История 8. Предназначение
Володя все-таки уговорил Ленку съездить с ним в город, в кафе. После истории с мальчишкой, погибшим на дороге, они внезапно сблизились — без слов, без объятий, без поцелуев, просто как будто соприкоснулись душами.
Голубая «Лада» летела по трассе легко, словно ее двигателю придавало силы что-то еще, неосязаемое, невидимое.
Ленка ехала на пассажирском сиденье и наблюдала, как уверенно и легко Володя рулит, как смотрит на дорогу, словно в светлое будущее, и ей было спокойно, будто она под защитой. Будто этот мужчина, еще не успевший ничего ей пообещать, уже стал ее крепостью и опорой.
— А ты никогда не думала, почему у тебя этот дар — видеть мертвых? — нарушил тишину Володя.
— Так от прабабки. Та тоже была со странностями. — Ленка отвела взгляд от Володи и тоже стала смотреть на дорогу.
— Да я не об этом. Я имею в виду, в чем смысл?
— А почему ты спрашиваешь? — Она с удивлением уставилась на него снова.
— После того как ты помогла Костику и Рыжикову уйти в мир иной, я много думал. Мне вообще нелегко было принять, что все это реальность. Ты знаешь, я человек не суеверный и до встречи с тобой относился к понятиям «черти» и «призраки» исключительно как к детским сказкам. Но теперь…
— Теперь ты знаешь, что сказки эти совсем не детские, — грустно улыбнулась Ленка.
— Да… Но я не об этом. Я все думаю, что должен быть какой-то смысл в том, что ты, обычный живой человек, можешь видеть мертвых и разговаривать с ними. Ну, предназначение, если хочешь. — Володя на мгновение посмотрел на Ленку, и у нее по спине пробежали мурашки.
— Володь, не мудри. У тебя есть руки, и у меня есть руки. Ты можешь поднять меня на руки, а я тебя не могу. Это потому что мы разные. Тут то же самое. У тебя есть глаза, и у меня есть глаза. Я могу видеть мертвых, а ты не можешь. Вот и все. Какое такое «предназначение»?
— Ты не права. Я объясню… Вот я — следователь, законник до мозга костей. Я такой с детства, понимаешь? Справедливость у меня в крови. Я во всех разборках с малолетства участвовал, в девять лет одноклассника своего за шкирку к участковому приволок за то, что он у девчонки мороженое отобрал. Мне потом долго пальцем у виска крутили и чокнутым называли. А я не могу по-другому. Мое предназначение — делать мир справедливым, насколько это возможно. Наказывать преступников и отпускать невиновных… Я думаю о том, что, может быть, ты видишь мертвецов не случайно, а потому, что должен существовать на земле человек, который будет им помогать. Ведь если бы ты не нашла Костика…
Сердце у Ленки дрогнуло. Слова Володи зацепили ее. Она никогда не пыталась так глубоко осмыслить то, что с ней происходило. С детства считала себя какой-то «не такой», прокаженной, бракованной. Ну кому нужны эти мертвяки? Какая в них польза? А оказывается, надо было посмотреть с другой стороны. Не в них искать пользу, а в себе — предназначение. Это даже звучит красиво — «предназначение».
Ленке остро захотелось прикоснуться к Володе. Его правая рука лежала на переключателе передач, и Лена осторожно накрыла ее своей ладонью.
— Спасибо, — сказала она шепотом, сама не зная почему.
Володя улыбнулся ей.
— Ты очень красивая, — решился он на комплимент.
А в следующий момент увидел, что несется прямо в фуру, которая ехала перед ним и резко сбросила скорость из-за какого-то препятствия на дороге. Володя вывернул руль, чтобы избежать столкновения, и его машина полетела на обочину. Но скорость была слишком высока — автомобиль выехал с трассы и врезался в молодой орешник.
Когда Ленка открыла глаза, Володя лежал на руле без сознания. Окно со стороны водителя было разбито, в него просунуло свою лапу ближайшее дерево. Но самое страшное — на лобовом стекле Лена увидела капли крови. Володиной крови.
* * *
За всю свою жизнь Лена еще ни разу не была в больнице: сама не лежала и родственников навещать не доводилось — все лечились народными средствами, переносили болезни в родных стенах, а оттуда, в случае печального исхода, отправлялись сразу на кладбище.
Ленка в аварии почти не пострадала. После обследования врачи диагностировали у нее только легкое сотрясение мозга, рекомендовали в ближайшие дни поменьше физической активности, побольше покоя, запретили алкоголь. Сидя в белой палате на самом краешке кровати, она слушала людей в белых халатах вполуха. На себя ей было плевать, ее интересовало только, что с Володей, в каком он состоянии, можно ли его увидеть?
Оказалось, что у него, кроме сотрясения, сломан нос, вывих шейного отдела позвоночника, и надо пройти полную диагностику, чтобы исключить повреждение внутренних органов.
Когда Ленку отпустили, она первым делом отправилась искать Володину палату. Вышла в длинный больничный коридор — и застыла от ужаса. Среди выкрашенных синей краской стен вперед и назад двигались толпы людей, живых и мертвых. Вот седовласая бабушка в больничном халате медленно идет, опираясь на ходунки, вот мужчина с перевязанной рукой катит впереди себя стойку с капельницей, а вот мертвый старик волочет за собой по полу призрачный катетер. Заливисто хохочет давно умершая женщина лет пятидесяти — у нее на голове белая повязка с запекшейся кровью. На одного живого пациента — двое, а то и трое мертвых, и они ходят, бродят, воют, плачут и смеются, невидимые всем, кроме Ленки.
От этого зрелища внутри все похолодело. Сколько же здесь этих неупокоенных душ? У каждой — своя трагедия, своя беда, свое недоделанное дело. Неужели им суждено так и остаться неприкаянными? Но и она, даже если захочет, не сможет всем помочь.
Усилием воли Лена заставила себя отвести глаза от мертвецов и сосредоточиться на надписях на дверях. Нужно было найти двадцать третью палату в мужском отделении травматологии, а она стояла у входа в женское. Так, куда идти? Может, спросить кого?
— Если к мужикам, то иди направо! — услышала Ленка грубый прокуренный голос у самого уха.
Она обернулась и увидела, что рядом с ней стоит высокая, статная пожилая женщина в зеленом шелковом халате. В уголке рта у нее была зажата папироса, и за версту от нее пахло могильной землей.
— Ёшкин кот, еще одна мертвая! — не сдержалась Ленка.
— Ого! Да ты меня видишь! — удивилась женщина.
Ленка отвернулась и заспешила направо по коридору, но женщина с папиросой возникла у нее на пути буквально из ниоткуда.
— Не пущу!
Ленка прошла сквозь нее.
— Стой, сказала! — И мертвячка уронила прямо перед Ленкой медицинскую тележку, в которой стояли баночки с мочой, приготовленные для анализа.
— Что тебе надо? — Ленка спряталась за дверь, ведущую на лестничный пролет. — Что привязалась ко мне? Уйди!
— А вот и нет! Ты единственная, кто меня видит. Ты-то мне и поможешь!
— Вот еще! Своих дел полно, — огрызнулась Ленка. Такую активную и наглую мертвую женщину она еще не встречала.
— А я говорю, поможешь! — Женщина выплюнула изо рта призрачную папиросу и вплотную придвинулась к Ленке. — У меня внучка здесь. Несильно младше тебя. Такая же дурында. Помоги ей! В гинекологии она, у врачихи в пятом кабинете. Сходи к ней, скажи, что нельзя, нельзя так делать!
Дверь на лестницу внезапно распахнулась, кто-то вышел, призрак женщины замешкался, и Ленка воспользовалась этим, чтобы сбежать к Володе.
Она вошла к нему в палату, и внутри все провалилось. Среди бело-зеленых стен Володя казался неестественно бледным, слабым, беспомощным. Он полусидел-полулежал на больничной койке с закрытыми глазами в какой-то странной позе. На шее у него был надет жуткого вида воротник, одна рука безвольно свисала вниз — в вену на сгибе был вставлен катетер.
Лена робко подошла ближе и поправила на нем одеяло. Володя не шевельнулся.
— Прости, пожалуйста, — прошептала она, сдерживая слезы, которые подступили сами собой.
Он открыл глаза, удивленно посмотрел на Ленку и прохрипел:
— Здравия желаю! Я что, уже умер?
— Нет, конечно! Дуралей! — От неожиданности она не успела спрятать эмоции, смущенно засмеялась, взяла его за руку.
— Слушай, ну с тобой нельзя быть уверенным на сто процентов. Ты же меня все равно будешь видеть. — И он улыбнулся, пересиливая боль.
— Не шути так! — Ленка почувствовала небывалую легкость. Как же замечательно, что Володя пришел в себя!
— Ты в порядке? — строго спросил он, осматривая ее, насколько позволял воротник. — Цела? Не пострадала при ударе? Я бы себе не простил.
— Нет, что ты! — Но Ленка не успела договорить. Прямо перед ней снова возникла мертвая пожилая женщина с папиросой.
— Вот ты где! — радостно воскликнула она. — Нет, я от тебя не отстану! Найди мою внучку, пока она не ушла из больницы.
Ленка, наверное, сильно изменилась в лице, потому что Володя сразу догадался:
— Эй, Лен! Лен, ты чего? Здесь кто-то есть? Ты кого-то видишь? Точно, это же больница, здесь, наверное, тьма покойников!
— Да уж, — подтвердила его подозрения Ленка, — покойников здесь хватает. И некоторые из них очень навязчивые.
* * *
Ленка все-таки спустилась в отделение гинекологии.
Когда она нехотя призналась Володе, что у нее просит помощи умершая пожилая женщина, он настоял, чтобы Ленка послушалась и пошла искать ее внучку. А с ним все будет хорошо, он уже под присмотром. Скрепя сердце Ленка согласилась. «Вот и узнаем, правда ли, что в этом мое предназначение», — решила она сама для себя.
— Вон, вон она! — показала мертвая женщина на девушку лет девятнадцати, разодетую в черное и накрашенную так, словно она тоже уже померла.
Девушка вышла из кабинета гинеколога, хлюпнула носом, но взяла себя в руки и с каменным выражением лица отправилась на улицу.
На территории больницы была небольшая уютная аллея с лавочками. Девушка прошла мимо, не глядя на прогуливающихся пациентов и их родственников, выскользнула за ворота, достала дрожащей рукой из черного рюкзака тонкие сигареты и прикурила.
Ленка вышла следом, но постаралась пока держаться на некотором расстоянии.
— Фу, гадость! Скажи, чтобы бросала. Она же беременна! — велела мертвячка Ленке и в очередной раз выплюнула свою собственную призрачную папиросу. Впрочем, через секунду та снова возникла у нее во рту.
— Вас как зовут-то? — тихонько, чтобы не привлекать внимание, спросила у женщины Ленка.
— Клавдия Ивановна, — ответил призрак.
— А внучку?
— Алиса.
— Алиса, извините, то есть извини. Можно? — Ленка подошла к девушке и потянулась, чтобы стрельнуть у нее курево.
— А? Да, бери. — Девушка охотно угостила Ленку. — А откуда ты знаешь мое имя?
— Ох… Алиса. Даже не знаю, как и начать-то. А зажигалку можно?
Ленка наклонилась к пламени, сделала неловкую затяжку, закашлялась.
— Я вообще-то не курю. Но тут такие события, что, знаешь, можно и пить начать.
— Да уж… Я бы тоже сейчас выпила, — подхватила Алиса.
— А вот тебе не стоит. Ни курить, ни пить. Ты же беременна. Верно?
Алиса вытаращила на Ленку свои подведенные черным огромные синие глаза.
— Откуда знаешь? Ты кто вообще? И какая тебе разница?! — Ее дружелюбное настроение тут же сменилось агрессией.
— Фух! — Ленка выкинула недокуренную сигарету, ее замутило. — Я же говорю, история непростая. Скажем так, меня попросили тебе передать, чтобы ты о себе позаботилась.
Клавдия Ивановна тут же материализовалась рядом с Ленкой и гаркнула ей в самое ухо:
— Пусть аборт не делает! Балда!
Ленка собралась с духом.
— Алис, не делай аборт, а?
— Да пошла ты! Операция уже назначена. А тому, кто тебя «попросил передать», скажи, чтобы не лез не в свои дела!
Алиса затушила бычок о больничный забор и гордой походкой направилась к автобусной остановке. Ленка грустно проводила ее взглядом.
— Моя порода, — сказала Клавдия Ивановна Ленке. — Если что решила, фиг переубедишь. Только тебе все равно придется. Я от тебя не отстану.
Ленка тяжело вздохнула, она хотела вернуться в отделение к Володе. Здесь, в городе, она чувствовала себя не в своей тарелке, было тяжело собраться с мыслями, решить, что делать дальше. Да еще после этой дурацкой сигареты стало подташнивать. Или это из-за сотрясения? Врачи говорили, что такое может быть.
Она снова переступила порог больницы и тут поняла, что вряд ли дойдет до Володи — кругом одни неупокоенные души, мертвецы с их гнилостным запахом. Ленка почувствовала, что у нее начинает кружиться голова и меркнет сознание. Захотелось умыться. Она прошмыгнула в какую-то дверь, где, как ей казалось, должен был быть туалет, но там оказалась лестница.
Лена стала подниматься по ней, но обнаружила себя идущей вниз. Чтобы не путаться, вышла в коридор, надеясь найти дверь на улицу, но там дверей не было.
Она шла и шла между темных казенных стен, а где-то впереди маячил тусклый свет. Когда она добралась до этого света, то и вовсе уже готова была упасть от внезапно навалившейся усталости и головной боли.
Лена понимала: нельзя, нельзя здесь оставаться, нельзя ложиться на холодный кафельный пол, как бы ни хотелось.
Держась за стенку, она вошла в холодное, мрачное помещение, одну из стен которого занимали квадратные металлические двери. Сколько их было? Девять, двенадцать? Двадцать четыре? В глазах двоилось. В нос ударил противный запах формалина.
«Морг?» — промелькнуло у нее в голове. И она все-таки сползла вниз, осев на какие-то тряпки за большим черным контейнером. А в следующую минуту вошел невероятно высокий худой мужчина в черном пиджаке. Возраст его определить было невозможно — с равным успехом ему могло быть и двадцать пять, и сорок, кожа натянута на череп, как на барабан.
Он не увидел Ленку, подошел к камерам, в которых лежали тела умерших, своими неестественно длинными и тонкими руками открыл одну из них, выдвинул носилки с трупом.
Ленка перестала дышать, забыла, что ей плохо. Она всем своим существом почувствовала: этот странный человек источает холодную, словно сама пустота, тоску и боль.
Он прикоснулся к телу через простыню.
Сначала ничего не произошло. Но потом воздух в помещении задрожал, и перед Ленкой возник дух умершего. Это был грузный мужчина с большой залысиной на голове. Он удивленно осмотрелся по сторонам, а потом заплакал.
Высокий человек вышел.
Ленка потеряла сознание.
* * *
Перед глазами у Ленки стояло милое и нежно любимое лицо прабабушки Анны. То есть бабы Нюры, как ее называли все — и родственники, и просто знакомые. Сколько ей было лет тогда? Девяносто или девяносто пять? Ребенком Лена не задавалась таким вопросом, это было как-то неважно… Кожа прабабушки всегда была пергаментной, желтоватой, испещренной морщинками, руки — тяжелыми, с синими буграми вен, теплые.
В ней было такое море энергии, что никто никогда не думал, что баба Нюра может скоро покинуть этот мир.
Ленка помнила, как баба Нюра сидела в тени на лавочке возле дома, пока она играла во дворе с цыплятами или гоняла кошку. Баба Нюра редко разговаривала, но ее теплые, добрые глаза внимательно следили за правнучкой, чтобы вовремя подхватить, если та не удержит равновесие, или поцеловать крохотную царапину, когда соседский кот Тимошка решит цапнуть малышку за пальчик.
Летом почти каждый день бабы Нюры начинался в пять утра. Она тихонько одевалась и шла в поле — иногда за ягодами, иногда собирать полезные травы. Бывало, что Ленка просыпалась так же рано и напрашивалась за бабулей.
В день, когда Ленка потеряла сознание в городском морге, она внезапно перенеслась в ту далекую пору, когда они с прабабушкой Нюрой шли вдоль реки Весточки, впереди маячило старое кладбище, и ветер доносил до ушей еле слышные стоны мертвецов.
— Что это? Что за звук? — спросила Ленка поежившись и взяла бабулю за мягкую теплую руку.
— Покойники плачут, — сказала Нюра. — Не место им здесь. Хотят уйти, а не могут.
Ленка услышала надрывный вой одной из умерших, и ей стало жутко, несмотря на то что светило солнце, а над цветами летали пчелы и бабочки.
— Баб Нюр, а они теперь тут навсегда?
— А это от нас с тобой зависит, детка, — улыбнулась прабабушка. — Если мы им поможем, они и растают, как утренний туман.
«Как это — от нас? При чем тут мы? Почему мы вообще должны им помогать?» — хотела спросить Ленка бабулю, но слова замерли на губах. Нет ведь бабы Нюры, и покойников тех уже нет. Много лет прошло, много воды утекло.
— Ты не бойся, детка, — сказала ей покойная прабабушка, словно времени не существовало. — Такая уж судьба у нас. Если ей противиться, если не помогать усопшим отпускать свои беды, находить прощение и освобождение — неприкаянные души заполнят этот мир. Ибо как есть люди с даром провожать на тот свет, есть и те, кто будит мертвецов и возвращает их на землю. И если станет мертвых больше, чем живых, — настанет конец света, и день станет ночью. Не должны бесплотные духи ходить среди нас, сеять скорбь и боль, им место на небесах, там обретут они спасение и счастье. Но слуги тьмы не желают спасения, они жаждут наступления своего царства — царства боли.
От бабушкиных слов перед Ленкиным взором появились сотни и тысячи высоких, худых, безликих существ в черных костюмах, которые будят покойников, заставляют их просыпаться в гробах и моргах.
— Бабушка, но ведь я одна, а их… столько! Разве я в силах помочь всем, разве смогу всех спасти?
— Делай что должно, и будь что будет. Главное, не отступай от своей судьбы.
Ленка заплакала:
— Почему ты ушла так рано? Почему больше не являешься мне? Почему не научила меня жить с этим? — закричала она прабабушке, но та уже исчезла.
Ленка стояла на берегу Весточки и смотрела вдаль. В ушах звенело от тишины. Ни живых, ни покойников. Только холод… холод и запах морга.
Ленка открыла глаза. Она снова была в больничной палате. Над ней склонился врач.
— Елена Васильевна, вас санитар в морге полчаса назад обнаружил. Без чувств. Как вас туда занесло-то?
— Сама не знаю. Закружилось все в голове, — пробормотала Ленка. — Я вообще-то выход на улицу искала.
— Похоже, сотрясение мозга не такое уж и легкое. Полежите-ка у нас еще день-два, понаблюдаем.
Строгий доктор ушел, и Ленка заснула без каких-либо сновидений. А когда глаза ее снова открылись, на кровати сидела и курила свою призрачную папиросу Клавдия Ивановна.
— Я самая ужасная бабка на свете, — сказала она, поправив на груди свой зеленый халат.
Ленка промолчала.
— Ты, вероятно, спросишь почему, и я отвечу. Потому что профукала внучку, как студент авторучку.
Ленка улыбнулась.
— Ничего смешного. Я вот померла, а все думаю, каждый божий час думаю, где я ее проморгала, чего недорассказала, в какой музей не сводила. А ведь мы с ней были не разлей вода — лучшие подружки, можно сказать. Она даже студентики любила, как и я. Только их и пекла.
— Что?
— Студентики. Печенье такое.
— Не слышала.
— Ну понятно. Ты-то небось студенткой и не была! ПТУ окончила? Деревенщина. Ладно, молчи. Я в железнодорожном институте училась. В мою молодость у студентов в городе с продуктами так себе было. Ели все, что плохо приколочено. Печенье пекли на огуречном рассоле. Добавишь туда полстакана сахара, полстакана растительного масла, чайную ложку соли… Ну, еще три — три с половиной стакана муки раздобыть надо. Все смешаешь, раскатаешь в блин, блин нарежешь стаканом на кружочки — и на противень. Потом в духовку на двести градусов на тридцать-сорок минут. Вся общага сбегалась на запах. Я это печенье на всю жизнь запомнила, а потом Алиску научила печь. Она тоже его полюбила. А сейчас… Тьфу!
Ленка молчала, глядя мимо покойницы в темное окно. В палате спали еще три женщины. Одна из них, кажется, просыпалась. Разговаривать при ней с покойницей было бы странно. Но Клавдии Ивановне и не нужны были Ленкины ответы. Мертвой женщине просто хотелось выговориться.
— Алискина мать, дочь моя, характером мягкая вышла, в отца-покойничка. Она над внучкой моей с детства власти и авторитета не имела. Так что Алиской я занималась. Только вот, похоже, недовоспитала я ее. Недосмотрела.
— Вы из-за этого на тот свет не уходите? — прошептала Ленка, надеясь, что ее никто, кроме Клавдии Ивановны, не услышит.
— Да понимаешь, покатилась она после моей смерти по наклонной. Тело себе все испоганила этими татухами, волосы в черный перекрасила. Она же блондинка! Натуральная. Коса в детстве была толщиной с кулак. Красавица. А теперь… связалась с дурной компанией, парня себе нашла бестолкового. Забеременела вон. Пропадет она без меня. Не могу уйти. Мать ей не указ, так хоть мертвая бабка пусть будет. Может, от беды уберегу. С твоей помощью.
Ленка вздохнула.
— Вам нельзя здесь. Не должны мертвые среди живых ходить, понимаете? — прошептала она покойнице.
— А? Чего? — отозвалась соседка по палате.
— Простите, это я не вам! Я по телефону говорю, — соврала Ленка.
Соседка отвернулась, а Клавдия Ивановна исчезла.
* * *
На следующий день Лена поймала Алису у входа в больницу. Та пришла на плановую операцию, как и говорила. Черная рубашка с черепом на кармане, на ногах — черные джинсы с дырками, на правом плече рюкзак с шипами. Завидев Ленку, сдвинула брови и решительным шагом направилась мимо.
— Алис, погоди. Помнишь бабушкины студентики? — крикнула ей вслед Ленка. И внучка мертвой бабушки удивленно обернулась:
— Что?
— Студентики. Печенье, которое Клавдия Ивановна так любила с тобой печь.
— Откуда ты… — Алиса побледнела, ее глаза расширились, она невольно сделала несколько шагов в сторону Лены.
— Откуда я знаю? Это мне бабушка твоя рассказала. Понимаешь, я ее вижу.
— Серьезно?
Рюкзак съехал с плеча Алисы и упал на больничное крыльцо, но та этого даже не заметила.
— Да, это правда. Она приходит и… достает меня. Короче, она хочет поговорить с тобой.
— Не понимаю, как такое может быть. Ты экстрасенс?
— Нет. Или да. Я не знаю. Просто я могу видеть мертвецов. Дар у меня такой. И она ко мне привязалась. Рассказывала мне вчера целый день, как растила тебя, воспитывала, как готовить учила.
Ленка подняла рюкзак Алисы и повела ее на аллею, где, к счастью, сейчас почти никого не было. Они присели, и Ленка стала пересказывать слова Клавдии Ивановны. Алиса тихо плакала, почти не останавливаясь. А Клавдия Ивановна стояла у нее за спиной и тихонько гладила внучку по голове.
— Алис, бабушка твоя очень просит: не делай аборт, а? — закончила рассказ Ленка.
— Просит? Но почему? Какая ей разница? Я ведь все равно не могу, — развела руками Алиса.
— Чего не можешь?
— Не могу, то есть не смогу выходить этого ребенка. Что я ему дам? Мне девятнадцать, парень меня бросил, когда узнал. А сама я… Да кто я такая, чтобы брать на себя ответственность за чужую жизнь? — Она сгорбилась и вжалась в сиденье.
— Я, может, глупость скажу. Да, тебе девятнадцать, но ведь не пятнадцать! В девятнадцать нормально рожают. Будешь молодой мамой, за это и льготы, наверное, какие-то есть. Опять же, твоя мать-то жива-здорова, поможет тебе… — робко попыталась предъявить свои аргументы Ленка, потому что Клавдия Ивановна пока не проронила ни слова, словно в присутствии внучки стала обычной малоразговорчивой покойницей.
— Вот ты говоришь, что бабушка моя к тебе приходит. А она не сказала тебе, что вообще-то из-за меня умерла? — неожиданно выдала Алиса как-то слишком спокойно.
— Нет. А что, правда из-за тебя? — Ленка недоверчиво посмотрела на Алису.
— Из-за меня. Ты все правильно рассказываешь — мы с матерью с моих пяти лет у нее жили. Бабушка меня воспитывала, учила всему, помогала в школе. Потом я выросла, а бабушка постарела. Она курила много, здоровье слабое стало, и за год до смерти ноги отказали. Она слегла, мы с матерью ухаживали. Мне несложно было за ней присматривать — она меня на руках таскала, когда я малявкой была, а теперь я ей помогала. — Алиса тяжело вздохнула. Ей понадобилась небольшая пауза, чтобы набраться сил и продолжить рассказ. — Ну и вот. Бабушка парализованная. А мать в командировку отправили. На три дня. Все три дня я должна была бабушку мыть, кормить ну и так далее. А у меня роман завязался. С Филиппом. Он красивый такой. Все девчонки по нему сохли. А он меня выбрал, понимаешь? Меня! Я и рада была. Ну и на третий день вечером Филипп на свидание меня позвал, а я никак не могу — за бабушкой надо смотреть. Только как ему объяснишь? Я откажусь, так он со Светкой пойдет.
Я домой прибежала, ужин разогрела бабуле, помогла ей дела кое-какие сделать, усадила у телевизора поудобнее, пульт вручила, телефон мобильный рядом положила. Ну и убежала из дома. Соврала еще зачем-то, что к подружке. Хотя бабушка на меня так глазами сверкнула, что я думаю, она поняла, куда я от нее ухожу. Обиделась, наверное. Ничего даже не сказала на прощание — ни «пока», ни «будь осторожна!».
Я дверь в квартиру закрыла, а у самой сердце застучало сильно-сильно, как будто не мое. И голова закружилась. Но тут Филипп эсэмэску прислал, что ждет внизу, я обо всем забыла — и к нему. Через три часа только домой пришла. Темно уже. Открыла дверь, слышу: телевизор работает. Вошла в комнату, а бабушка… а бабушка без сознания. И мобильник на полу — уронила, наверное, когда позвонить хотела. Она еще дышала, я скорую вызвала. Ее сюда, в больницу, повезли, но я уже понимала, что это конец. Так и случилось. Довезти довезли, но она уже в себя не приходила. Умерла. — Алиса вздохнула. Было видно: она столько раз корила себя за тот вечер, что и слез уже не осталось. — Понимаешь, я виновата перед ней. Бабушка умерла в одиночестве. Пока я кино сопливое смотрела и с парнем обжималась. И вину эту ничем не загладить уже. После того как это случилось, я все про саму себя поняла. Это бабушка думала, что я хорошая. А я знаю, что я глупый безответственный человек. Куда мне еще и ребенка? А если я и за ним тоже недосмотрю?
— Дурочка моя, — подала голос Клавдия Ивановна. Но услышала ее, конечно, только Ленка. — Эх, Алиска, никогда я на тебя не обижалась. И в тот вечер тоже. Разве что расстроилась, что ты мне про парня не сказала. Я же по твоим глазам видела, что ты на свиданку. А ты мне про какую-то подружку. А то, что именно в тот вечер у меня сердце прихватило, так это разве твоя вина? Нет, девочка, это судьба такая. Ты тут совсем ни при чем. — И Клавдия Ивановна поцеловала внучку в макушку.
Алиса, словно почувствовав это прикосновение, встрепенулась.
— А бабушка сейчас тоже тут?
— Да, с нами. — Ленка посмотрела на призрак. — И она совсем на тебя не сердится и не обижается. Она говорит, что такова была ее судьба.
— Судьба? То есть ее не стало бы, даже если бы я осталась с ней?
Старушка кивнула.
— Да, — сказала Лена.
Алиса робко улыбнулась.
— И что, вот это — тоже судьба? — Она показала пальцем на свой живот, который пока что был совершенно плоским.
— Скажи ей, что у нее родится девочка. И пусть назовет Амалией, — попросила Клавдия Ивановна.
— Почему Амалией? — удивилась Алиса, когда Ленка передала ей слова бабушки.
— Потому что надоело мне быть Клавой. Что за имя такое? Даже в мое время считалось глупым. Хочу прожить жизнь Амалией! Правда ведь красиво звучит?
Две девушки и призрак проболтали на больничной лавочке почти до самого вечера, пока Ленку не позвали на осмотр. На аборт Алиса не пошла, решила вместо этого встать на ранний учет по ведению беременности.
А Клавдия Ивановна, проводив внучку из больницы домой, растворилась в воздухе, и Ленка уловила едва различимый шепот:
— Спасибо.
С улыбкой на лице она вошла в палату, где лежал Володя. Тому только что сделали болючий укол, он мучился, устраиваясь на кровати в своем неудобном воротнике.
— Ты не сердишься на меня? Ведь это я отвлекла тебя от дороги, — спросила Ленка, подавая ему руку, чтобы он нашел опору.
— Я стану сердиться, если ты будешь задавать мне такие странные вопросы, — очень серьезно ответил Володя. — Скажи лучше, тебе удалось помочь той мертвой старушке? — Он все-таки развалился на своей кровати и показал Ленке рукой, чтобы присаживалась рядом.
— Клавдии Ивановне? — спросила та.
— Наверное, мне она не представлялась. — Володя приготовился слушать.
— Да, пожалуй, что да, помогла.
— И чем все закончилось? Она тоже отправилась на тот свет? — Володе неистово хотелось курить, но в больнице с этим было сложно, если ты не призрак.
— Отправилась. И похоже, скоро снова вернется на землю, но уже новым человеком.
— Зомби? — сделал большие глаза Володя и вытянул вперед руки, как ходячие мертвецы.
— Дуралей! Нет, она родится заново — у своей внучки! — рассмеялась Ленка.
— Что-то я не слышал про перерождение в христианстве. Кажется, это буддисты верят в такие вещи. Ты буддистка? — Володя снова сделался серьезным. Или притворялся?
— Я не знаю. Но после сегодняшнего мне кажется, что я становлюсь фаталисткой. Но и оптимисткой тоже.
— Оптимисткой — это главное!
Ленка улыбнулась шире и погладила Володю по руке. На душе было тепло и радостно.
На секунду она повернулась к открытой двери и заметила, как по коридору мимо палаты тяжелой походкой идет, пошатываясь, плачущая душа: грузный мужчина с большой залысиной на голове.
— Тонкий человек. Будильщик, — вспомнила Ленка.
— Кто? Ты о чем? — не понял Володя.
— Знаешь, кроме таких, как я, которые помогают душам упокоиться, оказывается, есть еще и будильщики, пробуждающие мертвецов ото сна.
— Ого! Никогда про такое не слышал.
— Да ты еще пару недель назад вообще ничего не слышал и не знал… про меня, например! — Ленка поправила Володе воротник. — А если честно, я тоже с будильщиком только недавно впервые столкнулась. Увидела одного такого здесь, в морге. А потом мне прабабушка приснилась и рассказала, что если всех покойников перебудить, то настанет конец света.
— Значит, ты принимаешь свое предназначение? Теперь будешь помогать душам уходить в мир иной? — спросил Володя.
— Буду, — ответила Ленка.