1662 год
По реке сновали лодки и всевозможные суда. Разноцветные паруса и флаги, замысловатые гирлянды цветов буквально ослепляли и делали картину необыкновенно красочной. На топком берегу Уайтхолла наспех построили трибуны. Зрители не сводили восторженных глаз с юрких лодочек, суетившихся в поисках места, откуда было бы удобнее наблюдать за прибытием их величеств из Хэмптон-Курта.
Внушительных размеров барки компании «Лорд Мор и К°» важно расталкивали утлые суденышки – сегодня их борта украшали обшитые яркими галунами полотнища, провозглашающие Реставрацию. На палубах развлекались прелестные дамы и галантные кавалеры: распевали песни, бросали бумажные ленты на скользящие мимо лодки.
Народ ликовал, веселился от души, оркестры старались вовсю, перекрывая друг друга; залпам салюта на берегу вторили пушки на кораблях.
На самой верхней террасе Уайтхолла томились в ожидании придворные.
– Мы скоро так оглохнем от шума, что не заметим португальского акцента королевы, – сказала графиня Кастлмэн, обращаясь к сопровождавшим ее кавалерам, и громко захохотала собственной шутке – спектакль обещал быть необыкновенным.
– Говорят, из-за ужасного произношения или, вернее, незнания английского языка ее величество бывает просто невозможно понять, – заметил кто-то с легким презрением.
Графиня снова залилась смехом, хотя в глазах ее была тревога. Она ревновала короля, завидовала королеве и ужасно волновалась. Друзья и ее постоянное окружение прекрасно понимали, что возвращение короля после медового месяца может в корне изменить жизнь Барбары Кастлмэн. Вернется ли он к фаворитке или, опьяненный любовью, останется верным португалке?
Многие при дворе даже держали пари, кто из них окажется на первых ролях.
И сейчас, ожидая вместе со всеми прибытие коронованных особ, Барбара чувствовала, что к ней приковано всеобщее внимание. Манящие голубые глаза, темно-каштановые с рыжим отливом волосы, перехваченные жемчугом, желтое платье из набивного шелка подчеркивали белизну ее лица. Родив королю двоих детей, Барбара по-прежнему оставалась красавицей – этого никто не мог отрицать. К сожалению, Чарльз не отличался постоянством в своих пристрастиях. Какие чувства владели ею, какие бури терзали ее сердце, когда, облокотясь на балюстраду из серого камня, она смотрела вниз, – можно было только догадываться. Внешне Барбара выглядела совершенно спокойной. Окружающие не должны сомневаться – ее красота победит.
Прошло два года с тех пор, как король с триумфом въехал в Лондон. Двадцать тысяч всадников, обнажив мечи, приветствовали его величество радостными возгласами. Дорога во дворец была усыпана розами, с балконов и из окон свисали гобелены и ковры, звонили колокола. Вино лилось рекой… И вот годы лишений и нищеты миновали. Изгнанию наступил конец. Пора обо всем забыть – да здравствует новая жизнь!
Стоит ли удивляться, что король, желая развлечься, обратил внимание на Барбару Палмер, о которой говорили как о прекраснейшей из женщин. Ей было тогда двадцать, и она недавно вышла замуж. Супруг ее всерьез хотел стать ученым и посвятить себя служению обществу. Суетные страсти высшего света, которыми жена начала увлекаться с шестнадцати лет, еще живя в доме отчима, пэра Англии, были ему чужды. Роджер Палмер не устраивал шумных скандалов из-за любовной связи жены с королем, что считалось в то время редкой добродетелью. Будучи человеком мягким, ему было трудно совладать со своенравной Барбарой. Оставшись один, Роджер давал выход своему гневу, в то время как на публике безмолвно нес титул обманутого мужа, подаренный ему неверной женой.
Граф Кастлмэн в элегантном платье и завитом парике, превратившем его в страшилище, расхаживал по террасе Уайтхолла. Бледное лицо, отражая всю гамму охвативших его чувств, выглядело глуповатым. Увидев мужа, Барбара притворилась, будто не замечает его. Однако, когда он приблизился, церемонно поклонилась. Граф вежливо кивнул. Последние недели они провели в беспрерывных ссорах, и Барбара решила положить их отношениям конец. Роджер Палмер до смерти надоел ей, а она давно раздражает его. Брак стал для них нудным, тяжелым долгом, хотя Роджер по привычке притворялся нежным влюбленным.
– Ваш повелитель сегодня шикарно выглядит, – ухмыльнулся придворный из ее свиты.
– Что вы имеете в виду, Рудольф? – Барбара улыбнулась, вспорхнув ресницами. – Я всегда с подозрением отношусь к вашим комплиментам, – быстро добавила она и поспешила навстречу кормилице, появившейся на террасе с запеленутым в кружева и ленты младенцем. Она взяла ребенка, и лицо ее стало ласковым и нежным. – Мой крошка, мой Чарли, – с неподдельной материнской любовью заворковала леди Кастлмэн, глядя на темноволосую головку сына, его сморщенное личико.
Однако нежное выражение довольно быстро исчезло с ее лица. Передав ребенка няне, Барбара вернулась в круг оживленно беседующих светских щеголей.
– Сколько же нам еще ждать?! – нетерпеливо воскликнула она, устремив взгляд на реку.
– Мы столько ждали возвращения короля, что еще несколько минут значения не имеют, – отозвался кто-то из свиты, явив рассудительность и сдержанность эмоций.
Барбара сделала вид, что не услышала реплики, и посмотрела вниз: у парадной лестницы во дворец, по ступеням которой вот-вот проследуют король с королевой, собирались придворные. С наигранной веселостью Барбара сорвала со стоящего рядом роялиста шляпу, украшенную плюмажем, и надела ее, чтобы ветер не растрепал прически.
– Вы думаете, я была бы красивым мужчиной?! – громко воскликнула она.
Кавалеры дружно расхохотались.
– На свете нет женщины лучше тебя, – понизив голос, дабы никто не услышал, произнес тот, кого она назвала Рудольфом.
Эти слова заставили ее вспомнить, почему она здесь и как много поставлено на карту. Нахмурившись, Барбара отдала шляпу и начала спускаться вниз, на террасу перед входом во дворец.
Толпы зевак напирали со всех сторон, желая поглазеть на изысканное общество.
– И где такую рухлядь откопали? – вдруг донесся до нее чей-то голос.
Из дворца выплыла пожилая дама. Стараясь соблюсти достоинство, она горделиво держала спину, однако годы уже взяли свое. Морщинистая, цвета старой слоновой кости кожа, некогда патрицианский нос, ныне похожий на клюв попугая, старомодное неряшливое платье… Зато драгоценности сверкали на солнце так, что даже Барбара не в силах была сдержать завистливого взгляда. Бриллианты старухи настолько приковали ее внимание, что она не заметила девушку, шедшую рядом.
– Ты посмотри, с высохшей треской идет настоящая нимфа! Даже не верится, что такие создания еще встречаются при дворе… – проронил кто-то.
И только тут Барбара увидела, что древнюю леди сопровождает девушка невысокого роста, на голову ниже Барбары, хрупкая и грациозная. Крохотная ножка выпархивала из-под кружева юбки, точеная шейка, огромные серые глаза казались сиреневыми, золото волос обрамляло лицо, скромное и сосредоточенное… И только алые губы, сложенные бантиком, как у купидона, готовы были раздвинуться в улыбку, нашелся бы повод. Она была одета в платье необычного бледно-зеленого цвета, цвета весенних распускающихся почек. Прелестное юное создание…
По-женски безошибочно оценив очарование девушки, Барбара подумала, что если и существуют на свете нимфы, то перед ней, несомненно, одна из них.
– Кто это? – раздраженно бросила она.
Можно было не уточнять, о ком идет речь, поскольку взоры всех присутствующих устремились на незнакомых дам.
– Графиня Доувейджер из Дарлингтона, – ответил Рудольф Вайн. – Говорят, приехав из провинции, она получила апартаменты во дворце. Муж ее верой и правдой служил королю-отцу, пока не погиб при исполнении долга. Но все же удивительно, каким образом девушка попала во дворец.
– Не вижу ничего удивительного, – Барбара сделала кислую мину, – наверняка старуха – ее бабка.
– Девушка – ее внучатая племянница, – поправил Рудольф.
– А ты откуда знаешь? – удивилась Барбара. – И кто же она?
– Ее имя леди Пэнси Вайн. Доводится мне троюродной сестрой.
– Твоя троюродная сестра… – повторила Барбара. – Почему ты не сказал мне, что она приехала и принята при дворе?
– Прошу прощения, у меня просто вылетело из головы, хотя еще месяц назад мне говорили об этом. По слухам, у нее большое состояние, но откуда, по какой линии – просто не представляю. Во времена протектората члены нашего рода все потеряли.
– Познакомь меня с твоей кузиной, – попросила Барбара, нахмурившись.
Она давно поняла: каждое новое лицо при дворе – вероятный враг, особенно если оно симпатичное. Ей не нужны соперницы, достаточно одной королевы, но сейчас появление девушки было весьма кстати. Барбара сразу смекнула: леди Пэнси Вайн, кем бы она ни была, достаточно красива для того, чтобы посоперничать с самой королевой. Барбара торопливо направилась к леди Дарлингтон и Пэнси. Обе дамы, облокотясь на балюстраду, наблюдали за представлением, развернувшимся внизу.
На воде покачивалась уморительная лодка. Команда вырядилась в обезьяньи шкуры, разукрасив борта, нос и корму смешными масками зверей.
– Воображаю, каково им в этих шкурах в такую жару! – хохотала Пэнси, обращаясь к графине.
Подошедший Рудольф Вайн, сняв шляпу с плюмажем, низко поклонился.
– Разрешите представиться? – обратился он к графине.
– С какой стати? Ведь вы мой племянник Рудольф, не правда ли? Я сразу вас узнала, сходство с батюшкой просто поразительное. Откровенно говоря, я не сомневалась, что увижу вас здесь. Слухи о ваших похождениях докатились даже до такой глуши, как Уилтшир.
– Не стоит верить людской молве, – произнес Рудольф, учтиво целуя тетушке руку.
– Разумеется, вы хотите познакомиться с вашей кузиной Пэнси, – усмехнулась графиня, показав рукой, затянутой в перчатку, на стоящую рядом девушку.
Пэнси склонилась в грациозном реверансе. «Она вблизи еще красивее, – подумал Рудольф. – Прелестная девушка! Черт возьми, я совсем забыл о Барбаре…»
– Могу ли я представить вам леди Кастлмэн?
Графиня выпрямилась, лицо ее вдруг стало суровым и неприступным.
– У меня нет никакого желания знакомиться с вашей леди Кастлмэн, – отрезала графиня и, повернувшись спиной, застыла как изваяние, дав понять, что для нее ничего интереснее маскарада на реке не существует.
Рудольф Вайн почувствовал, как краснеет. Вот так сюрприз! Родная тетка в присутствии придворных отказалась знакомиться с дамой, которой по всей Англии оказывают честь и внимание. Какой коварный удар! А он-то был убежден, что ничто уже при дворе не способно его поразить. Рудольф лихорадочно размышлял. Как ему выкрутиться из затруднительной ситуации?
Барбара резко повернулась и удалилась с террасы.
– Прошу прощения… – услышал он тихий шепот.
Словно извиняясь, Пэнси дотронулась до его руки, потом вновь присоединилась к тетушке и, как ни в чем не бывало, продолжила наблюдать за представлением. «Что же делать? – соображал Рудольф. – Пойти к леди Кастлмэн? Она наверняка вне себя от ярости… Или же попытаться улестить тетушку?»
Все решил брошенный украдкой, полный мольбы взгляд Пэнси.
– Тетушка Энн, – отважился Рудольф. – Простите меня, если я вас чем-то обидел.
– Ничем ты меня не обидел. Просто я придерживаюсь старых традиций и не каждому позволю знакомиться с моей внучатой племянницей.
– Но, тетушка, леди Кастлмэн принята во многих домах…
– Может быть, эту особу и принимают в Лондоне, однако в провинции, слава Богу, сохранились порядочные дома, куда и не подумают ее пригласить.
– Вероятно, в этих домах и его величеству будет отказано в приеме, – осмелился пошутить Рудольф.
– Я не собираюсь обсуждать жизненные принципы его величества, – сурово заметила тетушка. – Я привыкла руководствоваться собственными правилами. Возблагодарим небеса, что теперь у нас будет королева и при дворе наконец воцарятся благородство и достоинство.
Рудольф тяжело вздохнул. Продолжать разговор не имело смысла. Пожалуй, тетушка вскоре сама убедится, что ее надеждам не суждено сбыться. Слухи о королеве, доходящие из Хэмптон-Курта, были весьма противоречивы и не особенно утешительны.
Чудовищных размеров кринолины королевы, ее инфанты и слуги вызывали ухмылки и насмешки. Истинные леди, настолько целомудренные, что никогда бы не решились спать на простынях, где до них спал мужчина, вынуждены были терпеть общество замызганных монахов-португальцев и их многочисленных родственников, которых повсюду таскали за собой.
Те, кто ездил к королеве в Хэмптон-Курт засвидетельствовать свое почтение, рассказывали, что она серьезного нрава, внешне – пигалица с крошечными ручками и ножками и выпяченными зубами. Якобы она без ума от своего очаровательного и жизнелюбивого мужа. Король, говорят, тоже без ума от нее. Но удастся ли ей удержать его при себе, когда они переберутся во дворец? Двор не может жить без развлечений, да и каждый в Англии стремился наверстать упущенное, дав волю веселью после мрачных лет диктата Кромвеля.
Королева… Что еще говорят о ней?…
Вдруг Пэнси вскрикнула и показала в сторону реки.
Вдали показался караван сторожевых судов, за которыми в фарватере следовал королевский корабль.
Что тут началось!… Одни жаждали разглядеть короля с королевой и многочисленную свиту, другие восхищались необычным кораблем в античном стиле с расшитым золотом пологом, наброшенным на высокие коринфские колонны, увитые гирляндами цветов.
Одобрительный гул восхищения усиливался по мере приближения корабля, и наконец все увидели короля Чарльза и его темноглазую супругу, сидящих под балдахином рука об руку!
Раздался всеобщий вздох, а затем воцарилась тишина.
Король и королева сошли на берег.
Барбара наблюдала, как придворные целовали руки их величествам, а дамы делали реверансы, и только когда король повел королеву Екатерину во дворец, подошла и с достоинством склонилась в нижайшем реверансе. Стоящие поблизости отметили, что веселой легкости и ловкости у Барбары поубавилось.
Королева поклонилась, глаза Чарльза на мгновение задержались на лице Барбары, и чета скрылась в парадных комнатах дворца.
Леди Кастлмэн облегченно вздохнула, на губах заиграла счастливая улыбка: мимолетный взгляд Чарльза дал понять – ничего не изменилось, он снова будет с ней.
Барбара улыбнулась – ну что ж, теперь можно и подождать!
Успокоившись, она неторопливо шла, сама не зная куда, пока на глаза ей не попался Рудольф Вайн. В полном одиночестве он наблюдал, как тетушка и Пэнси направляются в дворцовые покои.
– Забавно! Целомудренный мальчик трепещет, не может отвести взгляда… С чего бы это? – съязвила она.
– Не сердись, Барбара, – заторопился Рудольф. – Я не виноват, если тетя воспитана в старых традициях. Я пытался переубедить ее, однако она и слушать не захотела…
– Не стоит стараний! – оборвала Барбара. – Мне нет дела до твоих родственников. Да я им и не завидую. Жить при дворе, не зная, к кому благоволит его величество… Вот только девочку жаль, связалась со старой грымзой.
– Ты так добра, Барбара, позволь при случае представить тебе девушку, она очень мила!
– Какую игру ты затеваешь? Решил поохотиться за наследством? А может, ты без ума от нее?
– Я без ума только от тебя, дорогая! Но мои кредиторы – просто звери, а она богата… Чертовски богата! Хотя, видит Бог, понятия не имею, откуда у нее взялись деньги.
– А если денег у нее нет?
– Я все выясню. Говорят, она уже интересовалась, где купить лошадей, просила порекомендовать серебряных дел мастера, модного ювелира. Как тут не быть денежкам?! Моя тетушка держит нос по ветру! Уж если взялась опекать юную леди, будь уверена – ножки у нее можно протягивать только по одежке!
Барбара улыбнулась:
– Значит, ты собрался жениться на мешке с деньгами?
– Мне деньги нужны как воздух. Кстати, могу ли попросить тебя об одной услуге?
– Какой?
– Месяца два назад я обращался к его величеству с просьбой даровать мне титул и соответственно поместье Стейверли.
– И кто стоит на твоем пути?
– Двоюродный брат. Хотя, кажется, он умер. Во всяком случае о нем давно ничего неизвестно.
– Хорошо. Подумаю, как тебе помочь.
Барбара была счастлива. К ней снова обращаются с просьбами. Бог с ней, с этой напыщенной старухой из пыльного сундука.
Рудольф коснулся ее руки:
– Можно надеяться?
– Смотри, какая нежность!
– Не знаю, как благодарить тебя, Барбара, ты всегда так добра. Знай, я твой раб навеки!
– В самом деле?
«Похоже, потребуется плата вперед… Что ж, мне это даже доставит удовольствие, – размышлял Рудольф. – Она и так притягивает как магнит».
– Я не устаю повторять, что люблю тебя! – воскликнул Рудольф, подумав про себя, что голос его охрип весьма кстати.
– А я не устаю ломать голову, когда твои слова искренни, а когда – вранье.
– Я готов доказать тебе это!
– Сейчас мне хотелось бы побыть одной, – покачала головой фаворитка короля.
Рудольф мог настоять на своем, но, слава Богу, он хорошо ее изучил. Поэтому только проводил до кареты, и Барбара отбыла домой на Кинг-стрит в Вестминстере.
Рудольф подождал, пока экипаж скроется за поворотом, и поспешил назад, ловко ориентируясь в хитроумных переходах и галереях. Миновав анфиладу жилых комнат, он оказался в апартаментах графини Доувейджер из Дарлингтона. Рудольф и не предполагал, что ее комнаты находятся в одном крыле с покоями его величества. Это означало, что тетушка – сиятельная дама, из числа особо приближенных к королю.
Слуга в шикарной ливрее открыл перед ним дверь, он легко взбежал по ступенькам. В парадной зале, из окон которой открывался великолепный вид на реку, на софе отдыхала тетушка. Положив голову на атласную подушку, она слушала читающую стихи Пэнси.
Увидев кузена, Пэнси поднялась и приветливо улыбнулась.
– Кузен Рудольф, тетушка, – склонилась она в реверансе, грациозным жестом предложив гостю составить им компанию.
Мужчина опустился в стоящее рядом кресло.
– Однако ты не в меру прыток, племянничек, – заметила старая дама, протягивая руку для поцелуя.
– Я сгораю от желания поближе познакомиться с вами, тетушка Энн, – отвечал гость. – Я слышал, что вы собираетесь приехать во дворец, но не знал точной даты, как не знал и о том, что вас будет сопровождать моя кузина.
– Ни минуты не сомневаюсь, если бы не Пэнси, ты бы не примчался в мои покои.
Тетушка дала понять, что не испытывает ни малейшего восторга от его визита. Хотя Рудольфу показалось, что она просто забавляется. Он сделал следующий ход:
– Очень сожалею, что не подозревал о существовании такой очаровательной родственницы.
Тетушка, похоже, приняла его игру:
– Ах, извините, вас не известили! По-видимому, виной тому ваше положение в свете.
«Вот так тетушка! Удар ниже пояса!» – невольно восхитился ее ответом Рудольф.
– Я чувствую, тетя Энн, мне следует объясниться. Как вам известно, в последние годы я утратил связи с нашим семейством. И, позвольте заметить, в том нет моей вины, поскольку был вынужден скитаться за пределами Англии. Вернувшись с его величеством, я с болью в сердце узнал, что отряд Кромвеля разграбил наше поместье и отобрал то не многое, что завещал мне отец. Вот такая нелегкая мне выпала доля.
– Да, да… Кажется, ты успешно распродал фамильные драгоценности…
«Ах, тетушка! Об этом лучше было бы умолчать…» – нахмурился Рудольф.
– Их было до смешного мало! Крайняя нужда, тетя Энн, вынуждает людей добывать деньги всеми мыслимыми и немыслимыми способами.
– Все равно не следовало так поступать, – проворчала умудренная жизненным опытом почтенная дама. – Семье моего покойного мужа тоже пришлось несладко, тем не менее мы сохранили все. Полагаю, так же поступили и в Стейверли.
– Вот об этом и хочу поговорить с вами, тетушка, – продолжил свою игру Рудольф. – Два месяца тому назад я подал прошение на имя его величества, чтобы он распорядился передать мне поместье в Стейверли и официально присвоил титул маркиза.
– Но это означает, – вступила в разговор Пэнси, – что вы последний маркиз Стейверли по мужской линии?
– Да, я имею полное право наследовать титул вашего отца, но поверьте, Пэнси, я до глубины души переживаю смерть вашего брата!
«Ах, если бы Ричард не погиб! Мы с ним были бы так горды и счастливы сегодня. Наш обожаемый король взошел на престол! Какую грандиозную встречу ему устроили! Одно утешает, брат отдал жизнь за правое дело!» – подумала Пэнси и поспешно отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. С самого детства ее учили, что проявлять эмоции в обществе неприлично.
– Англия, дорогая моя, никогда не забудет своих верных сынов, – сочувственно произнесла графиня. – Ричард сделал все, чтобы Чарльз Стюарт занял законное место на троне.
Пэнси справилась наконец с охватившим ее волнением.
– Простите меня, – смущенно улыбнулась она, – в такой момент думать о себе, по меньшей мере, эгоистично, однако горько сознавать, что уже нет ни брата, ни отца. Для них так много значил Стейверли! Сейчас же… страшно подумать. Боюсь, там одни развалины и запустение. Сад зарос и заглох. Имение в полном упадке… А сколько было радужных надежд! Вот сметут Кромвеля, и все будет по-старому. Отобранное – вернут, и снова наш род окрепнет, как случалось не раз в далеком прошлом.
– Я понимаю вас! – воскликнул Рудольф. – Поэтому и прошу тетушку помочь мне, разумеется, если она не возражает. Когда его величество утвердит мое право на титул маркиза Стейверли в четвертом колене и признает право на владение поместьем, я приложу все силы, чтобы там было все как во времена наших славных предков.
– Силу ты приложишь, а деньги у тебя есть?
«Ну, старая карга, все дело испортит!» – рассердился он про себя, а вслух произнес:
– Деньги я стану получать по праву наследования титула. Из государственной казны.
– Разве ты единственный наследник?
– Конечно!
– Тогда как же поступить с Люцием?
Возникла неловкая пауза.
– О нем уже столько лет никто ничего не слышал! – с жаром возразил Рудольф. – Одно время его имя упоминалось в черных списках, поскольку он был сторонником роялистов. Правда, никто не может утверждать наверняка: жив сейчас Люций или же закончил свой путь на виселице. Конечно, всякое может быть, возьмет и объявится…
– Я не теряю на это надежды, – вздохнула графиня.
Пэнси переводила изумленный взгляд с кузена на тетушку.
– Кто такой Люций? – наконец спросила она. – Мне кажется, я уже где-то слышала это имя. У меня есть еще один кузен?
– Естественно! Как и Рудольф, он мой племянник. – Графиня превосходно знала свою родословную, чем очень гордилась. – Мой отец, маркиз в первом колене, имел четверых детей. Я была старшая, потом шел Джордж, он моложе меня на шесть лет. Затем Уильям, у которого родился сын Люций. Потом появился Артур, мой младший брат. Рудольф – его старший сын. Джордж имел несколько детей, но выжил только один – твой отец, наследник титула в третьем колене, дорогая Пэнси.
Графиня ласково взглянула на девушку.
– Значит, – оживилась Пэнси, – если отыщется Люций, именно он унаследует титул в четвертом колене?…
«Как она сразу похорошела! – подумал Рудольф. – Нимфа, иначе не скажешь».
– Да, право наследования принадлежит Люцию, сыну Уильяма, моему племяннику. Он законный наследник Стейверли.
– Но его нет в живых! – возмутился Рудольф. – Признайте это наконец, тетушка Энн. А я следующий, по праву, наследник.
– Так-то оно так, – не сдавалась графиня. – Однако зачем зря языком молоть, когда нам ничего неизвестно о судьбе Люция. А может, у него самого есть наследник.
– Его нет в живых, я убежден, – упорствовал Рудольф.
– И на чем основывается твоя уверенность? До меня, например, доходили слухи, будто Люций избрал для спасения единственно возможный в то время путь. Да и разве он мог поступить иначе, когда кромвелевские ищейки охотились на роялистов, как на диких зверей.
– Я тоже слышал, что многие тогда считали за счастье избежать встречи с кузеном на большой дороге, – мрачно усмехнулся Рудольф. – Но прошло столько времени. Его давно уже вздернули на виселице. Или же застрелили, и он умер в сточной канаве.
– Почему вы так говорите?! – заволновалась Пэнси. – Что он натворил?
– Ваш кузен разбойник! Разве вы еще не догадались? – охотно пояснил Рудольф. – Слухи слухами, но дыма без огня не бывает. Я лично убежден, что настоящий джентльмен подобными делами заниматься не должен.
– Человек, за которым охотятся, как за диким зверем, вправе позволить себе что угодно, – решительно заявила графиня. – Я люблю Люция и уверена: как бы жизнь его ни скрутила, он не поступит бесчестно.
– Все зависит от того, что понимать под бесчестным поступком, тетушка Энн, – заметил Рудольф. – Люди, в большинстве своем, презирают грабителей вне зависимости от того, таскаются ли они по дорогам на лошади или пешком.
– По-моему, джентльмен остается джентльменом, даже став разбойником. Настоящее воспитание и семейные устои кое-что значат, не правда ли? – не согласилась графиня. – А женщина, бесстыдно торгующая телом, всего лишь шлюха, имей она хоть сто титулов и продавайся самому королю.
Рудольф почувствовал, как краска заливает лицо. Однако решил оставить ее резкий выпад без ответа, сейчас не время обсуждать Барбару.
– Помогите мне, тетушка. Мы должны спасти поместье. Вы же в нем так долго жили, неужели вам его не жаль? Это же дом Пэнси, в конце концов. Мы приведем его в порядок, наш род будет снова им гордиться.
Пэнси медленно подошла к окну. Река не торопясь несла вдаль свинцовые воды, как и сто, двести лет назад.
– А как выглядел Люций? – спросила она тихо.
– Ничего особенного, – проворчал Рудольф.
– Позволь с тобой не согласиться. Он был очень красив, – сказала графиня. – Одного роста с Рудольфом, но костью потоньше, да и поизящней. А когда гарцевал на лошади, казалось, будто они сливаются в единое целое. О Люции говорили только хорошее. В нем чувствовалось благородство. Однако, будучи идеалистом, он не мог не попасть в какую-нибудь историю! И в то же время Люций – настоящий мужчина. Любая женщина мечтает вручить такому человеку свою судьбу: он и защита, и опора.
– Да, тетушка, Люция вы обожали, – с кислой миной произнес Рудольф.
– Интересно, жив ли он? – спросила Пэнси.
– Конечно нет, иначе наверняка бы объявился, когда король снова взошел на трон. По крайней мере для того, чтобы вступить во владение поместьем, – невозмутимо отвечал Рудольф.
– Он не может этого сделать, поскольку за его голову обещана награда, – заметила графиня.
– Тетушка Энн, – Рудольф опустился на колено, – я восхищен вашей преданностью Люцию. И поверьте, если бы он был жив, я бы сделал все возможное, чтобы Люций вступил во владение Стейверли. Однако о нем давно нет никаких вестей, и, право же, настало время смириться с его гибелью. Род Стейверли славился в прошлом, а ради его будущего необходимо помочь единственному племяннику добиться признания его маркизом Стейверли в четвертом колене.
Графиня пристально посмотрела на племянника и сделала вид, будто его доводы произвели впечатление.
– Хорошо, Рудольф, – произнесла она устало, – как только представится возможность, я переговорю с его величеством.
– Благодарю вас, тетушка Энн.
Он наклонился и поцеловал высохшие пальцы графини. Потом выпрямился и взглянул на Пэнси. Ее головка, словно в картинной раме, вырисовывалась на фоне окна. Широко распахнутые глаза были полны тревоги.
– Неужели нельзя выяснить, где скрывается Люций? – взволнованно спросила Пэнси. – Властям наверняка известны имена всех… грабителей.
Рудольф покачал головой:
– У разбойников не бывает имен, есть клички – Черный Джек, Однорукий Дик, Бархатная Маска…
– А как называли Люция? – допытывалась Пэнси.
Рудольф отвел взгляд. Ему показалось, что девушка догадывается, что он говорит ей не все.
Пэнси же чувствовала: здесь явно что-то не так.
– Откуда мне знать его кличку, – пожал плечами Рудольф. – Если бы знали, давно бы выяснили, что с ним. К сожалению, она нам неизвестна. Да и предположение, что он грабитель с большой дороги, вполне может оказаться всего лишь романтической легендой. Я думаю, не надо объяснять, как возникают подобные историйки.
Хоть он и произнес все это без запинки, Пэнси, наблюдая за ним, пришла к выводу, что Рудольф не вполне откровенен. Вел он себя как джентльмен. Желание восстановить родовое поместье казалось искренним, и все же что-то вызывало недоверие и беспокойство.
Дверь за Рудольфом захлопнулась, а Пэнси все стояла у окна. Она до того погрузилась в свои мысли, что даже вздрогнула, услышав насмешливый голос графини:
– Пустой орех!
– О ком вы, тетя Энн? – удивилась Пэнси.
– Да о племянничке моем, Рудольфе, – ответила мудрая графиня. – Многие дамочки попадались ему на удочку – язык что помело, смазливая внешность… Но меня ему не провести! С самого детства был страшно надоедливым. Бывало, так соврет, что даже глазом не моргнет. Уже тогда Люций выгодно от него отличался. Тем не менее, если Люция нет в живых, маркизом Стейверли станет Рудольф, и помешать этому невозможно.
– Нет, Люций жив!
– Я тоже так считаю, – вздохнула графиня и добавила: – Пойдем, дитя мое. Нам нужно привести себя в порядок. К шести часам ее величество ожидает нас на ужин.
– Хорошо, – сказала Пэнси, открывая перед графиней дверь.
Тетушка направилась в спальню.
Пэнси вернула книгу на полку и пошла к себе.
Огромная кровать на массивных ножках с пологом из белого муслина, подвязанным по бокам кокетливыми голубыми лентами, занимала почти все пространство небольшой комнаты. Кровать и мебель привезли для Пэнси из поместья в Уилтшире. Все до боли было ей знакомо. Пэнси неохотно уезжала в Лондон. Конечно, ей хотелось быть представленной ко двору, но в то же время было жаль покидать дом, где провела четыре года после смерти отца.
Дворец вызывал в ней трепет. Многочисленные коридоры, галереи, анфилады комнат, оранжереи ошеломляли ее.
Здесь жил не только король, но и министры, придворные, кавалеры и дамы, священники, слуги – словом, все, кто плотным кольцом окружал трон. Пэнси посетила картинную галерею – великолепное собрание полотен знаменитых мастеров. Чарльз слыл большим любителем живописи. Ей показали благоухающий банкетный зал и позволили одним глазком заглянуть в гостиную, где король будет ужинать, одаривая гостей непринужденной беседой. Дальше следовала спальня, здесь свершалось таинство государственной политики и отсюда можно было попасть в кабинет его величества. В кабинете выставили на обозрение коллекцию часов с эмалью и модели кораблей.
«Сколько сокровищ!…» – восхищенно думала Пэнси. Когда живешь в провинции, такое и представить невозможно.
В богато украшенной королевской часовне она вдруг вспомнила скромную каменную церковь в Стейверли, где по воскресеньям они с тетей отстаивали службу.
Пурпур и золото дворца, роскошное шитье, французские зеркала в золоченых рамах, мрамор, великолепная мозаика, до блеска натертая воском резная мебель, старинные гобелены – было от чего прийти в восторг.
Однако жизнь при дворе, пышная, яркая, через край бьющая весельем, оказалась для Пэнси чуть ли не в тягость. Она часто вспоминала свое тихое поместье. Разве в провинции могли бы обойтись с дамой так жестоко, как сегодня утром это сделала тетя с леди Кастлмэн, отказавшись с ней познакомиться?
А может, именно так и следовало поступить, а она еще просто молода и неопытна? Какие плетутся здесь интриги, какие нешуточные сражения разыгрываются из-за ничтожной обиды! А сплетни! Вот уж не думала и не гадала, что окажется в самой гуще событий и наживет себе врага. Выражение лица леди Кастлмэн говорило красноречивее слов. Ослепительная красавица! Хотя было в ее облике что-то чересчур властное и оттого пугающее, размышляла Пэнси.
Как ей хотелось сейчас очутиться в Уилтшире! Выбежать в сад или промчаться верхом, да так, чтобы ветер в ушах свистел. Рядом несутся спаниели… Или спуститься к пруду, покормить рыбок… Они так забавно суетятся, мелькают яркими брызгами среди лилий. А пение птиц! Можно часами сидеть в оранжерее и слушать их веселое щебетание…
Пэнси подошла к туалетному столику, взглянула в зеркало в золоченой раме и невольно вздрогнула. Ей показалось, что видит чужое лицо: красивое, с матово-белой, как магнолия, кожей, алым ртом, тяжеловатыми веками и огромными, горящими адским огнем глазами. Лицо Барбары Кастлмэн.
– Пора одеваться, миледи! – вдруг раздался голос за спиной.
Пэнси быстро обернулась. Из-под оборок туго накрахмаленного чепца ей приветливо улыбалась Марта. Крепко сбитая, пышущая здоровьем молодка со щеками как румяные яблоки. Ее происхождение ни у кого не вызывало сомнений: только в провинции встречаются такие женщины. Вошла – и будто сразу повеяло свежим сеном и сладким клевером.
– Ты меня ужасно напугала! – вскрикнула Пэнси. – Я не слышала, как ты вошла.
– Вы просто задумались, миледи, – оправдывалась Марта. – Неудивительно, такой красивый джентльмен нанес визит.
– Это всего лишь мистер Рудольф Вайн, мой кузен. Я и не знала, что у меня есть двоюродный брат, пока мы с тетушкой случайно не встретились с ним на террасе, ожидая прибытие королевских особ.
– Давно не видела таких красивых мужчин. Хотя меня это не удивляет, миледи. Стоило вам появиться в Лондоне, как они зачастили один за другим с визитами. Я думаю, сегодня вечером вы многим вскружите голову в новом платье. Я целый день провозилась с ним, спешила закончить.
– Никто и не посмотрит в мою сторону, – смущенно улыбнулась Пэнси. – Ты бы видела, какие красавицы ждали прибытие короля на террасе. И в каких шикарных нарядах!
– Да уж полно, миледи! Вы все равно прекраснее всех, несмотря на их ухищрения. Обсыплются пудрой, размалюются… Хотела бы я посмотреть на них утром, до того как глаза продерут. Да и то сказать, вечером винца попьют, напляшутся, в карты до зари наиграются, тут уж без красок не обойтись.
– И меня не минует чаша сия, если придется соблюдать обычаи двора, – засмеялась Пэнси. – Пора одеваться, нам нельзя опаздывать.
Служанка засуетилась. Пэнси взяла гребень и принялась медленно расчесывать волосы.
– Марта, тебе случайно не приходилось слышать прозвище мистера Люция Вайна? Второго моего кузена? – неожиданно спросила Пэнси.
В зеркале Пэнси могла видеть лицо служанки. Вдруг оно стало белым, как мел, а в глазах появился ужас. Марта перевела дух и, помолчав, произнесла, не подозревая, что хозяйка видит ее лицо:
– Наверное, слышала, мадам.
– Расскажи мне все, что тебе о нем известно.
Марта заколебалась:
– Я ничего не знаю, миледи, совсем ничего.
– Тогда почему ты так разволновалась?
– Да нет… ничего.
– Я хочу услышать правду! Марта, мы столько лет провели вместе. Чем тебя напугал разговор о Люции Вайне? По слухам, его давно нет в живых. А ты вдруг всполошилась?
Марта открыла, было, рот, однако не произнесла ни звука. Не поднимая глаз, она трясущимися руками теребила край передника.
– Ну же, смелее! – подбадривала Пэнси.
– Не могу, миледи, не могу! Не смею!
– Ты что-то знаешь? Поверь мне, если ты мне все расскажешь, вреда от этого никому не будет. Прошу тебя!
Марта все еще теребила передник, уставясь на кромку, словно видела ее впервые.
Наконец еле слышно прошептала:
– Что вас интересует, миледи?
Пэнси, осторожно подбирая слова, произнесла:
– Я слышала, мой кузен Люций скрывается в лесах, ходили слухи, что он разбойник. Это так?
Марта задрожала, но, справившись с собой, также шепотом ответила:
– Может, и так! Слух такой действительно прошел…
– А как называют его? Не бойся, я никому не скажу.
Служанка сглотнула и с трудом выговорила:
– Кажется, миледи, его называют Белое Горло…
– Белоснежное Горло!
Пэнси, схватившись за сердце, едва сдержала крик.
Она была уверена! Люций спас ее от Драйсдейла. Только он мог спасти ее, и никто другой.