Ленка и мертвецы

История 12. Новая семья

За домом деда Макара и бабы Вали простирался до самого забора богатый огород. Как и почти все деревенские жители, они выращивали овощи, картошку, зелень. Было на территории и несколько плодоносящих деревьев. Но сын Дениска, когда еще жил в родительском доме, отвоевал у матери под яблонями пятачок земли, на котором поставил мангал и скромную беседку.

Сегодня здесь хозяева дома вместе с гостями, Ленкой и Володей, жарили сочные сосиски и черный хлеб. На деревянном столике стояла початая бутылка беленькой и банка с малосольными огурцами.

— Ну что, за Дениску и его жену! Поздравляю новоиспеченных бабу и деда, — поднял рюмку Володя. — Ждем теперь новостей, кто у вас будет, внук или внучка!

— Ой, Вов, главное, чтобы здоровенький ребеночек, — подхватила баба Валя. — Мы и внуку, и внучке будем рады.

— А я желаю внука! — Дед Макар опрокинул рюмку.

Ленка пила вместо водки газировку: от алкоголя ей обычно становилось плохо.

— А где сами будущие родители? — спросил Володя. — Почему мы с ними вместе не празднуем?

— В городе, дома. Их к нам теперь не заманишь: то к врачу надо, то на работе что-то случилось, то отпуск срочно оформляют — до рождения ребенка хотят успеть все дела переделать. А и пускай, лишь бы им хорошо было, — сказала баба Валя и захрустела огурцом.

— Так, ну а вы чего думаете? — перешел к неловким вопросам уже тепленький дед Макар. — Володь, я не понял, ты на нашу Ленку серьезные виды имеешь? Или что? Тебе поди не семнадцать, сам бездетный. Давно пора в загс и переходить к делу!

Володя покраснел, он не ожидал такого внезапного нападения. Да и как отвечать Макару, если сам пока еще так и не решился поговорить с Леной о своих чувствах?

От ответа на неудобный вопрос его спас неожиданный окрик участкового с улицы:

— Эй, вы там? Ленка! Володя! А ну выходите, черти!

Что-то в голосе Николая Степановича сразу показалось Володе тревожным.

Все стало понятно, когда они с Ленкой и хозяевами дома вышли к калитке. Кадушкин стоял пошатываясь. Да что там! Его мотыляло из стороны в сторону, как мокрую простыню на ветру.

— Пьяный, — поняла баба Валя.

— А и пьяный! — подтвердил Николай Степанович. — Имею право. У меня жена преставилась.

Эта новость подкосила всех, как удар под дых. Ленка и Володя подружились с Марией Федоровной совсем недавно, а дед Макар и баба Валя могли бы рассказать сотни три историй, которые связывали их с женой полицейского.

— Как так? Машка же молодая совсем, — запричитала баба Валя.

— Да уж поди постарше тебя, — окинул ее взглядом Николай Степанович.

Оказалось, что Мария Федоровна просто не проснулась этим утром. Николай Степанович долго тормошил жену, не в силах осознать случившееся. Потом вызвал скорую, врачи констатировали смерть. Тело забрали в морг, а Кадушкин снова взялся за старое.

— Один я остался, как перст один. — Он посмотрел на присутствующих мутными глазами и отпил из бутылки.

Похороны назначили, как водится, на третий день. И хотя Ленка крайне не любила эти печальные мероприятия, все-таки не смогла отказать Николаю Степановичу в помощи. Он не помнил себя от горя и совсем не соображал, что нужно теперь делать. Где купить гроб? Как организовать поминки? Все это взяли на себя Лена и Володя.

Однако, занимаясь этими важными приготовлениями, Лена чувствовала, что ее что-то тяготит. И дело было не только в том, что она искренне скорбела об уходе Марии Федоровны. Нехорошие предчувствия, словно червяки, копошились и щекотали нутро. Она невольно оглядывалась по сторонам и присматривалась к давно знакомым деревенским лицам. Что же должно случиться? Что же еще может произойти нехорошего?

И вот на кладбище, пока могильщики сыпали последние лопаты земли на могилу Марии Федоровны, Ленка увидела ее — Настю.

Деревья царапали старой листвой серое небо. Ветер трепал сухостой и поблекшие венки на других захоронениях.

Молодая ведьма стояла недалеко от входа на погост в длинном черном платье и черном платке, чем-то напоминая монахиню. Однако эта женщина отдала себя служению вовсе не Господу Богу.

Что Настя делает здесь, зачем пришла?

— Охотишься на очередную душу?

Ленка обошла могилы со стороны реки и вышла к ведьме со спины. Настя обернулась, услышав знакомый голос, и Лена поразилась, насколько сильно та стала похожа на свою умершую мать Дарью.

За считаные месяцы красавица Настя постарела, на лице появились первые морщины, на левой щеке показалась маленькая бородавка.

— Не твое дело, — гаркнула она на Ленку. — Не суй свой нос!

— Я в твои дела не лезу, но поговорить нам придется. — Ленка смотрела на ведьму открыто и смело.

— Нам? У нас с тобой все вопросы решены, — хмыкнула Настя.

— Да ты не бойся. Я приду сама. Завтра, после смены. Договорились?

— А ты наглая! Ну приходи, — засмеялась ведьма.

* * *

Лена и Володя боялись оставлять Кадушкина одного надолго. Даже когда он не пил, было сложно назвать его адекватным. Уход из жизни любимой жены выбил у него почву из-под ног.

После похорон он лег на кровать, сложил на груди руки и уставился в потолок.

— Николай Степанович, харэ. Мария Федоровна расстроилась бы, глядя на тебя. Поднимайся, — попытался взбодрить участкового Володя.

— Ты видишь ее? — Кадушкин приподнялся на локтях и посмотрел на Ленку. — Ты видишь ее или нет?

— Нет.

Ленка отвела глаза. Ей было жаль, но она и правда не видела усопшую.

Кадушкин вздохнул.

— Мне врачи тут напели — тромб у нее оторвался, туда-сюда. Но я не могу! Не могу избавиться от ощущения, что она меня кинула! Просто кинула и ушла к сыну. А ты, Николай, давай один тут теперь. Вертись как хочешь.

— Степаныч, ну ты что такое говоришь? Ты соображаешь? — возмутился Володя.

— Соображаю. — И участковый отвернулся к стене. Володя достал сигареты и позвал Ленку на улицу.

— Чего это с ним? Ты понимаешь?

— Отчасти. Так бывает. Когда человек уходит внезапно, близкие долго не могут смириться.

— И что, ты правда не видишь Марию Федоровну?

— Нет.

— Почему?

— Бродить среди живых остаются только неупокоенные.

— Так, стоп. А как же все эти байки про сорок дней? Говорят, что в этот срок и самый обычный человек может увидеть знак от покойника.

— Так и есть. Возможно, ей пока нечего сказать мужу.

На следующий день Лена решила совсем не ходить на работу — позвонила напарнице и поменялась сменами. В голове роились разные темные мысли, но главное, она не понимала, как и что говорить Насте при встрече. Верни души из зеркала? И всё? Да та рассмеется и пошлет куда подальше.

Ближе к вечеру Ленка все-таки собралась с духом и отправилась на Осиновую улицу.

Темнеющее небо давило на голову, словно низкий потолок в тесной избе. Деревенские собаки молчали, под ногами хлюпала грязь. Вторая половина сентября. Листья еще не успели пожелтеть и превратить мир вокруг в праздник. На душе было так же темно и пасмурно.

Лена подошла к Настиной калитке и остолбенела: с крыльца на нее смотрела высокая статная женщина в черных одеждах. Вместо глаз — бельма. Вместо рук — морщинистые бугристые щупальца. Это была мертвая ведьма. Та, которую не так давно призвала на заднем дворе Аглая Собакина.

Скрипнула дверь, и прямо сквозь призрак прошла Настя. Увидела Ленку и расплылась в широкой улыбке:

— Привет, подружка, зайдешь на чай? — Настя смотрела на Ленку без тени страха, скорее наоборот: в глазах читался азарт.

Лена вошла в дом и с интересом стала рассматривать — изменился ли он после смерти Настиной матери? Хотя нет, не так. Что-то подсказывало ей, что настоящие перемены произошли здесь после того, как в эти стены приезжала погостить Аглая Собакина.

Комнаты, когда-то светлые и уютные, посерели, покрылись паутиной и пылью, словно хозяйка забыла, что нужно хоть иногда наводить порядок. Вместо ароматов домашней еды царил запах затхлости и сушеных трав — всюду висели связки иван-чая, зверобоя, чертополоха и других растений. На входе в кухню Лена заметила старые чулки, набитые какими-то загадочными корнеплодами, бусы из чеснока, ожерелья из рябины и мешки с шиповником. На столе стояли банки с консервацией, но вместо огурцов, помидоров и перца в них плавало что-то непонятное с зеленоватым отливом.

Похоже, Настя всерьез взялась за колдовское дело.

— А где же дети? — спросила Лена.

Мальчик и девочка обычно всегда вертелись подле матери, но в доме не было и следа их присутствия.

— Уехали погостить к родственникам мужа, — ответила Настя.

А потом сняла с плиты горячий чайник, достала с полки старую глиняную кружку. Вокруг поплыл аромат земляники и мяты, но Лена уже решила для себя, что не прикоснется к напитку. Разве только сделает вид, что пьет.

— Так и о чем ты хотела со мной поговорить? — Настя пододвинула чай к самому Ленкиному носу, и чудесный запах буквально заставил ту наклониться, чтобы вдохнуть поглубже.

— Спасибо. Ты же знаешь. Ну или догадываешься. Я пришла попросить тебя отпустить души. Те, что ты забрала в зеркало.

— Знаю. Но и ты знаешь, что я их не отдам. Я тут одна осталась, мне помощники нужны. Вот пусть и послужат. Ничего, от них не убудет.

— Насть, зачем тебе это? — Лена почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. — Ты что, правда хочешь колдовать до конца жизни? У тебя же все хорошо — муж, семья. Бабка эта на пороге.

— Бабка на пороге? — переспросила Настя. И Лена поняла, что сказала лишнего.

— Стало быть, Тамара тебя встречать вышла. Надо же, сколько чести. Слушай, Лен, а почему бы нам с тобой не подружиться?

Лена замерла, не зная, как и реагировать на такое предложение.

— Нет, я серьезно. Ты только подумай! Я ворожить умею, хвори заговаривать, порчи, сглазы наводить и снимать. И покойников приманивать. А покойники ох как нужны в моем деле — и болезнь отвести, и безденежье. Да что там говорить — много ритуалов. Люди узнают, сами потянутся: бед много, а ответ один — у меня. А ты подле будешь — тех же покойников я не вижу, зато ты всегда знаешь, где мертвяк, что делает. Поговорить можешь, тайны выведать. Вдова про заначку покойного мужа захочет узнать, сирота — с мертвыми родителями попрощаться. Нам деньги и потекут.

Лена слушала плавную Настину речь и постепенно переставала различать слова. Словно засыпала прямо здесь, на этой старой, обшарпанной кухне. Она отчаянно цеплялась взглядом за Настино лицо, но вот черты его поплыли, стали нечеткими. Вместо Насти Лена увидела перед собой мертвую Тамару. На этот раз та смотрела на Лену ласково, как на внучку. И как будто даже гладила по голове.

«Ладушки, ладушки, где были? У бабушки…» — сама собой возникла в голове детская потешка. И Ленка окончательно потеряла сознание.

* * *

Ленка ничего не говорила Володе о своих планах поболтать с Настей. Но тот заподозрил неладное тем же вечером — заехал на заправку, зная, что сегодня смена его Прекрасной Елены. Но не застал ее.

Конечно, напарница объяснила, что они поменялись. Однако эта новость только усилила Володькино беспокойство. Он решил позвонить, но сотовый у Ленки не отвечал. Написал сообщение: «Набери меня. Волнуюсь». Однако ответа не пришло.

Доехал до Ленкиного дома. В ее окне свет не горел. Ленкину мать он тревожить не стал. Добрался до участкового — может, она опять за вдовцом приглядывает? Кадушкин спал глубоким сном в своем пустом холодном доме.

Безо всякой надежды Володя снова позвонил Ленке, и снова трубку никто не снял.

Тогда Володя вспомнил, что краем глаза видел во время похорон Настю, местную ведьму, из-за семьи которой они уже оказывались втянутыми в разные малоприятные истории. «Была не была, доеду и до этой Насти», — решил он.

Темная Осиновая улица на этот раз выглядела празднично: были слышны звуки веселой народной музыки, в доме Строгановых свет горел во всех комнатах сразу. Только Володя постучал, как дверь распахнулась — на пороге стояла Лена.

Такой он ее еще никогда не видел — улыбка от уха до уха, раскрасневшаяся, словно пила вино, в глазах нездоровый блеск, волосы растрепаны.

— Лена?

— Я!

— Товарищ начальник, у тебя все хорошо? — Володя не мог поверить своим глазам. — Что происходит?

— У меня все отлично!

Из-за спины Лены показалась Настя. Она приветливо помахала ему рукой:

— Простите, вас не зовем: у нас девичьи посиделки.

— Да я догадался.

— Замечательно! — Ленка похлопала его по плечу. — Очень хорошо, что ты такой догадливый! — И захлопнула перед ним дверь.

Обескураженный Володя нерешительно спустился с крыльца и сел в свой автомобиль.

«Может, я, конечно, чего-то не понимаю, но похоже, они там сами разберутся!» — решил он и отправился домой спать.

Следующим утром перед службой зашел к Кадушкину.

Тот встретил его хмурым и трезвым. Володя про себя отметил, что участковый как будто посерел лицом, осунулся или даже уменьшился, словно вся жизнь из него ушла.

— Ты как, Степаныч? Помощь нужна?

Николай Степанович посмотрел на него безо всякого выражения и устало выдохнул:

— Эх, Володя! Я ведь без нее дышать не умею. Понимаешь?

Они помолчали.

— Степаныч, но надо учиться. Надо, — с трудом подобрал слова Володя.

Участковый грустно хмыкнул:

— Кому? Кому надо-то?

У Володи не было ответа. Он подумал о том, что надо бы достать бутерброды и оставить Николаю Степанычу: наверняка тот опять ничего не ел… Тут дверь распахнулась, и в дом участкового влетела Ника — многодетная мать и жена Данилы Ивашкина, соседа Степаныча.

Кофта на Нике была разорвана у горловины, лицо перекошено, под правым глазом явственно проступал свежий синяк.

— Спасите! — закричала Ника. — Детей от него спасите!

Володя и участковый поняли ее без лишних слов. Данила славился своей безмерной любовью к выпивке и мог учинить пьяные разборки с женой прямо на улице, не стесняясь глазеющих людей. До рукоприкладства, правда, раньше не доходило. Но все бывает в первый раз.

— Ух, ирод! Предупреждал же его, что получит от меня! — разозлился участковый и вместе с Володей бросился к соседям.

Когда они ворвались в дом, то застали жуткую картину: старший сын, двенадцатилетний мальчик, загораживал собой младших братьев и сестер. В руках у него был пластмассовый игрушечный меч, а отец — здоровенный тридцатилетний кабан, пьяный и потерявший рассудок, — шел на него, держа над головой деревянную табуретку.

Свершиться непоправимому, конечно, не дали. Двум взрослым трезвым мужикам не составило труда завалить пьяницу, скрутить по рукам и ногам и вызвать подмогу из полиции.

Когда дебошира увезли в участок, а Ника смогла немного успокоиться, Кадушкин и Володя сели в машину и одновременно закурили.

— Молчи! — предупредил Николай Степанович друга, когда тот хотел было открыть рот и намекнуть участковому, что он еще пригодится на этом свете.

— Да ты сам все знаешь. — Володя и не стал ничего говорить.

Вечером того же дня Ника постучалась в дом к Володе. Тот был удивлен:

— Случилось чего? Мужа отпустили?

— Да нет. Я на развод подам, уедем мы с детьми, наверное, из Клюквина. Я их уже к мамке своей отвезла в другое село. Вам пришла спасибо сказать и… Вообще я по другому поводу.

— О как. Что же за повод?

— Я, конечно, мужа своего не оправдываю… — Ника замялась.

— Хотелось бы конкретнее.

— Он же в завязке был. Я как у бабки Аглаи его заговорила летом, так не пил. А вчера ночью нам у калитки кто-то бутылку оставил. Точно такую же, как я у нее, у бабки той, в доме видела. Зуб дам, не вру! Она еще мутного стекла такого… Странная бутылка. И Данька ту бутылку нашел да и открыл. А как открыл, так и напился. И началось.

Ника с трудом сдержала подкатившие слезы.

— Я уверена, это Настя подложила, племянница Аглаи.

— Интересно…

— Мне соседка из дома напротив рассказала, что видела, как она по улице шла и хохотала. И не одна шла.

— А с кем? — Володя почувствовал неладное.

— Да говорят, с Ленкой.

* * *

Отыскать жену бандита Тетерина — ведьму, которая не так давно заслала ему под кровать черта, — труда не составило. Она не сменила ни адреса прописки, ни рода деятельности.

Володя вошел в темную, пропахшую благовониями квартиру на первом этаже панельной пятиэтажки и закашлялся.

— Сейчас привыкнешь. — Ведьма показала на старую рассохшуюся табуретку. — Садись! Не маячь перед глазами.

Володя присмотрелся к обстановке. Синяя плитка в цветочек, обшарпанные шкафчики, рукомойник, похоже, с советских времен, старая газовая плита в черных пятнах, холодильник невнятного цвета гудит и вибрирует так, что сразу понятно — собирали его еще в девяностых на каком-нибудь заштатном заводе. Тараканов не видно, да и стол, за который его усадили, — чистый.

— Чего пялишься? Говори, с чем пришел! — нависла над следователем Тетерина.

— Да я спросить хотел… — Володя подбирал слова.

— Ну!

— Короче, надо расколдовать человека.

Тетерина заулыбалась.

— Подробнее давай. Какого? От чего? Ну, следователь, чего ты как неродной!

— А что, это вот так запросто можно? — удивился Володя.

— Запросто только кошки родят. Потому и спрашиваю: от чего и кого расколдовывать будем?

Помешкав, Володя вывалил Тетериной как на духу. Мол, есть у него знакомая по имени Лена, пошла она к деревенской ведьме в гости и резко переменилась. Раньше они с той ведьмой враждовали, а теперь стали подругами не разлей вода. По деревне даже слухи пошли, ворожат вместе, людей с толку сбивают, гадости делают. Вот он и решил, что ведьма ее околдовала. Только что теперь делать — непонятно.

— А ты, получается, на бабу ту виды имеешь? — уточнила Тетерина.

— На какую?

— Да на Ленку! Понятно уж, что не на ведьму! — захохотала Тетерина.

— Это к делу отношения не имеет. Мне ответ нужен: можно ее расколдовать или нет?

— А вещь у тебя ее есть?

— Ведьмина?

— Да Ленкина, глупая башка! А еще следователь! Тьфу!

— Так. Я в ваших делах ничего не понимаю. Говорите нормально — какая вещь, чья?

— Мне, товарищ начальник, — съерничала Тетерина, — нужна вещь вашей ненаглядной Елены. По ней я и узнаю, как ведьма ее околдовала и что можно сделать, чтобы все обратно повернуть.

— Угу, а какая вещь подойдет? У меня нет ничего.

— Любая вещь, которую она носила на себе или держит у себя в доме, считает своей. Раз сейчас нет, иди и раздобудь. Принесешь — все узнаю, все расскажу.

От Тетериной Володя возвращался домой на закате. В кои-то веки небо было чистое, ни облачка. Красно-рыжие лучи холодного осеннего солнца подсвечивали небосвод, но он не замечал их красоты — думал, что и как может попросить у Ленки, чтобы потом отдать Тетериной.

По привычке зарулил на заправку, но там сегодня работала другая девушка.

Домой к Ленке не поехал — все равно пока не придумал, как с ней поговорить. Повернул к своему дому.

Улица была пуста, в соседних избах горел свет. Над крышами некоторых поднимался дым — холодает, люди начали топить. Поставил машину у забора, заглушил двигатель, открыл калитку и только теперь увидел: у него на крыльце стояла она. Та, о ком он думал весь этот вечер.

— Ты сегодня рано. И это просто отлично. А то бы я совсем замерзла, — сказала Ленка каким-то странным, несвойственным ей тоном.

— Ты ждала меня? — Володя с удивлением разглядывал девушку. Она не только говорила необычно, но и выглядела не так, как всегда: глаза подведены, на губах красная помада, волосы собраны в изысканную прическу со множеством заколок, из-под куртки чуть торчит край короткой юбки, а на длинных соблазнительных ногах — туфли на высоком каблуке.

— Ты хотела меня куда-то пригласить?

— Да! Я хочу пригласить тебя уже войти в дом!

Удивленный Володя открыл дверь и впустил ее в свое жилище.

Она не раз бывала здесь, поэтому без стеснения и лишних вопросов скинула верхнюю одежду, сбросила каблуки и прошла на кухню. Пока Володя мыл руки, Ленка покопалась на полках, нашла два чистых бокала и уселась на широкий подоконник, закинув ногу на ногу.

— У тебя есть вино? Красное.

— Вот это заявка. Что-то случилось? Празднуем или скорбим? — Он не спешил доставать бутылку. Все это было слишком необычно.

— Расслабляемся.

Володя вышел в спальню, достал из шкафа мерло — кажется, он покупал его для матери на какой-то праздник, но та не захотела. Вернулся в кухню.

— Подойдет?

— Вполне.

Володя начал понимать, что было самым странным в поведении сегодняшней Елены. Дело не в макияже и даже не в одежде, дело в том, как Лена на него смотрела. «Да она соблазняет меня!» — понял он. И эта мысль тут же заставила сердце стучать быстрее.

Он разлил вино по фужерам и подошел ближе:

— Ты сегодня роскошно выглядишь.

— Как и всегда. — Она приподняла бокал, словно сказала тост.

— Но сегодня — особенно. — Он сделал ответный жест.

Лена прикоснулась краем бокала к его бокалу, а потом пригубила.

— Сегодня я так выгляжу для тебя.

Володю бросило в жар.

— Откровенно. И неожиданно. — Он стоял рядом, не отводя от нее глаз.

— Думаешь, я не замечаю твоих жадных взглядов, не вижу, как ты рассматриваешь меня при каждом удобном случае, не чувствую, чего ты хочешь?

Лена отставила бокал в сторону и осторожно провела пальцами по его рубашке. Они еще никогда не были так близко друг от друга. Во рту у Володи пересохло, он с трудом смог разлепить губы, чтобы произнести:

— И чего же я хочу?

Она придвинулась к нему еще ближе, и он почувствовал ее дыхание своей кожей.

— Меня, — произнесла Лена, и их губы слились в долгом, страстном поцелуе.

И она овладела им без остатка. Володя не видел ничего вокруг, мир перестал существовать — только жаркие объятия, переходящие в поиск пуговиц на рубашке, ремня на брюках и молнии на юбке, скидывание одежды по дороге из кухни в спальню, простыня и ее обнаженное тело.

Володе казалось, что в темноте ночи Лена светится изнутри. И ее свет проникает в него тонкими нитями, цепляется за каждый орган, прорастает в нем, взрывается мириадами огней, доставляя все большее и большее удовольствие.

Он жадно вдыхал ее запах, впитывал поцелуи. Сколько прошло времени? Как долго они наслаждались друг другом? Голова кружилась. Час, два часа, половина ночи? Бесконечно мало! Вот она, Прекрасная Елена, лежит в Володиной постели обнаженная, желанная, страстная. Смотрит без стеснения, касается его и разрешает делать с ней все, что он хочет. А он хочет, он снова хочет. Потому что хотел так долго, что теперь ему и целой ночи мало. Он влюблен в свою Елену и теперь ни на миг не готов отпустить от себя.

* * *

«Господи, как же хорошо! И особенно хорошо, что сегодня суббота!» — думал Володя, не раскрывая глаз. Солнце настырно прорывалось сквозь веки, но все тело ломило от усталости. Просыпаться, вставать с постели не хотелось. Еще бы!

Он повернулся на бок, чтобы обнять свою любимую, но рука нащупала только холодную подушку и одеяло.

— Лена?

Глаза все-таки пришлось раскрыть.

В постели он был один, только вмятина на соседней подушке и затерявшаяся в складках простыни заколка не оставляли сомнений: прошедшая ночь ему не приснилась. Все было на самом деле.

— Ушла, чертовка! — сказал он вслух и расплылся в улыбке. Может, проснулась и застеснялась собственной смелости? Не хотела, чтобы он увидел ее растрепанной спросонья? Торопилась на работу или домой? Уже неважно. Главное, что теперь она его. Его навсегда.

Володя все-таки встал с постели и отправился на кухню курить. Недопитые бокалы с вином так и стояли на подоконнике. Он взял тот, на котором остался след от помады, провел по нему пальцем.

Может быть, стоит позвонить?

Мобильный Володя нашел на полу в коридоре. Оказывается, уже давно за полдень. Интересно все-таки, где Ленка. Может, купить цветов — и к ней?

В трубке шли длинные гудки. Спит?

Открыл мессенджер, но слов не нашел. Отправил смайлик — сердечко. Когда появится значок, что сообщение прочитано, можно будет перезвонить.

Володя сел на подоконник, туда, где вчера вечером сидела Лена, закрыл глаза и затянулся сигаретой. Господи, как же хорошо!

— Эй, городской! Не стыдно голой жопой к народу-то? — раздался с улицы насмешливый голос участкового.

От неожиданности Володя чуть не упал. Точно, блин: осень, листва поредела, окна кухни хорошо видно с улицы, а он без белья.

Володя спешно нашел в спальне свежие трусы, натянул. Прямо на голое тело накинул куртку и выглянул на крыльцо:

— Николай Степаныч, заходи.

— Что это ты средь бела дня голышом разгуливаешь? — поинтересовался Кадушкин. И, оглядев Володины хоромы, все понял: — Ночка-то задалась, я смотрю.

— Было дело. А ты ко мне какими судьбами? Случилось чего? Помощь нужна?

— Да как сказать…

— Лучше прямо.

— Ну, тогда слушай.

Оказалось, что рано поутру заявились к участковому несколько хозяек — все с Осиновой улицы, где дом у Насти Строгановой. Пришли, говорят: Николай Степаныч, у нас коровы не доятся.

Участковый только посмеялся. «Я, бабы, конечно, ваш участковый, но про надои — это вам к ветеринару надо, а не ко мне. Может, заболели чем животинки ваши». Только хозяек ответ Степаныча не устроил, и они наперебой стали утверждать, что пропажа молока у коров — дело рук молодой ведьмы Насти, а может, и не только Насти. Мол, этой же ночью слышали они у себя во дворах девичий смех. А это верная примета, что на животных порча.

Участковый, который только недавно признал существование мира мертвых, в порчу пока поверить был не готов. Начал с бабами шутить. Мол, какие ваши доказательства, что это Настя наколдовала? Он ее с детства знает — примерная мать и жена.

Тогда одна из хозяек нехотя призналась, что мужик ее недавно поставил камеру на гараж. Они машину новую взяли и решили добро свое обезопасить, потому и установили видео­наблю­дение.

Николай Степанович попросил запись посмотреть. И на ней видно, как мимо соседей проходит девушка, очень похожая на Настю. Потом мелькают какие-то тени неясного происхождения, и в кадре оказывается Ленка.

Да-да. Ленка.

У Володи глаза полезли на лоб.

— Степаныч, а в котором часу это было? То есть запись сделана в какое время?

Участковый улыбнулся. Кажется, он догадывался, с кем Володя вчера пил на кухне красное вино.

— Четыре утра.

Володя призадумался. Посчитал в голове — когда они с Леной встретились, сколько ушло на разговоры, как много времени провели в объятьях друг друга. По всему получалось, что в три часа ночи он уже погрузился в счастливые сны. А она, значит, ушла. Сразу же, как он вырубился.

— Так Ленка же не колдует! Она не ведьма. Сама ж говорила! — нашел аргумент Володя.

— Ну, бабы народ непостоянный. Сегодня одно скажет, завтра другое. С покойниками говорить поди тоже не каждая умеет.

— Так, Николай Степаныч, ты меня не путай. Ну были на записи Ленка и Настя эта. Так и что? Они там пентаграммы рисовали или заклятия читали? Может, коров чужих доили?

— Да нет. Ни того, ни другого, ни третьего.

— Значит, перед законом обе чисты, — постановил следователь.

— Перед уголовным кодексом — чисты. А у людей в деревне свои законы, — возразил участковый.

— Ну какие такие «свои законы»? Ты о чем? Мы что, на острове, что ли, живем?

— Деревня, знаешь, она почти как остров. Маленький такой, но очень густонаселенный остров в открытом море. Я тоже от баб отшутиться пытался: что, мол, участковый против ведьмы сделает? А они так сказали: ежели управы на злодеек не найду, они им дома сожгут.

— А это уже уголовное преступление! — Володя прикурил новую сигарету.

— Угу… Только это еще доказать нужно будет. И виновного найти. А если там круговая порука, то еще попробуй докопайся, кто спичку поджигал. Короче говоря, я бабам объяснил, что они у меня быстро присядут, если на самоуправство пойдут. Но что дальше делать — понятия не имею. Так что… ты бы это… поговорил со своей Ленкой.

— Степаныч!

— Ой, а то я не вижу, что у вас шуры-муры!

Участковый ушел, а Володя вернулся в постель. Только спать ему уже совсем не хотелось. Он присел на край кровати, разгладил руками наволочки на подушках, провел ладонью по простыне.

— Вот ты где!

Пальцы нащупали заколку, упавшую в кровать во время страстной ночи.

«Значит, придется возвращаться к Тетериной. Ох, Ленка, что же все это значит?»

* * *

В квартире у Тетериной всегда было мрачно. Неважно, светит ли на улице солнце или уличные фонари — в ее жилище не проникал никакой свет. Даже лампочки в люстрах горели тускло, словно покрытые невидимой копотью.

— Я одного понять не могу: зачем они это делают? Зачем подставляются? — допытывал Володя ведьму. — Допустим, Ленка и Настя сговорились и стали подругами, у каждой есть свое особое умение, но какого черта они пошли по деревне людям козни строить? Какой в этом смысл? У коров надои портить — для чего?

Ведьма что-то готовила в зеленой эмалированной кастрюльке, выкрутив на полную огонь на газовой плите. Дух шел отвратительный, но Володя ничего не замечал.

— Так они не по своей воле, — ответила ему Тетерина, помешивая варево.

— Как это — «не по своей»? Разве их кто-то заставляет?

— Конечно. То их черти крутят. Черти это дело ух как любят.

— И тут черти! Ты мне голову-то не морочь!

— А ты как думал? Без чертей в нашем деле никуда. — И Тетерина хитро подмигнула следователю. — Что-нибудь Ленкино принес?

Володя передал ей заколку. Тетерина подошла, взяла в руки, понюхала и лизнула.

— Ну, допустим. А почему Ленка-то во все это ввязалась? — продолжал сыпать вопросами Володя.

Ведьма достала спички, зажгла одну и поднесла к заколке. Огонь закоптил и затрещал, вещица раскалилась. Когда держать ее стало больно, Тетерина кинула заколку в стакан с водой.

— Приворот на твоей бабе. Сильный. И еще что-то… какое-то темное воздействие… не могу разобрать.

— Приворот? — Володя был просто ошарашен таким вердиктом.

— Ну да. Приворот. Настя Ленку к себе приворожила. Глаза застила, воли лишила. Теперь живет твоя Лена Настиным умом, все делает, что та ей прикажет.

— Все, что Настя ей прикажет? А как же… — Володе не хотелось рассказывать ведьме про ночь любви, но та, похоже, сама все поняла или от своих чертей узнала.

— В постель к тебе она тоже не по собственному желанию пришла, не обольщайся. И грозят тебе теперь большие неприятности.

Ведьма вернулась к готовке.

Все происходящее с трудом укладывалось в голове у Володи — привороты, лишение воли, неприятности какие-то от близости с любимой женщиной.

— Так, я больше это слушать не могу. Мракобесие сплошное. Давай расколдовывай Ленку, и дело с концом. Сколько твои услуги стоят? Заплачу.

Ведьма расхохоталась, брызнув слюной:

— Не боись! Рассчитаемся. Ты теперь мне сюда свою бабу привези. Только так смогу ритуал провести.

* * *

Кадушкин вышел на улицу, вывел за собой Володю и широким жестом предложил коллеге посмотреть на длинный одноэтажный домик из белого кирпича, посреди которого шла параллельно земле темно-синяя полоса, а у входа висела табличка с гербовым двуглавым орлом, надписями «МВД России» и «Участковый пункт полиции», а также со временем приема граждан.

— Ты отдаешь себе отчет, куда ты пришел и что ты мне предлагаешь? — спросил Николай Степанович.

— Да, — просто ответил Володя.

Кадушкин схватил его за руку и, оглядываясь, не видел ли кто, снова затащил внутрь, в свой кабинет.

— Да ты совсем умом тронулся. Это ж похищение! Уголовщина! Киднеппинг!

— Ой, какой такой киднеппинг! Расколдуют ее — и пойдет на все четыре стороны. — Володю уже стала утомлять пафосность деревенского участкового.

— Володь, ты себя вообще слышишь? Живого человека, девку, похитить мне предлагаешь и силком к ведьме притащить, чтобы та ее расколдовала! Да если кто узнает, нас с тобой в психушке запрут. И сгноят там. Потому что это — ненормально!

— А дома жечь за то, что коровы не доятся, — это нормально? — парировал Володя.

— Дома пока никто никому не жег, — насупился участковый.

— Вот и не будем доводить до крайностей.

— А если бабу твою расколдуют, они обе с Настькой хулиганить по деревне перестанут или только одна? — Николай Степанович грозно навис над Володей, но тот, как говорится, был пуганый.

— Ну, Ленка точно перестанет. Хоть одной проблемой меньше. А потом, если она снова нормальной сделается, поможет нам и Настю в чувство привести.

— На уголовщину не пойду. Я представитель закона.

— Ты пару дней назад в гроб собирался, говорил, что тебе на все плевать, а теперь, значит, «представитель закона»? Ленка тебе, между прочим, помогала, когда ты пластом лежал и жить не хотел, а ты бросить ее решил? Пусть жгут девке хату? Так получается, дорогой наш представитель закона?

Кадушкин побагровел:

— Руки выкручиваешь, Володенька!

— А у меня другого выхода нет.

— Хорошо. Рассказывай, что придумал. Только помни: права на ошибку у нас с тобой нет. И у ведьмы твоей такого права тоже нет. Если привезем ей девку — обязана будет расколдовать!

Ленка, с тех пор как отправилась в гости к Насте несколько дней назад, дома не появлялась. Правда, на работу выходила. Но похищать ее у заправки опасно — могут быть свидетели. А караулить возле дома Строгановых еще опаснее — встречаться с ведьмой ни у Степаныча, ни у Володи желания не было.

Так что решили подождать ее рано утром по дороге к Клюквину, когда Ленка будет возвращаться после ночной смены.

Машину Володя на всякий случай взял у друга, чтобы не светить свою.

И, на счастье двух представителей закона, совершить свое беззаконие им удалось довольно легко и быстро. Николай Степанович был за рулем. Увидев Ленку, устало бредущую по дороге, он замотал лицо шарфом и лихо перекрыл ей путь. Не успела она понять, что происходит, как с заднего сиденья выскочил Володя и, набросив ей на голову холщовый мешок, затащил в машину.

Визжала Ленка знатно, несмотря на усталость и бессонную ночь, брыкалась и царапалась тоже изо всей своей девичьей силы. Но Володя все же умудрился сковать ей наручниками и руки, и ноги.

Ленка затихла.

Мужчины все делали молча в надежде, что она до поры до времени не поймет, кто именно ее похитил. Они боялись той неведомой силы, что жила в ней, руководила ее поступками, заставляла быть не такой, как обычно.

Когда Ленка перестала сопротивляться, им показалось, что она узнала их, поняла каким-то загадочным образом, кто именно затащил ее в машину. Но они даже представить себе не могли, что на самом деле чувствовала в этот момент Лена.

* * *

Солнечные зайчики слепили глаза. Лена сидела на берегу реки, свесив в воду ноги, и наслаждалась летом. С собой она принесла пакет спелой сливы, ее сок перепачкал руки и щеки, но это совсем не заботило Ленку. Она с удовольствием разламывала сливу и жадно запихивала в рот мякоть. Очередная косточка разбила прозрачную речную гладь — Ленка кидалась в водомерок.

Ей снова было пять лет. Почему? Она не думала об этом, просто было хорошо.

— Внучка, пойдем домой, я тебе блинов напекла, — услышала Лена за спиной голос прабабушки. — Сладкие, гладкие, как солнце яркие, с маслицем, с повидлом, конца-края им не видно!

Лена засмеялась беззаботным детским смехом:

— Спасибо, бабулечка!

Потом вскочила, выбежала на тропу, что ведет к деревенским домикам, а бабушки-то уже нет. Как так? Неужели так быстро ушла вперед и скрылась за поворотом? Она же старенькая совсем.

— Бабуля!

Тишина.

Лена быстрее зашагала по дорожке. Некошеная трава стояла выше головы. Раздвигая ее руками, она вышла на улицу, которая хорошо просматривалась, но прабабушки не было видно.

«Голову мне, что ли, напекло у воды? Где же бабулечка?» — думала Ленка и продолжала идти в сторону дома.

И вот чудеса — солнце в зените, а на деревенских улицах нет никого. Яркие домики стоят будто нарисованные — занавески не шелохнутся, собаки не лают, куры не гуляют. Не тарахтят моторы машин. Людей не видно. «Может, праздник какой? А я и забыла… А все на площади. Или базар сегодня? Да нет, с базара б уже вернулись».

Лена повернула на соседнюю улицу, остался еще один поворот — и она дома. Но тут впереди, у заброшенного дома, мелькнул и скрылся за деревом женский силуэт. Далеко — не разобрать, кто там.

— Бабушка? Ба-бу-шка! — крикнула Ленка, но ответа не было.

Она ускорила шаг. В груди засвербело. «Скорее, надо скорее домой!» — возникла в голове мысль и завертелась как волчок по кругу.

И вот она уже подбегает к родной калитке. Только глядь — а за забором какая-то чужая изба.

Не может быть! Точно ли чужая?

Присмотрелась. Точно. Наличники на окнах не такие, крыльца нет, цветы другие в палисаднике: мать гладиолусы сажала, а тут одни герберы. Странно. Может, не дошла? Но и следующий дом — не ее, не Ленкин.

Посмотрела направо, налево — нет дома и в помине. Что же это, она поворот перепутала? Да разве такое возможно в родной деревне?

Ленка заметалась, забегала — со своей улицы на соседнюю, потом снова на свою и назад, к реке, чтобы проделать весь путь заново. Но сколько бы раз она ни возвращалась туда, где должен стоять ее дом, его не было.

Устав и потеряв уже всякие ориентиры, Лена села на траву, готовая разрыдаться. Сердце бешено колотилось в груди. Она чувствовала себя словно загнанная в угол мышь.

Но в следующий момент снова увидела фигуру… или тень… что-то живое, мелькнувшее вдалеке у дома на перекрестке.

Лена вскочила и закричала:

— Эй! Эй! Кто там? Помогите! Я заблудилась! На помощь!

Никто не ответил, а тень скрылась за поворотом направо.

Лена подскочила и бросилась вдогонку. Но только она оказалась на перекрестке, как неизвестная фигура уже исчезла за новым поворотом. Лена побежала еще быстрее.

Улица за улицей, перекресток за перекрестком — тень перемещалась легко и быстро, а Ленке все никак не удавалось догнать ее или хотя бы разглядеть, кто это.

Но в какой-то момент, когда силы уже были готовы покинуть Лену, тень материализовалась и застыла. Лена увидела Настю Строганову — та стояла спиной, но ошибиться было невозможно.

Лена оторопела. Надо же, это Осиновая улица! И Настин дом. Почему она здесь, зачем?

— Настя?

Женщина обернулась, и Лена поняла, что нет, это все-таки не Настя. Это Тамара — ее мертвая прабабушка.

«Надо же, мне прабабушка была опорой, и Насте прабабушка помогает. Но как же сильно они отличаются: моя маленькая, худенькая, с добрыми глазами, а Настина — высокая, полная, и глаза черные, будто угли», — думала Лена. А фигура в конце Осиновой улицы поманила ее рукой. И так стало тепло и спокойно. «Надо идти, надо».

Ленка сделала шаг навстречу старой ведьме, и тут нестерпимо захотелось обернуться. Она на секунду отвела глаза и посмотрела назад, в сторону улицы, на которой должен быть родной дом. Там вдалеке стояла еще одна ведьма. Ленка никогда ее не видела раньше, но сразу поняла, что это именно ведьма. И она тоже поманила девочку.

Куда же пойти? Направо или налево? К Настиной прабабке или к незнакомой женщине в черном платье?

Лена замешкалась, не в силах сделать выбор.

Участковый и Володя с широко открытыми глазами наблюдали за тем, как Тетерина на своей кухне окуривает какими-то травами застывшую Ленку. Та сидела на стуле словно в трансе — с полуоткрытыми глазами, не реагируя на происходящее, не издавая ни звука.

— У нее там точно не наркота? На экспертизу бы сдать, — шепнул Николай Степанович на ухо Володе.

— Да нет, непохоже. Это их какие-то колдовские штучки. Мы-то с тобой тоже вдыхаем, но в сознании оба.

— А может, уже не в сознании. Это, знаешь, сложно определить, пока не протрезвеешь, — почесал затылок Степаныч.

— Да тихо ты! Давай не будем мешать. Сами же все это затеяли.

— Не затеяли, а затеял. Ты!

— Цыц! — Володя прижал палец к губам. От волнения холодная капелька пота сбежала под рубашкой по его широкой спине.

Тетерина сверкнула на представителей власти глазами и продолжила свой ритуал. К загадочным пассам руками, в которых она держала тлеющее растение, присоединилось заклинание. Слов разобрать было нельзя. Но, судя по всему, оно действовало: Лена стала слегка покачиваться и слабо мычать, будто ее что-то мучило.

— Что с ней? — Володя побледнел.

— Сильное колдовство ее держит. Мертвая ведьма на нее ворожила. Она ее крутит-вертит, к себе зовет, с ума свести хочет.

— Старайся, Тетерина, старайся! Давай зови Ленку к нам назад.

Ленка в своем сознании все так же стояла на перепутье. Более того, необходимость выбора начинала ее пугать. Поди реши, куда идти, когда с одной стороны тебя манит мертвая бабка твоего врага, а с другой — вообще какая-то неизвестная ведьма.

Меж тем зов незнакомки становился все сильнее. Лена чувствовала, как ноги сами непроизвольно разворачиваются в ее сторону.

Но, когда Лена снова посмотрела на дом Строгановых, мертвая Тамара преобразилась. Очень медленно, словно преодолевая страшное сопротивление, она начала превращаться в прабабушку Лены. Сначала изменилась фигура, потом одежда, потом черты лица, и наконец поддельная баба Нюра позвала:

— Иди ко мне, деточка. Иди домой. Я блинов напекла. Сладкие, гладкие, как солнце яркие, с маслицем, с повидлом, конца-краю им не видно!

«Так у реки тоже она меня звала, а не настоящая бабушка?» — пронеслась мысль у Ленки в голове. Но сопротивляться зову было невозможно. Она медленно двинулась в сторону бабы Нюры.

— Ах, гадина! — выругалась Тетерина в реальном мире, увидев, что околдованная девушка у нее на кухне начала медленно заваливаться на стуле. — Мужики, держите ее, держите! Сейчас упадет девка. Ух сильна мертвая ведьма, никак мне ее не переспорить!

Володя обнял Ленку за плечи и выпрямил. Почувствовал знакомый запах ее тела, такого манящего, родного…

— Ну что же ты, Елена Прекрасная, держись! Держись, не уходи! — прошептал он ей на ухо и почувствовал, как напряглись у Ленки мышцы спины.

— Давай! Давай, говори с ней! — Тетерина ощутила, что Володины объятия как будто придали Ленке сил. — Любишь ее? Не дай ей уйти!

И Володя принялся говорить ей на ухо все, что приходило в голову:

— Девочка моя ласковая, Лена, Леночка, ты такая красивая, такая смелая. Нельзя тебе уходить от нас, нельзя. Ты нужна мне, моя хорошая.

В своем небытии Лена услышала, как незнакомая ведьма заговорила мужским голосом:

— Ты нужна мне, моя хорошая. Иди ко мне, иди на мой голос. Нет, не переманит тебя никто, никто не заберет у меня. Ты моя, только моя.

Лена засмеялась: «Просто спектакль! Чудо! Одна ведьма под бабушку мою маскируется, а другая говорит голосом Володи! Куда же пойти, кому верить? И зачем же я вам всем нужна?»

— Зови, зови ее! — шептала Тетерина Володе, продолжая махать своими дымящимися травами.

И Володя звал:

— Возвращайся, моя хорошая! Мне теперь без тебя нельзя. Я без тебя теперь как без кожи — не проживу. Нужна ты мне, Ленка. Не умею я красивых слов говорить, но хочу, чтобы ты жила, оставалась собой: смелой, дерзкой, веселой. Пусть я тебе на фиг не сдался, пусть не придешь больше ко мне ночью — и ладно! Кофе с тобой будем пить на заправке, жениха себе найдешь нормального, нестарого. Приходи, Ленка, слышишь! Нельзя тебе там оставаться, там — чернота. Я не экстрасенс, не ведун, я как человек тебе говорю: беда ждет. Возвращайся. Пожалуйста!

Ленка задрожала всем телом, начала глотать воздух, как рыба, выброшенная на берег, захрипела.

— Что с ней? — закричал Володя.

— Воды, ведьма, воды ей дай! — Участковый бросился к раковине.

— Вот разорались-то! Не помирает же ваша Ленка, в себя приходит. — И Тетерина открыла окно, чтобы выветрился запах благовоний.

Через полчаса все четверо пили на кухне у ведьмы крепкий сладкий черный чай с сухариками. Тетерина настояла, что это лучший способ прийти в себя после всего случившегося.

Ленка чувствовала себя смущенной, смотрела на мужиков растерянно, а на ведьму — слегка настороженно. Оказалось, что она не помнит ничего с тех пор, как Настя подала ей у себя дома чашку травяного чая. Пришлось, конечно, рассказать почти все (Володя умолчал о том, что одну из ночей Лена провела у него в постели).

— А что за мертвая ведьма такая? А, Тетерина? Расскажи! — Кадушкин хотел разобраться во всех деталях.

— Это тебе Ленка лучше меня расскажет. Она ее видела, — отмахнулась Тетерина.

Ленка тяжело вздохнула.

— Мертвая ведьма — это Настина прабабушка. Точной степени родства я не знаю, но они кровно связаны. Аглая дух призвала. Ее зовут Тамара, и она служит Насте. Эта ведьма и затуманила мой разум, привязала к себе.

— Стало быть, они хотели тебя на свою сторону переманить?

— Наверное.

— Мы никому нашу Ленку переманить не дадим! — Володя погладил ее по руке.

А участковый хитро улыбнулся:

— Ну да, ну да.

По дороге домой Лена почти все время молчала, сжавшись на заднем сиденье машины в комок. Володя впервые не доставал ее расспросами. Он все думал, сможет ли забыть о том, что она приходила к нему, о том, какая на ощупь кожа у нее между лопатками, как пахнет ложбинка у ключицы, как нежны ее губы.

Сможет ли общаться с Ленкой как раньше, словно они просто друзья?

Нет, не сможет. Что же тогда? Продать дом и уехать из Клюквина? Или попытаться завоевать сердце этой удивительной девушки? А если она никогда его не полюбит?

— Поехали к Насте, — внезапно нарушила тишину Лена.

— Как? Зачем? — растерялся Володя.

— Мы с ней так и не поговорили.

Настя сидела на крыльце своего дома в старом пуховике нараспашку, волосы у нее были растрепаны, лицо опухшее, под глазами появились мешки, а у носа — глубокие морщины. Лена вышла из машины и подошла к калитке. Настя посмотрела на нее безо всякого выражения.

— М-да, тяжело тебе дается Тамаркина помощь, — заметила Лена.

— Не твое дело! У тебя, я смотрю, тоже помощники появились. Ну и катись отсюда! — огрызнулась Настя.

— Она из тебя всю жизнь выпьет. Всю красоту вытянет, к тридцати годам будешь как бабка старая.

— И что с того? Думаешь, глаза мне открыла? Я же сказала: не твое дело! — Настя встала, чтобы уйти.

— Стой, я не могу так.

— Чего? Пожалела меня, что ли? Серьезно? А где же твоя жалость была, когда моя мать тут, в этом доме, умирала? Когда ее призраки мучили? За порогом стояла! А когда брату моему глазки строила, зная, что его семья против? Это из-за тебя он погиб! Ты, Ленка, заноза в заднице. Всю жизнь мне испоганила! И еще смеешь советы мне раздавать? Жалеть меня? Рассказывать мне, какая я в тридцать лет стану? Да пошла ты к черту! Если захочу — всех своих мертвецов подниму до седьмого колена! И всех неупокоенных с кладбища соберу! Будет у меня новая семья. Ее ты не разрушишь, не погубишь!

Настя сплюнула на землю и, громко хлопнув дверью, скрылась за порогом своего дома.

В эту ночь сны у Ленки были сумбурные, путаные, вызывающие какую-то щемящую тоску. Уже под утро увидела она бабу Нюру — не поддельную, а свою родную. Та погладила Лену по голове.

— Ты справишься, детка!

— Баб, а баб, что дальше будет? Так страшно.

— Не бойся, моя хорошая. Верь своему сердцу. Оно не обманет.

Внезапно рядом с любимой бабушкой Ленка увидела образ Марии Федоровны, покойной жены Кадушкина.

— Коля, Коленька! Он там! Помоги!

— Бабушка! — Ленка протянула руки, чтобы обнять ее, но образ Нюры начал таять, а вот Мария Федоровна, наоборот, встала прямо перед Ленкой.

— Помоги ему! Коленька!

— Что вам надо? Чего вы все от меня хотите?

— Просыпайся, Лена! Коленька в беде! Просыпайся!

Ленка закрыла глаза руками. Ей не хотелось общаться с призраком покойной и бежать куда-то, чтобы спасти «Коленьку». Лена хотела спать. Лучше — без сновидений. Чтобы никто никуда не звал, никто не изводил, не мучил, не обманывал. Она так устала за эти дни.

— Помоги ему! — крикнул призрак покойницы в самое ухо, и Ленка так и подскочила на кровати. Устало протерла глаза. В комнате никого не было. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь занавески, падали на полосатый коврик у кровати.

Ленка потянулась за одеждой, и на пол упал мобильный телефон. Она забыла про него прошлым вечером, даже на зарядку не поставила. Теперь взяла в руки и набрала Володин номер.

— Слушай, у меня на сердце неспокойно. Зайди к Степанычу. Ты же рядом живешь. А я подойду минут через десять.

Володя послушно пошел к Кадушкину. Калитка у того была закрыта изнутри на щеколду, в кухне горел свет, но открывать Николай Степанович не спешил. Не отзывался и на телефонный звонок.

Володя просунул руку в щель между калиткой и забором и умудрился отодвинуть щеколду. Кадушкин никогда особо не запирался — все ведь знают, кто тут живет, так что без стука все равно не полезут.

Дом был не заперт и пуст. Володя как старый холостяк сразу обратил внимание, что на кухне пыльно, ни в раковине, ни на столе нет грязной посуды, даже кружки на полке стоят на своих местах идеально ровно — как их Ленка убрала после похорон жены участкового, так к ним никто и не прикасался.

Спальня тоже казалась осиротевшей. Судя по вмятине на покрывале, Николай Степанович спал сверху, не расстилая. И вероятно, даже не раздеваясь.

Володя вышел из дома и огляделся.

На участке Кадушкина стояли большой сарай и баня. Именно в бане Володя в следующую секунду услышал подозрительный грохот.

Распахнув дверь, увидел грузное тело участкового, которое билось в конвульсиях, повиснув на кожаном ремне, зацепленном за потолочную балку. Под ним валялась старая табуретка — грохот от ее падения и слышал Володя.

К счастью, в бане стоял буфет со столовыми приборами. Володя выхватил оттуда нож и двумя ловкими движениями срезал ремень.

Участковый упал и схватился за шею, тяжело откашливаясь. Минуты через три, когда Николай Степанович уже мог свободно дышать, в баню вошла Ленка.

— Старый дурак! — ругал участкового Володя, а сам едва сдерживал слезы.

— Старый дурак, — соглашался Николай Степанович хриплым голосом и плакал, совершенно не стесняясь. — Ну зачем, зачем ты меня вытащил? Подох бы я, и слава богу. А теперь… опять жить придется. А я не хочу. Не хочу без нее!

— Нельзя, нельзя так, Степаныч! Нельзя в петлю! — Володя поднял участкового с пола, поправил на нем рубашку.

— Это я уж сам решу! Да как тебя сюда занесло-то? — убрал его руки от себя Кадушкин.

— Это я его послала, — сказала Ленка, поднимая с пола табуретку и присаживаясь рядом. — А мне Мария Федоровна велела.

— Машка? Моя Машка? — поразился участковый. — Ты ж ее не видела.

— Раньше не видела. А этим утром она пришла ко мне.

— И что? Она здесь, с тобой сейчас?

Ленка посмотрела на участкового. Тот пододвинул лавку и сел на нее, привалившись спиной к старому буфету.

Рядом с ним по правую руку висел в воздухе дух покойной жены.

— Нет, Николай Степанович, она не со мной. Она с вами рядом.

Участковый зажмурился, останавливая слезы.

— Машка, прости! Не могу я! Они меня сегодня из петли вынули, а я завтра повешусь. Не сердись. И вы, ребят, не сердитесь. Я решил.

Призрак Марии Федоровны побледнел от этих слов, будто его обсыпали мукой или мелом.

— Она просит не делать этого. Вас к ней не пустят, если вы сами себя... В общем, нельзя это.

— Да как так-то? Ядрена кочерыжка! Кто ж это за меня решил, как мне можно, а как нельзя? Почему она там, а я тут? Почему сын наш там, а я тут? Кому это надо все? Для чего? — взвыл Кадушкин.

— Никто не знает, Николай Степанович. И никто вам не ответит. Но, значит, кому-то надо. И если вы правда хотите к своим родным попасть, снова их увидеть и обнять, то не стоит самому свою жизнь обрывать, — сказала Ленка.

— Да что я делать-то буду на этом свете? Я есть не могу, пить не могу. Сон не идет. Я как… котлета в проруби. И без виселицы помру со дня на день!

Ленка молчала. Она понимала, что все слова перед человеческим горем — ничтожные, бессмысленные.

— Степаныч, ты нам нужен. Ну сам подумай, мы бы без тебя не справились, Ленку бы не спасли, соседку бы твою от мужа не защитили. А сколько раз еще твоя помощь понадобится? Ты же в Клюквине каждую собаку знаешь. А если эта ведьма, Настька, опять колдовать против народа пойдет? А если они ей реально дом подожгут? А там и ее дети могут быть. Нет, Степаныч, без тебя нельзя. Никак нельзя! Давай заканчивай свои сопли!

— Володь, да что ты несешь? — всхлипнул участковый.

— Я тебе говорю, что рано ты помирать собрался. Потерять всех близких — это, конечно, дело страшное. Тут уж ничего не скажешь. И я не хотел бы оказаться на твоем месте. Да только у тебя на этом свете пока еще дела не переделаны. Так что завязывай давай со своими выкрутасами. И мы с Ленкой никому не расскажем, что ты тут вытворял. Лады? А ты сейчас соберешься, пойдешь умоешься, и будем решать, что с Настей делать.

— А Машка? Машка моя как же? Как жить-то без нее?

— Мария Федоровна вас не оставит. Николай Степанович, если вы ее не видите, это не значит, что она не рядом. Вы не глазами смотрите, а сердцем. Сердце подскажет. Сердце врать не умеет. — Ленка подошла к участковому и погладила его по руке. — Вставайте, я помогу.

Участковый тяжело поднялся, пошатываясь добрался до двери на улицу, вышел, полной грудью вдохнул свежий осенний воздух.

Призрак Марии Федоровны обошел мужа со спины и обнял, положа ладони ему на грудь.

Участковый словно и впрямь что-то почувствовал, приложил свою правую руку к тому же месту.

— Вы справитесь, Николай Степанович. Мы вместе справимся.

— Ты, — сказал участковый.

— Что — «ты»? — не поняла Ленка.

— Давай уже на «ты». Ты ж мне как дочка стала. Можно сказать, новая семья.

Ленка подошла и тоже обняла Николая Степановича.

— Договорились.

— Вот и славно.

Ни участковый, ни Володя, конечно, не видели, как после этого тихого, короткого разговора душа Марии Федоровны засветилась нежным золотистым цветом и растворилась в воздухе. «Ушла с миром», — подумала Ленка.