Лекции профессора Московской Духовной Академии А. И. Осипова

Атеизм и религия

В нашем современном мире так много вер и так много неверий, что когда мы называем одну из вер или неверий, то сразу приходится же сориентироваться, а что мы хотим сказать: сопоставить ли с другими или может быть раскрыть существо без относительно к прочим верованиям. Учитывая наше время и наш век, а наш век вы прекрасно знаете какой: пока не докажешь – не поверят, хотя и не знают, что такое «доказать». Так вот, в наше время, говоря о Православной вере, мы должны разрешить несколько вопросов. Ведь чем окружено Православие?

Первое перед чем оно стоит, перед чем стояло в нашей стране очень долгое время, и что оставило свой отпечаток на сознании очень многих, у вас ещё может быть не так, а вот тех, кто по возрасту соответствуют мне, так их уже не переделать даже, они убеждены, что атеизм – это есть единственное научное мировоззрение. Итак, первое перед чем стоит человек, который ищет истину и хотел бы знать, где же она – истина, в чем оно – благо человека, и что такое истина (все прекрасно понимают, что если мы будем игнорировать и не знать законы тяготения, то мы очень скоро поломаем свои ручки и ножки. Лучше знать, какова истина, и тогда всё будет хорошо. Так что, когда ставится философский вопрос об истине – это фактически вопрос ставится о благе человека, о том, что ему будет лучше. Не думайте, что вопрос философский «что есть истина?» носит какой‑то отвлеченный характер. Нет!), – оказывается выбор между вообще религией, признанием Бога, и атеизмом, как верой в то, что нет Бога, мир сам по себе существует и человек оказывается ни кем иным, как заброшенным в этот мир и никому не нужным (ну может быть кому‑то, но и то до времени: сегодня любит, а завтра ненавидит).

Религия или атеизм – вот первый вопрос, который стоит перед человеком. Если бы его и удалось разрешить таким образом, что религия, религиозное понимание как раз верное, а атеистическое – не верное, – тогда не думайте, что мы нашли истину и можем почивать на лаврах. Ничего подобного! Встает не менее сложный вопрос, я бы сказал более сложный даже: религий‑то много, а какая из них верная? Каждая из них говорит: «Я истинная и больше никто!» Тут‑то и попробуй разберись…

Но если бы мы даже и здесь сумели разрешить эту задачу и сумели бы доказать, что христианство – истинная религия, то и здесь мы с вами оказались бы опять‑таки перед не менее сложной проблемой. Увы, это только в первом веке было христианство одно, а сейчас столько христианских исповеданий: десятки, если не сотни. Полно! Какое из них истинное? Вот ещё одна из сложностей, которая стоит перед современным человеком, ищущим истины, ищущем знания: в чем же состоит его благо, где же оно – вожделенное счастье, каков же смысл его жизни?

Целых три сложных барьера. Более того, усложняющихся даже барьера.

Помните, был такой «Фантомас»? У него была необыкновенная машина: вот он едет–едет и вдруг, встречается ему стена, у машины с боков вылезают крылья и она: «Фью!» – и перелетает через препятствие. Мне, помню, очень это понравилось, когда я увидел. И с тех пор я тоже так: когда встречаются барьеры, то таким же образом (правда не на машине только, потому что на машине, говорят, опасно) стараюсь перелетать их. Вот я и сегодня попытаюсь это сделать.

Для того, чтобы лучше рассмотреть эту проблему я бы изобразил вот такую картинку. (Мы все любим картинки. Я лично не выношу книжек без картинок. Когда покупаю, первым долгом смотрю: есть картинки – есть книжка, нет – выбрасываю. Ну естественно, что там смотреть?) Знаете какая сейчас пора? Грибная! А вы и не знали. Все ходят в лес, но не все благополучно оттуда возвращаются, то есть не совсем благополучно. Бывают случаи, что вот он шел, знаете ли, на Кавказ, а попал в Вологду или в Питер. Такие вещи сплошь и рядом бывают. Да… Заблудился вот человек и всё. Но и хорошо бы, если так немножко, а когда он заблудился посильнее (а тут уже и дождичек осенний, мелкий, сильный, а тут уже и солнышко скрылось), наступает вообще ситуация не простая. Вы себе представляете? Человек заблудился, ему нужно идти домой, а он не знает куда. Собственно, в этом состоянии и находится каждый человек, не имея ещё мировоззрения, он не знает, где же истина, где это благо, где это – дом?

Вот сейчас, я вам скажу, множество людей, множество людей находится в этой растерянности. В прямом смысле слова, как заблудившийся грибник. Куда идти? Не знает. Забрался на берёзу – ничего не видно, кругом лес.

А вот представьте себе теперь, такую ситуацию, что вдруг этот грибник, встречает человека, представляете, даже если никто ни разу не заблуждался в лесу. Да… Какая это радость, действительно! И вот тут, давайте представим себе диалог, разговор, который между ними происходит. Он встречается с человеком, даже с двумя, соответственно, обрадованный обращается: «Скажите, как пройти вот туда‑то». Тут почесав затылок, первый, говорит: «Голубчик, не фантазируй, никакого такого места вообще нет места, какое ты называешь. Я вообще даже никогда не слыхал. Я живу вот тут в лесу. Хочешь, построй себе шалаш. Можешь около меня построить. Но то о чем ты спрашиваешь, это твои фантазии, беспочвенные при чём. Нет отсюда выхода. И вообще мир – это сплошной лес, и больше ничего. Хочешь живи, не хочешь, ну как хочешь. Деревьев тут много, веревку найдём».

Ну, я понимаю состояние этого бедного грибника. Действительно, он в полном отчаянии. Но вдруг здесь откуда‑то выходит другой человек и говорит: «Не верь ты ему, выход то есть. И я знаю это место. Я тебе, если хочешь, расскажу дорогу».

Вот этот заблудившийся не знает ни первого, ни второго. Два ли мошенника это что ли, собрались, два шутника ли, которые подшучивают над ним. Он их в первый раз в жизни встречает, смотрит на них и не видит их. Вопрос: кому он поверит?

Вы знаете, у нас такая человеческая психология, что мы конечно же всегда в таких отчаянных ситуациях, конечно же поверим тому, который указывает хоть какую перспективу, какой‑то выход из сложной ситуации. Мы не знаем ещё, на сколько он достоверный, этот выход, правильный или нет, но мы конечно же попытаемся проверить, по крайней мере тот вариант, который нам представляется.

Первый нам вообще ничего не предлагает. Второй говорит, более того, когда его начинает спрашивать заблудившийся, как пройти ему туда‑то, он указывает: вот там большое дерево, вот там – овраг, вот тут – полянка, здесь – речушка или ручеёк, – указывает ему даже маршрут. Ясно, что даже не зная ни первого, ни второго, конечно заблудившийся поверит второму, сомнений нет.

Вот теперь сами с этой точки зрения, психологически вполне понятной, подойдите к этим двум мировоззрениям: религиозному и атеистическому. Что фактически они утверждают?

Религиозное мировоззрение утверждает существование Бога в мире и этим самым сразу же говорит человеку о том, что есть смысл человеческой жизни, не тьма, не заброшенность, а смысл есть. Этот смысл в чём или в ком? Пока скажем просто: в Боге. Если есть Бог, есть вечная жизнь и смысл жизни может быть только в этом. Ведь никто никогда не видел смысла жизни в смерти. Если есть вечная жизнь, значит есть и смысл. Поэтому религия, а лучше сказать даже христианство, если касаться нашей веры, что утверждает: верь человек, есть для тебя вечная жизнь. Что утверждает атеизм? Что он говорит? Нет ни Бога, нет вечности, ты действительно заброшен сюда, ты случайно появился и так же, как облачко, растворишься в этом мире. Точнее атеизм говорит то, что прямо мошенники не говорили: верь человек, тебя ожидает вечная смерть. Вот что говорит атеизм.

Мне кажется, каждый живой человек содрогнется только от одного этого утверждения. Если нет Бога, нет вечности, если мы здесь появились случайно, и исчезнем не известно как, жизнь в бессмыслицу превращается. Когда утверждают: моя жизнь в других людях – это все равно, что сказать, что моя жизнь в мыльных пузырях. «Я – мыльный пузырь. Конечно, это я знаю. И смысл моей жизни в других мыльных пузырях». Красота! Это так разумно, что просто диву даешься. Невольно вспоминаешь апостола Павла, который говорил, что «мудрость мира сего есть безумие пред богом». Что значит «пред Богом»? Перед истиной, перед трезвым даже взглядом. Действительно же так оно и есть. Мой смысл жизни в других людях, мой смысл в моих детях? Я встречался с одной профессоршей, доктором философских наук. Она атеистка и она заявила, что смысл её жизни в её дочери. Я её спросил: «А как бы Вы оценили того человека, который бы заявил о ком‑то, что очень его любит, и наверняка зная точно, что этот человек погибнет, посылает его туда? Поверили бы тогда, что он любит?» Она: «Не понимаю!» «Не понимаете? Так всё очень просто, вы же знали, что если у Вас родится ребёнок, он приговорен к смерти. К смерти приговорен каждый из рожденных. Какой ещё смерти вы даже и не знаете, а вы говорите, что любите?» Была маленькая истерика, говорят… Они расстались и больше не встречались, хотя намеревались ещё встретиться. Проблема смысла жизни была разрешена.

Мы подошли с вами к какому вопросу? Мы сказали о том, что человек заблудившийся должен избрать из двух что‑то одно. Ведь мы с вам стоим фактически перед вероятностью. Где же вероятность того, что прав атеизм или права религия? Я вам указал на один момент – психологический. С психологической точки зрения совершенно ясно, выход может быть только один – религиозный: здесь есть смысл, здесь открывается какое‑то возможное решение, хотя может быть оно и неверно. Может никакого, действительно, Бога нет? Но здесь есть какое‑то решение. Здесь есть, что исследовать. Есть, что понять. Смысл жизни открывается. В атеизме – нет.

Но если говорить о вероятности, то можно сказать гораздо больше. Один американский исследователь (биолог) привел такой пример, говоря о происхождении человека и жизни в частности, что вероятность того, что клетка, одна клетка, живая, вдруг возникнет сама собой из вот этого неживого бульона, равна тому, как если бы обезьяна четыреста раз без единой ошибки перепечатала бы Библию. Очень хорошее сравнение, очень меткое, сильное. Но вы не подумайте, что это демагогия. Это подсчёты, просто чисто математические подсчеты. И даже может быть ещё эта вероятность не совсем выражена точно. Может быть она гораздо сложнее. Говорят, что вероятность возникновения живой клетки – это 10^-256, т. е. это абсолютно невероятно. Оказывается, что если мы коснёмся такой простой вещи как возникновение жизни, я не говорю – человека, просто жизни, самых элементарных организмов, то здесь вероятность невероятная. Не даром современные физики с большой силой и энергией говорят о, так называемом, антропном принципе, существующем в нашей вселенной. Антропный, от слова антропос – человек. В данном случае речь идёт о чём? О потрясающей разумности или целесообразности устройства нашего мира. Это что‑то невероятное!

В Дубне у нас проходят конференции, и один физик делал доклад. Я, уже не оперируя этой терминологией, скажу только одно, что он довёл до самого придела, до основы материи и показал, что мельчайшее изменение, ничтожнейшее изменение в самых элементарных частицах, если бы оно произошло – всё, вселенная бы наша не существовала, а о жизни говорить вообще нечего. Всё устроено идеально точно! Возникает простой вопрос: да как же это может быть? Не слишком ли много случайностей в этом мире?

Как‑то один сынишка приходит из школы и заявляет:

– Бога нет!

– Кто тебе сказал?

– Учительница, – всё, придел авторитета.

Папа промолчал, только на другое утро встал по раньше и около дома на дорожке нарисовал разные правильные геометрические фигуры. Утром встаёт мальчишка этот, выбегает.

– Ой, папа, смотри! Кто‑то нарисовал.

– Что ты, ну что ты! Это само собой произошло.

– Как? Не может быть!

– Ну что ты, «не может быть»! Это само собой произошло. Уж если такой прекрасный цветок сам собою произошёл, уж если человек сам собою произошёл, то эти‑то простые линии могли же сами собой…

– Нет, папа!

– Ах, «нет, папа»?

Так этот сынок получил первый очень хороший урок. После этого он задумался: правда ли, что всё само собой произошло, или нет?

Ну хорошо. Я в данном случае хотел вам показать, что с точки зрения вероятности психологической, с точки зрения некоторых научных, то есть, очень многих научных данных: и физики, и биологии, и астрономии, – происходят поразительные вещи. Всё говорит о чем? Что наибольшая вероятность в том, что в нашем мире действует великий Разум. Ведь не даром один из христианских святых писал: «Мы не спорим о словах. Не спорим. Не важно, как называют: Сила, Премудрость, Бог, Дух, Разум, – не важно. Мы не спорим о словах, мы понимаем, о чем и о ком мы говорим». Так вот, вероятность того, что Он, которого мы называем Богом, существует, неизмеримо превосходит всё то, что может предложить атеизм как таковой. Это вот первое о чем мне хотелось бы сказать.

Теперь второе. Это на счёт такого коварного вопроса, на счёт доказательства. Знайте, что как только на улице узнают, где вы учитесь, так сразу подступят: «А докажите, что есть Бог». Вот нас, я помню, так истязали: сразу им докажи, что есть Бог. Они не спрашивают, в каком вы классе, курсе, в семинарии ли, в академии ли, – изволь доказать, что есть Бог, и всё. Что хочешь, то и делай. Вот об этом я и хочу вам сейчас сказать. Вы не бойтесь этого вопроса. Вы сами задайте вопрос. А вопрос такой: а что значит «доказать»? Что это значит? Вот скажите, что вы просите? Очень вероятно, что ваш собеседник или собеседница ну немножечко так растеряются. Слово то простое, а что за ним стоит, не всегда ясно. Тогда вы объясните. Мы ведём здесь речь не о математических вещах (там всё просто с доказательствами, потому, что математика с реальными вещами не имеет дело: треугольники у неё не нормальные… Ну в каком треугольнике вы найдёте, чтобы сумма углов у него равнялась двум прямым углам? Сколько не измеряйте – всегда или больше, или меньше, на чуть–чуть. Тоже самое о других вещах: о кругах, о площадях, о трапециях, – и всё такое…), а говорим о доказательствах в области нашей жизни. По этому мы имеем в виду чуть–чуть другое представление о доказательствах. Ведь нас интересует, в данном случае, вопрос о существовании кого‑то, и значит вопрос стоит так: как доказать, что существует этот кто‑то?

Люблю приводить пример с жирафой, уж очень нравится это длинношеее животное. Почему? Не знаю… Оказывается, что с точки зрения науки это животное существовать не может. Это совершенно ясно каждому здравомыслящему человеку. Существовать не может по целым двум причинам. Причины обе очень серьёзные. Первая причина: поскольку шея (всё упирается в эту шею) очень длинная и голова находится очень высоко, то у этой скотины гипертония будет на столько сильная, что все её сосуды полопаются, и она не сможет существовать. Это же очевидно просто! Представляете какое давление? Это вот первая причина. Даже если бы, что‑то такое когда‑то и родилось вдруг, то оно тут же бы погибло и всё. Такой вот «научный» аргумент. Второй не менее сильный, тоже «научный», аргумент: у жирафы головка, видели, какая маленькая? Зубов‑то фактически никаких нет. А ноги: передние – длинные–предлинные, а задние – коротенькие совсем. А ведь там, где она живёт – это в Африке – вы знаете, какая там борьба за существование в животном мире? Тут же бы эту шею ей перегрызли, ну, там львы, конечно, в первую очередь. Она б не выдержала борьбы за существование. Поэтому, когда рассказывают сказки и говорят о том, что где‑то там жирафы водятся, в Африке, – ясно – нельзя верить. Это просто чепуха, абсурд! Нет жирафы и быть не может!

Помню, слушаю я это всё и ехидно улыбаюсь. Почему? А потому, что со мною сидел как раз такой сосед, который был в Африке, и их возили в Кенийский парк, и он на автобусе проезжал как раз под длинной шеей жирафа. Он выслушал всё это и потом говорит: «А можно вопрос задать?» «Пожалуйста». «А я вот был, и сам видел…» Бедный наш профессор чуть не ведро валерьянки запросил. Да…

Что значит «доказать» существование кого‑либо? Я думаю, что у нас немножко картина проясняется.

Доказать – это значит следующее: поверить тем, кто видел, если это люди заслуживающие доверия. И если даже не один человек, а несколько, много людей, то, не правда ли, этот аргумент оказывается очень сильным. Но учитывая наш скептический век, мне кажется, что этого аргумента одного не достаточно. Ну и пусть, что видел один, ну и два, и десять… Мало ли миражи какие бывают? Вот и ему привиделось. Может представиться? Может. А особенно от жары, и прочих всяких вещей.

Второй аргумент очень важный. Если мы хотим убедиться в чем‑то, или нас кто‑то хочет убедить в чем‑то, то он должен нам представить реальный способ проверки этого утверждения. Проверки! Я могу наговорить всё, что угодно, фантазии сочинить всякие. Например, в созвездии Раков кто водится? Раки, конечно. Почему и называется созвездие Раков. Это же само собой разумеется. Не верите? Ну проверьте. А скептик заявит: «А вы сами проверьте, слетайте туда». Т. е. в данном случае можно утверждать всё, что угодно, только по той причине, что проверить это невозможно. Доказательство только тогда принимается, когда человек предлагает реальную возможность проверки, а не фантастическую: слетать в созвездие Раков. Кто‑то желает убедиться всё‑таки, что жирафы есть? Ну что же. Хотите убедиться? Могу предложить вам съездить в зоопарк. Например, Московский. Ну, а если уж страсть научного познания настолько велика, да ещё есть деньги и интересно посмотреть на Африку, то можно слетать и в Африку и самому убедиться.

Итак, доказать – это значит представить, во–первых, верных свидетелей, очевидцев; во–вторых, указать реальный, действительный путь самому человеку проверить это утверждение, если он захочет. Вот что такое «доказать»!

Когда мы говорим о существовании чего‑либо, то вот два аргумента, повторяю, мы не о математике ведём сейчас речь, вот два необходимейших аргумента, которые нужно иметь ввиду. И если есть верные свидетели, если предлагается реальный путь проверки данного утверждения о существовании кого‑то или чего‑то, то мы можем сказать: «Считаем, что уже с формальной точки зрения, в данном случае, доказательство на лицо». Или вы верите свидетелям, или, если не верите, пожалуйста, проверьте сами. Пожалуйста! Реальный путь вам предложен. Не нужно лететь в созвездие.

Вот с этой точки зрения теперь посмотрите на атеизм и религию. Что предлагает религия, в данном случае возьмём христианство? Первое, бесчисленное количество тех людей, которые не просто говорят: «Я думаю, что есть Бог или я верю, что есть что‑то». Нет, нет. Я вам скажу, за такие вещи никто на смерть не пойдёт, а тем более на такую смерть, о которой мы знаем из истории христианства. Миллионы мучеников, вы слышите, миллионы, отдали свою жизнь, при чем не просто отдали жизнь, а в страшных истязаниях и мучениях отдали эту жизнь за убеждение, что есть Бог. Это уже было не мысль, не предположение, не мечтание, а это свидетельство того, что они имели реальное убеждение существования Бога. Реальное! Т. е., перевести на язык наш обычный – они видели Бога. Видели не в смысле, как обычный предмет, речь идёт не об этом. Если бы они не видели Бога, если бы они не пережили, какое благо есть Бог, не возможно было бы вынести эти муки.

Может быть, знаете ли, скажут, мученики есть всюду. Согласен. Если за самые абсурдные вещи люди страдают, верно, сколько их? Сколько их? Раз, два и обчелся. В истории человечества не было ни одного явления по своим масштабам подобного мученичеству в христианстве. Не было. В одних римских катакомбах захоронение миллиона одних только мучеников. Это потрясающее, я вам скажу, явление в истории человечества. А взять Россию, когда власть захватили сатанисты и когда предавали самым изощренным, что называется, издевательством духовенство, монашество, крестьянство, вообще лучших людей, слышите, лучших людей. Могли же отречься, могли же отречься! Достаточно было священнику сказать: «Я отрекаюсь». Всё! Ура! Сейчас в газетах все тебя… Нет. За всю историю это было ничтожное количество отреченцев (кстати, все они кончили очень плохо). Живьём зарывали, на баржах топили. В диких лагерях сибирских и северных погибали и не отрекались. Что это такое? Я ещё говорю, есть всюду мученики, за любую, абсурдную, подчас, идею люди могли страдать, но их единицы. Здесь такое грандиозное явление, от которого действительно душа содрогнется.

Это первое. Я говорю о масштабах.

А если мы теперь возьмем самих людей, которые свидетельствуют, что они видели Бога? Посмотрите, что это за люди? Церковь называет их святыми. Что это значит? Если мы говорим о святых по жизни людях, т. е. о тех, которые боялись даже в мыслях, вы слышите, в мыслях, допустить какую‑то ложь, какое‑то лукавство, какое‑то лицемерие, тем более в словах. И когда они говорили, что они действительно видели Бога, опять повторяю, не этими глазами, когда они действительно пережили Бога, то сомневаться в их утверждении мы уже не имеем никаких оснований.

Ну, хорошо. Для скептика это не достаточно убедительно? Не веришь? Христианство предлагает тщательно разработанный, тщательно проверенный, по полочкам, если хотите, по шагам, путь для человека, желающего убедиться в существовании Бога. Ты, человек, хочешь узнать сам, тебя всё‑таки смущает, для тебя недостаточно ещё этих аргументов? Вот тебе путь, как нужно жить, измениться самому, для того чтобы убедиться, что есть Бог. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Христианство говорит о необходимости нравственного, духовного изменения человека, преображения человека, – толь в таком состоянии он и сможет раздвинуть завесу своих глаз и увидеть Бога.

К какой святыни, кстати, призывается человек, чтобы действительно увидеть Бога. Вот ведь о чем говорит христианство. Есть факты и есть путь проверки. С точки зрения формальных, научных требований, если хотите, теоретических требований, лучше сказать, христианство предлагает доказательства бытия Бога.

А посмотрите на другую сторону, что атеизм предлагает? Есть у него какие‑нибудь факты, подтверждающие небытие Бога? И вообще даже, могут ли быть такие факты? Их нет. Их просто быть не может. И никто никогда не предлагал таких фактов. (Вот поскольку есть такой факт – значит Бога нет, вот факт, свидетельствующий о небытии Бога.) Нет таких фактов. Но может быть самое страшное, самое убийственное – это другое, я просил бы вас особенно здесь запомнить тот вопрос, который пригодится каждому в его дискуссиях с подобного рода людьми. Вопрос этот следующий: «А что я должен сделать с собой ли, с окружающим миром, с чем угодно, скажите, что я должен сделать, что бы убедиться, что Бога нет?» …Вот точно таким же молчанием был ответ ученых мужей, которые бурлили и говорили, что Бога нет, когда им был задан этот вопрос. Атеизм не знает, что делать.

Так как же вы утверждаете, и на каком же основании тогда вы утверждаете, если вы даже не знаете, что делать, чтобы убедиться, что нет Бога? Как же вы‑то убедились, интересно? Не знают. Атеизм – это удивительно антинаучное убеждение, поразительное просто: не имея ни каких оснований для отрицаний Бога, он утверждает. Это, я вам скажу, такая вера – атеизм, которой может позавидовать любая религия. Потому что любая религия имеет какие‑то аргументы, здесь – никаких аргументов. Верь, человек, и всё! Действует исключительно только одно – сила внушения.

Обратите внимание на этот тезис: как наука доказала, что нет Бога? Это доходит до смешного: что, сопротивление материалов доказало, что нет Бога? Изумительно! А какая наука доказала? Это любопытно!

В этом году, ещё весной, состоялась очень интересная конференция на тему «Вера и знания». Конференция эта интересна тем, что на ней были представлены самые сливки науки, ну и религии. Выступили с речами наш Святейший Патриарх, Митрополит Кирилл Смоленский, ряд богословов выступили; с той стороны выступил президент Академии наук, министр по науке и целый ряд других очень известных учёных. Такое собрание, пожалуй, чуть ли не впервые в истории России на таком уровне. Частные собрания бывали, конференции, но на таком уровне конечно впервые в истории России, не советской даже, а вообще! Это факт, я скажу вам, имеющий огромное историческое значение. В частности, президент АН сказал, что нужно различать между собою науку и научное мировоззрение. Наука – бесстрастная вещь, она констатирует факты, строит гипотезы, предлагает теории. Она бесстрастна, она вне мировоззрений. По этому мы видим и верующих учёных и неверующих. То есть сама по себе, оказывается, наука ещё не является мировоззрением, а вот научное мировоззрение – это совершенно другое. Научное мировоззрение может иметь, опять‑таки, человек и верующий и неверующий, в зависимости от того, какую основу предлагает он для совокупности тех научных знаний, которыми располагает современный мир. Поэтому научное мировоззрение, оказывается, может быть у человека глубоко верующего в Бога и столь же сильно верующего в то, что Бога нет. Фактически, научное мировоззрение – это очень условное обозначение. Мировоззрение может быть религиозным, агностическим, атеистическим. Когда говорят о научном, то это не совсем точный термин. Но поскольку он употребляется, мы его в данном случае приводим.

Итак, я вам хотел сказать, что, когда мы стоим перед вопросом о доказательстве, то очень важно иметь ввиду, что доказывается то, что имеет факты и то, что может быть проверено. Религия с этой точки зрения удовлетворяет обоим требованиям.

Вот так мы с вами немножко поговорили о первом барьере. Это – самом простом. Ну хорошо, атеизм не годится. А какая религия? Один журналист написал: «В мире тысячи религий». Другой его поправил: «Да нет, их всего немного». Религий, по крайней мере, до не давнего времени было не много. И вообще, по существу, религий очень мало, просто очень много разновидностей одного и того же религиозного направления. Очень много! Возьмите христианство сейчас. Вы же знаете: православные христиане, и католические, и лютеранские, и баптистские, и методистские, и англиканские, епископальные… Очень много. Но речь идет уже не только о ветвях одной религии, здесь нужно иметь ввиду и нечто другое, что появляется в наше время. В настоящее время очень много, так называемых, синкретических религий. Синкретические – это те религии, которые создаются энтузиазмом какого‑нибудь человека или нескольких человек. Создаются они каким образом? Вот в желудок кладется разная пища, а получается одно… Так вот и здесь. Слышат бог знает что отовсюду, и в их голове, как в желудке, всё это перемалывается и выплёвывается наконец какой‑нибудь там Мун или саентолог. И выплёвывается нечто новое. Если вы посмотрите на это новое, то оказывается, чего вы только там не найдёте. По истине, «всякой твари по паре». Это настоящий Ноев ковчег. И потом начинается: что это – христианская ли эта секта? Индуистская? Или буддистская? Или иудейская? Голову ломают! Ещё бы не сломать, когда тут действительно всего полно.

Так вот, если говорить о таких религиях, которые имеют вполне конкретные корни, определённую историю происхождения, и уже устоявшуюся традицию, то их совсем немного. Это следующие мировые религии: христианство, мусульманство (которое хотя и возникло спустя шесть с половиной веков после христианства, но приобрело очень большой размах), иудаизм (хотя религия по числу своих верующих буквально ничтожная совершенно, но имеющая древнюю историю; только не смешивайте иудаизм с ветхозаветной религией, – это совершенно разные вещи; Ветхий завет весь жил Мессией, Христом, а иудаизм отверг Мессию – Христа, поэтому там произошли радикальные изменения, искажения ветхозаветной религии), буддизм (который существует две с половиной тысячи лет) и, я бы назвал ещё одно направление, уже имеющее множество разновидностей – это, так называемые, естественные религии. Термины тут разные: натуралистические религии, естественные религии, или то, что вы прочтёте в наших богословских книжках, старых особенно, языческие религии. Наилучший, пожалуй, термин – это естественные религии. Вот видите, всего группа религий. Хотя буддизм входит в категорию естественных религий, но по масштабам распространения и значимости может быть поставлен отдельно. Вот и всё.

Какая же религия истинная?

Я вам сейчас назову одну вещь, которую стоит запомнить и на которую стоит обратить внимание. Вы знаете, что только христианство имеет аргументы, подтверждающие его истинность? Когда вам придется вести разговоры с представителями других религий, спросите: «А какие у вас есть аргументы, подтверждающие истинность вашей веры?» Вы даже себе не представляете, на сколько это серьезный и насколько это убийственный вопрос для всех религий, за исключением христианства. Христианство имеет целый ряд объективных, вы слышите, я подчеркиваю, объективных аргументов, свидетельствующих о нем как о религии истинной. Когда я говорю «объективных», то я говорю о следующем: речь идет не просто уже о внутренних переживаниях, на которые вам сошлется представитель любой религии. Речь идет совсем не об этом. Зачем об этом говорить? Это все имеют. Пожалуйста… Христианство имеет объективные доказательства, я говорю «аргументы», своей истинности. Один из этих аргументов я затронул, но говорил о другой его стороне, поэтому вы могли не обратить внимания. Речь идет о мученичестве. Просто само по себе мученичество, ну, как понять, почему это аргумент? А вот давайте с вами посмотрим, при каком условии могло произойти это явление, я говорю о гигантском по своим масштабам явлении мученичества в истории христианства. О чем оно говорит? Оно говорит о том, что переживание Бога как величайшего блага, блага перед которым все земное, в том числе страдания и пытки, оказываются ничтожными. Такое переживание свидетельствует ни о чем ином, как об истинном Боге, открывающемся человеку, о Боге, который действительно действует в этом человеке, и который дает ему подобное мужество. Вообще, тот, кто читал жития святых, представляет себе, каким мукам подвергали христиан. В житиях святых конечно нет сообщений, а история сообщает, что сколько было отпадших, т. е. христиан, которые отрекались, их было тоже очень много. Вы что думаете, что все христиане так пострадали до смерти? Нет. История церкви говорит об отпадших. Были даже специальные каноны приема этих отпадших. Они же отрекались от Христа… Специальное время было на покаяние, на особые подвиги… Не отрекались от Христа те, кто своей праведной жизнью (праведной, т. е. правильной жизнью) делал себя способным к переживанию Бога, к вхождению Бога в его душу. Вот кто не отпадал от Бога. По существу это кто, это какие люди? Это люди действительно с чистым сердцем, т. е. не лукавые. Это очень важно. Второе, важнейшее, что это люди смиренные, ибо Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Вот эта категория чистоты, с одной стороны, чистоты, целомудрия; с другой стороны, смирения, – оно делало способными людей к восприятию Бога. Они были способны на эти страдания, потому что, то благо, та радость, которую им давал Господь в их душу, все покрывало. Великомученик Евстратий, когда с него сдирали кожу железными скребками, вдруг неожиданно для своих мучителей воскликнул: «Мучение это – радость рабам Твоим!» Они были потрясены: потоки крови текут по его спине, и вдруг он произносит такие слова. Подобные же слова произнесла одна из мучениц (Вера, Надежда, Любовь), одна из них, то же самое. Это еще девочка, и тоже такие слова! И сколько таких случаев! Что было бы сейчас, если бы, например, вот мы сейчас здесь сидим, и заходит какое‑нибудь начальство и объявило бы: «Только что передали по радио, что каждый исповедующий христианство, будет подвергнут самым жестоким карам». Я думаю, тогда б мы немножко поняли, что значит верить просто так, думать, что есть Бог, предполагать, или действительно от всей души обратиться к Богу. И Бог тогда дает человеку такую радость, такое переживание, перед которым, действительно, все земное становится ничто. Один из аргументов истинности христианства заключается в том, что оно, христианство, показало беспрецедентное свидетельство мученичества. Такое свидетельство, которое не имела ни одна религия мира.

Посмотрите, как развивалось христианство, в каких условиях? Вождь, как апостол Павел его называет, и Начальник нашего спасения жесточайше убит, распят. Все Его ученики погибли, за исключением Иоанна Богослова, в жестоких муках. «Христиан ко львам!» И вдруг, несмотря на это… Вы представьте себе, государственная власть издает закон, само имя христиан вне закона. Каждый должен быть уничтожен, и не просто уничтожен, а «ко львам христиан!» Скажите, сколько времени может существовать такая религия? Сколько? Год? Не знаю… Два? Очень скоро должна быть уничтожена… Вне закона! Вы же понимаете. А что мы видим в истории? Триста лет бесчеловечных гонений окончилось чем? Победой. Это не понятно… Я говорю, объяви сейчас, мы бы увидели, сколько осталось христиан… Христианство должно быть в силу логики нашей жизни, оно должно быть уничтожено в первые годы своей жизни. В первые же несколько лет оно должно быть уничтожено! На это и рассчитывали. А вместо этого торжество христианства. Я говорю об историческом факте. Что это такое? Пусть ответят, пусть объяснят. Интересно, чем объяснят? Объясните!

Вот это один из объективных аргументов, объективных, т. е. тот, на который человек может посмотреть, верит он или не верит, христианин он или какой другой веры. Я привел вам один только из аргументов, объективных аргументов, свидетельствующих об истинности нашей религии. Существуют еще несколько очень серьезных аргументов. Заключаются эти аргументы в следующем, их целая совокупность этих аргументов. Христианство предлагает такое учение о Боге, такое учение о Христе, такое учение о спасении, которого во всю эпоху дохристианского существования человечества ни в одной религии и ни в одной философской системе не было. Вы скажете: ну и что из этого? Новая религия так новая система… А вот, что из этого. Кто явился родоначальником христианства? Иисус Христос даже не учился, вот где и откуда это Он знает, Он ведь даже не учился? Даже не профессор был, представляете? Не фарисей, ну на наш язык перевести, не монах, не первосвященник даже, т. е. не архиерей… Никто, простой странник необразованный. Апостолы – рыбаки, а мы знаем, кто такие рыбаки, комментариев не требуется. И это они‑то предложили такую систему? Такое учение о Боге–Троице? Все те типы триад, которые имели место в дохристианскую эпоху – это жалкая картинка по сравнению с тем, что предлагает христианство. Учение о Боговоплощении ничего общего практически не имеет с тем, о чем вообще говорили дохристианские религии, у которых боги воплощались и чего только не делали. Ничего общего! Тоже самое и учение о спасении. То учение, повторяю вам, которое предлагает христианство принципиально, не как‑нибудь, а принципиально отличается от всего того, что имело место в дохристианскую эпоху. Откуда это взялось, скажите? Кто это такие за мыслители, что за философы? Даже Энгельс, уж такой критик христианства, такой столп атеизма, и то вынужден был написать: «Христианство, возникнув, вступило в резкое противоречие со всеми существовавшими до него религиями». О каком противоречии идет речь? Конечно, речь идет не о какой‑то борьбе внешней. Речь идет об учении, об учении по всем пунктам основным. Я вам скажу, это сильнейший объективный аргумент. Никакими человеческими факторами вы этого не объясните. Или мы признаем, что христианское учение во всех своих истинах является сверхъестественным учением, или должны поставить такой огромнейший знак вопроса: откуда ж оно тогда возникло? – на который никто никогда во веки веков не ответит. Ни одна религия другая не имеет объективных аргументов, подтверждающих ее истинность, нет. Христианство имеет огромное количество этих аргументов. Именно это соображение является одним из самых сильных, которое в наш век мы можем предложить людям сомневающимся, не знающим, что делать, не знающим, на какой религии остановиться. Ну, хорошо.

Последнее, о чем мы, кажется, хотели говорить прежде, чем говорить о самом главном (все, что я вам сейчас говорил, это не главное, это второстепенное):

Православие и другие конфессии.

Видите, у нас все тоньше становится область исследования. Христианство одно, конфессий много. А чем они отличаются друг от друга? Может по существу ничем? Может у каждой своя индивидуальность, как у каждого из нас свой рост, свой нос, свои глаза? Нет, нет… Вопрос этот в наше время приобретает исключительную важность, поскольку пользуясь современным состоянием нашего государства, ослабленным и разбитым, пользуясь тем, что сама Церковь Православная, историческая наша Церковь, не имеет ни соответствующих кадров, ни соответствующих средств, западные христианские неправославные миссионеры, из которых самым главным является, конечно, католическая церковь, затем протестантские различные направления, пользуясь всем этим пытаются насадить свою веру с тем, чтобы духовно нас изменить по своему образу и подобию. Вопрос в высшей степени важный, действительно ли Православие, католицизм, протестантизм есть просто разновидности равноценные и равнозначные разновидности христианства, или же по существу это вещи не совместимые? Насколько я с ними знаком, а мне кажется пришлось достаточно познакомиться не только по книгам, это совершенно разные религии!

Католицизм. Я даже не хочу касаться догматической системы, нам сейчас с вами трудно об этом говорить, по крайней мере знайте одно, что вся догматическая система, догматическое верование, оно является только базой, только основой для правильной религиозной жизни, сама по себе эта система ничего не значит, сама по себе, в отрыве от жизни, она имеет значение только когда дает правильную жизнь. И в этой жизни, в соответствующей духовной жизни, и выражается все существо каждой религии, каждой конфессии. В чем существо католицизма? Тут поскольку, я уверен, нет католиков, если бы они были, я бы выражался мягче, а здесь, в своем кругу я буду немножко по прямолинейнее, да извинят они меня, если услышат, я никогда не хочу оскорблять. Никого и никогда. Но это мое искреннее убеждение на основании того, что я читал, что я встречался, что я общался, что я видел, и что я слышал: католическая религия превратилась точно, вы слышите, в игру, в роман со Христом. Нет у меня возможности, я бы вам привел десятки таких цитат, что вы бы ахнули. Что там происходит? Церковь узнается по своим святым, посмотрите, какие святые, вот поэтому узнаем, во что верит церковь. Какие католические святые? Становится под час неприлично даже говорить, что там творится. Величайшие святые, а они имеют степень в католической церкви «доктор богословия», «ангельский доктор», «вселенский доктор», «вселенский учитель». Вселенские учителя – Катарина Сиенская, Тереза Авильская… Сейчас вот маленькая Тереза папой канонизирована. Скончалась в двадцать с небольшим лет. Чем она прославилась? Чем она успела так прославиться, что не просто причислена к лику святых, а возведена на высший уровень в католической церкви – вселенского учителя, – т. е. на уровень с Иоанном Златоустом, Василием Великим, Григорием Богословом, с этими величайшими отцами Церкви, чем она прославилась? Она украшала портреты, ну иконы, маленького Иисуса цветочками. Она заявляла: «Я хочу быть святой. Я буду великой святой. Я знаю, что я слаба, но я надеюсь на милость Божию, я буду великой святой!» Не просто даже святой. Что там Евангелие говорит, что думайте о себе, как рабы неключимые? Что там говорит, что пример поставил не фарисей, а мытарь, который говорил: «Боже, милостив буди ми грешному»? Что там Христос говорит, не праведные имеют нужду во враче, но больные, и Я пришел призвать грешников на покаяние? Что там это все? Что вы? «Великой святой»! Катарина Сиенская пишет королю Франции: «Слушайте волю Божию и мою!» (Смех в зале.) Вот видите, у нас просто здоровая реакция, а ведь подумайте, что сейчас в Милане на русском языке издаются книги «Портреты святых». Там пишутся такие вещи!.. Они уже даже не видят, какой абсурд они пишут. Знаете вот, как атмосфера бывает в комнате спертая, и люди сидят и не чувствуют, приходит другой: «Что у вас творится тут, топор вешать можно!» Можно оказывается привыкнуть. Не видят этого! Франциск Ассизский перед смертью говорит: «Я не сознаю за собой ни одного согрешения, которого не искупил исповедью и покаянием». Ай–я-яй! Пимен Великий умирает, как солнце просветился, и умоляет Бога перед лицом братии дать еще время на покаяние. В чем дело? Дело в том, что перед лицом Всесвятого Бога любая наша святость – это что такое? Это карикатура на святость. И чем святее человек, тем больше он видит эту карикатурность своего состояния, потому и умоляет Бога… Франциск уже безгрешен… А Тереза? Я вам сказал уже, что романы, настоящие романы. У нас в библиотеке есть книжечка, возьмите, католическая святая, католическая, не подумайте, что это какие‑то инсинуации, «Откровения блаженной Анжелы». Какие там излияния к Иисусу Христу? Как ее обнимает распятый Христос рукою? Какие тут романтические словеса и прочее? Стыд и срам буквально, что происходит с ними. Могут сказать, ну а что у вас у православных сумасшедших нет что ли? Отвечаем: «Есть… Сколько угодно. Но они у нас так и называются – сумасшедшие, а у вас они святыми называются и учителями Церкви». Это что такое? «О Бог мой, супруг мой!» – кричит Тереза Авильская, этот «учитель Вселенской Церкви», доктор «эклезиа универсалес». Подумайте только! «О Бог мой, супруг мой! Наконец‑то я увижу тебя!» Анжела плачет и кричит: «А–а-а, куда ушел возлюбленный мой?» Ее уж хватают в костеле и уносят монахини от срама: начинает бить себя и терзать… Это жуткая вещь! Там любовь христианскую превратили по образу и подобию той, о которой все фильмы, все книги и все романы исписаны. И это называется любовью, и это называется святыней. Мне больше ничего не надо, никаких догматов, чтобы уже увидеть всю ложь католицизма. Ничего больше не надо. Не даром Игнатий Брянчанинов пишет, когда один такой искренний очень православный помещик, увидев в руках своей дочери книгу «Подражание Христу» Фомы Кемпийского, вырвал у нее и сказал: «Перестань играть в романы со Христом!» Точно сказал. Больше ничего мне не нужно.

Протестантизм – законнорожденное дитя католицизма, доведшее эти абсурды вероучения до предела. Я вам назову этот предел. Вам все станет ясно сразу. Я вам почти цитирую: верующему грех не вменяется в грех. Вы знаете, такие вещи, когда читаешь, в тупик становишься! Ладно, когда читаешь, а когда сидишь: нас пять–семь человек, их столько же, все профессора вот с такими головами! Огромными! Там набиты целые энциклопедии! И вдруг выплевывают такое! Думаешь: что случилось? Как это можно? «Верующему грех не вменяется в грех…» Мы, оказывается, оправдываемся только верою. Так они поняли апостола Павла. Какой ужас! Поэтому там произошло полное обмирщение, обмирщение христианства. Христианство превратилось в некий придаток жизни, чисто бытовой, даже не бытовой, нет, – в быту никакого христианства нет – чисто эстетический, это обычай и больше ничего. Я не хочу сказать, что там нет искренне верующих людей. Не подумайте! Там есть искренне верующие люди, и среди католиков, и среди протестантов. Я говорю о протестантизме, о католицизме! И основная масса их действительно следует этому широкому потоку. Что такое западное христианство? Это «освобождение», в кавычках, христианина от всех заповедей Христовых. И такая красота, так хорошо быть христианином, так сладко, невозможно! Приезжаю в семинарию одну, помню, католическую, молодые ребята играют в волейбол, все тут: спортивные снаряды…Я ректора спрашиваю: «Как, это все будущие священники?» «Да, да, да, это будущие наши священники». Я говорю: «Целибаты, да?» «Да», – он уже, смотрю, насторожился. Я говорю: «Ну, а как у вас посты… Какие‑нибудь есть, нет?» Замолчал, а потом уже совсем скромно: «Да. У нас в пепельную среду (у них начинается пост Великий не в понедельник, а в среду) и страстную пятницу учащиеся едят один раз в день и–и-и! без мяса». Я не помню, наверное, я сидел, поэтому не упал. Полное обмирщение. Все эти вещи выброшены. Ну, не хватает у тебя добродетелей, для этого есть сверхдолжные заслуги Христа, Богоматери, святых. В святой год, который бывает сейчас каждые 25 лет, достаточно посетить Рим, четыре, а лучше семь базилик, т. е. церквей основных, и побыть на приеме у папы. Что значит прием? Получить благословение у папы, когда собираются там сотни тысяч людей, или тысячи, а если вы сможете, если вас небольшая группа людей, и говорить нечего, вы получаете полную индульгенцию. Я уже однажды был таким святым, помню. Приехал в Академию и требовал, чтобы мне целовали туфлю. Но такой тут народ темный, ничего не понимают, отказались и все, еще смеялись… Ну, хорошо. Так что если говорить вот об этих двух направлениях христианства, основных западных направлениях, как католицизм и протестантизм, то, не вдаваясь в детали, просто я вам хочу сказать, их можно оценить, как глубокое извращение христианства, как такое приспособление христианства к нашему, вы знаете такой термин «ветхому» человеку, плотскому человеку, вот этому, которым мы живем: нам же ничего на свете не надо, только попить, поесть, повеселиться, – такое приспособление христианства вот к такому плотскому человеку, при котором христианство нисколько не мешает ему жить. Вот эта задача осуществлена, и христианство приобретает мирской, языческий, проще говоря, характер.

Чем же характеризуется Православие в отличие от этих направлений христианства? Я попытаюсь вот сейчас вам немножко сказать о сущности Православия, о сущности христианства. Собственно, Православие – это и есть христианство, и больше ничего. Православие еще сохраняет христианство, правда, в практической жизни, в своем историческом осуществлении, увы, мы и в Православии видим столько нагромождений, под час столько греха, столько отступлений, как в прошлом, так и в настоящем, что уж этим хвастаться не будем. Но когда мы говорим о Православии, как выражающем именно существо христианства, мы говорим о том, что в Православии еще сохраняется правильное понимание того, что совершил Христос, что должны сделать мы, чтобы воспользоваться тем, что сделал для нас Иисус Христос. Православие еще сохраняет это. На западе это уже искажено, так, что даже человек ищущий не найдет у них ответа на этот вопрос, правильного ответа. Ответы есть, но они лживые. Он не найдет там ответа. В Православии мы еще можем найти. Первое и основное, на чем может стоять еще Православие, на чем еще оно стоит, – это то, что именуется в богословии Священным Преданием Церкви. Что подразумевается под этим, когда мы произносим эти слова? Мы подразумеваем то, что истинное познание, Богопознание и правильная христианская жизнь конечно же осуществлена теми, кого мы называем святыми. У нас еще есть вера этим святым. Мы верим и благоговеем перед ними, мы их стараемся изучать, и, насколько возможно, следовать. Не новым учителям, а тем, которые проверены всем опытом Церкви; из новых только тем, которые следуют тому же пути жизни Церкви. Вот это вот – Священное Предание, т. е. голос отеческий, святоотеческий голос, и тот путь жизни, который они оставили, составляют самое ядро и суть того, что еще сохраняет Православие православным. Правда, должен вам сказать, что и здесь процесс размывания идет с очень большой силой. Идет общий процесс обмирщения. Это факт. Идет процесс этой деградации, но тем не менее еще сохраняется. Я бы сказал так: по счастью Православие находится в хвосте вот той колонны, которая уходит, или все дальше отходит от Христа. Мы еще все‑таки в хвосте, еще оглядываемся, еще пытаемся зацепиться за что‑то, но общий процесс идет. Игнатий Брянчанинов пишет: «Христианство, Православие наше подобно цветущему древу, зеленеющему древу, но которое изнутри сгнило. Первая же буря повалит его». В чем эта гнилость? Гнилость в той жизни, которую ведут православные христиане и в некоторых других вещах…

В чем же существо христианской жизни, в чем вот то самое главное в духовной жизни, о чем говорит Православие? Вы сами понимаете на сколько это важный вопрос и как важно иметь правильное представление об этом. При очень богатой картине я вынужден сейчас остановиться только на чем‑то. Попытаюсь назвать самое главное. Самое тяжелое, что в нас прибывает, это неведение и непонимание того, ради чего же пришел Христос. Ведь теоретически легко понять, правда же? Вы подумайте только, если человек заболел: если пальчик обрезал, пойдет он к кому или нет; что‑то посильнее, ну, ладно уж, зайдет, «мёдсестра» ему что‑нибудь там помажет; еще посерьезнее – положат в больницу, там, глядишь, врач подойдет; еще серьезнее – консилиум тут врачей; еще серьезнее – надо мировых светил звать. Вы понимаете, чем более серьезная степень заболевания, тем более высокие эксперты и специалисты нужны. Тот факт, вы только задумайтесь, тот факт, что для спасения человека пришел не пророк, и даже не величайший из пророков, не какой‑нибудь там святой, а пришел сам Бог Воплотившийся, свидетельствует о том, что состояние человека, т. е. каждого из нас, таково, что уже никто другой не мог его исцелить. По–моему, логика такова. Зачем же прилетать кому‑то из Америки, когда тут действительно самая простая фельдшер может излечить? Правда, смешно было бы? Ясно каждому. Логика понятна, если пришел сам Бог Воплотившийся, следовательно, мое состояние, не только моего соседа (что у моего соседа ужасное, это понятно), а оказывается и мое состояние на столько худое, что потребовалось прийти Христу! В чем дело? Должен вам признаться, что я этого не вижу в себе. Поразительная вещь, действительно! Где ни нажми на меня – одни болезни, а я вижу себя превосходным, лучше меня нет. Всех осуждаю, всех критикую – и я хороший человек. Вот он центр, центр всех страстей, всех наших падений, всех нестроений, если хотите, всех бед нашей жизни и личной, и общественной, и мировой! Больной до тех пор, пока не видит своей болезни, лечиться не будет: «Я больной? Сам ты больной!» А рак развивается, а он развивается благополучно, пока я скачу на дискотеке… Какая красота, правда? С раком вдвоем потанцевать… Изумительно просто! Лучше картинку и не придумаешь! Оказывается, самая большая беда, если хотите, болезнь самая страшная, источник всех болезней – это поразительная слепота. Не вижу, не вижу… Да сними очки! А что мне снимать очки, сам сними! Не вижу и видеть не хочу! И если мне кто‑то что‑то скажет, я его возненавижу, и сразу покажу, какой источник любви и доброты присутствует в моей душе, в моем сердце. Правильно ж сказано, есть источники горькие, есть источники сладкие. Дерево узнается по плодам, не правда ли? И когда из меня истекает желчь, то как‑то трудно подумать, что я весь медовый, ну никак тут не подумаешь. Тем не менее, я думаю. Извините, что я так много говорю, я об этом много говорю, но это самое страшное и самое великое зло, которое присутствует в нас – не видим! Вся духовная жизнь в Православии, правильная духовная жизнь, сводится к тому, приводит человека к тому, что он начинает постепенно видеть: и правда, я в общем‑то не так хорош, – начинает видеть. Один из святых, Григорий Синаит, пишет: «Первым признаком начинающегося здравия души является видение грехов своих, бесчисленных, как песок морской». Я на исповедь приду раз–два–три и обчелся. В общем, все, у меня и грехов‑то нет собственно. Ну, так, что‑нибудь… У кого их нет? Правильная духовная жизнь открывает мне себя. Каким образом? Какая это правильная жизнь? Каким образом увидеть себя? Как мне снять эти ужасные, эти убийственные розовые очки, не дающие мне увидеть, что во мне есть? Оказывается способ только один, один способ, – сравнить себя с тем, кто действительно свят. Кто это свят? Где найти это сравнение? Каким образом? Мы, я говорю христиане, имеем то, чего не имеют другие. Мы имеем Евангелие, имеем заповеди, заповеди которые показывают нам свойства нормального человека, вы слышите, свойства нормального человека. Какой же нормальный человек? Это тот, в ком есть любовь, радость, мир со всеми, долготерпение (терпение недостатков других людей, потому что у меня их полно, то же самое), милосердие, сострадание, кротость, воздержание. Вот нормальный человек‑то оказывается кто. Мы не нормальны – вот, что говорит христианство, почему так и возненавидели Христа, постановили убить Его, потому что он говорит: «Вы змеи и порождения ехиднины». Это кому он говорит? Тем, кто ни на одну йоту не сомневались, что они праведники и первые люди.

Христианство говорит, что мы глубоко больны. И первая задача, и основная задача, сравнивая себя с Евангелием, увидеть себя на самом деле, кто мы есть. Только попытка, только понуждение себя к исполнению Евангелия в своей жизни, исполнению заповедей Христовых, дает мне возможность увидеть себя. Понуждение себя к исполнению заповедей очень скоро обнаруживает, кто я есть. Отсюда, понуждает меня к покаянию, понуждает меня к обращению к Богу с молитвою. Молитва превращается не в болтологию и вычитывание – это хуление Бога под час, а в искренний зов души, потому что я вижу, как меня мучает… Ну подумайте, зависть мучает… Мучает? Мучает. Страдает человек от этого? Страдает. Исправиться не могу. Господи, помоги мне.

Слово страсть происходит от какого слова? Страдание. Любая страсть приносит страдание человеку, мучает человека. Нет такой страсти, которая бы не мучила человека. Вот, когда человек увидит это в себе, болезни, и когда обратится ко Христу, тогда он только и увидит помощь Христову, оценит любовь Христову. Самое важное при этом что происходит? Человек, понуждающий себя к исполнению заповедей Христовых, начинает смиряться, нос свой опускать, перестает осуждать других. Разве в больнице осуждают друг друга за болезни, скажите? Это ж смешно просто говорить. Только помогают друг другу. Мы все находимся в больнице, говорит христианство. Земная жизнь – это есть время, данное нам для познания себя и для возможного излечения себя. Вот это видение греха своего, видение своей греховности, своей никчемности, – оно постепенно смиряет нашу гордыню. То – «Я. Человек – это звучит гордо!» (Какая‑то насмешка, просто, какой‑то мыльный пузырь. Ткни – и он лопнул.) А тут он начинает действительно видеть, что он «и нищ, и наг, и убог».

Вот этот процесс – правильный процесс. Он избавляет человека от так называемой прелести. Ведь в чем состоит прелесть, т. е. самообман, лесть себе? В видении себя праведником, в видении себя хорошим. Не случайно Симеон Новый Богослов говорит, что весь мир человеческий находится в глубокой прелести. Этот термин имеет еще и другой смысл. Для человека неправильно подвизающегося имеется очень большая опасность возомнить о себе. Глупый! От того, что ты вычитываешь, или выстаиваешь, разве от этого ты лучше становишься? Чистота души должна быть! Дьявол явился к Антонию и говорит: «Антоний, ты мало спишь? Я совсем не сплю. Ты мало ешь? Я совсем не ем. Не этим ты победил меня. Ты победил меня смирением». (Не возгордится ли хоть здесь Антоний Великий?) И себя выдал, и в то же время опять попытался, не возгордится ли Антоний своим смирением? Красота какая! Все очень ловко, почему и называется «лукавый».

Так вот, друзья мои, самое существо христианской жизни, оно сводится к тому, весь аскетизм, он сводится к тому, чтоб постепенно увидеть, что я болен так, что ради этого пришел Христос. Я начинаю понимать, почему пришел Христос‑то оказывается! Вот почему! Он же Величайший Врач! И действительно же оказывается, что я величайший больной. Вот этот человек, который увидит всю свою неправедность, всю свою болезненность, который начнет с сожалением, с милосердием относиться и к другим людям, – этот человек становится на правильный христианский путь. На этом пути он может стать христианином. Вы скажете, как христианином? А до этого кем же я был? До этого кем был? Ну… Тем, кто верил в Бога, правда бесы тоже верят и трепещут, но остаются бесами. Христианином становится человек только тот, кто увидит, что он нуждается во Христе, кому Христос нужен. Кто Христос? Спаситель. Кому нужен? Погибающему. Погибающему, а не гордящемуся своими достоинствами, своею праведностью, своею святостью. Вот суть христианства. Во Христе. Вот кто становится христианином – кто увидел, что ему нужен Спаситель. Здесь открывается человеку великая область духовной жизни, и тех духовных благ, о которых уж нам говорить сейчас не приходится.