Лекции профессора Московской Духовной Академии А. И. Осипова

Сейчас меня попросили дать вам представление о том, что такое православие. Все мы постоянно слышим: Русская православная Церковь, Константинопольская, другие Церкви, а что это вообще – православие, как таковое? Я богослов и попытаюсь вам дать картину не исторического православия, не процесса его развития, а попытаюсь ответить на прямо поставленный вопрос: что оно есть. Собственно сам термин «православие» достаточно древний, он появился где‑то в конце III – начале IV веков, и обусловлен был теми различными новыми движениями, которые в истории Церкви называются еретическими, возникшими в Византийской империи и породившими те споры, которые продолжаются в историческом христианстве до настоящего времени. Именно тогда, для того чтобы выразить то основное направление христианства, которое идет изначала, и появился термин «православие» – ортодоксия, в отличие от различных еретических, раскольничьих и других движений в христианстве.

Прежде чем перейти говорить о том, что такое православие, мне хочется привести образ, который не имеет никакого отношения ни к христианству, ни к православию. Я хочу привести притчу одну – буддийскую – она всем хорошо известна, но смысл ее не тот, о котором я хочу сказать… Притча эта такова… Слона ощупывают несколько слепцов, и в результате каждый из них бает совершенно свое определение слона. Один ощупал ноги – а–а-а, это пальмы; второй попал на хвостик – ага, это змея; третий напоролся на клык – о–о-о, это соха; четвертый дотянулся до ушей – слон это лопух; пятый трогает туловище – это бочка! Интересно что? Каждый из них передает свой опыт познания, – причем опыт реальный, не фантастический; опыт непосредственного переживания, если хотите, через свои чувства той реальности, которую он пытается опознать. Мы видим совершенно разные представления об одном и том же. Теософы делают отсюда выводы такие выводы… Кстати, в индуизме эта идея достаточно широко распространена и смысл ее сводится к тому, что божество это та непостижимая реальность, о которой каждый создает свое представление на основании своего узкого, слепого опыта.

Я бы хотел сказать о другом смысле, который может иметь место, исходя из этой притчи. Ну, хорошо… У слепых создается свое представление о предмете, потому что они ничего не видят, а если бы кто‑то вдруг увидел? У кого‑то открылись глаза?.. Представьте себе, какую картину бы он увидел? После пальмы, или змеи, или чего‑то другого, он увидел бы нечто совершенно иное! Но вопрос‑то вот в чем заключается: хорошо, когда человек прозрел и увидел, а если этого зрения нет? Если эти слепцы собираются все вместе; если все они начинают дискутировать о том, кто же в конце концов слон?! Причем каждый из них действительно имеет реальное переживание этого: это не его домыслы, не фантазии – он же верно ощупывал и говорит, что есть… Как решить вопрос, кто же из них прав? Сложить все вместе, все равно не получится. Пальму со змеею сложить – тут такая реальность получится, которой можно только улыбаться…

К чему я привожу эту притчу? Когда‑то христианство было единой религией – история совершила свое дело. Сейчас мы даже не знаем, сколько конфесий… Как‑то в Америке, когда я сказал одному, что у них десятки конфесий, он сказал: «Ошибаетесь, профессор, у нас их сотни!» и даже называл мне какую‑то цифру. Сколько сейчас конфесий, только христианских, не говоря уже о религиозных!? Мы сейчас стоим перед удивительным фактом: каждый из нас убежден в истинности своего понимания христианства… Одна Библия – своего понимания Библии… Но вот вопрос возникает, о чем же? Вопрос возникает, наверное, все тот же, который возник перед теми слепцами: а по какому критерию мы можем судить, кто же из нас из всех прав и как найти то целостное видение объекта, о котором все мы рассуждаем, часто спорим, часто противоречим друг другу?.. Часто по неразумию и страстности развивается даже неприязнь друг к другу… Где тот критерий?.. Как быть?.. Одна Библия? Одна… Одна Библия? Нет!.. Сколько их? Столько, сколько конфесий… Тем и отличаются оказывается все наши направления, что каждый из нас имеет свое видение Священного Писания, свое понимание конкретных мест Писания, и часто споры об этом бывают лишены здоровой почвы. Это мы прекрасно знаем. Где критерий правильного понимания ее? Ведь, наверное, только разрешив этот вопрос, мы бы смоли, наверное, попытаться создать целостную картину того, что мы именуем Священным Писанием, что мы понимаем под Библией, под христианством.

Чем характеризуется православие, в данном случае? Я думаю, это вопрос к каждой конфесии, в том числе и к православию: где критерий? Православие отвечает следующим образом на этот вопрос… Я хочу именно с этого и начать – как оно отвечает на этот важнейший вопрос: где же оно и каково оно – целостное, правильное видение Библии? Оно (православие) отвечает таким образом: приводит простую, совершенно элементарную вещь… Кто лучше всех мог понять писания апостольские? Наверное, ученики апостолов… Они были преемниками и по человечески, то есть общались с ними; и по духу, ибо в крещении, как мы читаем в «Деяниях Апостолов», принимали особые дары Святого Духа, которые давали им возможность разуметь то, что написано Духом; ибо автором Священного Писания является Дух Божий и истинное его разумение может идти только от того же Духа. Так вот: естественно, что первым, кто мог действительно дать объективное, правильное понимание Писания, были ученики самих апостолов.

Кстати, в истории Церкви, вы знаете, как они именовались: мужи апостольские. Это просто термин – «мужи апостольские» – это ученики апостолов… Мы находим от них уже даже литературу: целый ряд писаний их находим. У них – опять свои ученики, которым они передавали вот это понимание, открытое им Духом Божьим… Так постепенно складывается та нить изначального понимания Священного Писании; изначальное понимание того откровения, которое дано нам было в Иисусе Христе; которое, затем, записали апостолы и которое они проповедовали по всему миру. Идет некая линия преемства… Как проследить это преемство? Способ простой: надо просто почитать их. Читаем апостол, читаем писания мужей апостольских, читаем дальше их учеников…

Кстати, интересная вещь происходит: если в начале мы видим, я бы сказал так, полное соответствие, что называется, между писаниями апостолов и писаниями мужей апостольских, то дальше наблюдается любопытная вещь… Видимо Дух как‑то становится менее действенным в людях: в отдельных Он проявляется в полную меру и силу, что характеризуется их деяниями, у других – меньше проявляется, у третьих – мы вообще Духа не видим… Ведь не случайно Христос сказал в Евангелии: «По тому узнают, что вы Мои ученики, если любовь имеете между собою», а признак уверовавших какой? «Именем Моим бесов будут изгонять, прокаженных очищать, языками иностранными говорить, даже если что смертное выпьют (ядовитое) – не повредит им!»

Кстати, кода я читаю эти строки, то думаю: до чего же я неверующий человек! Ни одного из этих признаков во мне нет! Ищу, в ком бы найти? – простите, пока не нахожу! Неужели все стали неверующими? Ну Христос же сказал, и если я называю себя христианином, то должен Ему верить, а не себе же?! Где эти признаки у меня? – нет у меня их…

Итак, первой изначальной установкой, характеризующей православие, является ничто иное, как обращение к вот этой нити, идущей прямо от самих апостолов. Обращение к этой нити, и изучение этой нити, передающейся через учеников апостолов и идущей дальше. В богословии эта нить, которая идет через века и далее, имеет соответствующий термин: выражается он двумя латинскими словами – консенсус патрум. Что это означает? Ну, просто перевести – это согласие Отцов, на самом деле консенсус патрум, о чем говорит‑то? Здесь ведь скрыта очень глубокая и важная для нас вещь: я уже сказал вам, что если в начале Дух Божий действовал в полную меру, непосредственно в апостолах и их учениках, то потом постепенно это начинает угасать… Причем, если обратиться к позднейшим и позднейшим временам, то угасает до такой степени, что… Приведу вам слова одного из наших епископов прошлого столетия, аристократа, глубокого мыслителя, причисленного недавно к лику святых, епископа Игнатия Брянчанинова, который написал: «Академии есть, духовные школы есть, есть кандидаты, магистры, (а вот дальше я спотыкаюсь) доктора богословия, право смех, да и только! – а спроси иного из них, испытай его, оказывается, он не только Духа не имеет – он веры не имеет и сомневается: а был ли Христос?! А не выдумка ли это?.. Не быль ли какая? Доктор богословия – а в Христа не верит…»

Ну, почему это произошло, я думаю, что это не особенно большая проблема. Вера, признание чисто только головой Священного Писания, без соответствующей жизни, естественно выхолащивает человека. Она же вся теряется – вера… И бесы веру эту трепещут, – правда же? – трепещут и остаются все теми же бесами!

Так вот, возвращаюсь к этому термину консенсус патрум, который является основополагающим в характеристике православия. Что же он означает? Он вот о чем говорит: когда мы пытаемся узнать, выявить, каково же изначальное учение христианства по тому или иному вопросу, то обращаемся не к кому попало, хотя бы он был трижды доктором, – нет, нет! Во–первых: мы обращаемся к самым таким авторитетным, о которых Церковь говорит: да, этот человек отличался высотой нравственной жизни; во–вторых: мы берем не все мнения, как таковые сколько их было в истории христианства, а те, по которым мы находим согласие у большинства самых авторитетных богословов или Отцов Церкви. Почему православие обращается к ним? По очень простой причине: потому что именно этот признак, когда большинство говорит по данному вопросу одно и то же, то можно сделать вывод – значит, это не личное мнение Ивана, Степана и т. д. – нет! Если это люди святой жизни, если действительно это выдающиеся люди, значит они говорят не просто от себя, а передают ту традицию Духа Божьего, который действует постоянно и непосредственно в Церкви Христовой. Вот это первое из основополагающих положений православия.

Таким образом, что это дает? Это дает возможность однозначного понимания наиболее фундаментальных вопросов христианства, самых основных истин христианства. Именно это дает: здесь мы уже согласны, нам это понятно – много различных мнений, но вот консенсус патрум – ясно! Вот эта та линия идет оттуда… Ее можно всегда проследить: обратиться на век назад, еще назад, еще назад – ага! – и мы видим: верно, прямо идет от мужей апостольских и сюда…

Итак, это база, это первый основополагающий момент, это фундамент, на котором строится понимание православием Священного Писания; понимание православием основных христианских истин; понимание православием основных нравственных ценностей; понимание им принципов, основ духовной жизни.

Что является главным в христианстве? Что составляет сущность христианства? Чем отличается христианство от всех других религий? Одной очень существенной чертой… Если мы просто скажем, что Христос богочеловек – нас засмеют… Скажут: извините, у нас много было богов в истории… Откровением?.. – О–о! Будда тоже открывал, сколько хотите… Не этим конечно отличается христианство от других религий – совсем другим! Основатели всех без исключения религий были учителями: они напоминали людям, открывали вновь те истины, которые были забыты, испорчены, искажены людьми, и вот приходит пророк, новый учитель и вновь открывает людям эти истины. Функция Христа разве эта была? Тогда вместо Христа и Иоанн Креститель мог бы все рассказать… Нравственная проповедь Христа, та же Нагорная проповедь, которой так восхищался Махатма Ганди и видел в этом все христианство, ее мог бы сказать любой из пророков. Не в этом суть.

Христианство отличается совершенно особой, уникальной чертой: суть христианства в той жертве, которую совершил Христос! Не в тех даже истинах, не в том даже нравственном учении, а в жертве – ее‑то никто не мог принести, кроме Богочеловека!.. Вот эта искупительная жертва!.. Ну кто?! Может человек пострадать за человека… Ну, может. Ну и что? В данном случае – больше ничего! А искупительная жертва касается всего человечества от начала бывшего – ее никто не мог принести, ее никто не совершал и ее никто не совершит в человечестве до конца его истории.

Вся суть христианства сводится к жертве Христовой и этим христианство отличается от всех других религий. Почему я об этом говорю? Потому что вот в этом‑то корне мы находим еще одну, я бы сказал, специфическую черту в православии. Дело в том, что в понимании этой жертвы Христовой, как вы наверное хорошо знаете, уже достаточно давно идут два основных направления. Одно из них с очень большой силой, с большими богословскими экскурсами, было развито и остается до сих пор таковым: это понимание называется в богословии юридическим пониманием Церкви Христовой. Второе понимание иное: его можно назвать нравственным пониманием – это очень несовершенный термин, я вам скажу. Юридический – более соответствует первой концепции; нравственный – это термин условный, я его беру потому, что просто другого подходящего слова нет. И вот здесь мы видим два сильных направления, которые четко характеризуют и две большие ветви христианства – именно в понимании жертвы Христовой, смысла жертвы Христовой, ее значения для человека – юридическое, которое является доминирующей в католической Церкви; и нравственное, которое является специфическим и основным для православия.

Ну, я скажу два слова о юридическом, просто для полноты картины, хотя это достаточно известные вещи. Суть подвига Христова здесь усматривается в следующем: первый человек своим грехом бесконечно оскорбил Бога, и тем самым отпал от Бога, и тем самым он подвергся проклятию от Бога… Жертва Христова является искупительной – как бы выкупом… Христос страдает за всех, приносит удовлетворение Богу Отцу, и таким образом человек верующий освобождается от наказания за все грехи. Поэтому основными понятиями римско–католического богословия являются понятия: удовлетворения – Христос принес удовлетворение Отцу за грехи человеческие; и второе понятие, которое уже вытекает из первого, – заслуги. Удовлетворение и заслуги… То есть жертва Христа рассматривается в плане наших чисто человеческих отношений: можно же за кого‑то заплатить; можно же, в конце концов, откупиться; выкупить человека, совершившего преступление… То, что мы видим в Ветхом Завете: выбил глаз – столько‑то заплати, убил раба – столько‑то заплати и т. д. – то есть отношения человека с Богом рассматриваются на почве юридических отношений.

Второе понимание, то которого придерживается православие, характеризуется другим моментом: жертва Христова рассматривается в следующем плане. Во–первых: грех первого человека – это не оскорбление Бога, ибо какая тварь может оскорбить бесконечное благое совершенное Божество?! Что может человек сделать Богу? – ничего… Более того, если бы он мог оскорбить Бога, если бы Бог действительно гневался на каждое оскорбление, то Бог был бы самым несчастным существом из всех существ мира – каждое мгновение Его только бы и оскорбляли. Что бы с Ним творилось?! Да просто не позавидуешь Господу Богу!.. Так вот: нравственная концепция говорит, что грехопадение заключается не в том, что человек оскорбил Бога, а в том… Тут я картинку нарисую: представьте себе – Красное море, корабль… с корабля спускают водолаза; естественно, с кораблем его соединяет шланг, по которому подается кислород… Красота в Красном море: кораллы, рыбки всякие экзотические… И вдруг с корабля команда: довольно, поднимайся, хватит! Как хватит?! Это я буду слушаться тех‑то?.. Тут такое блаженство!!! Выхватывает нож, пересекает шланг, чтобы не тянули за него; и начинается «блаженство»… – вода хлынула на него! Бедный человек!.. Он и не понял, совсем забыл, что через этот‑то шланг дается ему жизнь – воздух, без которого он жить не может; что там, наверху‑то, находится источник его жизни!.. С ним происходят необратимые процессы…

Примерно эта картина случилась в начале человеческой истории… Что такое грехопадение? Что такое непослушание Богу? Это есть ничто иное, как: «Отстань от меня! Я сам понимаю, я сам – Бог! Я сам знаю!» Связь разорвалась человека с Богом; шланг перерублен, по которому поступал вот этот кислород жизни; вот и начались эти необратимые процессы во всем человеке. Какие это процессы? Ну, сейчас я уж не буду говорить особенно, хочу только сказать об одном: именно это грехопадение, как в юридической трактовке, так и в нравственной, именуется первородным грехом. Только православие говорит, что произошло искажение природы человека – не просто оскорбление Бога, не просто виновность перед Богом, а произошло искажение всей человеческой природы; искажение, которое самым пагубным образом действует на всю сознательную деятельность человека. Ум, сердце, тело – стали антагонистами, когда дело касается добра. Это же факт!.. Тут не надо даже никакого догматического учения!.. Каждый знает: понимаю, что нужно вот так, а делаю как?.. Вспомните апостола Павла: «…не то доброе, что хочу, а что ненавижу – то делаю». Откуда это?! Почему такая слабость? Откуда такая подверженность этим страстям? Вот, что произошло, оказывается, с человеческой природой – повреждение глубокое… Можно так, образно выражаясь, сказать: повреждение на уровне генетическом… Именно по этой причине от первых людей рождаются люди по образу Адама: поврежденными, с расстроенными душой, сердцем и телом – смерть вошла в человеческое существо!.. Вот отсюда‑то и становится понятным, почему никто не мог исцелить человека…

Почему никто не мог?.. Ну, уж в самом невероятном случае, еще мог бы исцелить себя самого: ну, ладно, живет праведно, свято – ну самого себя, допустим, исцелил, а что это даст другим людям? Ну, я себя исцелил, хорошо: я свят–пересвят, а что другим это?! А ничего!.. Ну, пример?.. Да… Ну, мало ли примеров? В том и существо жертвы Христовой заключается, что Он, воспринимая эту нашу падшесть, – как пишет апостол Павел: Он стал грехом за нас, – через страдания исцеляет нашу природу. В послании к евреям апостол Павел хорошо пишет: «Бог Вождя спасения нашего совершает через страдания». Совершает через страдания, делает совершенным… Кого, простите?.. Христа?! Он что – несовершенный?.. Какое кощунство!!! Что пишет апостол? «Бог Вождя спасения нашего совершает через страдания». Да, Он взял смертное тело; да, Он взял страдающее тело; Он плакал, – помните, прослезился, когда Мария подошла и рассказала о брате своем Лазаре; Он на кресте закричал: «Боже мой, Боже, вскуе Мя оставил!» (почему Ты Меня оставил). Да, через этот подвиг страданий он восстановил в Себе Самом эту человеческую природу! А что это дало? Вот отсюда и открывается великое дело. Мы начинаем понимать, что такое крещение… Оказывается, Он установил великое таинство рождения! Если по природе телесной мы рождаемся друг от друга чисто биологическим образом и независимо от нашей воли и сознания, то здесь происходит уже великий процесс: «Кто веру имеет и креститься – спасен будет». Ты сам, человек, можешь; от тебя зависит, будешь ли ты рожден или не рожден. В крещении происходит это всеивание семени нового человека, благодаря которому человек получает начала вечной жизни в самом себе.

Итак: нравственное понимание жертвы Христовой сводится к тому, что здесь мы усматриваем не юридические отношения – кто, сколько и кому должен; кто за кого должен уплатить – нет, нет!! Во Христе происходит исцеление человеческой природы и каждый из нас, принимая таинство крещения с верою, получает в себя зерно, семечко этого нового человека. Отсюда становится понятным, почему один крещенный – святым становится, другой – негодяем, третий – вообще ни то, ни сё!.. Помните, как в «Коньке–Горбунке»: первый был – здоров детина, средний был – и так и сяк, младший – вовсе был дурак… То же самое в духовном плане происходит: семечко, а уж что мы сделаем с этим семечком – будем ли мы рыхлить почву, прежде чем его посадить; будем ли мы его удобрять; будем ли поливать; будем ли ухаживать – это от нас самих зависит. Когда открыли пирамиды в Египте, то нашли там семена пшеницы, которым было несколько тысяч лет. Попробовали их посеять, хорошие условия создали – проросли!.. Три тысячи лет никакого плода не давали – бесплодное лежало зерно!.. Условия нужны соответствующие…

Из юридического и нравственного понимания жертвы Христовой, оказывается, проистекают два различных пути и понимания христианской жизни: понимании того, что действительно нужно человеку, чтобы он в полной мере, в меру возраста Христова, получил то, что принес Христос. В юридическом, как я вам сказал, все строится на удовлетворении правосудию Божию и заслугах. Знаете, как банковский счет: вот я помог старушечке какой‑нибудь поднести что‑то – слава Тебе, Господи! – доброе дельце есть. Проценты растут… Почему вот эта вот концепция удовлетворения и заслуг вызвала такой протест!.. Почему реформация началась‑то!.. Почему Лютер возмутился?.. Почему?! Потому что – торг с Богом. Не случайно говорят: сколько стоит спасение? – католик вам скажет сколько! Что нужно сделать? За каждый грех – вот столько, столько и столько!.. Я ребятам так и говорю: столько‑то раз оползти вокруг Троицкого собора – все сияют от восторга… Все в порядке: прополз – все, заслуги; а если не хватает своих заслуг, есть дезаурум бонорум (сокровищница благих) и Папа, конечно же, может все это передать другим, особенно в святой год, который бывает теперь каждые двадцать пять лет. Я однажды попал на это: был во всех базиликах, был у Папы Римского, приезжаю в Академию – говорю: целовать мою туфлю, я святой отныне!.. Негодники – никто не поцеловал… Ну, что делать!? Одним словом, юридическая концепция связана с какими‑то расчетными делами: смотрит не на душу человека, не на страсти человеческие, не на борьбу с собой, если хотите, даже не на заповеди Христовы, а как бы избежать наказания, и как бы принести соответствующее удовлетворение Богу.

Кстати, откуда чистилище появилось? Это придумали вот такие огромные головы докторов богословия – правда, одни головы, посаженные в рассол – без сердца. Откуда это появилось? А очень простая вещь: человек покаялся, грехи прощены? – да! – а удовлетворения не успел принести… Куда его девать, скажите? В рай нельзя – не принес удовлетворения; в ад нельзя – он покаялся… И создается концепция чистилища, где он, негодник, приносит соответствующее удовлетворение, чтобы уже потом попасть в рай. Вы помните, откуда реформация‑то началась: с этих вот несчастных вещей, с этих индульгенций, с этой продажи, с этого торга раем!.. «Как только монета зазвенит в моем тазу, так тут же душа выскочит на небо!» – помните эти слова?

Православие, как видите, совершенно иначе смотрит на жертву Христову: это исцеление поврежденной природы, – которая в Адаме была повреждена, – исцеление ее во Христе; исцеление через страдание! Это исцеление, оказывается, может быть усвоено человеком… Каким образом? Не магически, не автоматически, не формально, – а кто веру имеет и крестится… Это относится ко всем таинствам! Что значит, веру имеет? Признак верующего помните? Почему я и говорю: я не знаю, веру я имею или нет. Одним словом: «Царство Божие нудится, и кто понуждает себя – восхищает его».

Итак: вот этим отличительным признаком православия, является вот такое понимание жертвы Христовой, из которого следует и соответствующее понимание духовной жизни христианина. Чем же оно характеризуется, это понимание духовной жизни христианина? Я задам сначала другой вопрос: а почему Адам пал‑то все‑таки? Что случилось‑то? В наших учебниках православных этот процесс иногда изображается так, что просто диву даешься!.. Создается впечатление, что Господь Бог даже и не знал, что это произойдет: ахнул! – что Адам‑то паршивец, ну и Ева конечно – сорвала там яблоко… Змей подсказал, Ева сорвала, а Адам съел… А Господь Бог не предполагал даже этого!.. И пошла история вкривь и вкось… Ну, ясно, что это картинка настолько детская, что и деваться некуда. Совершенно ясно: знал Господь, кого творил и предвидел все, и знает все от начала до конца истории… Что же тогда произошло с Адамом? Все было создано, по–славянски, «добра зело» – то есть очень прекрасно все было создано, и Адам был вершиной творения, вершиной красоты, вершиной мудрости, увенчан славой, увенчан всяким познанием, ибо давал имена всему существующему: все имел – славу, власть и знание! Адам не имел одного – и не только не имел, но и не мог иметь – он не имел опытного познания того, кто он есть без Бога. Представляете, как человек, живущий в богатстве, не представляет себе, кто он есть и что он будет делать, если у него все это отнять. Недаром говорят: сытый голодного не разумеет. Да, да! Наш знаменитый строитель ракет Королев рассказывал очень интересный случай: он тоже в свое время отсидел, где надо… А здесь сидят они, проводят заседание в роскошном кабинете, его друзья – обеспеченные люди, – вдруг: вот несчастный случай! – выскочила из какого‑то угла мышка, реакция была немедленной! Несколько человек сорвались со своих великолепных мягких кресел и бросились ловить и душить эту мышь. Когда эта операция закончилась – мышка все‑таки благополучно сбежала, правда – Королев, который сидел и наблюдал за всей этой картиной, говорит: «А вы знаете, друзья, когда я сидел там, где надо, мы там жили в жутких условиях, хлеб – это была великая радость для нас, жили мы в ужасном голоде. И вот в нашей камере появлялась иногда мышка. Так мы, зная это, от своего несчастного этого кусочка хлеба крошечки оставляли, и клали в уголок и потом наслаждались, смотрели, как мышка ест эти крошечки. Сейчас посмотрите, что произошло на наших глазах: довольные, сытые, в изобилии живущие, бросились душить эту мышку. Что ж с нами произошло?» Для молодежи это был хороший урок и надолго: он действительно имеет огромную психологическую значимость, этот урок. Повторяю, что произошло с Адамом – нас сейчас этот вопрос интересует, а не мышки. Произошло именно это – он был в изобилии всех благ: полнота знания мира, слава, красота, изобилие всего – ну, это было то непредставимое для нас, к чему человечество, рисуя свою картину, все‑таки стремится. Не знал он, кто он есть без Бога!.. Не мог он понять опытно, что именно в Боге он так славен, в Боге он божество, а без бога он – ничто! Как хорошо выразился один из известнейших наши богословов прошлого (XIX) века митрополит Филарет Дроздов: «Человек висит над бездною своего небытия». Этого Адам опытно не знал. Отсюда возникла эта лукавая мысль; эта греховная, как мы говорим, мысль: я как бог, все подчинено мне! Все тварное в моем подчинении… Вот она откуда возникла, эта лукавая мысль; вот откуда встала некая стена между человеком и Богом; вот где разрыв того шланга, через который питался человек. Меня интересует не столько этот вопрос, я хочу сказать о другом: если спасение мы будем подразумевать, как возвращение к состоянию первозданного Адама, то не опасно ли это? Какая гарантия, что мы там, получив славу, и власть и всякое познание, опять не скажем: мы как боги? Я проще хочу сказать: первые люди, при совершенстве своей природы, тем не менее не были еще непадательными. Сам факт грехопадения Адама свидетельствует об этом. Они могли пасть… Не было чего‑то того, что заградило бы, – в самом человеке! – заградило бы ему путь к греху; путь противопоставления себя Богу; путь горделивой мысли быть как Бог. Отсюда возникает важнейшая проблема, когда мы говорим о христианском спасении, то, что в богословии называется христианская сатириология – приобретение непадательного состояния… Возможно ли это и что оно значит?

Православная сатириология строится на следующем фундаменте… О чем говорит жертва Христова? В богословии есть такой термин: греческое слово кеносис, что значит – уничижение; проще перевести на наш русский язык – смирение. Бог Слово воплотившись, смирил Себя до предела – до такого предел, о котором невозможно даже помыслить!.. Недаром апостол Павел писал: «Мы проповедуем Христа распятого, иудеям – в соблазн, эллинам – в безумие!» Действительно, Бог Слово смиряется до последней, до крайней меры: через это смирение совершается искупительная жертва; жертва спасительная – оказывается, через нее только происходит возрождение человеческой природы, и этим указан великий путь для каждого человека. Только тем же путем, назвав себя христианином, может человек прийти в состояние спасения вечного, непадательного.

Попытаюсь расшифровать его. Я сказал, что речь идет о смирении… Что оно значит в приложении к человеку? Конечно совсем не то, о чем пишет пустая светская литература… Что она разумеет под смирением? Дрянь какую‑то: забитость, покорность, пассивность и вообще – не пойми, не разбери – то ли человек, то ли мякина!.. Совсем не это!.. Вы знаете, вот у меня сейчас такая мысль, что если бы сейчас мне дали штангу весом в 200 кг. – запросто поднял бы! Ну я же чувствую, что я такой «атлет» – даже 300 поднял бы! А как узнать, кто я на самом деле? Принесли мне два пуда… я хватаю и… не поднял! Как узнать, кто я есть в духовном плане? В физическом оказывается это очень легко: поставьте мне вот эти гирьки и я сразу увижу, сколько я подниму – сто килограммов одной рукой или десять килограммов с трудом. Легко, правда? Надо взять и попробовать… А кто я есть в духовном плане?

Вот здесь‑то и открывается величайшее значение Евангелия: вот оно – зеркало нормы человеческой; вот – образ Христа, вот Его заповеди; вот он – идеальный человек! Ну‑ка, посмотри‑ка на себя в зеркало; ну‑ка, сравни!? Стыдно!.. Карикатура!.. Он говорит: люби!.. даже врагов своих люби!.. Какое там врагов, я друзей‑то не люблю!.. Друзей не люблю – не только врагов!.. Я ничего доброго не могу сделать: сел за стол – объелся; вышел на улицу – у меня вот такие глаза, как сковороды, во все стороны; тронули меня – так я покажу, где раки зимуют; наградили друга моего – я позеленел от зависти… «Хорош»!.. Вот это «христианин»!.. Это уж действительно на зависть всем! Лучше даже не придумаешь!.. Какой же способ узнать себя? Очень простой: как там я стал хвататься за гирьки, чтобы увидеть, сколько я подниму, так и здесь: мне дан великий критерий, которого никто не имеет в мире, кроме христиан. Этот критерий – заповеди Евангелия. Только понуждение себя к тщательному исполнению заповедей покажет мне, кто я есть на самом деле. И оказывается, что я нищ, что я наг, что я убог – ничего не могу!.. Один раз воздержался за столом, зато уж в другой раз – наверстал упущенное трижды!

Вот это понуждение себя к исполнению заповедей Евангелия открывает мне подлинную, реальную картину: кто я есть на самом деле. Вот это постоянное понуждение себя к исполнению, опять‑таки я говорю, заповедей Евангелия открывает мне мою душу: я хочу! – и оказывается, раз сделал, два… и сорвался… Не осуждай – где там, «не осуждай»!? Как это можно не осуждать?! «За каждое праздное слово дадите ответ» – да что это за человек, который не умеет поговорить в компании!? На каждом шагу, в каждую минуту!.. А чувства?.. А желания?.. А лукавство?.. А лицемерие?.. Ой–ой–ой! Не забирайся только в свою душу!.. Недаром Достоевский устами князя Мышкина заявил, что если бы открылось то, что живет у меня в душе – не только то, что я не открою людям; не только то, что я никогда не открою друзьям; не только то, что я не открою своим ближним; а только то, что я скрываю даже от самого себя – пошло бы такое зловоние, что в мире и жить‑то стало бы невозможно!

Вот оказывается путь, на котором я могу увидеть себя: кто я есть на самом деле… Что дает мне это видение? Величайшее благо: я уже свой нос не вверх поднимаю, а… Господи, помилуй меня!.. Действительно, я ужасен!.. Господи, помоги мне! Вот это состояние и именуют состоянием смирения. То есть истинного видения себя… трезвого, без розовых очков: вот какой я есть на самом деле. Это состояние что дает? Невольно, как тонущий начинает кричать: спасите меня, так и здесь человек начинает обращаться ко Христу. Обращаясь к Нему, я вижу помощь Божью… Молитва к Нему становится уже не просто формальным вычитыванием – нет! Это молитва – вопль тонущего о спасении. Вот здесь и начинается христианство для человека.

Христос есть спаситель. Он нужен тому, кто наконец‑то увидел, что он действительно погибает. Зависть меня мучает, а не кого‑нибудь другого; тщеславие меня мучает; чревоугодие меня мучает и прочие вещи… Вот когда начинается мое обращение ко Христу; вот когда я начинаю понимать, кто такой Христос и почему Он действительно Спаситель. Я начинаю понимать, когда Христос говорит: «Не здоровые имеют нужду во враче, а больные». Вот оказывается, кто такие «здоровые», и вот оказывается, кто такие «больные». Пока я себя не увидел, не понуждаю себя к исполнению заповедей – я здоров… Да, я теоретически знаю: я павшее существо, я ничего не могу, меня спасает Бог, я все это теоретически знаю – хи–хи–хи, ха–ха–ха! Да, Он мой Спаситель!.. Нет, другая картина тут… Я вижу, что страсти это болезни, и я вижу – вот Он, мой Спаситель, который помогает мне при любом обращении к Нему. Еще раз повторяю: тонущему, погибающему нужен спаситель, а не тому, кто жив, здрав, на бережке валяется и загорает – ему Христос не нужен. Он нужен, чтобы наградить меня всякими благами – это естественно, Он мне нужен: и то, и другое, и третье… Спаситель нужен погибающему… Вот откуда начинается жизнь христианская‑то!.. вот когда я начинаю понимать – из состояния смирения! Это смирение, проистекающее из видения всей своей неполноты, своей греховности, дает мне возможность искренней молитвы, искреннего обращения ко Христу. Моя душа открывается и тогда Христос: «Се стою пред дверью и стучу, кто откроет Мне – к тому Я и войду». Вот оказывается когда входит Христос в душу человеческую, вот когда начинается вера спасительная, то есть спасающая, исцеляющая! – начинается процесс уже христианской жизни.

Вот основные моменты, которые я мог вам сегодня изложить в понимании христианства. Первое: фундамент, на котором мы можем строить правильное понимание Священного Писания, Библии. Затем: суть любой религии заключается в учении о спасении. Христианское понимание спасения заключено в жертве Христовой. Два основных понимания жертвы Христовой: юридическое и нравственное. И наконец, как нравственное понимание христианства, присущее православию, может осуществляться в реальной духовной жизни каждого из нас. Теперь остальное время на вопросы.

Вопросы и ответы

ВОПРОС: Вы говорили о духовной преемственности, которая очень четко выявляется в православии. Скажите пожалуйста, а вот эти духовные авторитеты, к которым все время обращается православная Церковь и на них строит все свое учение… Насколько вот это обращение к духовным авторитетам имеет какую‑то параллель непосредственному обращению ко Христу, обращению не к традиции, а живому общению с Богом – лично.

ОТВЕТ: Хороший вопрос, спасибо! Я должен вам сказать откровенно свое впечатление, что христианство, конечно, деградирует всюду и везде. Я откровенно хочу сказать о православии: оно совсем не то, каким хотелось бы его видеть, и не подумайте, что это мое только личное мнение. Я вам сегодня называл, например, того же епископа Игнатия Брянчанинова… Когда он пишет о состоянии монастырей, о состоянии духовной жизни, о понимании веры, то он слезы льет горькие… Идет деградация христианства – это процесс всеобщий, он должен всюду идти. Поэтому, когда мы говорим об этой нити, я должен вам сказать: конечно, сейчас мы не имеем ни того духа, ни того горения, ни той ревности, ни той чистоты, которую хотели бы иметь и к которой мы обращаемся. Мы говорим об этом сейчас как о некоем золотом веке, от которого мы – увы! – отошли достаточно далеко, но еще сохраняется связь. Мы верим им, обращаемся к ним, насколько это возможно, придерживаемся еще их, но эта связь ослабевает.

ВОПРОС: Вы сказали, что сущность христианства это жертва Бога и Христа. В связи с этим у меня вопрос: как по вашему мнению, подвиг или дело объясняют личность, то что вы сказали, или личность объясняет дело? Ваше мнение? Я придерживаюсь мнения, что для нас первостепенное значение имеет сам Христос и личность Христа объясняет то, что Он сделал. Как по вашему?

ОТВЕТ: По тому христианство и называется, что мы веруем во Христа, и веруем во все то, что Он сделал. В этом смысле я полностью с вами согласен, но когда мы начинаем смотреть: а что самое существенное и для чего Он пришел?.. Понимаете? Ведь каждое дело определяется целью же, и через цель мы понимаем существо дела. Бог Слово воплотился с целью спасения человека – единственная цель! Исходя из этого, я и говорю, что сущность христианства, то есть сущность дела Христова состоит не в научении нравственным и даже вероучительным истинам, а в Его жертве, благодаря которой мы получаем спасение.

ВОПРОС: Когда мы говорим о различных теориях, теории выкупа или теории нравственной, то в общем‑то мы находим в различных местах Библии обоснование той или иной теории. Та же теория выкупа появилась не откуда‑то просто из размышлений богословов, а на это есть основания. В Писании есть – сейчас не помню точно, какое это место от Матфея, по–моему – где употребляется (в английском варианте это даже больше звучит, там слово rànsom употребляется) слово выкуп – антилитром, по–гречески и, наверное, я думаю, что в тот период, когда Евангелие писалось, человек, который писал его, стремился найти какие‑то образы, которые могли бы объяснить человеку, живущему в то время, что произошло.

ОТВЕТ: Вы совершенно правы. Вся атмосфера Римской империи – это была атмосфера рабовладельческого строя, и сама ветхозаветная религия – это религия закона: то есть, тот же юридизм. Поэтому нисколько не удивительно, что апостолы обращались к современникам на языке доступном для них, поэтому многократное употребление самого этого термина – термина искупление. Но обращает на себя внимание другое: когда мы касаемся вот этого центрального понятия, выражающего существо дела Христова, то мы находим целый ряд терминов: искупление, оправдание, усыновление, спасение – целый ряд терминов! Причем, если обратимся к самому контексту, то вот здесь уже мы попадаем на ту почву, о которой я говорил, на которой утверждается православие. Где оно, зерно понимания того, что совершил Христос? Почему я говорю об этой нити? Потому что совершенно очевидно, что термин искупление вызван временем, эпохой, и он конечно же не передает существа того подвига, о котором сказано: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного». Речь идет не о купле–продаже; не о выкупе, тем более – у кого выкупать? Знаете, у одного из Отцов Церкви, Григория Богослова есть замечательная мысль об искуплении. Он пишет: «Кому же принесена жертва? – и отвечает: – Дьяволу?! Как кощунственно об этом думать: чтобы творец принес выкуп своей твари, да еще падшей!.. Отцу? Да разве Отец меньше любит, чем сын? Он даже Исаака, приносимого в жертву не принял, а дал овна вместо него». Так что, эти вопросы, конечно, обсуждались и если исходить из контекста Евангелия, в котором говорится, что Бог есть любовь, – кстати, тоже беспрецедентное среди религий мира учение, – то совершенно очевидно, что здесь речь идет не о выкупе, ибо не у кого выкупать, и в то же время апостол употребляет этот термин, чтобы быть понятым, чтобы дать намек некий: что же совершил Христос.

ВОПРОС: Куда вообще сейчас намеревается идти православное богословие?

ОТВЕТ: Один из наших богословов XX века произнес очень интересную фразу: вперед к Отцам! Представляете?! О чем идет речь? Ради чего пришел Христос? Ради спасения. Ради чего создал Он Церковь? Ради спасения. Ради чего Он дал Евангелие? Ради спасения. Ради чего существует богословие? Это только богословы, доктора богословия, извините, превратили богословие в игру – сколько на иголке там уместится бесов или ангелов!.. Суть богословия сводится к одному (и оно не богословие, если оно отступает от этой цели) – чтобы показать, как нужно веровать, как нужно жить, какие нужны средства употребить для того, чтобы воспринять то спасение, с которым пришел Христос. Когда же богословие начинает заниматься всякими спекулятивными вещами, а их полно, тогда мы возвращаемся к языческому пониманию богословия. Вы знаете, что термин богословие имеет дохристианское еще происхождение: термин теология употребляется уже у Аристотеля. Теологами кого называли, знаете? Всякого, кто писал о богах: Гесиода, Гомера, Орфея – всех!.. Кто пишет о богах, тот и богослов! Так и сейчас: кто прошел духовную школу, ответил хорошо на четверки и пятерки, написал работу о богах… только о Боге – кандидат богословия! Недаром я вам приводил эту потрясающую мысль Игнатия Брянчанинова: «Доктор богословия, а в Христа не верит, что проку от этого богослова!» Богословие собственно имеет одну цель: объяснить, показать, укрепить веру!.. Вот этот путь и стоит перед нами, но КПД его каков? Об этом я помолчу.

ВОПРПОС: В своей лекции вы сказали, что католическое богословие изобрело как удовлетворение чистилище, а по отношению к православию: молитва о мертвых это не подобие какого‑то удовлетворения?

ОТВЕТ: Даже не молитва о мертвых, а именно учение о мытарствах. Да, к сожалению довольно часто смешивают эти две совершено разные вещи. Чистилище я вам сказал, откуда возникло: ни в рай не пошлешь, поскольку удовлетворения не принес – ни в ад не выкинешь, потому что покаялся. Что такое мытарства? Мытарства это то состояние души, когда она ставится – мы не знаем уж как – перед конкретными страстями. Происходит великое борение души, если она усвоила здесь какую‑то страсть настолько, что человек стал рабом страсти. Мы это прекрасно все знаем: можно стать рабами любой страсти! Вот там и происходит борение: перед лицом видения Бога с одной стороны – вот Он Бог, теперь ты можешь видеть Его лицом к лицу – и страсти. Вот где жуть‑то начинается, вот где борьба, вот где падение!.. Здесь, вы знаете, в потемках ходим: ну, что страсть? – ну и ладно, страсть… – мы и Бога не особенно чувствуем и никакой преисподней не видим, а там все открывается лицом к лицу, как пишет апостол. Вот что такое мытарства‑то! Борьба, страдания, в которых душа делает выбор между Богом и страстями. А в чистилище человек должен отбыть наказание: удовлетворения он не успел принести? – нет! Я говорю: трижды не ополз вокруг центра – вот тебе и иди, там на сковородке пожаришься! Вот в чем разница‑то.

ВОПРОС: Когда Отцы развивали свое учение, у них были одни проблемы, связанные с историей: они тогда укрепляли, объясняли вероучение, но сейчас мы сталкиваемся совсем с другими историческими условиями. Поэтому, как мы можем применять то учение, которое относилось к одному вопросу, к теперешнему времени, когда мы встречаемся с другими вопросами?

ОТВЕТ: Хорошо… Я вам скажу… Есть выражение: все возвращается на круги своя. Если вы сейчас посмотрите, что происходит в мире, – особенно в экуменическом мире, – то вы увидите, что оказывается те проблемы, которые стояли многие века и даже тысячелетия назад, вырисовываются сейчас во всей своей силе. Вы не найдете ни одного того явления, которое в жизни древней Церкви было осуждено как ересь, которого не было бы сейчас, в настоящее время. Вы посмотрите, сколько сейчас пришло к нам синкретических разных сект; вы посмотрите, что творится всюду – те же самые явления происходят! А это арианство?! Вы знаете, что во Франции по статистике около 84% христиан, но из них третья часть не верит, что Иисус Христос есть Бог; третья часть не верит, что Он воскрес!? Обратитесь к Отцам: вы увидите, сколько они об этом пишут – проблемы повторяются! Многие из них проистекают еще от ветхого человека: они, что называется, все время прут из нас и постоянно выходят на поверхность. Поэтому, когда мы видим, что по тому или иному вопросу имеется уже богатый опыт осмысления и решение, то черпаем оттуда, берем – чтобы дважды не изобретать велосипед. Но сейчас возникает и целый ряд новых проблем, о которых мы раньше даже не знали: эти проблемы нам гораздо труднее осмысливать, поскольку мы не имеем прецедента, мы не имеем уже того опыта, знаний, разработок. Это сложнее, но мы вынуждены все равно заниматься этими вещами…

ВОПРОС: А вот как бы вот такая, скажем, экзенцистиальная идеология, когда Бог являет Себя в жизни конкретно людей… Мне кажется, что православие уводит в монастырь, уводит от жизни, может быть.

ОТВЕТ: Этот упрек, я вам скажу, слышен постоянно на протяжении всей истории, и может быть отчасти он оправдан, потому что люди рождаются с разными талантами. Есть люди, которые просто от природы склонны к анахоретству, к уединению, к особому вниманию к себе – есть люди очень деятельные и живые. Если, знаете, поменять их местами в жизни – деятельного поместить в монастырь, а того в жизнь – это будет абсурд!.. Каждому свое!.. Но вот, к сожалению, не каждый способен оценить свои таланты и двинуться в нужном направлении. Ясно: кто может больше всех добиться успеха в любой науке, в любой области? Кто способен отдать все время этому… Монашество есть ни что иное, как попытка отрешиться от всего ради духовной жизни, но далеко не каждый имеет к этому все таланты. Поэтому очень часто человек, не имеющий к этому соответствующих данных и становящийся на путь монашеской жизни, легко может превратиться в карикатуру монаха, и тогда это – беда!

ВОПРОС: Человек, вернувшись в состояние безгреховности, застрахован ли от нового падения?

ОТВЕТ: Спасибо. Вы очень хорошо подметили, с чего я начал говорить и как‑то увлекся и не сказал об этом. Я сказал, что Адам не обладал непадательным состоянием, а какое же может быть непадательное состояние? Непадательное состояние – это то состояние, которое человек приобретает в процессе познания себя; и видение того, что он, без помощи Христа, без помощи Божьей, действительно не способен ни к чему доброму. У нас есть замечательная утренняя молитва, принадлежащая одному из величайших Отцов, которого называли земным богом, Макарию Великому. Эта молитва начинается так: «Боже, очисти мя грешного, яко николиже сотвори благое пред Тобою». Вот это видение себя, что я без Бога ничто, дает возможность человеку уже вечного, непадательного приобщения к Богу: он уже узнал, кто он есть без Бога! Как говоря: обжегшись на молоке – дуют на воду!

ВОПРОС: Вот вы остановились на двух пониманиях спасения и вы связали первое понимание с католической Церковью, а второе с православной. Все‑таки, как вы считаете, какое развитие получили эти теории в протестантизме?

ОТВЕТ: Я бы этого конечно не говорил, но обратите внимание, что три основных термина используются для выражения того, что совершил Христос. Три термина, соответствующие трем основным ветвям христианства: у католичества – искупление; у православия – спасение; а в протестантизме (я это очень хорошо знаю, поскольку я участвую во всех диалогах с лютеранами) – оправдание. Вот этот термин, который выражает определенную специфику протестантского понимания, и которым протестантизм отличается от римо–католицизма. Протестантизм, вы помните – Лютер, попытался исправить католичество: почему заслуг Христа хватает только для искупления за первородный грех? Почему так мало? Христос пострадал за все грехи!.. Логика совершенно справедливая и безупречная. Действительно странно, когда по католичеству за первородный грех Христос пострадал и в крещении этот первородный грех искупляется, а почему дальше нет? Поэтому протестантизм в лице Лютера и основных лидеров этого движения – того же Меланхтона, что очень хорошо обозначено в апологиях этого исповедания и других символических книгах – проводит такую идею: грех верующему, не вменяется в грех? Вот эта идея вменения и невменения заслуживает самого серьезнейшего анализа. Что это значит? Лютер там пишет странные слова: если до этого человек находился в страхе и трепете, то отныне он, получив весть о спасении Христовом, – ликующее дитя Божье. Всё! – уже ничего не надо. Здесь вот есть большая опасность: как воспринять это… Воспринять как то, что все совершает Бог – человеку просто ничего не нужно делать. Вот сейчас я только что вернулся из Финляндии: у нас была встреча с финскими лютеранами, и у нас была очень большая дискуссия как раз по проблеме свободы… Вся эта тема была посвящена свободе разума и ее аспектам, и в частности один из аспектов был таков: свобода человека в деле спасения человека. Мы очень много говорили об этом, и лютеране с очень большой настойчивостью пытались говорить о том, что человек не имеет свободы в деле спасения. Никакой свободы! Я тогда вынужден был задать им вопрос прямо: вы понимаете, что вы говорите? Если человек не имеет никакой свободы в деле спасения, а все совершает Бог, тогда этим самым подписывается ужасная вещь – тогда Бог виновен в погибели тех, кто не наследует жизнь вечную!.. Ибо тогда Он не дал людям веры; Он виноват в том, что они не спаслись, если у человека нет свободы в деле спасения. Очень интересно мне было слушать, один за другим они вставали – кончилось тем: давайте отложим это до следующей встречи, а следующая будет через три года.