Вера Викентьевна внимательно слушала Игоря. Слушала со сдержанным спокойствием. И, сама того не замечая, отбивала под столом высокими тоненькими каблучками частую дробь. «Так-так, значит, Русаков уже проводит свою линию? Так, значит, ему наплевать на мнение райкома комсомола? И вносит дезорганизацию в ряды молодежи? Ну, ну, рассказывай дальше. И он считает это нормальным? Так-так! Он с ума сошел, ваш Иван Трофимович! Это черт знает, что такое! Да он не только ставит под удар бригаду выпускников, он весь колхоз хочет разогнать!
Черт возьми, как все хорошо складывалось вначале, и как все пошло на перекос потом. Этот мальчишка, Игорь Шеломов, был буквально ее находкой. Никто его не заметил. Ни Русаков, ни Баканов, ни директор школы Егор Васильевич. Никто! Остался парень работать в колхозе и остался. А она за этим фактом увидела большую политику. Да, политику! И сделала так, что Шеломова поддержал весь класс. Но кто мог подумать, что Русаков так поведет себя? Не нужны ребята — откажись, нужны — не гони! Да, да, не гони! Сказать ребятам — уходи, кто куда хочет, все равно, что разогнать их. Но этот номер ему не пройдет. Не он организовал шеломовское движение, не ему решать его судьбу… Только надо осторожно. Как жаль, что уехал в отпуск Баканов. А без него предпринять что-либо против Русакова опрометчиво. Да и одного Баканова Русаков не послушается. Но Баканов пойдет в райком, его поддержит секретарь райкома, потом будет бюро, и упрямому председателю придется подчиниться.
Но что она скажет Шеломову? Ах, да, ведь она поручила ему организовать инициативную группу. И он задание выполнил. Ну что ж, молодец!»
— Так, значит, заявление у тебя?
— Подписано.
— Хорошо, держи его наготове. Не думаю, что те, кто хочет уехать, сделают это немедленно.
— Сенокос отработают.
— С собранием не спеши. Но будь настороже… И жди моего звонка.
На обратном пути в Большие Пустоши Игорь пытался объяснить себе совершенно не понятное ему поведение Яблочкиной. Негодовала, возмущалась, а к чему все свела? «Погоди, не спеши, будь настороже!» А он и так ждал и не спешил. Для этого не стоило ездить в город. А где ее помощь, на которую он так рассчитывал? Нет Баканова? Но она инструктор и как будто его замещает. Значит, побаивается Русакова. Ну и пусть! А он, Игорь Шеломов, не боится Русакова и начнет с ним борьбу. Не ожидая звонка из райкома. Честное слово, даже смешно звучит. «С вашего разрешения мы обсудили…» Вроде как у чеховских героев. А мы без разрешения. И обсудим, и решим, и добьемся своего.
Автобус в Больших Пустошах останавливался в трех местах: на обоих концах деревни и еще против правления колхоза. Недалеко от остановки, что у колхозной конторы, Игоря окликнул Емельян:
— Не знаешь, Таня Орешина приходила сегодня к твоей матери?
Игорь удивился: странно, зачем понадобилась Татьянке его мать? Да и к тому же мама собиралась в лес за травами. Все же поспешил домой. Может быть, Татьянка просто так сказала, что идет к маме, а на самом деле сидит на крыльце и ждет его. Зачем? Осознала свою ошибку и хочет вернуться в колхоз. На крыльце никого не было. И дверь на замке. Значит, мать в лесу с девчонками. А Татьянка посидела, подождала и ушла. А куда? Да мало ли куда. На ферму к Нинке Богдановой. В клуб — она давно обещала Емельяну написать какую-то декорацию… Еще, может быть, на паром к Андрею. А вдруг пошла с мамой собирать травы? Это было настолько непохоже на Татьянку, что Игорь невольно рассмеялся. Татьянка — сборщица трав? И все же пошел ее искать не на ферму и не в клуб, а в лес на знакомые поляны, куда он сам не раз ходил с матерью. Он даже не мог сказать, что им руководило. Наитие, подсознательная уверенность, что Татьянка поняла свою ошибку и он сейчас ей очень нужен? На опушке леса он увидел Оленьку и Верушку, а неподалеку от них — сидящих у обочины канавы мать и Татьянку. Мать держала в руках полынь, и Игорь услышал, как она сказала Татьянке:
— Горчей травы нет. Корова съест — молоко испортит, человек покривится. А ведь полезная трава. Немало жизней спасла. Останавливает кровь. И еще дают ее как лекарство слабым больным, чтобы аппетит был. Только требует осторожности.
Игорь весело крикнул:
— Сидят две знахарки, колдуют над травами.
— Много ты понимаешь, — сказала мать.
— И сейчас помню, как ты меня учила: ромашка — она и на полоскание идет, и голову ею моют, и от желудка помогает.
— Значит, больше знал, когда мальчишкой был, — вступилась за Наталью Захаровну Татьянка. — А теперь большой и все забыл. Скажи, для чего крапива идет? Знаешь?
— Наверное, знал, — нерешительно произнес Игорь.
— Да ты не стесняйся, — словно подбадривая сына, сказала Наталья Захаровна. — Расскажи, как однажды в чужой сад залез и попробовал это лекарство. На всю жизнь излечила тебя эта крапива от чужих яблок.
— А, это помню, — ничуть не смущаясь, рассмеялся Игорь. — Действительно, отличное лекарство. Но ведь, кроме лекарств, человеку требуется пища. А я сегодня ничего не ел.
— Так дома в печи щи, картошка. Ты дома-то был, непутевый? — рассердилась Наталья Захаровна, поднялась с земли и заторопилась домой. — Пойдем и ты, Танечка, к нам, небось тоже не обедала.
— Спасибо, я ела.
— Все равно идем, — шутливо сказал Игорь. — У нас ведь и еда особая — лечебная!
— Смеешься, а ведь ничего ты не понимаешь, — сказала Наталья Захаровна. — Скажи, отчего уха на берегу реки да на костре вкусней печной? Не знаешь? Так вот знай. Она воздухом обдутая, дымком приправленная, и травку в нее кладут…
— Сдаюсь, мама, — в том же шутливом тоне продолжал Игорь. — И в наказание готов донести до дому твой мешок со знахарскими снадобьями.
Он хотел поднять туго набитый мешок, но мать не дала…
— Ишь ты, думаешь мешочком, что Ольга с Верой унесут, отделаться. Нет, ты лучше мне сегодня дров напили.
— Пожалуйста! Я готов. Особенно если Татьянка будет напарником.
— Я не возражаю. Надо же обед отработать.
На обратном пути, когда мать с девчонками ушла вперед, Игорь спросил:
— Ты к нам приходила? Зря не дождалась меня.
— А зачем? Я приходила к Наталье Захаровне. Меня Емельян попросил сходить с ней на лесные поляны, узнать про травы. Ведь он фуражир.
— А я-то думал… — разочарованно проговорил Игорь.
— А что ты думал?
— Так, ничего!
На околице, едва они вошли в деревню, их окликнул Васька Про́цент.
— Эй, комсорг, в лесочек гулять ходил? Ужо скажу Емельяну.
— Смотри, Василий, один раз я тебя учил, как рыбу ловить, а сейчас обучу, как разговаривать.
— Это тебя надо учить разговаривать… Нет чтобы спасибо сказать — кулаком грозишь.
— Брось ты, Игорь, с ним препираться, — сказала Татьянка. — Пойдем!
— Нет, пусть он мне сначала объяснит, за что я ему должен спасибо сказать.
— За то, дорогой товарищ Шеломов, что вы в лесочке гуляли, а тем временем я вашего папашу в бесчувственном состоянии от самой церковной часовенки до дому на себе через всю деревню тащил. Другой бы бросил, а я тащил…
Игорь не ответил. Он стоял, низко опустив голову, боясь встретиться глазами с Татьянкой.
— Пойдем, Игорек, — Татьянка осторожно потеребила его за рукав.
— Ступай одна…
— Нет, мы пойдем вместе.
— Зачем он пришел? Что ему надо от нас?
Игорь шел молча. Он понимал, что никакие слова тут не помогут. Надо стиснуть зубы, сжать кулаки и молчать. Больше ничего. И не заметил, как посреди деревни из проулка им навстречу вышли по-субботнему, предпразднично разряженные Юрка Игнашов, Данька Тесов и Кабанова.
— Откуда, детишки? — крикнул Игнашов.
Игорь не ответил.
— Люди в клуб, а они наоборот, — сказал Тесов.
— Они не любят общества, — рассмеялась Кабанова.