Милисент вела фургон по разбитой дороге. Огненно-красная пыль поднималась в воздух густыми удушающими клубами, она уже начала сожалеть о своем поспешном решении. Милисент видела, как на протяжении двух последних недель Касси с помощью ножниц, взятых у Мануэло, упорно пыталась стричь овец, и поняла, что обе они проигрывают это сражение. Именно поэтому она решила сама научиться этому делу. Утром сама идея казалась ей вполне разумной, но сейчас, несколько часов спустя, она все еще никак не могла отыскать Мануэло. Вдруг ей показалось, что сквозь облако оранжевой пыли она видит всадника.
Обрадованная, она ловко щелкнула вожжами и прибавила ходу. Приблизившись к перелеску, она поняла, что всадник не Мануэло. Милисент ощутила, как по телу разлилось странное тепло, когда узнала во всаднике своего соседа. Она поехала потише, а затем и вовсе остановила фургон.
Он прикоснулся пальцами к полям шляпы, улыбка преобразила его лицо.
— Мисс Гроден. Вы, значит, отыскали мою нору?
Милисент, видя его откровенную радость, ужасно не хотелось окатывать его холодной водой, тем не менее она сказала:
— На самом деле, мистер Бонд, я пыталась отыскать Мануэло, но, видимо, сбилась с пути.
Милисент подумала, не померещилось ли ей, будто при этих словах у него в глазах промелькнуло разочарование.
— Но мне очень приятно встретить вас, — поспешно добавила она.
Его улыбка сделалась шире.
— Ринго, если угодно.
— Прошу прощения?
— Не могли бы вы звать меня Ринго, мэм?
— Если вам так угодно, — осторожно ответила она. — Ринго — это ваше имя, данное при рождении?
В ответ он сердечно рассмеялся.
— Нет, мэм, но я с ним живу.
— Понятно, — сказала она, хотя было очевидно, что она ничего не понимает. — Вы не против, если я спрошу почему?
— Когда я был ребенком, один из взрослых ковбоев усадил меня на коня, которого до этого никто не мог укротить. Они сказали мне, что это старая кляча, которую уже выпустили на пастбище. Дело в том, что этот жеребец представлял собой смертельную опасность для лошадей на пастбище. Я и мысли не допускал, что конь пытался меня убить, поэтому держался на нем, пока он не сдался. После этого парни начали звать меня Ринго, так и пристало.
Комичность ситуации развеселила Милисент, но она постаралась скрыть улыбку, хотя это и было нелегко. И только взглянув в озорные глаза Ринго, не сдержалась. Смех так и распирал ее, когда же к ней присоединился и Ринго, то она расхохоталась от всей души.
— Извините, — наконец, задыхаясь, выдавила Милисент.
— Чего тут извиняться, мэм. Представьте, мне пришлось так долго жить с этим именем, что оно звучит вполне естественно. Только для нового человека оно необычно и смешно.
— Я не собиралась смеяться над вашим именем, — ответила Милисент. — И прошу вас, зовите меня Милисент, а не мэм.
— С большим удовольствием, Милисент.
Она встретилась с ним взглядом и почувствовала, как перехватило дыхание от того, как он произнес ее имя. В его устах оно звучало почти восхитительно.
Милисент начала было отвечать, но ветер подхватил слова и унес их вверх, а голос вдруг перестал ее слушаться. Она разглядывала морщинки на его обветренном лице, и ей захотелось узнать, что стало причиной их появления. Она недоумевала, откуда возникло это странное парящее ощущение, которое охватило все ее тело. «Ты слишком стара, чтобы предаваться грезам, — корила она себя. — Чересчур стара».
Милисент кашлянула, надеясь, что заодно просветлится и голова.
— Не знаете ли вы, где пастбище Баски? — спросила она.
Легкая улыбка освежила его лицо.
— Знаю. Как раз за следующим косогором. Вы уже почти добрались.
— В таком случае мне очень повезло, что я встретила вас. Я ехала этой дорогой, и я…
Слова улетали прочь, а улыбка становилась все шире.
— Если вы не против, мэм, то я бы сказал, что это мне повезло.
Милисент вдруг заметила, что с ней происходит то, чего не случалось уже Бог знает сколько лет. Она покраснела. От корней рыжих волос до самого ворота ситцевого платья вся она буквально вспыхнула.
— Ну, я…
Милисент запнулась, чувствуя, что безнадежно утратила искусство флирта, которым, кстати, никогда и не блистала.
Ринго коснулся полей своего «стетсона».
— Пожалуй, я лучше не стану задерживать вас, Милисент.
Ей страстно хотелось, чтобы изобличающий румянец сошел с ее пылающих щек. Неужели она и говорила так же нескладно, как непривлекательно, а в этом она не сомневалась, выглядела.
— Да, мне нужно увидеть Баски.
Милисент подхватила поводья, помедлила, затем взглянула перед собой, избегая смотреть на не сводившего с нее глаз Ринго.
— Было бы замечательно, если бы вы заглянули к нам на чашечку кофе.
Она отчаянно надеялась, что лицо ее не приобрело оттенка спелого помидора.
— Это было бы просто чудесно, мэм.
Осмелившись взглянуть на него, Милисент немного расслабилась, увидев удовлетворение, которое излучало его лицо.
— Что ж, пожалуй, я поеду.
— Да, мэм. — Он осадил лошадь назад, она взмахнула вожжами. — Я скоро навещу вас, Милисент.
В ответ она молча кивнула, внутренне сияя от того, как он произнес ее имя. Милисент чувствовала себя так же глупо, как старая дева на свадьбе, однако мечтательница, затаившаяся где-то в недрах ее души, таяла при воспоминании о его голубых глазах и обаятельной улыбке.
Тепло этой улыбки несло ее через поросший всевозможными цветами луг, вверх по пологому подъему к изобилующему травой летнему пастбищу. Она увидела Баски и уже собиралась было открыть рот и окликнуть его, как вместо этого улыбка на ее лице застыла, а тепло, делавшее тело легким, сменилось ледяным холодом, накатившим изнутри и сжимавшим горло. О, нет! Боже милосердный, нет!