В 1500 г., когда евреи-сефарды бежали в Оттоманскую империю, евреи-ашкенази уже довольно долгое время перемещались к Востоку. Польские короли предоставляли евреям свое гостеприимство, поскольку те были хорошо образованы и высококвалифицированны. (Католической церкви тогда еще нечего было противопоставить экономической заинтересованности королей в еврейских поселениях.) Целые регионы в Польше и Литве заселялись евреями, которым разрешалось заниматься ремеслами, сельским хозяйством и торговлей. Некоторые из них становились управляющими панских поместий или королевских владений, откупщиками и сборщиками пошлин. Так, ашкенази обрели в Восточной Европе тихую гавань нормальной жизни, подобную той, что обрели сефарды в Оттоманской империи.
Как и сефарды, ашкенази принесли с собой язык своей прежней родины. Они, правда, не были ассимилированы с германской культурой в такой степени, как сефарды с испанской, но на новых местах продолжали говорить по-немецки. Этот их немецкий язык, включавший в себя слова и выражения из иврита, теперь начал впитывать славянские элементы и, постепенно приобретя собственный характер, стал называться идиш. Как и ладино, письменный идиш использует древнееврейский алфавит.
Более обособленные в интеллектуальном смысле, чем сефарды, ашкенази, освободившись теперь от столь долго переносимых притеснений, с новой силой занялись религиозной деятельностью и образованием. Занятия талмудической наукой стали чрезвычайно престижными. В Люблине, Познани и Кракове расцвели выдающиеся духовные академии; крупнейшие ярмарки во Львове и Люблине стали своеобразными образовательными биржами, куда съезжались тысячи купеческих сынов, чтобы встречаться с представителями школ и поступать на учебу.
Ярмарки также предоставляли возможность представителям разных общин встречаться между собой и решать вопросы еврейского самоуправления на территориях Восточной Европы. В XVI в. эти встречи породили такие организации, как Совет четырех земель, управлявший делами еврейской общины в Польше, и Совет Земли Литовской. Они не были учреждены формально, но, правительства Польши и Литвы признавали их авторитет при решении практических дел. Таким образом, евреи достигли известной автономии в пределах великих европейских держав. Эти советы были упразднены в 1764 г.
Между тем в Центральной Европе начавшаяся в 1517 г. Реформация давала надежду на веротерпимость — протестантизм разрушал единство церковной доктрины, господствовавшее на протяжении средних веков. При этом распространение идей гуманизма вызвало растущий интерес со стороны христианских интеллектуалов к иудейским писаниям, особенно к Комментариям к Библии и к Каббале. В 1513 г. произошел случай необычной перестановки ролей: христианский ученый по фамилии Ройхлин публично и с риском для себя встал на защиту Талмуда против нападок на него со стороны выкреста-еврея по фамилии Пфефферкорн. Благодаря авторитету Ройхлина изучение иврита стало уважаемым делом среди христианских ученых; папа позволил напечатать первое свободное от цензуры издание Талмуда.
Религиозный реформатор Мартин Лютер в начале своей деятельности на этом поприще начал было защищать евреев, включив в свои обвинения против католической церкви их несправедливые преследования. Однако, поняв, что евреи не более готовы следовать за ним, чем за католической церковью, он обернулся против них и написал в их адрес обвинения столь злобные, что они, кажется, предваряют собой нацистскую пропаганду четыре века спустя.
Едва ли более мягкой была реакция католицизма на возрастание протестантизма — Контрреформация середины XVI в. Это движение, направленное не только против протестантов, но и против евреев, привело к возрождению средневековых преследований и репрессий. Это особенно ударило по евреям в Италии — ведь они никогда не подвергались гонениям и резне, типичным для остальной Европы; по сути дела, гуманистически настроенные папы эпохи Возрождения в первые годы XVI в. были к ним настроены даже дружелюбно.
В период Контрреформации книги на иврите стали подвергаться цензуре. В это же время появлялись первые гетто — окруженные стеной кварталы, ограничивавшие места проживания евреев, в Венеции (1516), Риме, Флоренции; из других городов евреев попросту вынуждали переселяться. Таким образом, марраны, едва спасшиеся от испанской инквизиции в тихой итальянской гавани, снова оказались без защиты; многие из них перебрались в Оттоманскую империю.
Спокойствие еврейской жизни в XVII в. было нарушено даже в Польше. Во времена экспансии польские шляхтичи захватили власть над Украиной, чье православное население было недовольно не только самим фактом захвата, но и тем, что их властителями оказались католики. А поскольку шляхта назначала на посты управляющих и сборщиков податей евреев, порабощенное украинское крестьянство стало отождествлять евреев с поработителями-поляками. В 1648 г. Богдан Хмельницкий возглавил восстание казаков и татар против поляков. В последовавшем разгроме среди прочих зверств шла массовая резня евреев по всей Украине. Восстание охватило также Литву и Белоруссию. Иногда евреям предлагали спасти свою жизнь путем обращения в православие; так повторилось мученичество времен 1-го крестового похода. Смута продолжалась восемь лет, в результате чего численность еврейского населения Польши существенно сократилась. К этому времени евреи начали возвращаться в Западную Европу, откуда они прибыли раньше. В конце концов польское еврейство оправилось от этих ударов, но духу народа были нанесены глубокие раны. Несомненно, то воодушевление, с которым восточноевропейские евреи восприняли мессианские притязания Саббатая Цеви (см. гл. 6), явилось выражением отчаянного желания положить конец немыслимым мучениям, причиняемым им этим ненормальным положением среди народов. Тем более глубоким было разочарование, вызванное падением Саббатая Цеви.
Между тем положение евреев в отдельных частях Западной Европы стало улучшаться. После долгой борьбы протестантские Нидерланды сумели добиться независимости от католической Испании, и в 1579 г. в стране была провозглашена свобода вероисповедания. Теперь марраны из Португалии и позже из Испании устремились в Голландию и стали возвращаться в иудаизм. Поначалу возникали известные недоразумения, когда голландцы подозревали иммигрантов из Испании с их таинственными ритуалами в том, что это католические шпионы. Но когда стало ясно, что беженцы-марраны боятся и ненавидят инквизицию ничуть не меньше, чем сами голландцы, их стали принимать со всей гостеприимностью. Весь XVII в. пылали марраны на иберийских кострах аутодафе, оставшиеся в живых бежали в Нидерланды; и скоро там сложилась крупнейшая еврейская община сефардов. Многие марраны были в Испании врачами, юристами, правительственными чиновниками и церковными деятелями; они естественно влились в ряды интеллигенции Нидерландов, которые в великий период своей экономической экспансии стали также и центром гуманизма. Евреи активно участвовали в этой экспансии, вкладывая капиталы в Ост- и Вест-Индскую компании.
Все же еврейская жизнь в Нидерландах не проходила без религиозных трений. Марраны, в течение многих поколений оторванные от еврейской жизни, приезжали в Нидерланды, имея слабый опыт иудаистской практики. В своих добросовестных попытках вернуться к вере отцов они тяготели к строгой ортодоксальности. Привыкнув жить на Иберийском полуострове под суровым церковным контролем и наблюдением, они теперь создавали общинную структуру, налагающую на ее членов неестественно строгие требования в смысле религиозных верований и соблюдения обрядов. Эта строгость, особенно по контрасту с гуманистической атмосферой веротерпимости, в целом преобладавшей в Нидерландах, отпугивала многих одаренных людей. Особенно горький пример такого рода являет собой история Уриэля Акосты. Когда он еще был молодым католическим священнослужителем в Португалии, его обуревало желание вернуться к смутно припоминаемой им вере отцов. В 1618 г. он бежал в Амстердам и вступил в тамошнюю еврейскую общину. Однако духовные сомнения не оставили его и там, и он был отлучен. При второй попытке воссоединения с еврейской общиной на него наложили столь унизительную процедуру покаяния, что, пройдя ее, он покончил с собой.
История Бенедикта Спинозы более значительна в историческом плане, ибо Спиноза и сам был человеком выдающимся. Он родился в Амстердаме в 1632 г., получил доскональное раввинистическое образование и приступил к изучению философии сначала великих еврейских средневековых мыслителей (Маймонид), затем и современных европейских философов, таких, как Декарт. В качестве источника знания он ставил разум выше божественного откровения и религиозного предания, отвергая тем самым иудаизм как религиозную систему. Ортодоксальная амстердамская еврейская община смириться с этим не могла, и он был отлучен. После этого он написал ряд трудов по религии и этике, принесших ему славу великого философа; однако голландская еврейская община, все еще средневековая в своих воззрениях, не готова была принять в свое лоно, а тем более почитать такого крупнейшего мыслителя Нового времени, как Спиноза. Он умер в 1677 г.
Еще одним островком веротерпимости для евреев был Гамбург. Ближе к концу XVI в. в это крохотное, но процветающее государство прибыла группа португальских марранов, привлеченная его бурной коммерческой активностью. Приезжие эти имели огромные богатства и международные связи, и их принимали охотно — до тех пор, пока считалось, что это «обычные» португальцы. Но когда выяснилось, что на самом деле это португальские евреи, стали предприниматься попытки — главным образом со стороны Церкви и духовенства — вытеснить их. Но их средства были необходимы для города, и когда евреи пригрозили уехать в Данию, сенат Гамбурга подтвердил их привилегии.
В середине XVII в. и Англия наконец приняла курс, противоположный принятому в 1290 г. курсу на изгнание евреев. Она не открыла для них двери сразу или хотя бы официально, но во второй половине века евреи могли уже открыто жить в Англии. Отдельные испанские и португальские марраны стали появляться в царствование Елизаветы I, и у нее даже был марран-врач, которого, впрочем, впоследствии казнили по подозрению в попытке ее отравить. Во времена Карла I (1625—1649) богатства и власть марранов возрастали, но когда стало известно, что марраны — это евреи, то встал вопрос об отношении к ним. Пуританская революция 1649 г. склонялась к тому, чтобы принять евреев, потому что пуритане были глубоко привержены Ветхому Завету, а сам Кромвель считал, что еврейские купцы могут внести положительный вклад в английскую экономику. В 1655 г. знаменитый амстердамский раввин Менассе бен Израиль (1604—1657) отправился в Англию, чтобы подать Кромвелю прошение о том, чтобы евреи были вновь допущены в Англию и чтобы им было разрешено открыто исповедовать свою религию и отправлять культ. Из-за давления со стороны духовенства и боявшегося конкуренции английского купечества предложение не было принято. Но Кромвель дал устное разрешение марранам оставаться в Англии, а Менассе бен Израилю воздал почести. В 1656 г. лондонским марранам было пожаловано разрешение собираться для совместной молитвы и устроить кладбище. Карл II в 1664 г. заверил общину, что терпимое отношение к евреям будет продолжаться.
Самые ранние из достойных доверия сведений о евреях в Польше восходят к 1098 г., когда преследования заставили евреев мигрировать на Восток, хотя ашкенази-торговцы и разносчики появлялись в Польше уже в X в. Собственно, о самой Польше этих времен известно немного. И евреи, и поляки старались заполнить этот пробел легендами. Поляки рассказывали о легендарных князьях Попеле и Пясте, живших в IX в. Согласно еврейскому варианту этой легенды, когда Попель умер в городке Крушвице, никак не удавалось договориться о престолонаследии. Тогда было решено, что избран будет тот, кто поутру первым въедет в город. Таковым оказался еврей по имени Авраам Проховник. (Само имя указывает на то, что это легенда: «проховник» значит «пыльный», «запыленный», подходящее имя для коробейника. В более поздних вариантах легенды это имя понимается как «пороховщик» — впрочем, порох в те времена в Европе еще не был известен.) Авраам отказывался от короны, но ему дали три дня на размышление, предупредив, что, если он будет упорствовать, его убьют. В назначенный срок группа поляков во главе с Пястом приблизилась к его жилищу, чтобы короновать его. Тогда Авраам указал на самого Пяста, говоря, что это более подходящая кандидатура, его предложение было принято, и Пяст стал первым польским королем и основателем легендарной династии.
Согласно другой легенде, германские евреи в конце VIII в. обратились к князю Лещеку с просьбой дать им приют, чтобы избавиться от гонений, которым они подвергались в Священной Римской империи. Говорят, что польские названия типа Жидово, Жидатиче и Жидовска Воля показывают места первых еврейских поселений (слово «жид» на польском языке не носит унизительного оттенка); впрочем, историки считают, что это не соответствует действительности.
Еще одна легенда рассказывает, что много позже, во времена процветания евреев в Польше, длившегося до восстания Богдана Хмельницкого, некий богатый еврейский купец по имени Саул Валь (реальный исторический персонаж, живший в 1541 — 1617 гг.) осуществлял некоторые королевские функции во время междуцарствия 1587 г. По одному из вариантов этой легенды, он даже был настоящим королем Польши в течение одного дня, пока не было ратифицировано избрание Сигизмунда III.
Еврейская легенда утверждает даже, что само название Польши — из древнееврейского. В XIII в. евреи, бежавшие из Центральной Европы от страшных преследований, достигли опушки леса в Польше. Крестьяне там оказались дружелюбными, антисемитизм был им еще неведом; поэтому евреи якобы сказали на иврите: «По лин», т. е. «Останемся здесь», что и дало стране ее название.
Тем временем в Центральной Европе постепенно развивались процессы, позволившие отдельным евреям сосредоточить в своих руках огромное богатство и влияние. Многочисленные микроскопические германские государства, образовавшиеся после Тридцатилетней войны 1618—1648 гг., постоянно нуждались в деньгах, а евреи, еще остававшиеся на этих территориях, были настоящими финансовыми экспертами благодаря многовековому законодательству, оставлявшему ростовщичество главным источником существования для представителей еврейского народа. И вот евреев стали принимать к крохотным германоязычным дворам в качестве финансистов и советников по финансам. Постепенно их обязанности стали расширяться и распространяться на другие сферы, пока наконец не образовался целый класс высокопоставленных евреев-дельцов. Свободные от ограничений, налагаемых на большинство еврейского населения, эти люди получали почести и титулы, а порой даже водили дружбу со своими хозяевами.
Так, в Вене Самуэль Оппенгеймер сумел добыть кредиты, позволившие австрийцам воевать с французами в 70-х гг. XVII в. и с турками в 80-х, когда турецкая армия подступила к самым стенам Вены. Но в 1700 г. толпа напала на его дом и уничтожила его книги; он умер банкротом, потому что австрийская казна не выплатила ему свои долги. По большому счету положение придворных евреев было весьма непрочным, к тому же христианские массы их ненавидели. При этом, какими бы привилегиями ни пользовались эти близкие к власти предержащим евреи, основная масса живших на германских территориях евреев оставалась под гнетом средневековых ограничений, несмотря на все претензии века быть веком Просвещения.
Но уже в XVIII в. стали происходить изменения в интеллектуальной сфере, приведшие в конце концов к интеграции евреев в современность. Появилась новая концепция государственности, основанная на том, что отношения между личностью и государством осуществляются непосредственно, а не через сеть автономных или полуавтономных институций (типа еврейских общин). Ко всем гражданам стал применяться единый закон. Эти изменения предоставили евреям возможности, дотоле неведомые, в частности доступ к более разнообразным способам добывания средств к существованию; но они же сделали более трудным для евреев поддерживать свое общинное единство. Для каждого еврея стало возможным личное выдвижение, но при этом приходилось пожертвовать своим еврейским национальным самосознанием и принять какую-либо другую национальность, скажем, французскую или германскую. Эта проблема так и осталась для евреев нерешенной вплоть до наших дней.
Многие интеллектуалы сочли естественным, что евреи просто вольются в тело государства. Такой подход был юридически закреплен австрийским императором Иосифом II, который в 1782 г. предоставил евреям своего государства известные налоговые льготы и предпринял ряд мер к поощрению их социальной и языковой ассимиляции. Замысел его состоял в том, чтобы «усовершенствовать» евреев, сделать их более полезными членами общества и постепенно подготовить к принятию полных гражданских прав, если они этого заслужат. Более сочувственного подхода придерживался английский философ Джон Толанд, который в 1714 г. утверждал, что само по себе предоставление евреям гражданских прав сделает их более полезными и экономически продуктивными.
Одним из главных сторонников сочувственного подхода к евреям был немецкий мыслитель Готхольд Эфраим Лессинг, выступавший за отношение к евреям как к полноправным человеческим существам невзирая на религиозные и общественные различия. В этом отношении он следовал еврейскому философу Моисею Мендельсону (1729—1786), который заново сформулировал основные идеи иудаизма в духе Просвещения, что позволило ему утверждать, что еврейская традиция — это не какая-то захудалая религия, а образец, соответствующий высшим идеалам века. Оставаясь неизменно верным еврейской традиции, Мендельсон чувствовал себя как дома в мире философии Просвещения, своими трудами и своей личностью оказывая значительное влияние на многих известных мыслителей-неевреев.
Французская революция после некоторых колебаний предложила полное гражданское равноправие тем евреям, которые хотели быть ассимилированы во французскую культуру; рассматривать же евреев как отдельную единицу она отказывалась. Наполеон, придя к власти, изменил этот подход, сохранив идею равенства для евреев, но возродив средневековую идею руководящего органа для представительства и для проведения в жизнь его планов в отношении евреев. В результате в 1806 г. были созданы Ассамблея еврейских деятелей и для религиозного санкционирования ее решений французский Синедрион. (Этот Синедрион вменил евреям в религиозную обязанность считать государство, где они родились или осели, своей родиной.) На практике Наполеон, конечно, ограничивал установленное законом равноправие евреев. И тем не менее с юридической точки зрения положение евреев во Франции продолжало улучшаться на протяжении всего XIX в.
После падения наполеоновской империи Венский конгресс отказался ратифицировать права евреев, обретенные при империи, и в 1819 г. в Германии вспыхнули антисемитские выступления, ставшие известными как беспорядки «Хеп-хеп!». На протяжении всего века одно за другим германские государства то предоставляли евреям гражданские права, то отнимали, то снова предоставляли. В Англии этот процесс происходил более плавно и достиг кульминации, когда один еврей, открыто признававший себя таковым, стал в 1858 г. членом парламента.
Вопреки всем сдерживающим факторам процесса эмансипации западноевропейских евреев, многим удалось достичь значительного личного успеха. Семейства Ротшильдов во Франкфурте, Перейра во Франции и Блайхройдеров в Пруссии выстроили банковские империи, а барон де Гирш, владелец недвижимости в Баварии, финансировал строительство железной дороги. И в менее крупном масштабе многие евреи в этих благоприятных условиях добивались успеха. Особенно привлекали евреев медицина, юриспруденция, журналистика, литература; они также заполняли собой нижние эшелоны в сфере образования и науки (университетские кафедры обычно были для них закрыты).
Но в ходе этого процесса евреи тысячами обращались в христианство — отчасти для того, чтобы расчистить себе дорогу в условиях предоставившихся им новых возможностей, отчасти потому, что прежний образ жизни теперь выглядел старомодным, а частично из-за того, что многих искренне притягивали универсалистские воззрения Просвещения, и они не могли больше придерживаться религии, которая внешне отвергала высокие культурные идеалы эпохи. Просвещенные религиозные лидеры старались противопоставить этим разрушительным тенденциям религиозные реформы, используя в качестве образца либеральный немецкий протестантизм. Они стремились дать новое определение иудаизма как чисто религиозной и моральной системы, отбросив принцип еврейского этнического и национального самосознания, а с ним и многие ритуалы, связанные с этим самосознанием и имеющие тенденцию выделять евреев как чужаков. Одним из выдающихся представителей этого направления был Авраам Гайгер (1810—1874). Реформаторы более радикального толка стремились к устранению всех вообще религиозных препятствий на пути к интеграции с неевреями, таких, как правила приготовления пищи, запрет на смешанные браки и употребление иврита в молитве; они хотели также, чтобы была навсегда оставлена надежда на восстановление Давидова царства — главная литургическая тема иудаизма. Более умеренные реформаторы, вроде Захарии Франкеля (1801—1857), придерживались подхода, который сохранял бы большую верность историческому опыту еврейского народа.
Первым существенным организационным шагом на пути религиозной реформы явилось создание в 1818 г. Гамбургского храма и издание в нем реформаторского молитвослова, который основывался на португальском ритуале и включал в себя молитвы на немецком языке вместо иврита. Эти нововведения вызвали много споров и возмущений в германской и австрийской еврейских общинах. Результатом стало одновременное сосуществование ортодоксальных и реформистских синагог в этих странах, а после 1840 г. — и в Лондоне...
В условиях центробежных тенденций того времени значение еврейских общинных организаций сильно падало. По мере того как религиозные реформы привлекали все больше общинных лидеров Центральной Европы, общинные структуры все более дробились — ортодоксы отделялись и создавали собственные организации. В некоторых местах, впрочем, общинные организации, наоборот, укреплялись. Наполеон учредил систему консисторий, в рамках которой еврейские дела входили в ведомство состоящих из раввинов и светских лиц региональных комитетов (консисторий) — общинных органов, призванных проводить в жизнь политику государства. В Англии был создан Совет депутатов под председательством выдающегося филантропа Мозеса Монтефиоре, который представлял интересы евреев всей Британской империи; во второй половине XIX в. была учреждена должность верховного раввина.
Выдающийся представитель итальянского еврейства эпохи Возрождения Леоне де Модена родился в Венеции в 1571 г. В Ферраре, где он рос, его знали как вундеркинда, ибо в два с половиной года он читал отрывки из Пророков на синагогальной службе, а в три — мог переводить части Торы с иврита на итальянский. Юношей он прославился своими виртуозными лингвистическими упражнениями: он переводил итальянскую поэзию на иврит и сочинил (в тринадцать лет!) стихотворение, которое было одинаково содержательным, читать ли его так, будто оно написано по-итальянски, или на иврите.
Модена не останавливался на какой-либо одной профессии, а жил разнообразными заработками в сфере интеллектуального труда. Главным источником его дохода были проповеди. Хотя проповедь всегда составляла важную часть синагогальной службы, она поднялась до уровня искусства только в период Ренессанса. Проповеди Модены, которые он читал по-итальянски в стиле риторики публичных выступлений того времени, считались образцовыми, и каждая его проповедь становилась настоящим событием общественной жизни. Это был век всеобщей интеллектуальной любознательности, и даже нееврейские ученые наводняли синагогу, чтобы послушать блестящие выступления Модены.
Модена писал стихи на иврите, делая это тоже для заработка, в частности стихотворные надгробные надписи для венецианского кладбища. Он переводил документы и писал для своих заказчиков письма, стихи и проповеди, даже написал пьесу и выступал в любительском спектакле. У Модены были и музыкальные способности, и он служил в еврейской музыкальной школе венецианского гетто; способствовал введению литургической музыки еврейского композитора Саломоне де Росси в синагогальную службу. Он пробовал силы и в алхимии, занятия которой принесли ему несчастье: от отравления свинцом умер его горячо любимый сын. В общем в яркой жизни Модены насчитывается двадцать шесть профессий. Один из его наиболее драгоценных трудов — автобиография на иврите, пронзительный документ о печальной жизни одаренной, но нестабильной личности.
Одной из причин несчастий Модены была его бедность, которая, по его собственному признанию, была следствием его неуемной страсти к азартной игре. Снова и снова давал он себе клятву избегать дурной компании, копить сбережения и сбалансировать свою жизнь, но это ему так и не удалось. Его неуравновешенную природу унаследовали два его сына, которые вели постыдный образ жизни. Автобиография Модены по своей откровенности напоминает документ, написанный в наши дни.
Но недостатки Модены не помешали влиятельным людям принимать его всерьез. Одна из его значительных работ — «Historia de’ riti Ebraici» («История еврейского ритуала») — была написана по заказу английского короля Якова I. Большая часть объемистых трудов Модены, охватывающих почти все важнейшие аспекты еврейской интеллектуальной тематики, написана на иврите.
В Восточной Европе положение евреев было совсем другим. Многочисленное еврейское население Польши оказалось раздробленным, когда ближе к концу XVIII в. страна была разделена между Австрией, Пруссией и Россией; к последней перешла значительная часть еврейского населения. В 1804 г. царь Александр I провел ряд мероприятий, призванных «усовершенствовать» евреев и подготовить их к принятию гражданских прав. Одной из таких мер было изгнание евреев из деревень в целях отделения их от крестьянства. Другая мера — создание черты оседлости, определявшей районы, в которых евреям разрешалось жить. Туда входили области, отошедшие от Польши, а также несколько территорий юго-востока страны. Черта оседлости сохранялась вплоть до русской революции. Итак, евреев принудили жить на ограниченных территориях, а в пределах этих территорий — только в городах.
Изгнание евреев из деревень в пределах черты оседлости привело к росту еврейских торговых городков, или местечек, или, на идише, штетлз. Экономика этих местечек поддерживалась лавочниками, ремесленниками и мелкими торговцами и была сосредоточена вокруг рынка. Штетлз стали пристанищем для подавляющего большинства еврейского населения. Лишь горстке евреев удавалось проникнуть на основную территорию России и войти в крупный бизнес; еврейский городской пролетариат создавался крайне медленно.
В 1827 г. российское правительство учредило процентную норму (квоту) на поставку еврейских рекрутов для 25-летней армейской службы. Замысел состоял в том, чтобы при помощи армии отлучить солдат (их называли кантонистами) от их еврейского наследия и ассимилировать их в русскую жизнь. Закон этот вызвал большие трения внутри еврейской общины: люди подозревали, что общинные лидеры обходят его и заполняют квоту за счет бедняков. В дальнейшем царское правительство продолжало проводить мероприятия, направляемые на ассимиляцию евреев; общая тенденция состояла в поощрении более ассимилированных евреев и подавлении менее ассимилированных.
Подавляющее большинство восточноевропейских евреев по-прежнему вели традиционный образ жизни, никак не затронутый религиозными реформами, ставшими столь резкой отличительной чертой западноевропейского еврейства. Но и они не были едины в формах своей религиозности, и их тоже не миновали интеллектуальные веяния эпохи. ХУШ век стал свидетелем возникновения популярного благочестиво-мистического движения под названием хасидизм, основанного Израилем Бештом (его имя образовано из слов баал шем тов, т. е. «человек доброго имени» (ок. 1700—1760). Это движение, в котором подчеркивалось экстатическое богослужение, апеллировало не к ученой элите, а к массам. Оно концентрировалось вокруг харизматических раввинов, называемых цадиками, которые устроили в десятках местечек своеобразные центры, ставшие объектами паломничества их последователей. Это движение развивалось, несмотря на острые нападки со стороны выдающихся литовских ученых-раввинов, особенно Илии Виленского (1720—1797). Видя в хасидизме угрозу иудаизму, литовские раввины создавали антихасидские школы и устанавливали антихасидские образцы религиозного поведения. Таким образом в Восточной Европе образовались два ортодоксальных движения: движение хасидов и движение их противников — миснагдим. Оба движения пережили выкорчевывание еврейской жизни в Европе и возродились уже в наши времена вдалеке от родины и в совсем других условиях.
Ближе к концу XIX в. произошла крупная миграция еврейского населения, ознаменовавшая собой начало постепенной утраты Восточной Европой своего значения как крупнейшего центра европейской еврейской жизни. Это было широкомасштабное переселение евреев из славянских стран в Соединенные Штаты Америки.
Массовая эмиграция евреев из Восточной Европы была вызвана рядом специфических обстоятельств — таких, как погромы 1881—1883 гг. и революционные брожения 1903—1907 гг. в России. Но главной причиной явилась нищета. На протяжении XIX в. еврейское население Восточной Европы выросло до 6,8 миллиона, но действовавшие в России ограничения не допускали евреев ни в новые промышленные города, ни в сельское хозяйство, обрекая их на безнадежность. Единственным выходом была эмиграция, очевидным направлением ее — Америка.
Первыми еврейскими колонистами в Северной Америке была группа из двадцати трех беженцев из Бразилии, осевшая в Новом Амстердаме (старое название Нью-Йорка) в 1654 г., но не образовавшая там постоянной общины. После прибытия британцев стали появляться сефарды, к которым позже присоединились и ашкенази, склонявшиеся, впрочем, к принятию сефардских обычаев. Большинство еврейских переселенцев поддерживали Америку в ее Войне за независимость, а один еврейский купец, Хаим Саломон, активно способствовал сбору средств на проведение заключительных кампаний этой войны. После обретения независимости многие евреи-торговцы переехали на Юг, другие занялись финансовой и прочей профессиональной деятельностью. Иммиграция из Европы продолжалась, и в еврейской общине все более преобладали ашкенази; впрочем, примерно до 1840 г. она оставалась весьма малочисленной.
Численность евреев в Америке резко возросла в середине XIX в. за счет крупномасштабной иммиграции немецкоязычных евреев из Германии, Богемии и Венгрии. Мелкие торговцы рассеялись по всей стране, дойдя даже до Калифорнии, где они обслуживали золотоискателей. Хотя признание права евреев на то, чтобы их считали полноценными гражданами, не пришло автоматически с принятием Конституции 1788 г. (Конституция устанавливала только федеральные, но не штатские законы), в этот период антисемитизм проявлялся ничтожно мало.
Иммиграция центральноевропейских евреев привела в Америку значительное число евреев, более искушенных в вопросах традиции, чем ранние переселенцы, но также и много евреев, имевших большую практику реформистского иудаизма. Первый реформистский приход в США был основан в Чарлстоне, штат Северная Каролина, в 1824 г., и движение окончательно укоренилось с созданием в Нью-Йорке реформистской синагоги Эману-Эль Реформферайн. Общая тенденция была к либеральной и рациональной версии иудаизма, которая гармонировала бы с жизнью Нового Света и позволила бы евреям быть полноценными американскими гражданами. Главной фигурой в деле развития учреждений американского реформистского иудаизма — сначала в Олбани, а потом и в Цинциннати — стал равви Исаак Мейер-Вайс.
Иммиграция из Центральной Европы продолжалась и после гражданской войны. В американском еврействе явно преобладали немецкие евреи и реформистский иудаизм, так что к 1880 г., когда в США насчитывалось уже до 280 000 евреев, реформистский иудаизм стал синонимом американского иудаизма. Принципы этого движения были сформулированы Питтсбургской платформой в 1885 г., а еще раньше, в 1873 и 1875 гг. соответственно, были созданы его главные учреждения — Союз американских еврейских приходов и Еврейский союзный колледж.
Однако характер американского еврейства претерпел радикальные и необратимые изменения в результате массовой иммиграции из Восточной Европы, начавшейся в 1880 г. К ее концу — примерно к 1929 г. — численность евреев дошла до 4,5 миллиона.
Уже к 1918 г. еврейская община США стала крупнейшей в мире.
Непосредственным результатом этого стало создание огромных еврейских районов во всех крупных городах, зачастую в старых районах трущоб. Некоторые из иммигрантов занялись мелкой торговлей, большинство же стали работать, особенно в изготовлении одежды, скоро ставшем специфически еврейской отраслью производства. Нечеловеческие условия труда и потогонная система в пошивочных мастерских заставили евреев принять участие в профсоюзном движении. С ростом индустриализации пошивочного производства в начале нынешнего века, а также с прибытием из России после провала революционного движения в 1906 г. опытных организаторов профсоюзное движение все более набирало силу.
Концентрация евреев в больших городах вызвала к жизни взрыв культурной деятельности, проводимой на языке идиш: появились газеты на идиш, театры, радиопрограммы, проводились лекции, открылись даже музыкальные издательства. В этой преимущественно светской по содержанию деятельности на идиш проступала, однако, ностальгия по народным традициям былой родины. Эти чувства поддерживались еврейскими профсоюзами, в частности «Кругом рабочих», который предоставлял евреям также и социальные привилегии. Помощь еврейским иммигрантам оказывали также земляческие ассоциации, «ландсманшафтн». Для обслуживания духовных нужд иммигрантов в это время возникали сотни миниатюрных синагог.
Со стороны уже укоренившихся в США выходцев из Германии отношение к новоприбывшим восточноевропейцам было смешанным. С одной стороны, евреям-старожилам говорящие на идиш иммигранты казались неотесанными невеждами, чьи нищета и культурная отсталость могли вызвать предубеждение к евреям и тем самым повредить их собственному, с таким трудом завоеванному положению в американском обществе. С другой стороны, они ощущали ответственность и обязанность помочь новым иммигрантам преодолеть тяготы жизни на новом месте.
Эти два подхода не были вполне изолированны один от другого; многие из старожилов считали, что единственным средством избежать неудобств, связанных с неотесанными восточноевропейцами, было бы дать им возможность начать новую жизнь и американизироваться. С этой целью создавались различные благотворительные и образовательные учреждения.
Некоторых евреев-старожилов настораживало то, что процесс окультуривания идет слишком быстро и ведет к тому, что молодое поколение слишком легко отвергает религию отцов в пользу радикальных социальных доктрин или даже простого гедонизма. Для духовного воспитания первого рожденного в эмиграции поколения необходимы были современные, англоязычные раввины, и именно в целях подготовки таковых была в 1902 г. под руководством Соломона Шехтера преобразована Американская еврейская богословская семинария в Нью-Йорке. Шехтер был выдающимся университетским ученым — специалистом по иудаизму, преподававшим раввинистическую литературу в Кембридже. Как религиозный лидер он стремился к созданию учреждений, которые способствовали бы распространению того либерализованного, но исторически корректного иудаизма, который пропагандировал в Германии Захария Франкель. Таким образом, параллельно с реформистским иудаизмом и учреждениями ортодоксального направления, привнесенными иммигрантами, появилось третье религиозное движение — консервативный иудаизм. Это среднее между двумя крайностями направление, естественно, привлекало к себе евреев второго поколения и потому оставалось крупнейшим из трех движений на протяжении большей части XX века.
Поворот к изоляционизму и «красная боязнь» 1919—1920 гг. породили у американцев резко негативное отношение к иностранцам и усилили стремление к американизации. Эти настроения были в особенности направлены против евреев, потому что их было особенно много в среде политических радикалов. Евреям приходилось выслушивать нападки со стороны таких людей, как Генри Форд, заявивший, что они являются расово неполноценными членами международного заговора, направленного на свержение западной цивилизации. А приобретший в начале 20-х гг. широкое политическое влияние ку-клукс-клан внес евреев наряду с католиками и неграми в список своих врагов. Наиболее значительным результатом этих тенденций в исторической перспективе стал закон Джонсона 1924 г., постепенно ограничивший иммиграцию.
В 20-е гг., годы процветания, большое число евреев пополнили ряды американских служащих и людей независимых профессий, несмотря на ограничения по приему евреев на работу в крупные страховые компании, банки, юридические фирмы и сети магазинов розничной торговли. Препятствием для многих на пути приобретения независимых профессий была процентная норма в университетах, особенно на медицинских факультетах. И все же дети иммигрантов тяготели к этим областям деятельности, и число евреев, занятых физическим трудом, постепенно сошло на нет. Евреев также привлекала интеллектуальная деятельность, и скоро они достигли высоких позиций в издательском деле и в индустрии развлечений, особенно в кино.
Начавшаяся в 1929 г. депрессия нанесла сильный удар по еврейским благотворительным организациям и усилила дискриминацию евреев при приеме на работу. Но евреев по-прежнему влекло к предпринимательству и независимым профессиям; они успешно пользовались тем обстоятельством, что такие города, как Нью-Йорк, предоставляли возможность хорошего — и бесплатного — высшего образования. Непрекращавшаяся в те годы антисемитская пропаганда была тем болезненней для американских евреев, что в Германии усиливался нацизм. Президент Франклин Рузвельт выглядел в их глазах настоящим героем из-за своей непримиримости к нацизму и антисемитизму.
Антиеврейские законы в Германии 20-х гг. вызвали новую небольшую волну иммиграции — около 33 000 немецких евреев прибыли в США. Многие из них с трудом приспосабливались к новой жизни в неблагоприятных экономических условиях эпохи великой депрессии. Среди них было много интеллектуалов и ученых (в том числе и Альберт Эйнштейн), и уже очень скоро они стали оказывать огромное воздействие на многие сферы американской интеллектуальной жизни. Таким образом, благодаря Гитлеру еврейская интеллектуальная верхушка всем скопом переместилась за одно десятилетие из Европы в Америку.
К этому времени Америка стала родным домом для миллионов европейских евреев. Несмотря на все трудности, их положение значительно улучшилось, и они с оптимизмом смотрели в будущее. Но и в Центральной, и в Восточной Европе оставались еще миллионы евреев. Накануне второй мировой войны еврейское население США составляло половину такового в Европе. Спустя всего лишь шесть лет еврейское население Европы будет практически сведено к нулю.