Игорь, конечно, удивился, когда узнал, что колхоз хочет послать его учиться. Еще более он был удивлен, когда ребята пришли его уговаривать. В сущности, ему было безразлично, уехать работать или учиться, лишь бы не оставаться в Больших Пустошах. Вечером с улицы он услышал голос Русакова:
— Наталья Захаровна дома? — И, не ожидая ответа, поднялся на крыльцо. В горнице приказал Игорю: — Возьми бумагу и пиши. Что писать — сейчас скажу. Помните, Наталья Захаровна, наш разговор о колхозе?
— Как новый год, так сумку с плеч долой!
— Насчет сумки мы еще поговорим, а сейчас пусть Игорь пишет. В правление. От Натальи Захаровны Шеломовой. Прошу принять в колхоз меня и моего сына.
Наталья Захаровна перебила:
— Иван Трофимович, у нас хозяин есть.
— Егор?
— Муж и отец. Он глава семейства.
— Ему еще долг надо отработать.
— Отработает.
— Вот тогда и поставит свою подпись. А пока для колхоза ты жена и мать — глава семейства. — И спросил Игоря: — Ты чего не пишешь? Да, брат, и себя тоже. Вот так! Подпишитесь. Хоть ругаем колхозы и так и сяк, а поди найди крепче опору. Нет ее! Одна она настоящая! Всему опора. Завтра правление, Игорь, твое присутствие обязательно.
Русаков вышел в сени и невольно остановился. В открытые двери доносился запах разнотравья. Пахло полынью и мятой, вереском, папоротником и полевым вьюнком, душицей и ромашкой.
Во дворе у длинного стола он увидел Татьянку, а на столе лежали ворохи трав, которые она аккуратно вязала в пучки и развешивала на стенку сарая.
— Ты никак знахаркой стала, — рассмеялся Русаков.
— Это меня попросила Наталья Захаровна помочь ей. Ну я, как свободная минута, и прихожу. И знаете, это очень интересно. Я теперь даже знаю, какой травой останавливать кровотечение, чем лечить ревматизм, головную боль. И что удивительно — одна и та же трава от многих болезней. Вы знаете льнянку? Видели ее?
— Наверное, видел, если ты ее в поле нашла.
— Растет при дорогах, на межах, по канавам — самая настоящая сорная трава. Но в аптеке вы ее не купите. Ее вообще медицина не использует. А чай из льнянки пьют при болезни печени. И мазь делают из нее. Лишаи и экземы лечит. И от золотушного нагноения глаз помогает. И вообще улучшает зрение… Вот видите.
— Так и есть, знахарка! Самая настоящая…
— Заболеете — приходите за лекарством. Лечим все болезни.
— Ну, не все… А если у меня мало денег? Ежели у меня из-за этого автомашины хромают на все четыре колеса или аванс иной раз задерживается? Какую траву дашь?
— Да ту же самую — полным набором, — сказал подошедший и не замеченный Русаковым Емельян.
— Что-то не пойму.
— А вы объявите о создании звена по сбору трав, пригласите в нее всех наших пенсионеров и ребятишек да поставьте во главе Наталью Захаровну — они заработают колхозу и на покрышки и на аванс. Ей-ей, заработают.
— Только мне не хватало еще этими лекарствами заниматься. — Отмахнулся Русаков, но про себя подумал: «А почему бы и нет?» И попрощался с Татьянкой: — Ну, прощай, знахарка!
Правленцы были в сборе. Игорь ждал начала заседания, а оно почему-то не начиналось. Да и непонятен был ему разговор, который шел в перекидку и напоминал игру в круговой волейбол. Один подбросит, другой подхватит, третий ударит.
— Купить все можно, а во сколько обойдется привоз?
— Главное, концентрация не та.
О чем это они? Как будто о фосфоритной муке. Он силится понять, при чем тут фосфоритная мука? Но для этого нужно сравнить ее с суперфосфатом, который в несколько раз эффективней и сразу же дает отдачу. Но сделать этого он не успевает, потому что разговор уже идет о ремонте каких-то машин:
— Дешевле новую купить.
Потом о какой-то капусте, которую три дня возили по городу и никто ее не брал.
Когда же все-таки начнется заседание? А оно уже шло, и было принято решение и насчет фосфоритной муки, и насчет закупки запчастей, и насчет капусты.
Наконец Русаков сказал, что вот у него есть заявление Натальи Захаровны Шеломовой о вступлении в колхоз и что есть такое мнение комсомольцев — послать ее сына Игоря учиться в институт. Сына Натальи Захаровны в институт? А чем он заслужил это? Ну нет, пусть поработает. Да и учиться может заочно. Как другие! Он готов был вскочить с места, крикнуть: «А я не просил, чтобы меня послали в институт». Его опередил Иван Трофимович:
— Вы, товарищи правленцы, знаете, что у парня золотая медаль. Ежели мы его не пошлем, так кто же его пошлет? Выходит, пусть пропадает такой физик и математик?!
Игорь слышал, как кто-то спросил:
— А это не та же фосфоритная мука для колхоза? За нее заплати, а польза когда-то будет. Да и будет ли?
— Без математиков и физиков космические корабли не запустишь, — сказал Русаков.
— Это понятно. Но, как ни говори, а колхозу урон. Другое дело: от нас — математика, а нам, скажем, химика-агронома.
— Позвольте, товарищи, — вмешался Игнат. — Ведь разговор о чем идет? Он и без нас может поехать учиться. А тут дело в колхозной стипендии. Можем мы ее дать или нет? Думаю, что можем.
— То-то и оно, что надо дать стипендию.
Но Игнат не сдавался:
— А кто знает, может, наш физик-математик по машиностроительной части пойдет? Выходит, эта физика с математикой и колхозной земле нужна.
Игорь брел по вечерней улице. Значит, послали, значит, стипендия, значит, Иван Трофимович поедет хлопотать за него. И хотя все трудности были еще впереди, Игорь не сомневался, что его и к экзаменам допустят и что он сдаст экзамены. Как неожиданно все повернулось. Еще несколько дней, а там — большой город, институт, новая жизнь. Он старался понять, разобраться в том, а что же, собственно говоря, произошло? И как теперь считать: Русаков был его врагом или другом? Воевал, воевал и — на тебе! — такое сделал для него. А может быть, есть в жизни какая-то особая доброта? Вот он, Игорь, хотел сделать так, чтобы ребята сжились с деревней. Но как хотел? Не было у него этой доброты. А у Русакова есть. Значит, Иван Трофимович добрый, а он злой? А может быть, просто глупый. Было одно утешение: глупец, который понимает, что сделал глупость, уже не глупец. Но утешение небольшое. И все же после всех переживаний этих последних дней на душе стало легче.
Русаков собрался в город с вечера. Но в последнюю минуту перед отъездом вдруг оказалось, что надо подписать чеки, доверенности и еще какие-то бумажки; потом прибежала заведующая фермой из Малых Пустошей — никак корова не растелится, — пришлось искать ветеринара и везти его на ферму; а когда, наконец, машина тронулась в путь, ей преградил дорогу Володька Рюмахин: «Иван Трофимович, привезите из города несколько мотков провода, побольше изоляционной ленты, еще, если удастся, парочку моторчиков, электроплиточек, побольше спиралей на двести двадцать — в общем, вот списочек! Поздно почему? А я в Посаде проводку делал. Денег не хватит? Моторы можно по безналичному, а на всякую мелочишку возьмите мою сотнягу».
Светало, когда русаковская машина пронеслась мимо Игоря, сидящего на скамейке у дома. Он смотрел ей вслед и подумал с грустью:
«Вот и я так уеду».