Личное удовольствие

44 Грегори Бэрроу

Я знаю, что существует много более квалифицированных химиков-исследователей, чем я, но успокаиваю себя тем (может, это ошибочно), что лишь единицы из них имеют мой талант к самодисциплине. Это относится не только к моим профессиональным изысканиям, но также к моей частной жизни. Я могу сказать без тени сомнения, и нисколько не преувеличивая, но я на самом деле исключительно дисциплинированный мужчина. Я никогда не потакал ни одному своему капризу.

Поэтому вы можете представить мое изумление, когда оказалось, что мы приглашены с женой на коктейль, который организует хозяйка салона модной одежды, патронирующая моей жене. Конечно же, я согласился только лишь для того, чтобы доставить удовольствие Мейбл. На самом деле я весьма старательно избегаю любых социальных контактов. Я не настолько хорошо разбираюсь в людях и к тому же остро ощущаю свою неловкость и некоммуникабельность. Мне кажется, что эти качества очевидны.

На том вечере случились две неожиданности. Первая. Меня пригласил к разговору элегантно одетый мужчина, который представился специалистом по фармакологическому бизнесу. К моему шоку, он безо всякого стеснения дал мне ясно понять, что готов платить колоссальные суммы денег, если я соглашусь передавать ему торговые секреты лаборатории „Макхортл". Само собой разумеется, я моментально отверг это предложение.

Вторая неожиданность произошла благодаря привлекательной молодой женщине, довольно вульгарной, но очень заметной. Я могу только сказать, что она подошла ко мне. Она держалась абсолютно естественно, настолько естественно, что, честно говоря, я был озадачен ее поведением. Я прекрасно знаю, что мне далеко до тех красивых мужчин, при взгляде на которых женщины теряют головы. Большинство наших общих знакомых считают меня холодным и аморфным, не подозревая, что под этой личиной прячутся мои ранимость и стыдливость.

Как бы то ни было, я был буквально сражен ее теплой и интимной манерой держаться и абсолютно растерялся, когда мне стало ясно, что она предлагает мне сексуальную связь. Конечно, я отказался от ее услуг настолько вежливо, насколько мог, но она настояла на том, чтобы всучить мне кусочек бумаги (совершенно очевидно, приготовленный заранее) с ее именем, адресом и номером телефона.

Возможно, что она была просто проституткой и раздавала свои визитки всем мужчинам на этом вечере, но почему-то я так не считал. У меня было ощущение, что она выделила меня одного. Но только вот с каким намерением? Этого я понять не мог.

Но самой большой неожиданностью оказалась моя реакция на это странное знакомство. Я всегда гордился тем, что являлся наиболее дисциплинированным из всех мужчин, которых я когда-либо знал, и я честно в это верил. Однако прошли дни и даже недели после того коктейля, и я обнаружил, что часто думаю о Джессике Фиддлер, пытаясь понять, что же ею двигало, и фантазируя, какие вещи мы могли бы делать, если бы я принял ее заманчивое приглашение.

Подобное направление моих мыслей было весьма некстати, потому что я упорно и очень много работал, чтобы добиться удачного результата в ЖАВ-проекте. Меня часто беспокоила по этому поводу Гертруда Макхортл, которую, в свою очередь, без конца дергал полковник Генри Кнекер.

На самом деле я был уже близок к тому, чтобы завершить проект. Я преуспел в том, чтобы создать тестостероновую формулу, которая могла бы быть эффективна для людей. И я сделал таблетки не больше, чем обычная таблетка аспирина. Таким образом, у меня было двенадцать таблеток, и я положил их в маленький пластиковый контейнер. Последней ступенью в моих исследованиях являлись эксперименты на людях.

Как я говорил раньше, у меня было огромное желание испробовать первым ЖАВ-таблетку. Это соответствовало моим представлениям о морали и этике. И все же теперь, когда настало время сделать это, я испытал некоторый если не страх, то, по крайней мере, трепет. Я говорил себе, что вероятность смертельно отравиться была ничтожна, но, тем не менее, полностью исключать такой исход дела я не мог.

Разработав препарат, являющийся модификатором поведения, я, говоря честно, не был до конца уверен в том, какое влияние он может оказать на людей. Мне казалось, что я даже немного похож на доктора Франкенштейна, который не знал, кого он создал, святого или монстра.

После длительного периода сомнений и размышлений я решил, что испытывать ЖАВ-таблетку в лаборатории, когда вокруг так много народу, было бы опасно. Поэтому я подумал, что лучшее, что я могу сделать в этой ситуации, это взять таблетки домой, запереться в своей домашней лаборатории и проглотить их. Но перед тем как проделать это, я планировал оставить детальный документ с инструкцией, адресованный моей жене и специалистам в данной области химии, какие действия им следует предпринять в случае моей смерти, или если я впаду в кому или же окажусь без сознания, а также если мое поведение можно будет определить как антисоциальное.

Шла последняя неделя августа. Я взял контейнер с ЖАВ-таблетками домой и тщательным образом спрятал его в одном из тайников в моей лаборатории. Я не проинформировал ни миссис Макхортл, ни полковника Кнекера, что работа над ЖАВ-таблеткой была завершена. Я рассчитывал, что после моих экспериментов на самом себе смогу дать точное заключение, так это или нет.

Я, конечно, хотел начать свои эксперименты немедленно, но признаюсь, что мне не хватало силы духа. Это был не столько страх смерти, сколько страх потери той личности, к которой я уже привык. Помимо всего прочего, даже если таблетка вызывает только эффект усиливающейся агрессивности, я не был уверен, будет ли этот эффект постоянным либо же он окажется временным. Если временным, то в течение какого периода? Также я не мог предвидеть все возможные побочные последствия.

Я хотел стать более решительным, но что, если после принятия своего средства я стану вообще полной противоположностью тому, каким я был. Опасность, что тестостерон может превратить меня в неуправляемого, жестокого зверя, казалась мне весьма реальной. Итак, возможные перспективы были следующие: потеря способности к любого рода сочувствию, но приобретение ярости, стремления к уничтожению, которые могли постоянно возрастать.

И тут в самый неожиданный момент я вдруг почувствовал, что очень сильно люблю свою жену и своего сына. Признаюсь, что я пренебрегал моими семейными обязанностями. Я был как бы несуществующий муж и несуществующий отец.

В течение всего этого периода, когда я твердо решил, что испробую таблетку на самом себе, но продолжал колебаться в отношении времени, я дошел до того в своих новых ощущениях, что однажды вечером сказал своей жене низким голосом:

— Я люблю тебя, Мейбл.

Сказать, что она была поражена, это значит не сказать ничего. Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, в которых читалось явное недоверие.

— И что дальше? — спросила она наконец.

Однако, осознав всю мою глубокую любовь к жене, у меня все же не хватило смелости продолжить наш разговор. Видите ли, все, что со мной происходило, было очень ново для меня. У меня никогда не было привычки выражать словами мои самые сокровенные мысли и эмоции, а иногда мне казалось это даже стыдным. Я понимаю, как нелепо все это должно звучать для вас, но я рассказываю вам то, что было на самом деле.

Поэтому в ответ на ее вопрос я лишь покачал головой и отправился спать. Я видел недоверие на ее лице, и это огорчало меня.

Мне пришлось столкнуться точно с такой же реакцией со стороны сына, когда я попытался установить с ним более близкие отношения.

— Чет, — сказал я ему однажды утром, — перед тем как у тебя начнутся занятия в школе, я могу сделать перерыв в работе, и мы с тобой сможем провести день вместе. Что ты на это скажешь?

Сын странно посмотрел на меня.

— Не знаю, — ответил он с сомнением, — у меня полно дел, которые я запланировал. Боюсь, что я буду ужасно занят.

Мне пришлось проглотить все это, понимая, что в основе того, что происходит между мною, моей женой и моим сыном, лежит моя вина. Я не мог осуждать их, мое новое поведение, конечно, должно было вызвать у них подозрение. Они слишком привыкли к моей холодности, к моему безразличию. И все эти неловкие попытки продемонстрировать мою любовь казались очень непростыми для меня и неискренними для них. Я с тревогой даже начал думать: а смогу ли я когда-либо убедить их, что я пытаюсь измениться, что я пытаюсь исправиться?

Я колебался и наконец решил поделиться своими тревогами с Марлен Тодд, рассказать ей о том, что происходит, и попросить у нее совет. Но она должна была поверить мне, что я в самом деле хочу убедить жену и сына в моей любви и что мне требуется взаимная любовь.

Однако для этого мне надо было рассказать Марлен, что я делал в своей лаборатории вплоть до того момента, когда решил испытать тестостероновую таблетку на самом себе. И о том, что могло бы случиться, все дальнейшие последствия, а также о том, что я хочу стать понимающим и любящим мужем и отцом. Все то, что я называю гуманностью.

Но, конечно, я не мог сказать Марлен ничего о ЖАВ-проекте. Прежде всего потому, что я поклялся хранить молчание, и потом, если бы я рассказал ей все, я знал наперед, какова была бы ее реакция. Марлен была бы в ужасе и вряд ли смогла бы примириться с мыслью, что я создал продукт, суть которого заключается в том, чтобы усиливать агрессивность и ярость в сегодняшнем мире.

Поэтому я заперся в своей лаборатории и, перекидывая эти чертовы белые таблетки из руки в руку, думал, как они могут повлиять на мою жизнь. Будут ли они для меня добром либо станут злом? Этого я сказать не мог.

Но я знал, что скоро это выясню.