Лекции профессора Московской Духовной Академии А. И. Осипова

Жизнь после смерти.

Сегодня день необычный. Впервые после Пасхи совершается поминовение тех, кто живы, конечно, живы, но живут иной жизнью, не той, которой живем мы, но той жизнью, к которой придем мы. И все придем. Поэтому вопрос о той жизни, которая является ступенью к жизни вечной, и которую мы празднуем, празднуя Пасху Христову, Воскресение Христово, является для нас особенно темой близкой, я бы сказал, темой, касающейся не просто нашего ума, а касающейся в очень большой степени, может быть большей, чем ума, касающейся нашего сердца. Так вот сегодня совершается, совершался день поминовения усопших. Очень хорошее слово "усопших". Как оно отлично от той терминологии, которую мы слышим вне церковных стен. И конечно всегда же вопрос о том, "что там?", всегда всех интересует. Если вы обратитесь к истории религиозного сознания дохристианского, то вы увидите там много различных вариантов, очень много. Особенно интересны варианты представленные в египетской религии, мало интересны, но очень значительны варианты представленные в греческой мифологии, греческой религии… Но должен сразу сказать, что то учение, которое имеет христианство по этому вопросу, никогда и нигде не встречалось ни в философских, ни в религиозно–философских построениях, ни в религиозном сознании. Христианство в этом отношении совершенно уникальная религия. И вот даже на одном этом вопросе, касающемся загробной участи человека, и затем последующей, скажем так, эсхатологической участи человека, на одном этом вопросе можно было бы, если хотите, показать, что христианство действительно религия, которая происходит не с земли, а с неба. Но вот этот вопрос сам по себе очень большой. Я, по крайней мере, назову хотя бы некоторые, отдельные аспекты, которые, по–видимому, заинтересуют очень многих.

Первое, первая сторона. Действительно, что происходит с человеком, когда он умирает, что бывает? Ведь мы знаем некоторые представления, ну обычные представления: знаем три дня, девять дней, сорок. Знаем, что проходит человек по мытарствам. Что это такое? Ведь ясно же, что это нечто иное, чем то, что мы можем себе представить. Это одна сторона.

А возьмите другой вопрос, который также на прямую связан с этим. Вопрос о том, а кто вообще входит в жизнь вечную, кто спасается? Одни христиане, только православные? Из православных только те, которые жили, ну–у, особенно хорошо? То есть спасались, спасаются только ноль целых запятая ноль, ноль, ноль, ноль…один? А все прочие люди погибают? Какой же вопрос интересный! Интересный вопрос! То есть вопрос о спасении всех тех, кто по каким то причинам не смог принять христианство: по историческим, по другим, психологическим… Вопрос очень интересный и очень важный. Это другая сторона.

А вот еще одна сторона: а вообще‑то, что такое "геенна" и вечные муки? Что это? Они действительно вечные, в смысле бесконечные? Как сочетать с одной стороны предвидение Божие, когда Он творит мир, и любовь Божию, которая превосходит всякое человеческое разумение, и с другой стороны наличие вечных мук? Как это сочетать? Он же предвидел, предвидел, что люди будут жить вот так, а не иначе? Он предвидел нашу свободу? Правда же? Да. Но Он же Бог! Как же тогда возможно это?

Видите, какие интересные стороны присутствуют в казалось бы очень простом, я бы сказал, не то что событии, а простом факте, связанном с темой об усопших и поминовения их. Темы все очень интересны.

Но давайте сначала немножко поговорим о первом вопросе, связанном с этой общей проблемой. О том, что же действительно происходит с человеком?

Тут я должен вам сразу сказать, что я тут все знаю… Я уж там бывал не раз… И поэтому я вам все сейчас расскажу, прямо как на ладони…(смех) Ну, правда одно замечание тут есть. Вот знаете ли, вообще‑то там для профессоров особое отделение есть. И я, если и бывал, то только там. Отделение это находится в самой нижней части того мир. Почему? Я понять не могу. А вот все прочие находятся выше. Но профессора, они народ смиренный, поэтому они вверх голову не поднимают, чтоб не подумали, что гордецы, да и голова может отвалиться… Поэтому больше всего будем говорить о самой нижней части этого величественного здания, которое именуется "тем миром".

Вы сразу же поняли из моих этих реплик, что мы касаемся с вами вопроса, по которому, я бы сказал так, нет наверное слов просто в нашем языке, слов, с помощью которых мог бы выразить, что там происходит, даже тот профессор, который бы там побывал. Помните, Апостол Павел что сказал, когда он был восхищен до третьего неба, по–славянски это звучит очень хорошо, что он слышал глаголы, т. е. слова, "их же не леть есть глаголати", т. е. которые не возможно передать. И правда же, если бы сейчас у нас с вами кто‑нибудь заговорил на каком‑нибудь древне–эфиопском языке, мы бы конечно покивали головами, сказали, спасибо, но мы нечего не поняли.

Нет понятий для выражения той реальности.

Вот где‑то в пятидесятых годах умирал один епископ, Смоленский и Драгобужский его титул был, старенький такой приятный человек, в духовном отношении ничего так особенного не представляющий, но очень показательна была его кончина вот в каком отношении: он перед самой смертью все время озирался и говорил: "Все не так! Все не так! Совсем не так!" Я полагаю, что эти возгласы можно понять следующим образом. Действительно, мы все себе представляем все‑таки, понимая, что "там" все не так, тем не менее, мы себе представляем ту жизнь по образу и подобию жизни этой. И ад, и рай, если мытарства, то в соответствии с теми картиночками, которые мы видели и которые с интересом разглядывали. Ну, невольно, мы не можем отрешиться от этих вещей. Ну, никак не можем! Кстати, в этом отношении современная наука все‑таки дает нам вещи очень, я бы сказал, полезные. Вот, например, исследователи–физики, ядерщики, будем говорить, те, которые занимаются миром элементарных частиц, они же прямо говорят, что нет в нашем макромире, т. е. в том мире, в котором мы живем, нет понятий и слов, с помощью которых мы могли бы выразить реальности того микромира. Нет. Что делать? Приходится придумывать какие‑то новые понятия, которые для нас ничего не обозначают, и пытаясь выразить те реальности с помощью наших слов, говорить такие вещи, которые для нас, в общем‑то, абсурдны. Ну вот, например, подумайте: "время течет вспять". Что за чепуха такая? Как это время может течь наоборот? Сначала утка падает, потом охотник стреляет? Ну, абсурд же! Но одна из теорий именно это утверждает, иначе нет способа объяснить то, что там происходит. Или хотя бы известное для всех, даже для школьников известное понятие "вей–викл" – "волно–частица", такое абсурдное довольно понятие "волна и частица", с помощью которого мы пытаемся выразить понятие о самых элементарных частицах, которые являются толи частицами, толи волнами, в зависимости от ситуации, когда что удобнее, тут мы так и мыслим.

Одним словом, мы находимся в мире очень сложном. Невыразим тот мир. Это вот первое, что нужно иметь в виду. Тот мир невыразим. Реальности там совсем другие. "Там все не то". Поэтому, например, когда мы читаем жизнь, житие преподобной Феодоры, ученицы Василия Нового, она там говорит, что там происходит. На основании этого жития созданы целые иконографические изображения. Мы понимаем слова ангела, сказавшего в другом случае так же видевшему "тот мир": "Все, что ты видел здесь, это есть только слабое подобие того, что происходит там". "Слабое подобие". Вы знаете, например, как слепому обозначить тот или иной цвет при помощи звуков: это вот зеленый, "ре" – красный и т. д. Понял? Все понял. Ничего не понял! Т. е. он понял, но разве у него есть представление о цветах? Конечно, нет. Так и мы с вами. Это очень важно, важно это замечание, хотя оно самое простейшее.

Ну а теперь сделаем попытку перевести язык изображений, образов, представлений, который нам более или менее знаком, в образ понятий того, что же действительно происходит с человеком? Для нас это очень важно, поскольку это будет иметь огромное значение затем для понимания участи очень многих людей, особенно нехристиан и т. д. Очень важно!

Вот, чтобы понять, что происходит, обратимся к следующему понятию: страсть. Грех мы знаем, что такое: ну вот шел–шел человек и споткнулся, упал, разбил нос, встал, утерся и пошел дальше. Страсть – это нечто другое. Это уже тянет, тянет! Причем тянуть уже может настолько, что человек не может с собою справиться. Причем не просто не может справиться, а прекрасно понимает, что это плохо, уже совесть вот–вот заговорит, что это дурно, что это вредно, не только там для души, для тела вредно – не может справиться! Перед лицом совести, перед лицом блага собственного не может справиться. Мы говорим: страсть. Какое рабство уже! Что происходит с человеком? Это очень важно, важно для понимания того, что имеет место в человеке по разлучение души с телом.

Вы знаете, что подавляющее большинство наших, что называется, грехов, грешков и прочее – в общем, может быть, и все, все связано с телом, в конечном счете. Я не знаю даже… Это вопрос, очень большой вопрос, на который я не могу ответить: как человек без тела, как? он может грешить или нет? даже душевными грехами? Мы не знаем силы и механизма связи души с телом. Знаем, что они связаны. Ну, по крайней мере, знаем такие слова: "Страдающий плотью, перестает грешить". Интересно! Может, умирающий плотью совсем перестает грешить? Одним словом, это вопрос очень большой, но тенденция именно такова. К чему я говорю это? Разлучение души с телом…, представьте, представьте себе, а все страсти, с которыми человек жил, остались. Ничего не погашено. А ведь корни страстей не в теле, а в душе. Вы слышите, даже телесных страстей, самых грубых, отвратительных телесных страстей корни в душе! Это очень интересная вещь. Вы знаете, вот – я думаю, что можно говорить об этом в этой аудитории – что иногда наборы самых отвратительных открыток, порнографических, находили у людей, которые уже рассыпались, что называется. Страсти в душе, а не в теле!

И вот здесь, что происходит с человеком, который не боролся с этими страстями? Тем более, если хотите, всячески исполнял их веления, если хотите, культивировал, питал их, что происходит? Страшное начинается дело для этой бедной души. Примерно вот что: представьте себе, голодный, совершенно голодный человек, изголодавшийся страшно, так, и вдруг ему сквозь стекло, даже не сквозь стекло (сквозь стекло не пройдет воздух), сквозь решетку он видит и вдыхает ароматы пищи готовящейся какой‑то вкуснейшей и ничего не может съесть — непроходимая стена. Душа отделена от тела, представляете? Через тело страсти питались. Тела нет. Представляете, что наступает для человека?

Вот смотрите, мне кажется, если бы одна только эта мысль глубоко вкоренилась в нашу душу, мы бы уже поняли, с какой силой, с какой настойчивостью мы должны действительно готовиться к смерти, чтобы не оказаться людьми стоящими вот и видящими все и не могущими ничего сделать. Начинаются страшные страдания. Почему вот христиане и Церковное Предание говорят, что, как страшна смерть моментальная, т. е. для человека не подготовившегося, человека, который не успел раскаяться, "метания", т. е. перемениться. Не успел. А весь с этим набором воспаленных страстей вдруг неожиданно оказывается перед лицом вот этой стеклянной решетки, непроходимой решетки, через которую он видит, слышит, обоняет и ничего не может вкусить. Это в высшей степени серьезный акт. Великое счастье, почему именно великое счастье тех, кто является христианами, и которые знают: они могут готовиться к этому испытанию. Кто не верит, кто не знает… Можете себе представить перед чем он оказывается? Какой ужас!

Я думаю, что вот нам бы неплохо было бы сейчас послушать человека, который перенес Ленинградскую блокаду. Вот мне, например, многие рассказывали: вот очередь стоит, очередь, и вдруг в полусумасшедшем виде женщина говорит: "Я из Ленинграда", — все расступаются даже, первой ее пропускают, видят, полусумасшедший образ человека, в таком ужасном состоянии находится, — вот что такое голод. Одна только страсть, одна болезнь. А когда в нас целый букет? С чем человек оказывается? Вот оказывается, что происходит.

Я вам не говорю о первых трех днях. По Преданию Церковному, здесь душа еще, может быть, ничего не испытывает, хотя при смерти уже, как говорят очень многие факты, об этом говорят святоотеческие писания, здесь, перед смертью, уже начинается соприкосновение человека с "тем миром", и это соприкосновение носит характер вполне соответствующий духу человека. На что его дух устремлен, к чему он был прилеплен, что он искал, чем дышал? Правда, Отцы говорят, что даже и к святым приступают, искушая их, но это носит совершенно другой характер. Но первые дни по нашему земному исчислению – там нет времени, а у нас есть время, поэтому мы можем, понимаете, мы можем ориентироваться – считается, что душа находится близ тела. Уже потом она отступает в иной мир. Ведь тот мир, мы можем не сомневаться, имеет бесконечно много принципиальных ступеней, и вхождение в этот мир проходит различным образом. Что из себя представляет вот затем те два этапа, которые в Церкви называются как? Как мы читаем: душа водится по обителям райским и показываются ей. Затем душе показываются все части, если хотите, места адские, и душа тоже созерцает их и испытывается. Вот мы почему‑то говорим, что она испытывается только когда касается "геенны", когда касается страстей. Нет. На все испытывается душа, и на добро также испытывается душа, как потом на зло. Вы слышите, и на добро, и на зло – все душа здесь начинает созерцать и видеть. Как пишет Апостол, что "сегодня мы как бы зерцало в гадании". Вот и верно, мы действительно как в зеркале, как в гадании, и не знаем, правда же, и не знаем? Вот читаем, представляем. И как? Ну образы себе, картинки… Тогда же, тогда – лицом к лицу. Т. е. увидим так, как есть. Душа способна оказывается созерцать тот мир, когда освобожденная от тела становится сама частицей этого мира. Душа духовна в этом смысле, она вступает в область духов и начинает видеть, видеть иным образом, конечно не таким, иным образом, но видеть, т. е. познавать. Кстати, обращаю ваше внимание, что познание – это не есть акт внешнего созерцания. А истинное познание – это есть акт, я бы сказал, субъективно–объективный, т. е. охватывающий полноту и переживаний внутренних, и сопричастности с внешним, это сопричастность тому, что человек познает. Так вот, что происходит? Происходит, если хотите, испытание личности, испытание души перед лицом с одной стороны добра, добродетелей. Вот человеку представляется кротость, например, кротость. Что это? Хорошо или плохо? Влечет меня это или, наоборот, отталкивает это. Влечет или отталкивает? Целомудрие… Смеяться можно над этим или, напротив, душа влечется к этому? Знаете, все до одной добродетели – вот здесь я начинаю вам описывать картины – представляются человеку на предмет испытания: на сколько душа жаждет этого и жаждала. Вот, что происходит. Видит в этой полноте красоту этой добродетели, красоту, ибо каждая добродетель она прекрасна, как и Бог есть именно красота, Сам Бог есть Красота неизреченная, и каждая добродетель именно прекрасна. И вот здесь испытывается, есть ли в душе человеческой, приобрела ли она в условиях земной жизни, в условиях земной свободы, приобрела ли она хоть какое‑то стремление к этой красоте.

То же самое, то же самое происходит дальше, то что мы называем мытарствами, и о чем говорится, конечно значительно больше, чем о первом. Происходит нечто в высшей степени серьезное: душа ставится перед лицом с одной стороны – ведь Бог, Бог открывается же, этот мир духовный — это мир святыни, и открывается вся сила страсти. Итак, человек, ну? Красота Божия и сила страсти. Что в тебе побеждает? Вы теперь понимаете, что вот как в земной жизни, как нас иногда страсть побеждает, несмотря на разум, несмотря на желание добра, на искание, несмотря на все, страсть просто побеждает и все. Вот что там начинается. Перед лицом святыни уже, а не просто совести, не просто моих умственных соображений, что есть добра и зло, а перед лицом открывшегося добра проявляется и вдруг и страсть обнажается во всей силе. Итак, человек, куда ты? Ну–ну, куда? Зависть и любовь. Так, куда? Вот что такое мытарства. Каждая страсть за страстью выявляются со всей силой, и здесь обнаруживается, в какой степени присутствует она в душе человеческой, боролся ли он здесь или нет. Здесь обнаруживается для христианина все величие и благость Христовой Жертвы. В чем? Если человек боролся здесь, вы слышите, если он боролся, даже будучи побеждаем, но боролся, не сам творил страсть ради страсти, если он здесь боролся, ТАМ, ТАМ этот начаток добра, эта вот капелька, этот, если хотите, как говорил Варсонофий Великий, "медный обол" ничтожный, он становится залогом того, что Господь входит и побеждает, дает ему возможность побеждения того зла, которое в душе, тем не менее, присутствует. Самое главное в мытарствах вот это происходит. Понимаем мы теперь, какое огромное значение имеет искреннее покаяние, искреннее покаяние и борьба в этой нашей жизни? Это становится залогом того, что не упадет человек в эту страсть, не отречется перед лицом Божиим, не отречется от Бога, если хотите, во имя господства и рабства этой страсти. И так проходит душа перед лицом, знаете ли, вот того, что мы называем мытарства. Одна за другой эти свойства, эти искаженные свойства, эти страсти представляются взору души человеческой, испытывается человек на них. Итак, что он, к чему он влечется, что он хочет, что в нем побеждает? Теперь мы понимаем, что такое падение на той или иной ступени? Вот оно оказывается что происходит. Картиночки те – они просто картиночки, для ребенка больше не скажешь. На самом то деле происходят вещи настолько серьезные, я бы сказал настолько страшные, страшные не в смысле ужаса, страшные в смысле ответственности колоссальной, что происходит с душей человеческой. Повторяю, в высшей степени важно что знать. Это мы знаем, христиане знают. Нехристиане, как жалко, они не знают, что здесь надо бороться, если есть хоть маленький расточек этой борьбы у человека, если есть произволение, ТАМ Господь выводит его за эту борьбу и за то покаяние, которое он приносил здесь, освобождает его от страсти, от рабства этим страстям. Вот видите, оказывается, что серьезное, что в высшей степени важное происходит с душей человеческой.

Итак, повторяю, это проходит душа, проходит путь по всем, сначала добродетелям, то что мы называем: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, кротость, воздержание… — по всем добродетелям, потом проходит по тому, что мы называем грехами. Испытание души. Почему испытание? А потому: Бог дал человеку свободу, которой Он Сам Бог не смеет коснуться. Свободная личность ему нужна, а не рабы. Свободная. Ты, человек, что ты избираешь? Вот. Почему Бог смирился до конца, почему смирился до Креста? Мог бы сойти с Креста, когда ему говорили? Да. Мог бы явиться каким‑нибудь царем непобедимым? Да. Нет, подумайте, кем пришел? Не патриархом, не архиереем, не богословом, не учителем, не фарисеем, в переводе, ну скажем, монахом. Пришел то кем? Последним, никем, ни одной внешней регалии, ни одной лычки. Почему? Потому что все это внешнее, оно может увлечь многих людей, и они увлекутся этим внешним, а не той истиной, которую говорит он. Это одно.

Второе. Этим самым Господь показал, что Он есть не только величайшая Любовь, Он есть и величайшее Смирение. Этим самым Он показал, третье, что показал? Что, оказывается, ни малейшего, вы слышите, ни малейшего давления на человеческую свободу. Царство Божие, а Царство Божие есть Бог, только свободою человеческою приобретается. Никакого насилия. Любовью. Кто ответит на любовь любовью, тот становится богоподобным существом, и ни как не иначе. Вот, оказывается, почему и испытывается душа человеческая по разлучение с телом, испытывается перед лицом добродетелей, перед лицом этих страстей. Здесь проявляется свобода человеческая. Какая свобода? Как она осуществлялась в земных условиях. Почему в земных условиях, кстати, почему это так важно? Почему так важно это? Отвечу. Здесь мы свободны: ни Господа Бога не видим, ни преисподней, ни рая, ни ада, кто верит, кто не верит, совесть у всех есть. Свободны мы здесь творить добро или зло. Слышите? Свободны. Именно здесь почему происходит испытание человека? Испытание именно, потому что никто меня здесь не принуждает, я свободен избирать себе добро или зло. Вот почему земная жизнь, в частности, она важна для человека. Здесь осуществляется наша свобода, и потом плоды этой жизни и обнаруживаются по смерти. С чем человек входит в истинный мир, когда все открывается, вы слышите, все открывается? Вот здесь стоит человек, и никто не знает, что у него там, в душе: добрый или злой, лицемер или искренний – никто не знает. Что у него там, что у него в мешочке там наполнено? Не знаем. Мы друг друга не знаем. И слава Богу, что не знаем. Да. Это очень хорошо! А ТАМ все открывается. Вот ведь это мир‑то, мир действительного света! И не будем удивляться поэтому, что многие, действительно, попытаются спрятаться в самую темную дыру, лишь бы только никто не видел. Еще бы! Когда перед лицом своих друзей, знакомых, родных, и так вдруг обнаружится, представьте себе. Вот такая картина, такой образ. Мы это понимаем, что это такое. Поэтому в церкви есть величайший бальзам, я бы сказал, величайшее лекарство, неоценимое – покаяние. Покаяние в душе человеческой, покаяние в основном перед священником, покаяние, по–гречески, "метаниа", т. е. изменение, изменение себя, души своей, изменение образа мыслей, настроений, стремлений. Что есть покаяние? Покаяние – ненависть к тому греху, который я совершил, отвращение. Посмотрите вот, когда действительно присутствует истинное покаяние, ну возьмите, например, Достоевского, Раскольникова из "Преступления и наказания", посмотрите. Он готов был идти на каторгу, готов, с радостью даже идти, лишь бы искупить это свое зло, эту вину. Вот что такое покаяние, вот это действительно изменение. Так вот христианство как раз и дает это величайшее средство спасения человека. Почему спасения? Господь заботится даже о том, чтоб мы даже после смерти не страдали, на сколько это возможно. Но каждая страсть, которая стала господствовать над нами, каждый грех, каждое преступление, вообще все то, что не изжито в нашей душе – оно же мучить начинает человека, обнаруживается во всей силе. И предупреждает поэтому Церковь: пока не поздно, пока не поздно, покайтесь.

Вот что происходит, значит, в той жизни, и до девятого дня, и до сорокового дня. Естественный вопрос: а что дальше? Что значит сороковой день? Что значит суд пред Богом и т. д.?

Подводится какой‑то тот, можно сказать, первоначальный итог человеческой жизни. Практически вот что. Эти сорок дней – это, своего рода экзамен, так же, как в институтах, в школах, где угодно. Экзамен, проверка. Только проверка какая интересная: не Бог человека проверяет, не Он его судит или осуждает, нет, а сам человек оказывается перед лицом этой Святыни и сам, вы слышите, сам падает или спасается. Все зависит от чего? Повторяю: от характера земной жизни перед лицом Божиим. Бог насилия не производит, сам человек идет к Богу и сам уходит от Бога. Бог есть величайшая любовь!

Вот что оказывается происходит здесь. И этот, если хотите, сороковой день – это подведение итогов и, если хотите, собирание плодов, первое собирание плодов земной жизни. Вот дальше возникают еще более сложные вопросы, чем вот то, о чем мы с вами говорили.

Вот страсти победили человека: не знал он, не видал, поддался страстям, и победили его, и отпал он там, там отпал, даже перед лицом этой Святыни, этой любви Божией, он поддался страсти, охватила его страсть, не выдержал он, страсть оказалась сильнее даже любви Божией. Что дальше? Вы знаете, что учение Церкви таково, что сороковой день – это совсем не окончательный суд, последний суд, он называется Страшным судом, последним судом. Что это значит? Можно сделать вывод, что до Страшного суда идут какие‑то, идут обязательно, какие‑то внутренние процессы в самой душе. Разве напрасно мы молимся об умерших? Разве напрасно Церковь молится о них? Если бы ничего там не происходило, с душей человека, тогда зачем молиться? Правда же, зачем тогда молиться? Нет, какие‑то процессы могут происходить. Эти процессы реальны, Церковь молится, поминает, более того, Церковь даже дает назидание, как наиболее правильно поминать человека. Как наиболее правильно поминать человека, если кто‑то действительно, действительно хочет помочь своему любимому человеку? Как он может это сделать? Вот здесь, отвечая на этот вопрос, можно увидеть, как и везде, совершенно разные картины. Одна картина показывает формальное отношение к вещам при искренней вере, другая существенное отношение при той же искренней вере. Тут очень важно понимание. Большей частью что мы замечаем? Люди ограничиваются, ограничиваются чем? Ходят в храм, дают деньги на проскомидию, в монастыри, в храмы и так далее, а при этом забывают все‑таки самое главное, так мне кажется, может я ошибаюсь, но самое главное, по–моему, забывают. Дело вот в чем: мы, живущие и наши умершие – это не два раздельных каких‑то существа, те, за кого мы молимся, те, которые являются для нас близкими, они не отъединены духовно от нас. Мы, если хотите, имеем с ними эту связь духовную, и мы можем реально помочь им. Чем? Господь прямо сказал, помните, когда ученики не смогли изгнать беса и спросили, Он ответил им: "Сей род изгоняется только молитвою и постом". В чем наша беда: мы ограничиваемся внешними даяниями и подаяниями, а оказывается, самое главное, самое важное, что требуется от человека, хотящего помочь умершему, самое главное, что стоит? Молитвою и постом, то есть праведной жизнью! Мы же едины, мы как в походе: один подвернул ногу, что мы делаем, что делаем? берем его рюкзак и распределяем, мы несем, да еще его под руку берем, а то еще и его возьмем – на себя берем эту тяготу. Так и здесь. Чем больше человек хочет блага усопшему, чем он больше хочет помочь ему, тем больше он должен, вы слышите, тем больше он должен постараться, на сколько это возможно, пожить, ну хотя бы сорок дней, ну год – это зависит от усердия, от его любви к усопшему – пожить по–христиански. По–христиански пожить. Пожить как? Праведно, то есть правильно.

Какая это праведная жизнь? Вот тут очень важно знать, вы слышите, на что обращено внимание? На праведную жизнь того, кто хочет помочь тому человеку! Ты можешь попоститься, можешь каяться, то есть должен, чаще причащаться, давать, не просто милостыню кому‑то дать – это тоже хорошо – но гораздо больше, что? Не отвечать на зло злом, постараться никого не осуждать, никому не завидовать. Вы понимаете? Не причинять никому зла. Вы слышите, на что обращено внимание, само внимание на что? Внешне что: у меня миллионы, я буду раздавать на право и налево, а сам каким был, таким остался… Нет, нет. Бога подачками, что называется, не купишь. Ты изменись, человек, сам, хоть немножко, хоть на короткое время, ради этого своего ближнего: отца, матери, сына, дочери, жены и т. д. – изменись сам, возьми подвиг на себя, хоть немножко, пожить по–христиански. Вот что будет действительной, реальной помощью усопшему, вот тогда наша молитва за него приобретет ту силу и тот характер, о котором сказал Господь: "Сей род (т. е. бесы) изгоняются молитвою и постом". Вы слышите? Ибо почему побежден, или мог быть побежден, тот наш усопший? Ясно почему. Потому что каждой страстью мы даем дорогу дьяволу, мы прилепляемся, духовно соединяемся с ним. Здесь же, когда берем на себя подвиг истинно христианской жизни, мы как бы берем его на себя, и вместе с ним, вы слышите, помогаем ему выйти из этого тяжелого состояния. Вы знаете, я бы очень обратил внимание на эту сторону. Почему? Вы все понимаете. Все понимаете. Мы ограничиваемся внешней стороной поминовения: панихиды, поминания, заказы, подаяния, а сами, повторяю еще раз, "каким ты был, таким остался". Нет. Нет. Нет. Почему наши молитвы, часто говорят, являются бессильными? Мы надеемся: подали в храм, там помолятся. Ай–я-яй! Уж если ты не молишься, который говоришь, что любишь его, кто же там, голубчик помолится? Ну что же мы себя обманываем? Вот это очень важная, очень важная мысль. Ее бы нужно всем нам усвоить и никогда не забывать, потому что у всех у нас постоянно это происходит, и другим надо говорить: вот чем мы реально поможем, бесспорно поможем, а прочими вещами не знаю в какой мере поможем. Записок можно миллион написать, и денег сколько угодно дать, особенно, если их много, и ничем не помочь можно. Своим изменением, своей христианской жизнью, борьбой со своими страстями, особенно вот с этими, этими, душевными: этим лицемерием, лукавством и прочими всякими вещами. Вот чем мы поможем действительно. Во имя усопшего я не отвечу злом на зло вот этому своему соседу несчастному или соседке, которая хуже всех на свете. Я‑то хороший же, правда же? А соседка – дрянь. Вот тут не ответить. Вот это будет, действительно, вы слышите, вот она будет реальная помощь моему усопшему, родному, близкому и любимому человеку.

Я сказал, что это знают только христиане. Вот видите, мы с вами это знаем. По крайней мере, теперь знаем, может, и раньше знали. К сожалению многие этого не знают, поэтому очень часто мы своих усопших оставляем без всякой помощи. Это очень жалко, конечно, но, к сожалению, это факт. Так вот, тем не менее, процессы внутренние какого‑то изменения души происходят у человека и за гробом. Как это происходит? Не будем гадать. И я не хочу сейчас вдаваться в эти, знаете ли, богословские фантазии. Для нас важна идея, что эти процессы происходят, и надо им помочь.

Вот в связи с этим тут возникает и другой вопрос: как в отношении тех, которые не знали Христа, не были православными и прочее? Я буду говорить, но при условии, если вы не захватили с собой тухлых яиц и гнилых помидор. Вот так. А‑то я начну говорить, а вы забросаете меня. Что поделать? Вопрос очень, я скажу, животрепещущий, вопрос, который волнует множество людей. Вот особенно, когда приходится выступать перед людьми светскими. Вот только что в четверг я выступал перед космонавтами, там люди малорелигиозные, под час вообще не религиозные, атеисты, но всех вопрос этот беспокоит. Что же спасаются одни только православные? А из православных спасается только горстка вот этих праведников? Ну и Бог же ваш хорош… А вы говорите, что Он – Любовь! Какой же Он любовь, хуже не придумаешь! У Аллаха больше даже любви. Действительно, вот послушаешь вот такие упреки, и я понимаю психологию этих людей. Вполне понимаю. И вполне понимаю, что мы даем основания для таких мыслей, для таких выводов, я бы сказал, с христианской точки зрения, богохульных выводов, когда они говорят: этот ваш Бог – жестокий Бог. Знал, что погибнем? Знал. Сотворил? Сотворил. Следовательно?.. Кальвин, знаете кальвинистов, может быть, слышали, он так прямо и рассуждал, так точно и рассуждал: да, Бог знал, что одни погибнут, а другие спасутся, поэтому Он предопределил с самого начала одних к погибели, вы слышите, к погибели, других к спасению, и не о чем просто рассуждать. Как же это ужасно! Как же можно, действительно, вот ответить на этот вопрос? Вопрос, по которому у святых отцов мы находим различные высказывания, самые разные. Есть святые отцы, которые прямо говорят, что спасаются только православные, и только в лоне Православной Церкви возможно спасение, вне Православной Церкви нет спасения. Правильно это? Правильно. Я только объясню, как правильно, что это значит. Вот сейчас я летел на самолете, ну самолет так благополучно долетел, правда, и парашютов нам никому не давали, но вот во время Второй Мировой войны, говорят, было несколько случаев, по крайней мере, называют два или три достоверных случая, когда сбивали самолет, и летчик падал без парашюта и оставался не только жив, даже невредим. Каким образом? Вот эти случаи, говорят, надо же, произошли зимой, под откос и толща снега большая, понимаете, и он проходил в эту толщу… Какой вывод отсюда сделаем? Простой – зачем парашют. Правда же, совсем ни к чему? А находятся, знаете, знахари, которые говорят: спасение только с парашютом. Правда же? Да, верно, спасение только с парашютом, без парашюта не пытайтесь прыгать. Правы те отцы, которые говорили, что спасение только в Православной Церкви. Верно. В каком смысле? Действительно, Православие дает истинный путь, то есть оно обращает внимание на самое главное, чем человек спасается. Чем спасается? Спасается изменением, изменением своей души, богоуподоблением, покаянием, стремлением к святыне, к Богу. Вот чем он спасается по тому пути, который указан в Евангелии, по тому пути, который проложили стопы, страдальческие стопы, святых подвижников, они показали, действительно, оптимальный путь, вот настоящий путь спасения. Прочие указывают путь? Указывают. Попробуйте из Москвы до Талина через Нью–Йорк или через Канберру какую‑нибудь пролететь, или даже не пролететь, а проплыть на одиночной лодке через Тихий океан. Можно доплыть? Можно, конечно, но, скорей всего очень, очень трудно. Так что, когда святые отцы говорят, что спасение только в лоне Православной Церкви, верно, но этим самым, этим самым они не утверждают, что спасутся только православные, и из православных только небольшая группа, а все, весь мир погибнет. Вы знаете, что сейчас на земном шаре 6 миллиардов люде, православных – 175 миллионов, все прочие или не православные, или не христиане. Это из 6 миллиардов! Представляете картину? Что‑то здесь явно…, что мы имеем дело здесь с более серьезным…

Я попытаюсь вам сейчас объяснить, т. е. высказать свою точку зрения на этот очень такой, я бы сказал, деликатный вопрос, который волнует чрезвычайно многих, а многих отталкивает, прямо отталкивает от христианства. Знаете, что сказал Христос? "Всякий грех и хула, и хула на Сына Человеческого (т. е. на Христа, непринятие Христа) простятся человекам, а хула на Духа Святого не простится ни в этой жизни, ни в будущей". Интересные слова. Еще раз говорю, это сам Христос сказал, а не кто‑нибудь. Если мы обратимся к пониманию этих слов так, как оно дается у святых отцов, то, в общем, это понимание однозначно: под "хулой на Духа Святого", т. е. единственный не прощающийся грех, разумеется ожесточение, ожесточение, сознательное уклонение от истины, сознательная борьба с истиной. Сознательная, не потому, что я вот, знаете ли, пьяница, и уже не могу не пить. Ясно же, пьянство – это ужасно, но человек не может не пить: в таких жил условиях, в таких компаниях, в конце концов, приобрел страсть и ничего не может сделать. Нет, нет, он и рад был бы освободиться, да не может освободиться. Нет, не об этом, оказывается, речь идет. Речь идет о сознательном, свободном противлении тому, что взору человеческому приносится как истина, как святыня, как правда. Помните, когда Христос четверодневного Лазаря воскресил, что синедрион постановил? "Убить и Лазаря". Уже стало ясно, кто такой Христос, очевидно, уже все, сомнений нет! Нет? Хорошо, убить и свидетеля. Вот, это просто пример такого ожесточения. Так вы знаете, но к такому состоянию не просто человек приходит. Вы можете подумать: ну, это только фарисеи, книжники, первосвященники такие. А каким образом они стали такими? Вот ведь вопрос‑то! Это же очень важно, ведь просто так грех не совершается же, тем более такой страшный грех. Вообще ни один тяжелый грех просто так не совершается, к нему человек идет, идет, совершая его бесчисленное множество раз, если хотите, в мыслях, желаниях, в сочувствии этому. Так? А как приходит он к этому, к этому страшнейшему греху? Здесь, я вам скажу, святоотеческая мысль достаточно однозначно говорит, как человек приходит к этой хуле на Духа Святого. Суть этой хулы заключается в гордыне человеческой, гордыне. Откуда проистекает эта гордыня? Из чувства своей праведности, вы слышите, из чувства своей праведности. Вспомните притчу о мытаре и фарисее, как фарисей хвалился, что он делает. И обратите внимание, в Евангелии кроме Никодима и Иосифа, и то, которые приходили ночью, вы слышите, ночью, иначе боялись, к кому Христос проявил свое благоволение, кого Он оправдал, кого поставил в пример? Это просто поразительная картина! Поставил именно тех, кто были очевидными грешниками, но… И это "но" очень важно. Эти грешники видели, что они на самом деле грешники. И они поставлены в пример. Самое же страшное оказывается, что в человеке? Когда он видит себя праведником. Когда он даже свои грехи, очевидные оправдывает. Оправдывает! Это самое обыкновенное явление. "Я не виноват! Все вокруг виноваты, я только один не виноват. Я один праведный. Виноват он, виновата она, виноваты они – все на свете, но не я, а если у меня есть какие‑нибудь грехи, то у кого их нет, ничего особенного… А я – хороший".

Вот где корень, из которого вырастает самый страшный грех хулы на Духа Святого – "я хороший человек" и поэтому я ожидаю от Бога… Чего? Наград, конечно, венцов, митр. Венцов ожидаю я! Вот откуда рождается это мнение о себе, эта гордыня, это чувство праведности, которое уже, действительно становится инструментом противления Богу, ибо такому человеку никакого Бога–Спасителя не нужно. "Мне не нужен Спаситель. Я хороший. Мне нужен наградитель". Поэтому спасителю такой человек противится. И мы видим – верно. Кто распял Христа? Лжеправедники. Вот откуда рождается вот эта хула на Духа Святого.

Вот это самое величайшее бедствие для человека! Недаром Макарий Великий говорил, что вот это мнение о себе, вот эта гордыня является "медной стеной, стоящей между человеком и Богом". Первым в рай вошел разбойник, который осознал… Он понимал, что он совсем не тот, кем должен быть!.. Это совершенно очевидно… Так просто подобные вещи не случаются. И эти "праведники" проходили мимо кивали головами своими и говорили: "Э–э, сойди с креста и мы в тебя поверим". Вот она хула!..

Так вот, к этой хуле на Духа Святого приходит тот человек, который или попирает откровенно совесть – то есть он уже попирает закон и правду – или же, как кажется, он живет по Божьему закону, живет праведно и как на дрожжах растит это свое "я". Вот такие люди, по слову Христову, не имеют прощения. Почему? А потому что никогда и не попросят прощения!.. Нет у них покаяния, ибо из этого состояния не может быть покаяния, не может быть этого изменения. Вот почему. Прочие же все грехи могут быть прощены! Почему? Потому что там возможно покаяние, и через покаяние эти грехи прощаются. Почему Господь и говорит: всякий грех и хула, даже хула на Сына Человеческого – то есть внешнее формальное отрицание Христа – даже и этот грех может быть прощен, если нет хулы на Духа Святого. Что это означает – нет хулы?

Вот об этом мы находим очень много – и в апостольских посланиях, и у Святых Отцов – высказываний, которые проводят одну и ту же мысль. Возьмем хотя бы "Деяния Апостолов": "Всякий делающий правду приятен Ему". То есть, который стремится к истине, стремится к святыне, стремится к правде и который видит, что сам‑то он не истинен, не свят и не праведен. Вы слышите? Это очень важно!.. Потому что есть такие "праведники", которые всю жизнь борются за истину так же, как в свое время говорили: "Бороться за мир так, что не оставить камня на камне!" Так и здесь тоже – можно бороться за истину так, что всех готов уничтожить!.. Нет, нет… Кто действительно по совести стремится жить, кто искренно ищет эту истину и кто по объективным условиям не смог найти!.. Примеры? Ну, пожалуйста…

Русь крестилась только тысячу лет тому назад. Как же? А первую тысячу лет – все погибали?! Господь дает эту удивительную, я бы сказал, мысль, которая показывает, что Он не отвергает никого из тех, кто стремится к Нему. "Сошествие во ад" – великая суббота, которую мы отмечаем. Почему – сошествие во ад? Говорят что Он выводит всех, кого мы именуем ветхозаветными праведниками. Кто же эти "ветхозаветные праведники"? Иногда у нас вот такая формула звучит, которая скорее вводит в заблуждение даже, чем открывает истину!.. Праведники те кто верили, что придет мессия–спаситель. Простите, но эта вера очень напоминает просто чисто протестантскую веру!.. Не об этом речь идет… Праведниками именуются те люди, которые в своей жизни действительно стремились осуществить правду; видели как они не достигают этой правды; видели погибельность своего состояния, своей души – видели!.. Надо не завидовать – я завидую; надо не лгать – я лгу и так далее. Так видели, видели и чувствовали отсюда, что им нужен Спаситель. Вы слышите? Это православная вера!.. О чем она говорит? Спасается тот, кто видит, что ему нужен Бог–Спаситель. А когда я просто верю, что придет Спаситель, или две тысячи лет назад пришел Спаситель, я могу ничем не отличаться от бесов, которые верят и остаются бесами. Верят и трепещут!..

Так вот кто оказывается праведник с христианской точки зрения: тот, кто стремится к правде, кто осуществляет ее в своей жизни и кто через этот подвиг понуждения себя видит, насколько он недостоин той святыни, той правды, к которой он стремится… Видит, что только Бог может ему помочь стать тем, ком он хочет быть – без Бога я весь в страстях и весь в погибели и они меня погубят!!!

Так вот… Почему апостол Павел и пишет в "Послании к Тимофею": "Христос – Спаситель всех человеков, а наипаче – своих по вере". Вы слышите? Великие слова, удивительные слова!.. – "…а особенно – своих по вере". То есть, без сомнения, – христиан, своих, которые истинно веруют, но так – "…Спаситель всех человеков"!..

Вот такая точка зрения может вызвать серьезные возражения. Так что же тогда получается – не все ли равно, как верить? Так тогда можно быть кем угодно!!! Первое: спасение совершается Христом и только благодаря Его жертве!.. Никто до Христа, никакие праведники, которые видели нужду в спасителе – никто не спасался. Жертвой Христовой, Христом спасаются – это первое. Без Христа нет спасения – иначе бы Он не приходил на землю. Это важнейшее условие.

Второе… А вот теперь мы обратимся к тому, с чего начали разговор. Апостол Павел в одном месте пишет – правда по другому поводу, но я думаю, можно применить его слова и к данной ситуации, – что можно оказывается спастись, но как из огня, когда все сгорит! Спасется человек, как из огня, а сам остался ни с чем!

О чем мы говорили? Христианство дает возможность человеку уже здесь подготовиться к той жизни, и своей борьбой с грехом, понуждение к добродетели и покаянием освободить себе путь к Богу. То есть подготовить себя таким образом, что там безболезненно достичь этого спасения. Человек же, который не знал христианства, поэтому не мог вести правильной человеческой жизни. Слышите? Христианская жизнь – это и есть правильная человеческая жизнь! Кто не знал этого – ой! – как многим он заражен!.. И вот здесь‑то и начинается все то, о чем мы начали сегодня говорить. Не зная этого, он попадает в тот мир и тут употребляется то слово, которое сегодня не произносили, но которое, по–видимому, подходит – начинается истязание, что называется, человека. Не кто‑то, конечно – Бог никого не истязает… А истязание, потому что страсти, с которыми он не боролся; эти пороки и т. д., к которым он не знал как и подходить – и вообще он не знал о праведной жизни – вот здесь‑то встреча с этим миром оказывается для человека в высшей степени тяжелой и страшной. Нехристианам, – то есть не знающим, как вести правильную человеческую жизнь, – тяжел тот мир.

Да, возможно, если он не похулил Духа Святого, что к страшному суду этот процесс изменения, который в человеке идет, может привести его к спасению… Может быть, но какой это тяжелый путь!? Представьте себе: приглашают на прекрасный прием – один человек знает дорогу и проходит безболезненно, а другой – не знает и попадает к таким, то разбойникам, то в болото куда‑то – в общем, в конце концов, весь избитый израненный придет. То есть через труды, страдания он пройдет – разница большая!? Очень большая разница…

А Бог есть любовь, поэтому Он предупреждает, поэтому Он посылает апостолов: "Шедши научите все народы, крестящее их". Все народы, потому что Он есть любовь и предупреждает каждого человека – для того, чтобы он не страдал, как можно меньше страдал, – говоря о том, что ему будет. Так что, мне кажется, что спасется конечно больше людей. Я думаю, что спасутся многие люди, которые искренне стремились жить по совести, искренне стремились к правде; которые осознали и увидели свою немощь, свою нищету в борьбе с тем злом, которое в нас присутствует. Но жалко нехристиан: очень много им придется перестрадать, чтобы измениться настолько, чтобы принять Бога; не пасть перед лицом того зла, тех страстей, которые обуревают нашу душу.

Вот так. Ну вот мы коснулись с вами второй стороны. Ну а насчет вечных мук, я вам скажу, вопрос это очень сложный. В своей книжке, которая у меня вышла, я решил включить эту тему и там показал, как смотрит на этот вопрос целый ряд наших русских мыслителей и богословов. Их точки зрения действительно очень интересные… Все пытаются решить эту проблему, просто потрясающую антиномию: с одной стороны – Бог любовь, вплоть до креста, а с другой стороны – вечные муки.

Ну, первое, что я хочу сказать: по–видимому, все‑таки соотношение спасенных и погибающих может наоборот будет, а не то, которое мы сначала обозначили, если христиане верят словам Христа, что всякий грех и хула простятся, и хула на Сына Человеческого простится, а хула только на Духа Святого не проститься. Ну тут нам измерять трудно – не человеческими мерками тут мерить.

Ну, а в отношении возможного решения… Вы знаете, был такой случай – достоверный случай, по крайней мере передают как достоверный. Один сельский учитель однажды спас от смерти зимой какого‑то петербургского аристократа. Ну, сами понимаете, насколько был благодарен ему этот аристократ. Он пригласил его в Петербург и устроил в честь него настоящий великосветский шикарнейший прием, созвав своих родных, друзей, знакомых и т. д. Ну, кто был на больших приемах знает: сел учитель смотрит, справа от него пять–шесть там ножей, тут вилочек; тут тарелочки, тут прочие вещи – он в жизни никогда их не видел и не знает, что с ними делать. То возьмет не в ту руку – искушение, то кушанье – не знает, как за него приняться… Он бедный сидит, обливается потом – холодным потом. Это страдание кончилось тем, что перед его тарелочкой стояло такое овальное блюдечко что ли, в которое налита вода, а он потом весь обливался – берет это блюдечко и выпивает. Все конечно на него посмотрели и отвернулись. Потом он видит, для чего это ставится – для того, чтобы руки мыть, пальчики там обмывать от чего‑то жирного – он тут вообще чуть в обморок не упал. Кончилось тем, что он с этого приема поблагодарил и уехал, но потом всю оставшуюся жизнь часто по ночам вскакивал в холодном поту. Вы наверное понимаете, к чему я это говорю…

Царство Божие, о котором мы говорим, это не очень простая вещь. Что такое Царство Божие? Это принятие Бога, который есть бесконечная полнота любви, бесконечная любовь, и все Царство, что там есть – это Царство любви, кротости и смирения. А теперь представьте себе, для человека, который в земной жизни приобрел и культивировал (вот вспомните, хула на Духа Святого) свойства прямо противоположные: ненависти, злобы и прочее, чем для него было бы, если бы он вдруг оказался в Царстве Божьем!? Тем самым, чем был для этого учителя аристократический прием – это для него ад в адской степени! Это злобное существо не может быть в этой атмосфере любви, в атмосфере Царства Бога.

Так в том и заключается опять величайшая любовь Божья, что для тех, кто не способен быть с Ним, Он дает возможность – если хотите, последнюю и окончательную возможность – быть человеку вне Себя. Во тьме кромешней – кро–ме – мне. Дает возможность быть вне Себя, ибо напоминаю вам: Страшный Суд состоит не в том, что Христос сядет и одного – на вилы, другого – на источники райские! Ничего подобного!.. Вся страшность суда заключается не в этом, – Он не аллах какой‑нибудь, не восточный деспот и повелитель, – а в том, что здесь происходит окончательное самоопределение личности: способен он быть Богом или нет. Лицемер – не способен быть с Богом; мнящий о себе – не способен быть с Богом; лгун и прочий – не способен быть с Богом!.. Вы слышите? Вот все, что называется… Если это все не раскаяно; если человек оставляет это, как свои свойства; если он не отбрасывает; если весь этот процесс, о котором мы говорили не привел его к отречению от этих вещей; он не способен быть с Богом! Не Бог посылает его во тьму кромешную, – быть вне Себя, – а он сам избирает это.

Вот в чем страшность суда – добровольного отказа от Бога. Вот что такое геенна. Это не насилие, это не с завязанными глазами греческая богиня, которая как компьютер судит одного направо, другого налево… Нет, нет! Бог есть любовь и всех призывает. Не случайно Исаак Сирин говорит: "Неправо думают те, которые считают, что любовь Божия оставляет (то есть – бросает) грешников в аду". Нет, любовь Божья всегда присутствует. Более того, он говорит, именно эта любовь даже и будет своего рода пламенем для тех, кто отверг эту любовь.

Да, такие существа возможны, потому что есть человеческая свобода, которую Бог не отнимает ни у кого, и эта свобода остается у каждого человека. Таким образом он уходит – это лучшее для него. Как для учителя лучше было возвратиться в свое село, нежели жить среди этих аристократов. Вот примерно ситуация какого рода. Вот так, мне кажется, можно понять, как Бог, будучи любовью, тем не менее, дает возможность кому‑то погибнуть, отойти вне Себя. Свобода – это величайшее свойство человеческой личности! Свободный человек, – вы слышите? – свободно избирает бытие вне Бога: это есть геенна! Да, это есть тьма кромешная, ибо Бог есть свет и в Нем нет никакой тьмы, а вне Бога – это тьма! Человек сам избирает для себя это бытие.

Правда, сами понимаете, мы же совершенно не знаем, что это такое, но теоретические рассуждения по крайней мере дают нам возможность понять, как это возможно, что при Боге–Любви вдруг – и геенна огненная. Одно только прошу понять, что никакого насилия – никакого насилия! – со стороны Бога ни к кому не будет. Сам человек, своими свойствами обнаружит, может ли он быть с Богом или не может. Здесь и произойдет окончательное, страшное самоопределение личности, но как мне верится, большинство людей все‑таки смогут победить в себе вот эти свойства, и большинство людей все‑таки, наверное, спасутся. Так мне хочется верить особенно теперь, когда мы вспоминаем Святое Христово Воскресение. Аминь!

Десять заповедей закона Божия

1–я заповедь. Я Господь Бог твой; пусть не будет у тебя других богов, кроме меня.

2–я заповедь. Не делай себе идола и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, что в водах под землёю; не кланяйся и не служи им.

3–я заповедь. Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно.

4–я заповедь. Помни день субботний, чтобы проводить его свято.

5–я заповедь. Почитай отца твоего и матерь твою, чтобы тебе хорошо было и чтобы ты долго жил на земле.

6–я заповедь. Не убей.

7–я заповедь. Не прелюбодействуй.

8–я заповедь. Не воруй.

9–я заповедь. Не произноси на другого ложного свидетельства.

10–я заповедь. Не желай жены ближнего твоего, не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, никакого скота его, — ничего, что принадлежит ближнему твоему.