Летняя роза

ГЛАВА 25

Касси и Милисент поднялись по ступенькам церкви, стараясь не обращать внимания на внезапную тишину, повисшую при их появлении. Перед ними стоял мистер Пибоди. Касси попыталась улыбнуться. Маска презрения, исказившая черты его лица, буквально заморозила ее улыбку, она быстро опустила голову и поспешно юркнула в дверь. Вместе с Милисент они нашли ряд со свободными местами и опустились на жесткую дубовую скамью. Семья, оказавшаяся поблизости, демонстративно поднялась и пересела на несколько рядов сзади. Касси глядела только перед собой, чувствуя, как пламенеют щеки. Она не знала, как долго еще сможет выдержать подобный остракизм.

Бросив взгляд в сторону, Касси увидела, как Эндрю отыскал Зака Робертсона. Оба сорванца прокрались на последний ряд. Касси успела заметить рогатку и начала страстно молиться, чтобы ни один из них не наделал глупостей. Ей не хватало еще только того, чтобы брат повел себя в церкви как отпетый хулиган.

Она все еще недоумевала по поводу странной дружбы ребят, однако Зак умудрялся усиливать от железной руки отца и, несмотря на враждебность Джекоба Робертсона, Касси была рада, что Эндрю нашел друга.

Расстроенное пианино казалось более уместным в салуне, нежели в церкви, однако женщина с постным лицом честно пыталась извлечь из его недр мелодию «Скала веков».

Касси окинула взглядом нерасписанное помещение церкви и заметила Ринго, одетого с особой тщательностью, с приглаженными волосами, пробиравшегося к ним. Вспыхнувшие щеки Милисент свидетельствовали, что она его тоже заметила. Со вздохом Касси подумала, до чего же одинока она в такой многоликой толпе. Глядя на семейные пары, такие прочные в своем единении, Касси с болью подумала, что эти радости ей не доступны.

Ей очень хотелось знать, до какой степени ее дядя оскорбил всех этих людей. Это казалось совершенно невероятным. Брат ее отца всегда был добрым и мягким человеком. Человек, которого она помнила, не стал бы перерезать нить жизни, от которой зависели все эти люди. Даже не глядя в замкнутые лица собравшихся в церкви прихожан, Касси понимала, что от них она ничего не узнает.

Посмотрев вокруг, Касси заметила, что небольшая церковная зала была переполнена людьми, однако ряд, на котором сидела она, оставался пустым. Аккорды гимна «Старый грубый крест» исторгались из дряхлого пианино. Словно по подсказке, все прихожане встали со своих мест и запели. Касси путала незнакомые слова гимна, с неловкостью ощущая пристальное внимание стоящих вокруг. Спина ныла так, словно в ней просверлили тысячи отверстий; практически каждый взгляд был прикован к ней. Непривычная к подобного рода приему, Касси чувствовала, что вот-вот расплачется. Она помнила близость людей в церкви там, в Бостоне, радостный прием, который она всегда находила в церкви.

Не видя ничего перед собой, она рассеянно листала сборник гимнов и потому крайне удивилась, когда огромная рука Шэйна легла поверх ее руки и быстро отыскала нужную страницу. Его густой баритон наполнил воздух, тогда как ее собственный голос немного дрожал, когда она присоединилась к нему. Испытывая безотчетное чувство благодарности, возникшее от одного присутствия Шэйна, она полностью сосредоточилась на словах песни.

Касси посмотрела на Шэйна, однако его взор был устремлен на кафедру, где стоял проповедник. Когда гимн закончился, священник начал молитву, и Касси стала с жаром молиться о своем. Она не могла вынести мысли о долгих годах, лежащих впереди, о годах, наполненных отвержением и откровенной ненавистью. Она уехала из Бостона, чтобы начать новую жизнь, а вовсе не для того, чтобы перехватить вожжи пронизанной ненавистью вендетты, причин которой она к тому же до сих пор так и не могла понять до конца.

Загадочная бумага, найденная в столе дяди, никак не выходила из головы. По поведению Шэйна было видно, что его чувства к ее дяде не шли ни в какое сравнение с чувствами других соседей. Также было совершенно очевидно, что ничто не остановит его в стремлении заполучить свою землю обратно. Если дело состояло только в этом, то почему тогда его отец уступил эту землю дяде? В этом решительно не было никакого смысла. Ключ к этой тайне оставался так же неуловим, как и причина продолжающейся ненависти ее соседей.

Касси спокойно слушала начало проповеди. С хорошо скрытым изумлением она следила за шумным появлением Мод и ее многочисленного семейства. Судя по тому, как разбежались ее дети, могло показаться, что их по крайней мере не меньше двух дюжин. Однако вся эта суматоха, казалось, ничуть не смутила проповедника.

Он невозмутимо продолжал свою проповедь. Его ласковые, умиротворяющие слова окатывали Касси мягкими волнами, успокаивая напряженные нервы. С удивлением она вслушивалась в проповедь. Он рассказывал о золотом правиле. Касси хотелось узнать, не выбрал ли он эту тему из-за ее присутствия здесь. А может, она предназначалась жителям Кинонбурга, подумалось ей, когда она заметила, как несколько человек неловко заерзали на скамьях. Взглянув на Милисент, Касси хотела понять, уловила ли та иронию обращения проповедника, но Милли была полностью поглощена Ринго, так же, как и он ею.

Шэйн следил за чувствами, отражавшимися на лице Касси. Из нее вряд ли бы получился хороший игрок в покер; переживания отражались на нем столь явственно, будто были нарисованы. Всматриваясь в Касси, Шэйн задавался вопросом, не потерял ли он сам себя где-то в сетях своих собственных манипуляций.

Необходимость востребовать свою землю оставалась по-прежнему сильной, но теперь он ставил под сомнение свои методы. Ее ранимость встала перед ним неодолимой преградой, без каких-либо сомнений он понял, что она слишком много для него значила.

В тот самый миг, когда он пришел к этому заключению, его рука легла поверх ее маленькой руки. Касси взглянула на него снизу вверх, в ее глазах промелькнуло удовольствие, которое, он это знал, она чувствовала. Взгляд, брошенный на него, поразил, как сильный удар в живот.

Шэйн тоже слушал слова проповедника:

— Поступай с другими…

В его мозгу эхом отозвался горький смех. «Прежде чем они поступят с тобой», — беззвучно докончил фразу он. Прошлое научило его жить по своим собственным правилам. По правилам, которые не предусматривают веру в синие глаза. И все же он не убрал свою руку.

Когда закончилась последняя песня, прихожане встали и склонили головы для прощального благословения. Касси медленно двинулась позади толпы, пережидая, пока они, не торопясь, наговорятся друг с другом, не обращая на нее никакого внимания. Дружеские приветствия Мод и Сары согрели сердце, но откровенная неприязнь, проявленная другими, терзала и рвала на части ее чувствительную натуру.

Задержавшись внутри, пока основная масса прихожан устремилась к выходу, Касси остановилась поговорить с преподобным Бичером. Заметив, что почти все покинули церковь, она посмотрела на Шэйна и завершила разговор с проповедником. Шэйн пожал проповеднику руку.

— Отличная проповедь, преподобный Бичер.

— Спасибо, Шэйн. И, мне кажется, своевременная.

Касси широко улыбнулась священнику, лицо ее явило собой образец нежной красоты.

— Мне действительно очень приятно познакомиться с вами, мисс Дэлтон.

— Кисси, пожалуйста.

— Конечно, Касси.

Шэйн не сомневался, что в этот момент преподобный был готов на все, стоило ей только попросить. Взяв ее под руку, Шэйн проводил Касси на улицу и подвел к фургону. У него возникло безумное желание провести остаток своего свободного воскресного дня с ней и еще более странное желание — чтобы она не была Дэлтон. День стоял чудесный, по небу плыли кучевые облака, смягчавшие жару. Сожаление разрывало душу, когда он вместо этого помог ей подняться в фургон и, прощаясь, прикоснулся к полям своей шляпы. Эндрю забрался в повозку сзади, Касси взяла вожжи.

— Как ты думаешь, сестра отпустит тебя на рыбалку на этой неделе? — спросил Шэйн Эндрю. — Майкл хочет поквитаться с тобой — говорит, в последний раз ты поймал в два раза больше него.

— Сестра? — Эндрю вопросительно посмотрел на Касси.

— Если договоришься, что с тобой пойдет Мануэло…

— Иду, Шэйн. Когда?

Шэйн обменялся удивленным взглядом с Касси.

— Когда твоя сестра скажет, что все в порядке.

Лицо Эндрю зарделось от возбуждения, Касси тронула вожжи, понукая лошадей в путь.

— Пока, Шэйн. Спасибо!

Шэйн вдогонку помахал Эндрю, глядя, как фургон постепенно пропал из виду. Касси и Милисент обсуждали взлеты и падения сегодняшнего утра, фургон неторопливо катил домой, а Эндрю, довольный собой, целился из своей рогатки в проносившиеся мимо мишени. Касси не могла сдержаться, чтобы не подшутить над Милисент насчет внимания Ринго. Они, беззаботно смеясь, подкатили к повороту, где дорога огибала небольшую группу деревьев.

Внезапно прогремело несколько выстрелов, казалось, они ударили сразу со всех сторон. В ужасе Касси стегнула лошадей вожжами, и те понесли вперед. Слыша свист пуль, Касси крикнула Милисент и Эндрю лечь на дно фургона, а сама погнала лошадей. Сумасшедшая скачка длилась по меньшей мере мили две, пока она не почувствовала, как Милисент дотронулась до руки, стараясь перекричать ветер, свистевший в ушах.

— Думаю, уже можно сбавить скорость, Касс.

Боязливо оглядевшись по сторонам, Касси поняла, что Милисент права. Никто их не преследовал. Кем бы ни был тот, кто стрелял, он, вне всякого сомнения, прятался среди деревьев, дожидаясь их появления, чтобы напасть из засады.

Касси съехала на обочину, руки ее дрожали. Повернувшись назад, она посмотрела на Эндрю, он был напуган, но невредим.

— Хочешь, я буду править дальше, Касс? — предложила Милисент голосом достаточно спокойным по сравнению с колотившимся сердцем Касси.

— Да, так будет лучше, Милли.

Зная о предательской дрожи в голосе, Касси вытянула вперед дрожащие руки, глядя на них с удивлением. Она не знала, что так отреагирует на опасность. Раньше она считала себя выдержанной. До чего нелепая мысль.

Судорожно вздохнув, она отдала вожжи Милисент, молясь, чтобы они оказались достаточно удачливыми и в следующий раз.

Солнечный свет лился сквозь листву окружавших деревьев, создавая причудливые картины света и тени на густой траве, покрывавшей землю. Прогуливаясь, Милисент наклонилась, чтобы не задеть низко опустившуюся ветку, а Ринго в этот момент повернулся, чтобы приподнять эту ветку кверху. Едва не столкнувшись, они улыбнулись, глядя друг на друга.

Естественная застенчивость Милисент в отношении мужчин вновь проснулась, и она не прекращала задавать себе один и тот же вопрос: что нашел такой симпатичный мужчина, как Ринго, в такой старой деве, как она? Стыдливо она опустила голову, чувствуя, как от его взгляда начинает гореть лицо. Сколько раз мечтала она о том, как они окажутся вместе. Милисент покачала головой, удивляясь своей мечтательности. Еще глупее были ее мечты об их совместном будущем…

— Милли, самое время поговорить о случившемся.

Она отвернулась, решив наслаждаться прогулкой, а не вспоминать пережитые жуткие события.

— Никто же ведь не пострадал. — Милисент пожала плечами, отмахиваясь от его обеспокоенности и отлично зная, к чему ведут все эти разговоры, поскольку такое случалось уже неоднократно.

— Да, на этот раз. — В голосе Ринго звучала тревога. — В следующий раз тебе может не повезти.

Милисент избегала его взгляда.

— Кто знает, будет ли вообще следующий раз.

Крепко стиснув ее руки, Ринго развернул Милисент так, что их лица оказались на одном уровне.

— До тех пор пока Касси не поумнеет и не продаст землю, всегда будет грозить следующий раз.

Милисент высвободила руки и отошла в тень огромного раскидистого дуба.

— Не хочу вновь спорить с тобой. Но мы не отступим.

В сильном волнении Ринго швырнул свою шляпу на землю.

— Если бы ты только представила, что пережили люди в долине из-за Люка Дэлтона, то поняла бы, что вопрос вовсе не в «если», а только лишь в «когда».

Пораженная ненавистью, прозвучавшей в его словах, Милисент повернулась к нему. Все это так не было похоже на него.

— Ринго? — тихо спросила она, инстинктивно догадываясь, что он что-то скрывал от нее.

Ринго отвернулся, щека его подергивалась, он пытался взять себя в руки. Милисент чувствовала, что просто обязана выяснить причину страдания, не дающего покоя такому хорошему человеку, как Ринго. Встав перед ним и нежно прикоснувшись к руке, она попросила:

— Расскажи мне.

Он колебался какое-то время, но потом слова посыпались из него, как искры из углей костра.

— Стояла такая чертовская жара, — начал он, и лицо его исказила боль, — что вся вода на моей земле высохла. С восхода до заката я объезжал пастбища, стараясь спасти свой скот. — Ринго безрадостно усмехнулся. — Но скот продолжал умирать. Я ни черта не мог с этим поделать, и все равно каждый день уходил из дома.

Ринго замолк, вспоминая прошлое, полное мучительных воспоминаний.

— Кэтрин ждала ребенка. До родов оставалось всего недели две.

Голос его сделался хриплым, и Милисент стало тяжело дышать. Она была в отчаянии, чувствуя, к чему идет рассказ.

— Последняя оставшаяся вода стояла низко и испортилась — ее оставалось очень мало, на самом дне. Я собирался поехать к Лэнсеру и взять у него питьевой воды для семьи, но вместо этого отправился взглянуть на свое стадо.

Он опять замолчал, провел рукой по лицу.

— Кэтрин набрала воды, ставшей смертоносной. Она и мой сын выпили ее. Когда вечером я вернулся домой, было уже слишком поздно. Кэтрин продержалась ночь, но к утру умерла. Сын умер днем.

Милисент придвинулась вплотную к Ринго, взяла его руку в свою. Она поморщилась, когда его пальцы с силой стиснули ей ладонь, изливая таким образом рвущуюся наружу боль. Милисент не возражала против боли. Наоборот, приветствовала ее, желая вобрать в себя большую часть его скорби.

— Я собирался убить Люка Дэлтона за то, что он перекрыл мне воду.

Ринго замолк, и на мгновение Милисент ощутила в своем сердце ту же убийственную решимость. Дядя Касси, наверное, был бессердечным злодеем, если допустил, чтобы беременная женщина и ребенок умерли от протухшей воды.

— Затем ко мне заехал Люк и чуть не сошел с ума. Сказал, что вовсе не думал, что дело может зайти так далеко. Короче, после того как он пришел в себя, мы вместе с ним похоронили жену и моего мальчика.

Ринго покачал головой, отгоняя печальные мысли.

— Однако я-то понимаю, что, хоть он и перекрыл воду, они умерли по моей вине. Я должен был находиться рядом с Кэтрин, особенно тогда, когда ей нужна была моя помощь, а я вместо нее поставил на первое место скот.

Милисент больно резанула горечь, прозвучавшая в его голосе, и она ринулась защищать его.

— Но ведь ты же пытался спасти источник своего благополучия, источник своего существования. Не ради себя самого. Ради твоей семьи. Ты понимал, что не можешь позволить себе потерять весь скот и оставить семью без средств к существованию. У тебя не было выбора.

Голос Милисент звучал страстно и убежденно, преисполненный верой в него. Ринго поднял на нее полные муки глаза.

— Никогда не смотрел на ситуацию с этой стороны.

— Ты просто не позволял себе этого, — мягко проговорила Милисент. — Ведь не мог же ты одновременно находиться в двух различных местах. Не сомневаюсь, Кэтрин понимала это.

Милисент с трудом удержалась от слез, навернувшихся на глаза при мысли о тех страданиях, которые пришлось вынести Ринго за все эти долгие годы самобичевания. Осознав, что она очень интимно продолжает держать Ринго за руку, Милисент внезапно сильно смутилась. Неловко отстранившись от него, она прислонилась к стволу дерева.

Ринго, если и заметил это, не подал виду. С того самого дня, когда Милисент отхлестала его мокрым бельем, Ринго вел себя осторожно, предупредительно, как истинный джентльмен. Может быть, именно это и тревожило ее. Ей страстно хотелось вновь очутиться в его объятиях. Окинув взглядом деревья, качавшиеся под легким ветерком, Милисент вдруг осознала, что они впервые оказались совершенно одни, вдвоем, впервые с того самого дня, как он обнял ее и назвал красивой.

Та же мысль пришла в голову и Ринго. С того памятного дня он заставлял себя держаться на определенной дистанции. Милисент пробудила в нем чувства, которые он считал погребенными так глубоко, что они давно умерли. Ничего не хотелось ему так сильно, как овладеть ею прямо сейчас. Но Милисент не обыкновенная женщина. За ее колким юмором скрывалась чувственная, одинокая женщина, которая, он в этом ни на мгновение не сомневался, была такой же чистой, как в тот день, когда она появилась на свет.

Вглядываясь в лицо Милли, он почувствовал, что ее напряжение исчезло. В самом деле, волосы ее свободно лежали и не были стянуты в тугой строгий пучок на затылке. Но главное — эта улыбка, это сияние в глазах, до неузнаваемости преобразившие ее милые черты, наряду с верой в него, верой, которая отогрела его душу, хотя сам он полагал, что это уже совершенно невозможно.

Его поразила именно улыбка, подаренная ему, прежде чем Милисент опустилась на землю, тщательно расправив юбку вокруг колен. Он сильно беспокоился и переживал за нее после того, как в них стреляли. Ринго хотелось увезти ее с собой, в свой дом, хотелось защитить, но он понимал, что не имеет на это права.

Опустившись рядом с ней на землю, он сохранил подобающее приличию расстояние. Заглянув Милисент в глаза, Ринго понял, что от нее не ускользнула его сдержанность, от этого и неуверенность, и смятение с новой силой вспыхнули в ее глазах. Он едва не застонал вслух, когда она испуганно склонила голову. Не в силах устоять, он взял ее за подбородок и нежно приподнял голову так, что их глаза встретились.

— Спасибо, что веришь в меня, Милли!

Нежным движением Ринго привлек ее к себе. Музыка ветра, игравшего в вышине листвой деревьев, и солнечный свет замкнули круг его мыслей.