Личное удовольствие

42 Таня Тодд

Я сказала маме, что считаю Чета Бэрроу очень непрактичным мальчиком. Она засмеялась и спросила меня:

— Почему?

— Потому что, — ответила я, — его отец купил ему кепку для рыбалки с большим солнцезащитным козырьком, но Чет надевает ее наоборот, таким образом, что козырек находится сзади, и солнце по-прежнему слепит ему глаза.

— Ну, — возразила моя мама, — может быть, это просто принято среди мальчиков. Я видела очень многих ребят, которые именно так носят свои кепки.

— По-моему, это глупо, — заметила я.

Я не сказала ей, что другая причина, почему я считаю Чета непрактичным, была связана с нашим намерением убежать. Например, я должна была объяснять ему, что надо взять с собой, и помогать упаковываться. И именно я выяснила расписание автобусов, а также разузнала, как лучше добраться к моему дядюшке Чесу, чтобы забрать у него сто долларов.

— Послушай, что я думаю, Чет, — сказала я. — День труда приходится на седьмое сентября, занятия в школе начинаются во вторник, восьмого, поэтому, мне кажется, мы должны с тобой убежать второго сентября, в среду.

— Почему в среду? — спросил он.

Я вздохнула. Иногда мне приходится объяснять Чету самые примитивные вещи по нескольку раз. Я знаю, что он умный мальчик, просто очень рассеянный.

— Мы планировали убежать перед началом школьных занятий, — начала я терпеливо. — И второе сентября очень хороший день для этого. Помимо всего, это середина недели, и нам будет проще сесть на автобус, чем, например, в субботу или в воскресенье. К тому же наши родители могут быть дома в выходные, поэтому среда — день, когда мы уходим.

— Согласен, — сказал он.

— Следовательно, во вторник ты должен доупаковать все вещи и быть готовым взять их в среду в любое время, когда мы захотим. Думаю, что лучше всего отправиться около двенадцати. Тогда у нас будет достаточно времени, чтобы заехать к дядюшке Чесу.

— Боже мой, до чего же ты практичная.

— Ну, во всяком случае, должен же хоть кто-то подумать об этих вещах. И, знаешь, я попросила бы тебя носить кепку, как надо. Ты выглядишь глупо.

— Вовсе нет.

— Да. Но если ты хочешь выглядеть глупо, то мне все равно.

— Послушай, — сказал он, — последнее время мои предки были не такими уж плохими. Может быть, мы вернемся к этому разговору чуть позже?

— Ты хочешь сказать, что раздумал? Чет, ведь это была твоя идея.

— Да, знаю, — вздохнул он, — я просто предлагаю дать им еще один шанс.

— Честер Бэрроу, — произнесла я, — если ты откажешься от нашего плана после всей той работы, которую я проделала, ты никогда больше не услышишь от меня ни слова, никогда.

— Я не собираюсь отказываться, — ответил он, вытаскивая что-то из зубов и пристально разглядывая. — Я только хочу сказать, что мои мать и отец стали намного лучше со мной, я уже говорил тебе об этом. А твои родители по-прежнему воюют?

— Да, по-прежнему. И если ты не собираешься уходить из дому, тогда я сделаю это одна.

— Ну, нет, этого не должно быть. Конечно, я пойду, как мы с тобой и запланировали.

— Обещаешь?

— Разумеется, обещаю.

Я чувствовала своего рода вину, потому что, сказать вам по правде, мои родители не ругались последнее время так, как раньше. Конечно же, отец все так же пропускал обеды и ужины и возвращался домой поздно, от него по-прежнему пахло алкоголем, но казалось, что все это больше не расстраивало мою маму, потому что она не кричала на него, много улыбалась и всегда была в хорошем настроении.

Я — девятилетняя девочка, но не надо думать, что я не замечаю вещей, которые происходят вокруг меня. И я удивлялась, почему мама старалась выглядеть такой счастливой.

Однажды поздним вечером, когда мы ели на кухне, я сказала:

— Мне бы так хотелось, чтобы папа ужинал с нами каждый вечер.

Мама ответила:

— Ты знаешь, я думаю, он будет это делать. Очень скоро он изменится.

Я абсолютно не была в этом убеждена.

— Разве люди могут меняться, так, как они того захотят?

— Конечно, могут, детка, — улыбнулась мама. — Люди вообще постоянно меняются.

Какое-то время я обдумывала услышанное.

— Я думаю, Чет Бэрроу меняется, — заключила я наконец.

— В самом деле, дорогая? Как он меняется?

— Я не знаю, но иногда он говорит что-то, а потом забирает свои слова назад. Мне все это не нравится.

Мама неожиданно погрустнела.

— Большинство мужчин такие, Таня. И когда ты станешь старше, ты поймешь, что очень часто они говорят или обещают совсем не то, что в самом деле думают.

— Ну, это называется врать.

— Не совсем. Иногда они говорят разные слова, потому что хотят получить что-то взамен или хотят сделать нас счастливыми, или потому, что они не любят спорить.

— Так что же, они все время говорят не то, что думают? Но это же ужасно, мама.

— Да, это ужасно, — согласилась моя мама. — Но ты научишься правильно вести себя в этих ситуациях.

Да, похоже, моя мама уже этому научилась. Пожалуйста, если ей это нравится. Но я этого делать вовсе не собираюсь. В следующий раз, когда мы гуляли с Четом, я прямо высказала ему:

— Послушай, Честер Бэрроу, мне совершенно не нравится то, как ты себя ведешь.

Он посмотрел на меня:

— О чем это ты?

— Смотри, иногда ты говоришь разные слова, потому что хочешь что-то от меня взамен или хочешь сделать меня счастливой, или потому, что ты не любишь спорить. И все эти разы ты говоришь то, чего в самом деле не думаешь.

— Ты что, рехнулась? — спросил Чет. — Когда это я делал подобные вещи?

— Все время. Например, когда я сказала тебе, что ты раздумал убегать, ты просто сделал вид, что согласился со мной.

— Боже ж ты мой! Я ведь говорил тебе, что мы убежим вместе. Разве нет? Я ведь пообещал. Нет?

— Ну, на самом деле ты вовсе не хотел этого, — возразила я. — Я уверена.

— Да нет же, хотел.

— Нет, не хотел. И в последнюю минуту ты просто выдумал какие-то причины.

— Послушай, ты просто горбушка.

— Горбушка? — удивилась я. — Горбушка — это же хлеб.

— Да, знаю. Но это также обозначает гвоздь в заднице. И, похоже, это все, на что ты способна.

Я расплакалась:

— Это самое ужасное прозвище, которое мне когда-либо давали во всей моей жизни. И я тебя ненавижу.

— Ну, ты сама назвала меня лгуном.

— Вовсе нет. Я сказала, что иногда ты говоришь вещи, в которые сам не веришь. Например, это касается нашего побега.

— Но я действительно собираюсь убежать, — настаивал Чет. — Перестань, пожалуйста, реветь. Ради всего святого. А ты почему-то из этого сделала вывод, что я не собираюсь сдержать свое слово. Когда еще я нарушал свое обещание? Напомни мне, пожалуйста.

— Тогда поклянись своим честным именем, что ты стопроцентно и наверняка убежишь вместе со мной в среду второго сентября.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Клянусь своим честным именем, что убегу.

— Это лучше, — ответила я, все еще всхлипывая.

— Теперь ты мне веришь?

— Да, я верю тебе.

— Слушай, у нас есть какое-то мороженое в холодильнике, пойдем?

— Пойдем, — согласилась я. Последний аргумент полностью убедил меня, что надо помириться.

— Э, — вдруг остановился Чет, — а что насчет того, что ты ненавидишь меня? Ты ведь в самом деле так не считаешь?

— Нет, — призналась я, — я сказала это лишь потому, что ты назвал меня горбушкой. Я рассердилась. Но я действительно так не думаю.

После того как мы съели мороженое, мы решили положить в наши сумки еще костюмы для плавания и большие шляпы от солнца. Что решили, то и сделали. Потом мы стали играть, крича друг на друга и бегая друг за другом. Неожиданно Чет остановился и уставился на основную магистраль. Я посмотрела туда же и увидела большую серебристую машину, которая медленно сворачивала на нашу улицу.

— Вон тот парень опять, — произнес Чет.

— Какой парень?

— Мужчина, который знает моих родителей. Он сказал, что хочет приехать, когда они оба будут дома, и удивить их. Преподнести им сюрприз.

— А как его имя?

— Он не сказал, но дал мне пять баксов.

— Как мило с его стороны.

— Да, — закивал Чет, — он нормальный парень.