее цветов. Но было душно. Одна важная дама все время подносила к носу флакончик с нюхательной солью, чтобы не упасть в обморок. Барбара Кастлмэн, напротив, чувствовала себя бодрее, чем когда бы то ни было.

Заседание суда открыл главный обвинитель, королевский прокурор сэр Балсомбе Джонс. Он встал и начал говорить. После многих минут витиеватой и нудной речи прокурор наконец подошел к главному. Леди Кастлмэн его не слушала, болтала с друзьями, и их оживленная беседа заглушала монотонную речь обвинителя.

Пэнси все не могла сосредоточиться, внимание рассеивалось, она только улавливала, что говорится что-то важное, имеющее прямое отношение к ней. Она непрестанно думала о Люции, чью записку спрятала на груди под тугим лифом платья.

Пэнси, пройдя через зал суда, опустилась на скамью, сразу успокоилась и перестала бояться решения суда. Пять лет назад, наивным ребенком, она верила, что человек в маске обязательно поможет ей, и сейчас полностью положилась на Люция. Как он вызволит ее сегодня, она не представляла, но у нее и в мыслях не было, что ее могут казнить. Правда, еще полгода назад Пэнси рассмеялась бы, если бы кто-то сказал, что она предстанет перед Королевским судом по обвинению в убийстве.

Девушка взглянула на сэра Балсомбе Джонса, королевского прокурора. Хищный нос, огромный живот, глаза цепкие и холодные, тонкие злые губы – от человека с такой внешностью нелепо ждать гуманности и снисходительности. Его тягучий монотонный голос словно гипнотизировал. Пэнси как громом ударило, когда он произнес ее имя, особо выделив слова «эта злодейка».

Сначала ей стало смешно. Это она-то, Пэнси Вайн, сговорилась убить и ограбить Кристиана Драйсдейла из-за денег… Взглянула на фаворитку – та взирала на нее с такой ненавистью, что душа содрогнулась. «Если в зале суда и находится злодейка, то это леди Кастлмэн», – подумала Пэнси и вспомнила, как оскорбилась фаворитка короля, когда ей, первой леди Англии, тетушка отказала в знакомстве, да еще в торжественный момент церемонии прибытия во дворец их величеств! Леди Кастлмэн вынашивала планы мести, и теперь сладостный для нее миг настал.

«Грешно радоваться болезни тетушки, – размышляла Пэнси, пока прокурор произносил речь, – но какое счастье, что она занемогла и не может присутствовать на суде. Бедная тетя Энн, сколько она пережила за последнее время. Такое и в страшном сне не приснится – племянница в тюрьме!» А после того как леди Дарлингтон навестила Пэнси в тюрьме, у нее случился удар, и личный лекарь распорядился уложить тетушку в постель. «Перст судьбы, что ее здесь нет, она бы не вынесла злорадство ухмыляющейся леди Кастлмэн и жадное любопытство своих подруг. И это при ее-то гордыне, ее уверенности в непогрешимости устоев их рода! Конечно, тетушка порой вела себя слишком самоуверенно и дерзко, так как знала, что на нее-то никто не укажет пальцем!». Леди Дарлингтон сломило даже не то, что племянница попала в тюрьму, а позор, как она считала, обрушившийся на их род. Будучи уверенной в невиновности Пэнси, графиня получила оглушительный удар по самолюбию, предвидя, какие насмешки и колкости посыплются на обожаемую племянницу.

В переполненном зале суда, зажатая с двух сторон грозными тюремными надзирателями, Пэнси чувствовала себя одиноко и в то же время испытывала облегчение от того, что здесь нет ни одной родной души, которая страдала от бессилия помочь. Если бы в зале находилась леди Дарлингтон, Пэнси было бы намного тяжелее от сознания, что поставила тетушку в такое жалкое, унизительное положение.

«Слава Богу, отец не дожил до этой минуты. Счастье, что Ричард не видит происходящего», – вздохнула Пэнси. Будь брат жив, он бы рванулся на помощь и разорвал петлю, так искусно сплетенную из лжи и ненависти и приготовленную, чтобы набросить ей на шею.

Одиночество было бы полным, если бы не записка, клочок бумаги, согревающий душу и придающий силу. Вся ее жизнь заключена в человеке, которого она любит, и ничего ей не нужно, лишь бы он любил ее всегда! От этой мысли сердце Пэнси учащенно забилось, радость осветила лицо, и леди Кастлмэн, заметив счастливую улыбку на лице девушки, вскипела от злобы. Наклонившись к соседу, она преднамеренно громко сказала какую-то колкость в ее адрес. Только напрасно! Пэнси думала о Люции. Он спасет ее!

Сэр Балсомбе Джонс заканчивал обвинительную речь. Он умел красиво говорить, и в леденящих душу подробностях описал смерть Кристиана Драйсдейла. Прокурор выстроил и обосновал душераздирающее преступление, в котором главная роль отводилась интриганке, вышедшей замуж за влюбленного в нее человека только для того, чтобы завладеть его богатством. Девушка едва сдержала смех. В самом деле, разве не смешно видеть в ней преступницу. Не может быть, чтобы двенадцать присяжных заседателей признали ее виновной в убийстве, ведь в то время ей едва минуло тринадцать.

Пэнси внимательно посмотрела на присяжных, и в душу закралось сомнение. Судя по виду, все они были торговцы, владельцы лавок. Даже при желании на их лицах нельзя было обнаружить признаков ума. Да, скорее всего, они поддержат приговор суда, каким бы он ни оказался. Пэнси поняла, что решающее значение будет иметь точка зрения главного судьи, сэра Далримпла, и стала наблюдать за ним, делая вид, что увлеченно слушает прокурора, сэра Балсомбе Джонса.

Судье было лет шестьдесят. Он был очень худ, лицо с аристократическим носом, проницательный взгляд, брови, сросшиеся на переносице, и резко обозначенные скулы. Выражение лица говорило о нем как о натуре желчной и язвительной. Смуглую кожу лица оттенял светло-серый парик. Длинные пальцы постоянно теребили острый, сильно выдающийся подбородок. Он сидел прямо, откинувшись на высокую спинку стула, всем своим видом давая понять, что власть сосредоточена в его руках. Появившись в зале суда, Пэнси сразу обратила на него внимание и подумала, что, по крайней мере, есть хоть один человек, способный непредвзято оценить ситуацию, человек, олицетворяющий правосудие и способный принимать решения, опираясь на закон.

Как только сэр Балсомбе Джонс закончил обвинительную речь, судья произнес:

– Благодарю вас, господин государственный обвинитель. Прошу ответить, кто представляет в суде подсудимую?

Наступила тишина. Затаив дыхание, все ждали ответа. Судья посмотрел на Пэнси и перевел взгляд на пустую скамью за ее спиной.

– Милорд, – вскочил секретарь суда, – подсудимая настояла, что будет защищать себя сама.

– В самом деле? – бросил реплику судья, в голосе прозвучали недоверие и пренебрежение.

– Леди Пэнси Вайн, – обратился к ней судья, – я правильно понял, что вы по собственному желанию отказались от защиты и будете сами отводить обвинения, вам предъявленные?

– Да, милорд, это мое собственное желание, – спокойно ответила Пэнси.

– Да будет так! – судья говорил отрывисто и резко. – Можете продолжать, господин государственный обвинитель.

– Если ваша честь не возражает, я вызову свидетеля. Позовите сержанта Хигсона.

Секретарь суда выкрикнул имя свидетеля, сержанта Хигсона ввели в зал, и он занял место на кафедре. Пэнси знала, что сержант Хигсон – один из кучеров, которые везли ее в карете в ту страшную ночь. Тогда, при встрече в тюрьме, она сказала мистеру Добсону сущую правду, что не помнит, как выглядел этот свидетель. Сейчас Пэнси с любопытством поглядывала на высокого здоровяка средних лет, с открытым деревенским лицом и копной густых каштановых волос.

Вытянувшись по струнке, он необычайно громко произносил слова клятвы. Пэнси показалось, что Хигсон боится, но старается скрыть страх. Когда же он стал отвечать на вопросы сэра Балсомбе Джонса, все поглядывал на леди Кастлмэн, будто ожидая ее поддержки и одобрения. Только тут Пэнси поняла, каким образом состряпано чудовищное по своей нелепости обвинение.

Сначала сержант Хигсон рассказывал правду о том, что происходило в лесу той злополучной ночью. У Пэнси не было оснований сомневаться в его показаниях. Да ему и не имело смысла лгать. Но вдруг его показания изменились. На один из наводящих вопросов сэра Балсомбе Джонса ответил, что когда его нанимали, он сразу почувствовал: в дороге что-то должно произойти.

Ах, вот куда клонит прокурор! Незначительная поправка к правде – и дело приняло совершенно иной оборот!

Далее свидетель рассказал, что сам мало чего понимал, но его напарник (повезло ему – вовремя умер) заметил тогда, что им хорошо заплатят, если они будут точно выполнять указания и при этом держать язык за зубами. Приехав на постоялый двор «Четыре рыбака», он, Хигсон, и понятия не имел, что его ждет впереди. Господин Кристиан Драйсдейл попросил хозяина дать двух хороших кучеров. Тот поговорил с ним и его приятелем, и они согласились везти господина Драйсдейла, куда их светлость пожелает. А приятель еще до этого говорил, что им хорошо заплатят.

Прокурор принял задумчивый вид, а потом сказал:

– Я бы хотел, чтобы господа присяжные обратили внимание на одну подробность: приятель сказал Хигсону, что им хорошо заплатят еще до того, как несчастная жертва наняла экипаж. Их еще никто не нанимал, и никто в целом мире не знал, кроме двоих, что поездка связана с брачной церемонией. Причем одному из двоих – господину Кристиану Драйсдейлу суждено погибнуть через несколько часов после венчания. Второй человек, посвященный в дело, невеста – женщина, которая сидит перед вами и обвиняется в умышленном убийстве.

Сэр Балсомбе Джонс произнес это с пафосом, потом сделал паузу, чтобы усилить эффект, и стал задавать вопросы дальше.

Сержант Хигсон поведал суду, как он с приятелем подъехали к воротам поместья Стейверли, как в карету села Пэнси и они поехали в церковь. После венчания молодые вернулись в карету, и жених велел как можно быстрее ехать к дому господина Драйсдейла, что неподалеку от Стертфордского прихода. Они ехали довольно быстро, неожиданно их остановили двое разбойников, вышедших из-за деревьев. Это случилось в местечке Дрейсксдайк. Тут Пэнси снова перехватила его взгляд, брошенный на Барбару Кастлмэн. Девушка также заметила, как он облизнул пересохшие губы.

Свидетель говорил без запинки. Но как только сэр Балсомбе Джонс потребовал объяснить, что происходило потом, он начал путаться в показаниях. Двое разбойников остановили карету. Господина Драйсдейла заставили выйти. Кучерам приказали привязать его к дереву. Они бросились выполнять указание. Пока они привязывали, разбойник и леди пошли вместе в лес и что-то понесли туда.

– Вы видели, что именно они туда понесли? – спросил сэр Балсомбе Джонс.

– Нет, сэр.

– Предмет был большой или маленький?

Свидетель не отвечал.

– Кто нес его?

– Разбойник, сэр.

– Не была ли эта вещь похожа на ящик или мешок, в котором могли быть деньги?

– Возможно так, сэр.

Главный обвинитель посмотрел на присяжных:

– Я хочу обратить ваше внимание, господа присяжные, на тот факт, что независимо от того – ящик или мешок, это было нечто тяжелое, и потому предмет нес разбойник.

– Итак, свидетель, – обратился он к Хигсону, – эту вещь унесли в лес, и вы больше ее не видели?

– Не видел, сэр.

– Когда разбойник и леди вернулись из леса, было ли у них в руках что-либо?

– Нет, сэр.

– Не заметили ли вы проявлений дружеских отношений между ними?

Хигсон не ответил.

– Тогда я задам вопрос по-другому. Леди пошла с ним добровольно? Она не сопротивлялась, не была напугана, не боялась его?

– Нет, сэр.

– Не слышали ли вы каких-либо криков?

– Не слышал, сэр.

– Не искала ли леди Вайн защиты от разбойника у мужа или у вас?

– Не искала, сэр.

– По дороге в лес они разговаривали?

– Да, сэр.

Сэр Балсомбе Джонс опять выдержал паузу, чтобы присяжные смогли сообразить, к каким заключениям он старается их подвести.

Далее сержант Хигсон рассказал о том, как разбойник, вернувшись, перерезал веревку, которой Кристиан Драйсдейл был привязан к дубу.

– Господин еще толком не успел понять, что свободен и должен защищаться, как разбойник заколол его шпагой, – заявил Хигсон.

Можно было без труда определить, когда кучер говорил правду, а когда лжесвидетельствовал. Когда лгал – говорил неуверенно, сбивался на боязливый тон, подолгу молчал, заикался. Однако Пэнси понимала: кроме нее, этого никто не замечал, ибо только она одна знала всю правду.

– Ну а после того, как разбойник прикончил господина, что происходило? – спросил сэр Джонс.

– Он пошел в лес.

– К леди?

– Да, сэр.

– Что он сказал?

– Он велел нам вырыть могилу и похоронить господина Драйсдейла.

– И вы это сделали?

– Да, сэр.

Спросив, где брали лопаты и как вел себя в это время другой разбойник, главный обвинитель продолжил:

– Что было дальше?

– Разбойник и леди вернулись из леса.

– Они шли отдельно друг от друга?

– Нет. Рука об руку.

– Они вели себя как друзья?

– Да, сэр.

– Таким образом, после того как тело убитого было закопано, его жена, вдова, вернулась из леса рука об руку с человеком, которому поручила убийство своего мужа, и убедилась, что главная улика исчезла. Как, по-вашему, не потому ли они возвратились вместе как старые друзья?

Свидетель явно не знал, что ответить, но все-таки произнес:

– Я только видел, что они вместе пришли, сэр.

– Леди улыбалась?

– Я… я думаю, улыбалась, сэр.

– Она казалась счастливой, не правда ли? Была рада, что муж, с которым она обвенчалась несколько часов назад, мертв?

– Я этого не говорил, сэр. Я сказал, что она улыбалась.

– Господа присяжные заседатели, обратите внимание на этот факт! Леди улыбалась. Женщина сначала наблюдала, как жестоко убивали ее мужа, потом взяла его деньги, отнесла в лес, спрятала там, а потом, вернувшись, улыбалась, увидев, что главная улика исчезла.

Кучер рассказал, что разбойник дал им денег и велел убираться домой.

– Сколько денег он дал?

– Четыре гинеи, сэр. На двоих.

– Четыре гинеи! Большие деньги для кучера, не правда ли?

– Да, сэр.

– Вы не ожидали таких денег?

– Не ожидал, сэр.

– То есть вы хотите сказать, что это была очень большая плата за несколько часов работы?

– Да, сэр.

– А уж от разбойника вы и вовсе не ожидали такой суммы?

Кто-то из присутствующих в зале рассмеялся, и сэр Балсомбе Джонс, показав на него, заметил:

– Вот, правильно понято! Действительно смешно! Разбойник дает деньги, вместо того чтобы их отнимать. И не просто дает, а швыряется деньгами. За такую работу достаточно дать несколько шиллингов.

Посчитав, что этот вопрос исчерпан, сэр Джонс задал следующий:

– Вы могли бы описать нам женщину, севшую к вам в карету у ворот поместья Стейверли, чтобы ехать венчаться, и которая, как выяснилось, состояла в дружеских отношениях с разбойником, знала, что тот будет ждать ее на дороге в условленном месте?

Сержант молчал.

– Задам вопрос по-другому. Вы можете ее опознать? Она здесь, в зале?

– Да, сэр.

– Не могли бы вы мне ее показать?

Пэнси с трудом удержалась, чтобы не вздрогнуть, когда сержант, не раздумывая, ткнул пальцем в ее сторону.

– Благодарю вас, сержант Хигсон, – произнес Балсомбе Джонс. – Вы свободны.

Сержант шумно сошел с кафедры, уступив место человеку, который откапывал тело Кристиана Драйсдейла. За ним свидетельствовал врач, осматривающий труп. После врача задавали вопросы родственнику, он опознал перстень на трупе. Последним давал показания владелец постоялого двора «Четыре рыбака».

После опроса всех свидетелей главный обвинитель, отвесив поклон судье, произнес:

– Я поддерживаю обвинение, милорд!

– Благодарю вас, господин главный обвинитель.

Судья посмотрел на Пэнси:

– Леди Пэнси Вайн, в связи с тем, что вы отказались от защиты, готовы ли вы ответить на вопросы господина главного обвинителя?

Пэнси почувствовала, как дрогнуло ее сердце, но, поднявшись, твердо ответила:

– Я готова, милорд.

И именно тогда, когда судья открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, именно тогда, когда все вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть подсудимую, у дверей раздался шум, и голос, ясный и громкий, произнес:

– Я должен попросить вас, милорд, и всех остальных оставаться на местах и не двигаться!

Все замерли, потом разом повернули головы к дверям. Там стоял человек в черной маске, держа по пистолету в каждой руке. За его спиной виднелся еще один. Двое других появились у дверей, куда обычно суд удаляется на совещание. И только после этого пятый человек в маске вышел из дверей комнаты для присяжных. Он остановился перед сидящими за столом и навел на них пистолеты. Десять заряженных стволов, в общей сложности, были нацелены на безоружных людей.

Все замерли, затаив дыхание… И вдруг с галерки кто-то крикнул:

– Разрази меня Бог, если это не Белоснежное Горло!

Громогласное «ура!» вырвалось, по меньшей мере, из дюжины глоток. Белоснежное Горло взглянул на галерку и улыбнулся:

– Да. Я – Белоснежное Горло. Как всегда, я пришел, чтобы устранить досадное недоразумение. Вы можете меня выслушать?

– Мы всегда рады! – выкрикнул мужской голос.

– Благодарю вас. Именно это я хотел услышать, – ответил Белоснежное Горло и, подойдя к столу, за которым сидели присяжные и судьи, начал речь: – Уважаемые господа, неужели вы верите тому, что здесь говорят? Неужели вы не видите подсудимую? Достаточно посмотреть на нее внимательно, чтобы понять – не может эта женщина замыслить убийство человека, даже кровожадного и жестокого. А вы бы видели ее пять лет назад, когда ей только минуло тринадцать! Она была ребенком, неискушенным и невинным, и, как всякий ребенок, нежно относилась к любой живой твари. Я говорю о животных.

Белоснежное Горло замолчал и посмотрел на Пэнси.

Она слушала его, прижав к груди руки, стараясь унять волнение, и думала о том, что проникновенный голос Люция загипнотизировал весь зал. Все слушали его затаив дыхание, не нужно было повышать голос.

– Вы теперь уже знаете, – продолжал он, – что она вышла замуж за господина Кристиана Драйсдейла, человека, по которому суд проливает слезы только потому, что его нет больше на земле. Я ни минуты не сомневаюсь, что многие, сидящие в этом зале, помнят Драйсдейла, самого жестокого, грубого и мерзкого сборщика налогов, который когда-либо ступал по земле Англии. Он вымогал деньги у каждого, кого знал; облагал людей своими собственными налогами, помимо тех, что устанавливал парламент; брал взятки у тех, кому было что скрывать от государства, а затем выдавал их, когда у них кончались деньги и поживиться было уже нечем. Особенно измывался Драйсдейл над женщинами – они боялись, что он отнимает у них сыновей и мужей, объявив их роялистами. У своих жертв он вытягивал все до последнего фартинга, а когда те проклинали его, смеясь выдавал властям. И бедняг либо вешали, либо отправляли на галеры за несовершенные ими преступления. Вот таким был господин Кристиан Драйсдейл, чьи поступки недостойны мужчины.

– Сущая правда, – произнес кто-то в зале, – он отобрал у моей старухи-матери все деньги, отложенные на черный день.

– Да, верно, – кивнул Белоснежное Горло. – Однажды, приехав в один дом за деньгами, он увидел тринадцатилетнюю девочку, и он, мужчина, которому было далеко за сорок, возжелал ее. Сборщик налогов склонил девочку к браку, обманул, пообещав спасти ее брата от повешения, хотя и намерения такого не имел. Виконт Сен-Клэр был приговорен к смертной казни за то, что с друзьями укрывал его величество во время приезда в Англию. Кристиан Драйсдейл считал, что любые средства хороши для достижения его гнусных целей. Он обманул невинное дитя, уговорил бежать из отчего дома и следовать за ним, бросив умирающего отца. Глубокой ночью в сельской церквушке его поджидал слепой священник, который и обвенчал их.

Белоснежное Горло обвел взглядом первые ряды и продолжал:

– Они стали мужем и женой перед Богом, и девочка, не понимая, что стала женой дьявола в человеческом облике, отправилась с ним в свадебное путешествие. С собой она взяла самое дорогое, что имела – крошечную собачонку. Ей хотелось, чтобы этот дружок согревал душу в незнакомом доме. Собачка была так мала, что помещалась в муфте, которую девочка прижимала к груди даже во время брачной церемонии в церкви. Но у маленького пса оказалось сердце настоящего льва, только лев так беспощаден к врагам тех, кто ему дорог. Незачем рассказывать, что происходило в карете, когда старый развратник стал приставать к ребенку. Собачонка с яростью отражала все попытки приблизиться к хозяйке. Она прокусила руку обидчика, получив за это смертельный удар по голове тяжелой тростью, которая, без сомнения, обрушилась бы потом и на хозяйку. Бездыханного храбреца мы похоронили в лесу у безымянного ручейка.

Разбойник помолчал и, обратившись непосредственно к судье, сказал:

– Вот, милорд, какой клад я нес в лес, чтобы похоронить, как мне приписывает прокурор, главный обвинитель, на этом заседании суда.

Судья, прямой как жердь, так ни разу и не шелохнулся.

– Я хочу сказать, – продолжал разбойник, – то, что я закопал в лесу, было, без сомнения, дороже всяких денег, ибо верность и преданность, проявленные бессловесной тварью, не купишь за золото. Закопав собаку, я действительно направился к дереву, где стоял привязанный Кристиан Драйсдейл. Сержант правильно изложил эту часть. Я, как вы слышали, перерезал веревки и вызвал Драйсдейла на дуэль. Как положено, предложил ему защищаться. Мы сразились в честном поединке, в котором никто не имел преимуществ. Хотя он был и крепче меня, и руки у него длиннее. Возможно, он превосходил меня в чем-то, возможно, лучше владел шпагой, но я сражался за справедливость, и это придавало мне силы. Да, я защищал справедливость и благородство. Я дрался с ним за обиды, которые распутный развратник нанес беззащитной девушке, совсем еще девочке, заманив злодейским образом в сети, скрыв истинное лицо под личиной ханжества и лицемерия.

Белоснежное Горло обвел взглядом присутствующих в зале:

– Ее брата казнили на эшафоте на Чэринг-Кросс за день до венчания. Он умер с улыбкой на устах, верноподданный короля Чарльза второго. Его нет больше с нами, но я прошу вас, господа присяжные заседатели, леди и джентльмены, простые люди Англии, все, кто верит в справедливость, освободите эту женщину, которую привели сюда силой и обвиняют в убийстве, и она должна защищать свое доброе имя. Если вы настаиваете на том, что убийство все-таки имело место, я отвечу за него! Но заверяю вас, я убил сборщика налогов в честном бою при соблюдении всех правил дуэли. Смерть этого человека сделала мир чище и лучше, ибо я наказал того, кто заслуживал только смерти.

Белоснежное Горло умолк, и наступила мертвая тишина, длившаяся несколько мгновений, потом вся галерка поднялась и стоя приветствовала его. Мужчины размахивали шляпами, женщины – платками. В зале тоже ликовали многие, только Барбара Кастлмэн и ее окружение сидели с каменными лицами.

Белоснежное Горло лишь на мгновение встретился глазами с Пэнси, как бы прощаясь, прежде чем отступить. Толпа продолжала ликовать и выкрикивать ободряющие слова. У выхода из зала разбойник приказал своим людям:

– Следите за дверьми и несколько минут никого не выпускайте.

– Будьте спокойны, сэр, и в добрый путь!

Пэнси показалось, что промелькнуло мгновение, как он был здесь и, стоя перед судом, произнес речь в ее защиту, и вот его нет, исчез, словно испарился, вместе со своими друзьями.

У двух других дверей возникла суматоха. Молодые крепкие парни что-то с жаром доказывали солдатам, которые, силой расталкивая людей, пробирались к выходу в погоню за Белоснежным Горлом.

Отвечающий за порядок во время заседаний судья пытался перекричать шум, надеясь обратить на себя внимание:

– В погоню! Лови его! За его голову обещана тысяча гиней.

В ответ раздался хохот и пожелания хорошенько подумать, как поступить со своей собственной головой.

Еще какое-то время то тут, то там вспыхивали перебранки, но громкий голос судьи остудил пыл присутствующих, и все стихло.

– Господин главный обвинитель, не возникли ли у вас какие-либо дополнительные соображения после столь необычного слушания по делу? – осведомился он.

Поднявшись, сэр Балсомбе Джонс ответил:

– Милорд, от имени его величества я хотел бы отвести обвинения по делу подсудимой леди Пэнси Вайн и предъявить их в другое время и другим лицам, которые в настоящее время не находятся под арестом.

Из зала раздались выкрики: «Он и дальше не будет под арестом!», «Вы его не получите, даже не старайтесь…».

Судья опять был вынужден призвать зал к порядку и, когда установилась тишина, сказал:

– В таком случае мой долг, моя обязанность, – он намеренно растягивал паузы, – сообщить, вернее, с удовольствием сообщить, что я снимаю обвинения с леди Пэнси Вайн как безосновательные и не соответствующие истине.

Не успел он закончить последнюю фразу, как раздались ликующие крики в разных частях зала, и впервые за время, проведенное в тюрьме, Пэнси не сдерживала слез, и они текли по щекам. Это были слезы радости, ведь тот, кого она любила, опять пришел к ней на помощь и спас ее.