Леди и разбойник

Глава 12

Пэнси возвратилась во дворец. Все восторженно поздравляли ее: и друзья, и те, кого до вынесения приговора она считала врагом. Впрочем, девушка и раньше ни с кем не ссорилась, а теперь старалась не замечать даже самую откровенную лесть.

Она была благодарна судьбе, что оказалась дома, и, вернувшись, первым делом отправилась в королевскую часовню. Там, преклонив колени на обитую бархатом скамеечку, Пэнси горячо молилась и благодарила Всевышнего за ниспосланное избавление. Правда, радость омрачалась сознанием, что Люций в еще большей опасности, чем когда бы то ни было.

Власти вряд ли забудут, как он держал на мушке королевского судью и присяжных, а суд и закон выставил на всеобщее посмешище. Люди об этом только и говорили. А то, как он защитил Пэнси, появившись в суде в столь драматичный момент, сделало его самой знаменитой личностью.

Мальчишки в самодельных масках играли только в разбойников. Те, кто был постарше и повыше ростом, непременно становились Белоснежным Горлом, те же, кто послабее, яростно протестовали, когда им предлагалось довольствоваться ролью Далримпла, королевского судьи.

Придворные дамы и кавалеры, не присутствовавшие в тот день в суде, умоляли Пэнси в подробностях изложить события, связанные с появлением в зале суда Белоснежного Горла. Дамы, конечно, расспрашивали о внешности героя. Выслушав Пэнси, они приходили в восторг и заочно влюблялись в разбойника, каждая по-своему представляя его в своем воображении. Апартаменты леди Дарлингтон осаждались женщинами и девушками всех возрастов, желавшими услышать пикантные подробности, поскольку то, что они знали, не выходило за рамки обычной романтической истории.

Пэнси и не предполагала, что при одной лишь мысли о любимом человеке может бросать в дрожь и что хочется видеть его ежеминутно и ежечасно. Она с трудом скрывала чувства от любопытных дам, а они страстно желали разгадать ее тайну.

Ее любовь была такой сильной, что доставляла ей не только душевные страдания, но и физические. Думая о Люции, она находилась в постоянном напряжении, боясь, как бы с ним не случилось беда. Пэнси воскрешала в памяти каждую деталь, каждое мгновение того дня. Вот он появляется в зале суда, медленно идет по проходу, гордо откинув голову. В уголках губ улыбка, заставляющая трепетать сердце. Пэнси хотелось вскочить с места и кинуться к нему в объятия. Она с трудом справилась тогда с безрассудным желанием, но душа, испытав блаженство, потеряла покой. В глазах Люция она увидела, что он любит ее и понимает, как она страдала в Ньюгейте, понимает, до чего ее унизили, оскорбив ее чистоту и благородство.

Пэнси размышляла о том, как много могут сказать друг другу два человека одним лишь взглядом, если их сердца бьются в унисон, если их души воссоединились. Во время кошмара судебного разбирательства она уже знала, что они созданы друг для друга.

Наверное, в прошлой жизни они были одним целым, и понадобились столетия, прежде чем их судьбы снова переплелись. Ниточка, связывающая их, вот-вот должна была порваться, и они встретились.

Пэнси думала, что во время первой встречи в лесу подсознательно почувствовала, что они созданы друг для друга. Ни разу с тех пор она не вспоминала о нем как о постороннем, напротив, расставшись после короткой встречи, ей казалось, что они давно знакомы и знают друг о друге все. Слова казались лишними, их души соединились.

Она молилась, закрыв глаза, и ощущала его поцелуй на губах, его руки, обнимавшие ее в библиотеке их дома в Стейверли. Это Господь даровал им возвышенную любовь и благословил, ниспослав свою милость. Пэнси знала тогда и понимает теперь, что такая любовь – необыкновенный дар, который редко кому дается, а уж сколько любовь продлится, мгновение или годы, – неизвестно.

Пэнси вдруг подумала, что даже не мечтает о будущем. Она не могла себе вообразить, что они с Люцием будут жить вместе, не подвергаясь преследованиям, и займут в обществе достойное их происхождения положение. Она не отваживалась взглянуть в глаза судьбе и тем более облечь в слова свое и его будущее.

Люций в опасности! Пэнси молила Бога о его спасении. Она боялась, как никогда в жизни, того, что закон, наказывая, сокрушит его. И больше всего боялась Барбары Кастлмэн.

Пэнси запомнила выражение лица фаворитки короля, когда та выходила из зала суда. Мегерой проследовала в сопровождении друзей к карете. Мрачная, в отвратительном настроении, крепко сжав губы, она получила парочку сомнительных комплиментов из толпы. Возвращаться во дворец и сознавать, что девчонка, которую, по ее замыслу, должны были вздернуть на виселице, стала героиней дня, ей было невыносимо. Обычно Барбара показывала на людях свое недовольство весьма грациозно. Иногда просто передергивала плечами. На сей раз она была вне себя от гнева, и многие на собственной шкуре ощутили последствия краха ее надежд, когда Барбара вернулась во дворец. Досталось и королю. Чтобы умилостивить даму своего сердца, ему пришлось в очередной раз расстаться с драгоценностями и взять значительную сумму денег из казны, однако даже это ее не успокоило.

Когда же галантные кавалеры попытались сгладить неприятное впечатление от суда, Барбара немедленно заподозрила их в издевке, и мысль о том, что над ней тайно потешаются, лишь подлила масла в огонь.

Все это очень напоминало те дни, когда она впервые приехала в Лондон. Бедная провинциалка в допотопных деревенских нарядах бросалась в глаза – убогая одежда явно не сочеталась с яркой внешностью ее обладательницы. Она не забыла, как двор смеялся над ней и обходился до обидного снисходительно, делая из нее чуть ли не шута.

Барбара немедленно перешила платья, добавив кое-какие детали к туалетам, и превратилась в красавицу и элегантнейшую особу. Сразу став украшением двора, она добавила блеска столичному обществу. Но тех страданий от жалкой бедности Барбара не забывала никогда, даже во время триумфального шествия по жизни. Давно забытое чувство унижения всколыхнулось вновь. Ей казалось, что те, кто расточает комплименты и поет дифирамбы, подсмеиваются над ней.

Возможно, прежде всего, память о постоянных жалобах матери на бедность сделала Барбару алчной и ненасытной. Конечно, будь жив отец, все могло обстоять иначе, но, увы, виконт Грэндисон умер от ран, полученных при осаде Бристоля. Все, кто его знал, рассказывали о смелости и отваге виконта, считали человеком справедливым и честным, он служил примером для многих, кто находился у него в подчинении. Отец наверняка бы сумел наставить юную небесталанную дочь на путь истинный, и тогда красота сослужила бы ей другую службу, нежели приманивание и совращение мужчин. Барбару же воспитывала мать, слабохарактерная женщина, вечно жалующаяся и всем недовольная. Отчим вообще игнорировал падчерицу. Барбара чувствовала себя никому не нужной и жила почти приживалкой.

Ей всегда хотелось иметь то, чего она раньше при всем своем желании иметь не могла. Достигнув же цели, не радовалась, а мечтала уже о другом, и чем скорее одна мечта воплощалась, тем ближе становилось осуществление следующей. Барбара превратилась в ненасытную хищницу. К тому же жизнь в Уайтхолле научила ее следовать правилу – чем больше попросишь, тем больше подадут. Сейчас, когда ее обставили в собственной игре, когда Пэнси освободили, вместо того чтобы повесить, и долго вынашиваемые планы мести провалились, она, не в силах что-либо изменить, обрушила свой гнев на окружающих.

Барбара обладала изощренным умом и отличалась редкой наблюдательностью. Она заметила, какими нежными взглядами обменялись в зале суда Пэнси и Белоснежное Горло. Они любят друг друга, догадалась она, и решила при случае использовать это. Когда Белоснежное Горло произносил речь в защиту Пэнси, она внимательно следила за его манерами, видела, как затаив дыхание все слушают его, в том числе притихшие присяжные. Барбара почувствовала, что голос разбойника оказывает на нее странное, гипнотическое действие. Ей нравился этот голос, в то время как произносимые слова приводили в ярость – каждое сказанное им слово как бы освобождало Пэнси от паутины, которую она так тщательно сплела.

Барбара не могла отделаться от мысли, что уже после того, как разбойник умолк и слушание дела закончилось, в ее ушах еще долго звучал его голос, он преследовал ее даже по возвращении во дворец. Ночью Барбара проснулась и живо вспомнила его манеру держать голову и блеск глаз в прорезях маски. Она никогда не сомневалась в собственных желаниях, а думала лишь о том, как их поскорее осуществить. Пожалуй, одним из главных достоинств ее характера было именно то, что она никогда не притворялась и не изворачивалась перед собой.

Лежа в постели после бурно проведенного дня, Барбара могла думать только о Белоснежном Горле. Она снова хочет увидеть его! Трудности, связанные с исполнением этого внезапно возникшего желания, только разжигали ее страсть, и, лежа без сна, она размышляла, как его осуществить. В голове мелькали самые разнообразные планы.

Она не сомкнула глаз и в следующую ночь, мысли в беспорядке перескакивали с одного на другое, как обезьянка прыгает с ветки на ветку. Из тысячи возникших идей она наконец выбрала одну, и горничная, заглянув в спальню в девять утра, была немало удивлена, обнаружив, что госпожа уже встала.

– Вы так рано сегодня поднялись, миледи, – отважилась вымолвить служанка, заметив, что шторы раздвинуты и снова ложиться в постель хозяйка не собирается.

Барбара посоветовала ей не лезть не в свое дело, а лучше позвать дворецкого. Больше всего на свете она не любила ждать, поэтому самым невыносимым при распутывании какой-либо дворцовой интриги для нее было ожидание срочной информации от того, кому ее поручалось раздобыть. В большинстве случаев, если не всегда, она награждала осведомителя оскорблениями, даже когда информация была самая верная, только за то, что, как ей казалось, это делалось не слишком проворно.

Она приказала дворецкому немедленно отправляться за новостями, хотя незадолго до этого отослала гонца к Рудольфу, который жил в доме на Чэринг-Кросс. Тот, получив послание фаворитки, не заставил себя долго ждать, понимая, что неразумно настраивать против себя Барбару даже незначительным неповиновением. Он, как и его величество, принял на себя большую порцию ее ярости после окончания судебного разбирательства и теперь не имел ни малейшего желания вновь вызвать раздражение фаворитки короля. И хотя, по его мнению, было верхом неприличия нестись сломя голову во дворец на виду у всех, даром времени не терял, а когда входил в покои леди Кастлмэн, та уже металась по комнате из угла в угол.

Она свирепо взглянула на Рудольфа, и его будто окатило ледяной водой Северного моря в морозное декабрьское утро. Ее настроение менялось стремительно, так меняется цвет волны при взлете и падении. Только что она была приветливой и лучезарной, лаская голубыми глазами, согревая улыбкой, как согревает солнце в ласковый денек, как вдруг налетала буря, глаза метали громы и молнии, и вся она становилась взбудораженной, точно штормовое море, чьи гигантские волны бьются о скалу.

«Ни один человек не отважился бы броситься в эту пучину», – рассудил Рудольф. Одно утешало: несмотря на то, что она уже начала злиться и в воздухе попахивало грозой, до настоящей бури было еще далеко.

Рудольф приложился к ручке и, притянув Барбару к себе, поцеловал в губы. Она резко высвободилась из объятий:

– Не прикасайся ко мне. Я посылала за тобой, так как желаю знать правду. Кто этот человек?

Рудольф понял, кого она имеет в виду, но, выгадывая время, спросил с невинным видом:

– О ком идет речь?

– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, – резко ответила Барбара. – Я хочу знать настоящее имя разбойника, которого называют Белоснежное Горло.

– Но почему ты спрашиваешь меня? Всей информацией по этому делу, если она вообще существует, располагает Филипп Гейдж.

Барбара метнула на него такой злобный взгляд, что он попятился.

– Не увиливай от ответа, – повысила голос Барбара. – Ты прекрасно знаешь, кто такой Белоснежное Горло, впрочем, я и сама кое-что выяснила.

– Тогда тебе следует рассказать мне то, чего не знаю я, – ответил Рудольф.

Их взгляды встретились, и он заставил себя выдержать взгляд Барбары. На лбу его выступили капельки пота.

– Лжец! – вскипела она. – Ты такой же трус, как и все остальные. Дрожишь как овечий хвост. Почему ты не говоришь мне правду, а притворяешься, будто ничего не знаешь? Не потому ли, что Белоснежное Горло – настоящий маркиз Стейверли, а ты – негодяй, замышляющий убить или выдать его, чтобы наследовать титул?

Рудольф даже не попытался опровергнуть ее обвинения.

– Откуда тебе это известно? – спросил он хрипло.

– Сообразила! – торжествующе вскричала Барбара. – Во-первых, ты мечтаешь, чтобы его поймали, иначе чем объяснить твой повышенный интерес к правосудию? Во-вторых, между вами поразительное сходство! Хотя большую часть его лица скрывала маска, все-таки не трудно было заметить, как вы похожи! Почти одного роста, и походка одинаковая. Вот только тембр голоса у него мягче и, я бы сказала, более мужской. Наверняка без маски он выглядит предпочтительнее тебя, и во взгляде есть то, чего тебе так не хватает.

– Прекрасно! И когда ты собираешься увидеть его без маски? – подавшись вперед, спросил Рудольф.

Глаза его сверкнули. Барбара, наблюдая за ним, безошибочно угадала его мысли.

– Если ты думаешь, что Белоснежное Горло схватили, то ошибаешься. Да, я хочу увидеть его без маски. Поэтому ты должен сказать, где мне найти разбойника.

Рудольф с искренним изумлением смотрел на нее.

– Но… но откуда… мне знать?

Он даже стал заикаться.

– Как откуда? Он же твой двоюродный брат!

Рудольф всполошился:

– Что ты собираешься делать, черт возьми? Ты хочешь погубить меня вместе с ним? Или мне необходимо заявить, что отказываюсь от права на поместье, поскольку законный наследник жив-здоров? Ты же обещала мне помочь, Барбара. Или у тебя такое странное понятие о помощи?

– Ты законченный идиот! – выпалила Барбара. – Мне нет до тебя никакого дела, мне наплевать также на твое право наследовать титул. Да ты и сам знаешь, что не получишь его. Я хочу увидеться с твоим родственником по прозвищу Белоснежное Горло. Я хочу с ним поговорить.

– Но это невозможно! Никто не знает, где он скрывается.

Барбара откинулась на высокую спинку стула и, прищурившись, посмотрела на Рудольфа.

– Никогда не думала, что ты настолько глуп, – произнесла она спокойно, будто сделала важное открытие после утомительных поисков истины. – В одну из ночей ты влип в авантюру, отправившись на поиски разбойника. И, как понимаю, остался с носом. Ну и куда же ты ездил его искать, если не секрет?

– Мы ездили в Стейверли. До меня дошли слухи, что Белоснежное Горло и его приятели нашли там себе пристанище. Однако в поместье шайку не обнаружили. Я попал в глупое положение. Впрочем, все объяснялось просто: моя кузина Пэнси оказалась там раньше и предупредила Люция, он улизнул через заднее крыльцо, пока мы подбирались к парадному.

– Умно, нечего сказать! – фыркнула Барбара. – Хороший охотник, надеясь отловить лису, обкладывает все выходы и входы, в противном случае остается ни с чем, как бы ни старался.

– Легко быть умным после дела, – заметил недовольный Рудольф.

– Ну и кто же твой осведомитель? – Барбара упрямо гнула свою линию.

– То есть, кто мне сообщил, что Люций в Стейверли? Стоит ли упоминать о нем!

– Нет, ты все-таки скажи!

– Конечно женщина! Кто же еще, – смутившись, ответил Рудольф.

– Кто она?

– Ты с ней не знакома!

– Я спрашиваю – кто она?

– Ее зовут Моль Птит.

– Где ее можно найти?

– Заправляет в «Зеленом змие» в конце Флит-стрит.

– Почему она сообщила именно тебе?

Рудольф совсем растерялся. Терпение Барбары лопнуло.

– Да ради всего святого, говори же наконец, не сиди как глухонемой болван. Она в тебя влюбилась, ясное дело. И если ты думаешь, что я буду тебя ревновать ко всякой уличной шлюхе, то глубоко ошибаешься.

– Я тогда выпил, – сказал Рудольф извиняющимся тоном, – а ты была с королем…

– Мои дела тебя не касаются, – отрезала Барбара. – Ну и что девчонка рассказала?

– Ничего особенного, – пожал плечами Рудольф. – Что я очень похож на моего двоюродного брата. Она, правда, не знала, что он мой родственник, но я понял, о ком идет речь, и начал осторожно ее выспрашивать. Выяснилось, что кое-кто из шайки Люция наведывается туда за горячительным. Одному из них Моль приглянулась. Она хорошенькая, чего уж тут… Моль вызвалась доставить поутру товар на своей подводе. Тот, ясное дело, согласился. Он уехал на заре, когда еще не рассвело, и у нее мелькнула мысль, что парень не хочет, чтобы его видели при свете дня. Место, куда Моль доставила товар, по ее описанию было окраиной парка в Стейверли. Парень ее встретил не один. Помощник поразил ее сходством со мной. И еще она отметила у него манеры настоящего джентльмена. Разбойник, расплатившись с ней, взял клятву никогда никому не рассказывать, кого она видела и куда ездила. Она держала обещание, пока не познакомилась со мной. Пошли расспросы – кто это как две капли воды похож на меня? Не брат ли?

– Следовательно, ты уже знал, кто живет в Стейверли?

– Я тебе еще раз повторяю: лучшего места, чем Стейверли, не найти. К сожалению, сейчас огромный дом заброшен и необитаем. В нем множество тайников, подземных ходов, винных подвалов и укромных мест, нужно только хорошо их знать. Мог ли я предположить, что в заброшенном доме обитает шайка разбойников?

– Любопытно, может ли этот Белоснежное Горло туда вернуться после того, как вы там побывали?

– Думаю, что да. Того же мнения и Филипп Гейдж. Просто он пока выжидает.

– А ты? Ты тоже выжидаешь? – открыто спросила Барбара, уже зная ответ.

Рудольф вспыхнул:

– Проклятие! Ты же знаешь, в каком положении я нахожусь. Сама же две недели назад одолжила мне денег! Нет-нет, мне они очень помогли, но, увы, ненадолго…

– Ну теперь, когда твоя кузина на свободе, не попросить ли мне ее помочь тебе? – задела за живое Барбара Рудольфа.

– Она поможет, – выдержал удар Рудольф. – Не сомневайся.

Голос его стал резким. Барбара, увидев на его лице решительное выражение, наклонилась к нему:

– Ну и что ты собираешься для этого предпринять?

Пока Рудольф посвящал ее в свои планы, от него не ускользнула едва заметная усмешка на лице Барбары. Протянув руку, она взяла со стола вышитый бисером кошелек, полный денег, которыми обычно расплачивалась за разные «шпионские» услуги. Достав десять флоринов, она презрительно швырнула их Рудольфу. Деньги покатились к его ногам. С минуту он тупо смотрел на них и, казалось, не верил, что они настоящие.

– Деньги твои, – сказала Барбара. – Они тебе пригодятся. Кое-что разузнаешь, получишь еще. Сведения стоят денег.

Рудольфа охватила ярость. Швырнув деньги, она унизила его. И денег было явно недостаточно, чтобы ему спастись, – он давно жил не по средствам. Их не хватило бы даже на скудное пропитание. Для тех, к кому Барбара благоволила, золота у нее имелось в избытке, серебром она расплачивалась крайне редко. В кои-то веки появлялась в ее руке серебряная монетка, и Рудольф понял: она нарочно собирала их, чтобы посмеяться над ним.

Ему следовало сейчас встать и удалиться или, еще лучше, швырнуть деньги ей прямо в лицо, но он был чертовски голоден. Рудольф медленно наклонился, собрал монеты и положил в карман. Затем распрямился и посмотрел на женщину, которую когда-то любил как никого в своей пустой распутной жизни.

Она сидела, лениво развалясь, поставив ногу на обтянутую бархатом скамеечку. Глубокий вырез платья обнажил плечо, глаза опущены, рот вызывающе приоткрыт, она пустила в ход свои чары, и это тоже была насмешка над ним.

Вдруг он осознал, что ненавидит ее, ненавидит за ту пучину страсти, в которую швырнула, за чувства, которые в нем вызвала, за то, что требовала не возвышенной любви, а самой примитивной, похотливой страсти. Он смотрел на нее и знал, что она ждет, намеренно возбуждая в нем желание, когда он бросится к ее ногам, хотя только что унизила его, как слугу, швырнув подачку, как пса, бросив кость.

Откинувшись на спинку стула, обитую алым бархатом, Барбара выглядела очень обольстительно. Поэтому и велела перенести к себе этот роскошный предмет из будуара короля. Она ждала, красуясь в самой соблазнительной позе, но он уже был свободен от нее. Не произнеся ни единого слова, внутренне сгорая от стыда, Рудольф повернулся и вышел, хлопнув дверью.

Оставшись одна, Барбара потянулась и зевнула. Забавно все-таки унизить дурака! Досадно, конечно, что он ушел, когда она меньше всего того ожидала, но сейчас это ее мало волновало. Ее занимали более важные мысли, и для того чтобы осуществить задуманное, надо было сосредоточиться на главном, отбросив ненужные эмоции.

Она села за секретер и после некоторого раздумья написала что-то на листке бумаги. Растопив воск, куда было добавлено сусальное золото, запечатала записку печаткой. И воск, и печатку она выпросила у короля только потому, что таких вещиц в Англии еще не было, королю их прислала сестра из Франции.

Она поднялась со стула, держа конверт в руке, как вдруг поняла, что допустила промашку, и снова села. Обыкновенная сургучная печать вызовет меньше подозрений, решила Барбара и вновь запечатала послание. Схватив золотой колокольчик, стала трезвонить, пока не явился слуга. Обругав за медлительность, велела ему в мгновение ока прислать к ней форейтора.

Тот явился с небольшой задержкой. Коротышка с белесыми ресницами и бегающими глазками говорил бессвязно, не открывая рта. Видавшие виды бриджи, мятая и несвежая рубаха ему и самому, похоже, радости не доставляли, ибо с порога он начал извиняться за свой внешний вид: мол, не хватило времени облачиться в униформу.

– Для моего задания ты одет в самый раз, – отрезала Барбара. – Именно в таком виде тебе там следует показаться. Понял?

Форейтор на всякий случай кивнул, хотя на самом деле ничего не понял. Барбара подошла к столу и взяла кошелек. Звон монет изменил лицо парня, сделав его алчным. Играя кошельком, Барбара не торопилась его открыть, а села около секретера и велела внимательно выслушать ее.

Часов через десять после этих событий Барбара медленно катила в карете по пыльной проселочной дороге, время от времени поглядывая в окно. Когда Лондон остался позади, она приказала кучеру ехать быстрее. Лошади припустили, с трудом волоча громоздкий экипаж. Вечер выдался душный, безветренный. Барбаре казалось, что они еле плетутся, и, непрестанно высовываясь в окошко, торопила кучера.

– А ты уверен, что мы правильно едем? – закричала она в очередной раз.

– Да, миледи, уверен. До леса еще около полумили!

Вздохнув с облегчением, Барбара откинулась на подушки. До этого они проехали миль пятнадцать, и всего за час одолели это расстояние.

На леди Кастлмэн был туалет необыкновенной красоты. Она не стала переодеваться после ужина у короля. Чарльз по окончании ужина намеревался проводить ее до покоев, но она, сославшись на головную боль и плохое самочувствие, заявила, что не расположена к вечерним развлечениям и собирается немедленно лечь спать. Король не поверил, решив, что это очередные уловки, но Барбара настояла на своем, прекрасно понимая, что, если он придет, избавиться от него будет невозможно. Чарльзу ничего не оставалось другого, как сесть играть в карты, а Барбара выскользнула из комнаты и заторопилась во двор, где ее уже ждала карета.

Все шло по намеченному плану. Как и посланный раньше форейтор, кучера были одеты не в обычные яркие ливреи, которыми отличались слуги леди Кастлмэн, а в поношенную одежду, чтобы у каждого встречного не возникло вопросов, что за важная персона едет из Лондона в провинцию. Наоборот, глядя на них, приходило в голову, что после визита в столицу карета плетется домой. Глаза прохожих, скользнув взглядом, не задерживались на этой повозке. Барбара же на всякий случай старалась не маячить в окне – вдруг кто-нибудь узнает ее.

Платье леди Кастлмэн было отделано золотым шитьем, в котором искусно вставленные бриллианты повторяли по рисунку и форме граней те камни, что были в ожерелье и серьгах. Словом, не только для разбойника она являлась лакомым кусочком, на нее и простые люди пялились бы в изумлении.

Барбара чувствовала беспокойство кучеров. Она впервые отправилась в такую глухомань, да к тому же одна, без сопровождавших обычно верховых. Кучера побаивались ее и не осмелились сказать, что не мешало бы захватить с собой людей. Барбара же ничего не боялась, хоть ее и била от возбуждения нервная дрожь.

Авантюры и опасности, казалось, были ей к лицу. Они делали ее еще красивее. Глаза сверкали, как звезды, тело дрожало, как туго натянутая струна, в груди бушевало пламя. Карета катила, катила и наконец остановилась там, куда ехала Барбара. Когда-то на этом месте была прелестная норманнская часовня, теперь остались одни живописные руины. В сочетании с ландшафтом эти старинные развалины являли собой очаровательное местечко, где те, кто не хотел встречаться в городе, назначали особо тайные свидания. Барбаре и раньше доводилось здесь бывать. Без нее не обходилась ни одна прогулка на развалины с обязательным обедом среди сельских красот, не тронутых цивилизацией.

Часовня, окруженная высокими елями, стояла в стороне от дороги. Остовы стен, освещенные лунным светом, отбрасывали причудливые тени. В глубине разрушенного здания находилась особо охраняемая любителями тайных свиданий необычная постройка. Барбара прошла туда, минуя полуразрушенную арку, и остановилась, оглядываясь вокруг.

Барбара была так хороша, аж дух захватывало! Широкие воздушные юбки таинственно шуршали, на красивой высокой груди сверкали бриллианты, темные волосы подчеркивали красоту лица. Она трепетала, словно была игрушкой в руках сверхъестественных сил, которые принуждали ее к постоянному действию и волнению, сотрясали все ее существо, не давая покоя. Она стояла и ждала, но ничего не происходило, и ей стало все безразлично, оживление исчезло с лица.

И тут от стены, куда не проникал лунный свет, отделилась фигура и двинулась в ее сторону. Человек шел так тихо, что успел сделать несколько шагов, прежде чем Барбара заметила его. И в тот миг, когда она, сжав руки, как бы ожидая радостного события, слегка вздохнула, Белоснежное Горло вышел из тени на освещенное луной место.

Барбара не шелохнулась, и тогда он подошел к ней. Не спеша, но решительно, в его походке было что-то величественное. Он подошел ближе, и Барбара различила глаза, сверкающие в прорезях маски, твердо сжатый рот.

Сняв шляпу, он поклонился, и в его поклоне не было ни подобострастия, ни сердечности.

– Вы леди Кастлмэн?

– Вы меня знаете?

– Ваше лицо, как и ваше имя, хорошо известны.

Она не знала, как отнестись к его словам – как к иронии или же как к утверждению факта. Последовала пауза, после которой Белоснежное Горло спросил:

– Зачем вы здесь?

Она посмотрела на него с удивлением:

– А кто мне запрещал появляться здесь?

Опять его губы плотно сжались, наконец он сказал:

– Леди вздумала играть со мной. Я пришел сюда в надежде встретить другого человека, и, полагаю, вы это знаете.

– С какой стати я должна знать то, о чем вы говорите? Я приехала полюбоваться сиянием луны. У меня появилось желание совершить маленький побег от суеты и помпезности двора. Вот я и приехала, одна, чтобы отыскать здесь что-то новое.

Барбара думала, что он смутится или почувствует себя неловко, силясь понять, правду она говорит или нет. К ее удивлению, разбойник по-прежнему вел себя непринужденно, хотя лицо его выглядело суровым. Ей стало не по себе от сознания, что у него сложилось о ней нелестное мнение.

– Ну и, когда оказались здесь, нашли ли вы то, что искали? – спросил он.

Барбара откинула голову, и лунный свет упал на ее лицо.

– Да, – ответила она. – Я нашла вас.