Лето без каникул

7

Игорь уже стал забывать свою поездку в город.

А для чего, собственно говоря, его вызывали? Подтвердить, что решил работать в колхозе? Чепуха какая-то! А экзамены шли своим чередом. Обществоведение, английский, химия. Как волна за волной.

Но вот позади последний экзамен. Все сидят в классе. Ждут директора. Его куда-то срочно вызвали.

В классе тихо и чуть-чуть тревожно. В чем дело? Куда вызвали Егора Васильевича? Хорошее или плохое их ждет? И первым не выдержал этого напряжения Игнашов. Стараясь казаться веселым и остроумным, он многозначительно оглядел класс.

— А что, если вот сейчас войдет Егор Васильевич и скажет — производственный стаж отменен, и все поступают в вузы на равных правах.

Игнашова перебил Рюмахин. Он даже вскочил на парту.

— Хотите знать, в чем дело? Никакие мы не выпускники. Школярами были, школярами останемся. Несчастные лоботрясы, переростки, родительские иждивенцы! Вузы вам подай! Ишь чего захотели. А вот возьмут и еще год прибавят! Какой же это будет уже класс?

Молчание и растерянность. И вдруг по классу прокатился хохот.

— Ну и Рюмахин!

— Вот башка!

— И надо же такое придумать.

Неожиданно в дверях появилась Яблочкина. За ней вошли Егор Васильевич и Анна Михайловна. Если судить по красным глазам Анны Михайловны, то случилась какая-то беда. Их встретила тишина, и в тишине послышался неуверенный голос Анны Михайловны:

— Егор Васильевич, может быть, лучше сначала поговорить с родителями?

— Мы сами родители! — в одну глотку заревел класс.

— Не надо преувеличивать, — спокойно восстановил порядок Егор Васильевич. — Но вы достаточно взрослые, чтобы самим решать, как жить дальше, после школы.

— Правильно! Сами! Говорите, Егор Васильевич.

Послушаем, послушаем. Ну, что там скажет им Егор Васильевич? Как жить дальше? Игорь добродушно улыбнулся директору. Опоздали, Егор Васильевич, опоздали. Я уже все обдумал, а вы только собираетесь меня наставлять. Да и то как-то нерешительно. Что с вами, Егор Васильевич? Похоже, что вам надо поднять какую-то огромную тяжесть и вы боитесь ее, не рассчитываете на свои силы. Ну, правильно! Надо только начать! Вы просите разрешения говорить с нами, как со взрослыми? А как же иначе? Мы и есть взрослые. Правильно. И мы уже понимаем, что у каждого есть не только свои стремления и желания, но и свои обязанности. Это тоже правильно! Ну, а дальше что? Что из этого следует? Ага, вот где начинается. Не всегда личные желания и обязанности совпадают. Ох, что-то долго, Егор Васильевич, вы ходите вокруг да около.

И вдруг Игорь услышал свое имя и почувствовал, как встрепенулся и насторожился весь класс. Шеломов! Игорь Шеломов! Патриотический поступок Игоря Шеломова! Егор Васильевич так и сказал. И добавил: высокого сознания своего долга, преданности и личного примера для всего класса. Ого! А в чем этот пример? По классу прошел шум. Он заглушил голос Егора Васильевича. Было только видно, как беззвучно двигается рот директора. И еще стало шумнее. Да тише вы! И вдруг, словно заговорило радио, все перекрыл директорский бас. Шеломов после школы остается в колхозе. Там, где нужны рабочие руки. И райком комсомола надеется, что такую же сознательность проявят все выпускники. Это дело чести класса! Всей школы! Если хотите — района!

Игорь видел: ребята недоуменно переглядываются. Деревня, долг, честь? Ах, вот в чем дело! И надо же было такое придумать! Вроде нового класса. А может быть, это и есть новый класс? Дополнительный класс жизни, как любят сейчас говорить. Игорь взглянул на Игнашова. Тот сидел растерянный, беспомощный. Вот тебе, Юрка, и физик-комик. Но тут же подумал о другом. Но почему его, Игоря Шеломова, сделали героем? Патриотический поступок, сознание долга, дело чести. Откуда они это взяли? Никакой он не герой. Игорь готов был подняться. Но что-то удержало его на месте. Сказать правду, значит сказать об отце, семейных неурядицах, стать смешным… Нет, ни за что. И вдруг услышал:

— Шеломов, твое слово.

Игорь вышел к столу, встал рядом с Егором Васильевичем.

— Да, я остаюсь в Больших Пустошах. Буду работать на земле. — И проговорил громко, словно бросил всем вызов: — Куда поставят, там и буду работать!

— Кормовозом… — иронически перебил Игнашов.

— Кормовозом, — ожесточенно подтвердил Игорь. — И землю пахать, и комбайн водить.

И молча сел на место.

— Ну, а что ты скажешь, Игнашов? — спросил Егор Васильевич.

— Если Шеломов, то, конечно, и я… — А в глазах страх: неужели придется остаться в Пустошах?

Игорь торжествовал. Получай, филолог. Слышишь, что говорит Володька Рюмахин? Он согласен. И Нина Богданова тоже. А твой дружок Данька Тесов известно о чем думает. О легкой жизни. Не выйдет! Давай, Данька, выходи! Но Тесова опередил Илька Поляков. Как, он уже не хочет быть врачом? А кем же тогда?

— Я согласен работать в колхозе, чтобы стать потом инженером сельхозтехники. Скажите, ребята, разве я плохо придумал? Ведь деревне больше всего не хватает рабочей силы…

Класс смеялся. Даже Анна Михайловна.

— Ох, ты и фантазер, Поляков!

А больше всех доволен сам Илька. Он подходит к Игорю и от полноты чувств жмет его руку.

— Ведь если бы не ты, я бы никогда не догадался о своем настоящем призвании.

А вот и Димка Толмачов поднялся с задней парты. Развел руками.

— Ребята, я прямо не знаю, что сказать. Понимаете, мечтал поступить в консерваторию.

Его прервала Яблочкина.

— Нам сомневающиеся не нужны. Можешь не объяснять.

Димка послушно смолк.

А Яблочкина уже взяла в свои руки собрание.

— Поговорили? Все ясно? Голосуем! Так кто за Большие Пустоши? Единогласно!

— Вот здорово!

— Оставаться — так всем классом!

Да, да, именно всем классом. И меньше всего думали о серьезности решения, принятого, в сущности, без особых размышлений. Конечно, если все это было бы не столь неожиданным, происходило бы не в классе, да еще в присутствии директора школы, воспитательницы и Яблочкиной, и каждый из них наедине с собой мог бы спокойно и не спеша обдумать, стоит ли ему оставаться в деревне, то вряд ли весь класс пришел к столь единому решению.

Все были взволнованы и взбудоражены. Хорошо это или плохо? Ну конечно, хорошо. А если чуть-чуть тревожно, то будь веселей!

— Юрка, ты кем будешь? Трактористом? Да какой ты тракторист, когда производственную практику сдал на фу-фу?

— А девчат на скотный двор! Не нравится? Так там же механизация!

— Ребята, а может быть, заделаться лаборантом? Ведь я химик!

— Давайте свою, молодежную бригаду организуем. Предлагаю комсоргом Шеломова. Возражений нет?

Громкоголосый шум. Никто не хочет уходить домой. Анна Михайловна вытирает платочком глаза.

— Какие милые, хорошие дети.

Егор Васильевич против сантиментов.

— Во-первых, уже не дети, а во-вторых, хорошо, что не лишены чувства ответственности. Что ни говори о школе, а школа есть школа!

Но что это там, в углу, на задней парте? Девчонки обступили Лукерью Кабанову.

— Что, Лушенька, придется в колхозе поработать? Ничего, это тебе на пользу.

Луша злится, вскидывая головой, словно желая поддеть кого-то, бросает девчонкам:

— А вот и не придется! Не захочу и не останусь! Что, съели?

Девчонки хохочут. Вот погоди, тебя какой-нибудь тракторист в прицепщицы потребует — ох, и прокатит!

Но что с Андреем? Почему он ушел из класса? Игорь бросился за Кочергиным. Но догнать помешала Яблочкина. Она остановила его у дверей:

— Ты мне нужен. Подожди у подъезда.