Ложь, которую мы крадем

— У тебя нет своего общежития? Я откидываюсь в кресле за письменным столом. — А твоя собственная кровать?

Рук поднимает голову с моей подушки и приподнимает брови: — Разве я не могу провести время с двумя моими лучшими друзьями?

— Тэтчер в душе, а я тебя практически не замечаю. Ты просто не хочешь сидеть один в своей комнате.

— Сайлас на кладбище, он хотел пойти один. Я должен научиться доверять ему, чтобы он делал что-то сам, но если я буду сидеть в нашей комнате, не отвлекаясь, я в конечном итоге буду следовать за ним, чтобы убедиться, что он не сделает ничего глупого. — Он признается, подбрасывая свою молнию в воздух над головой, плавно ловя ее, когда она падает обратно.

Я киваю, возвращаясь к наброску на столе, мой карандаш вдавливается в бумагу, затеняя внешнюю сторону розы, чтобы придать ей больше объема.

— Кстати, о Сайласе, — продолжает Рук, садясь и свесив ноги с края моей кровати. — Мы уже заботимся о Греге, я знаю. Но что мы будем делать с мэром? Мы просто позволим ему жить, зная, что он сделал?

Грифель моего карандаша ломается от давления, которое я прилагаю.

— Это не наш выбор. — Я говорю, все еще глядя на рисунок: — Это Си. Мы разберемся с Грегом, вытянем из него все, что сможем, а затем оставим Сайласу решать, если мы отправимся за Фрэнком. Это его война. Мы всего лишь солдаты.

Я знал, что, когда я рассказал им о том, что видел, потребуется минута, чтобы это впиталось. Пусть правда сожжет уже кровоточащие раны, которыми мы забавлялись. Как только мы столкнулись с Грегом по поводу его причастности, как только мы выяснили, был ли он тем, кто вводил наркотики и убил Роуз, я знал, что Сайлас начнет менять направление.

План состоял в том, чтобы убить Грега, захватить флешку раньше, чем кто-либо другой, и сохранить ее до тех пор, пока мы не будем готовы анонимно отправить ее в полицию. Нам нужны были те, кто был замешан в смерти Розмари, а не секс-ринг. Это не входило в наши планы, но мы не могли держать информацию при себе, когда знали, что пропали другие девушки. Мы позволим полиции позаботиться об этом, когда закончим с заслуженной местью.

Мэр Донахью в любом случае получит то, что ему причитается. Будь то в моих руках или в руках тюремной системы, ему не выбраться живым.

Я думал об этом видео часами за последние несколько дней. Вспоминая, как легко было принять решение Фрэнку. Как быстро он выбрал одну из своих дочерей для сделки.

В глубине души я чувствовал себя виноватым.

Я чувствовал себя отчасти виноватым, потому что отношения Розмари с нами, вероятно, были причиной того, что он предпочел ее сестре. Сейдж Донахью не входила в наш круг и даже не обходила его. В то время как Роуз не возражала против того, чтобы испачкаться, зависать с теми, у кого репутация, и позволять нашим выходкам ускользать, ее сестра не могла быть более противной.

Сейдж была чирлидером, возлюбленной Пондероз Спрингс, и ее бы не застали врасплох рядом с такими людьми, как я. Она не была сукой с нами, скорее делала вид, что нас не существует. Что было хорошо, мы тоже не собирались изо всех сил приветствовать ее.

Сайлас сказал, что она всегда убегала, когда он приходил повидаться с Роуз. Хотя они были близнецами с общей ДНК, они не могли быть более противоположными. За исключением цвета волос, это было довольно точно, даже если одной из них нравился розовый цвет жевательной резинки, а другой он не нравился.

— Ты бы сделал это? — спрашивает Рук, глядя на меня, его челюсти сжаты. Буря назревала в его сознании, отчего его глаза стали такими синими, что мне показалось, будто они светятся.

— Что сделал?

— Ты бы выбрал, если бы был Фрэнком? Ты бы выбрал между своими детьми?

Я засовываю карандаш за ухо, отодвигая блокнот. Скрестив руки перед грудью и уставившись в потолок. Кусая кожу на внутренней стороне щеки.

— Я бы позволил Грегу убить меня, прежде чем я стала причиной смерти одной из моих дочерей.

Продукт семьи, которая рано выбрала сына, которого они любили. Не только небольшая линия фаворитизма, но я даже не баллотировалась на звание самого любимого ребенка. Я сомневался в своем существовании с юности. Если они так ненавидели меня с того момента, как я появился на свет, зачем им вообще я?

Если Дориан был таким идеальным, зачем им еще один ребенок? У них получилось с первого раза, верно?

Секреты могут подкрадываться к вам в этом городе, и ответ на это ничем не отличался.

Даже как человек, который изображается как зло во всех историях. Я бы все равно пожертвовал собой, прежде чем причинить вред тому, кто мне дорог.

Стук в дверь прервал этот разговор еще до того, как он успел начаться.

— Вероятно, это Сайлас. — объявляет Рук, вскакивая с кровати, чтобы открыть дверь.

Хотя зачем ему стучать? Разве он не мог просто войти?

Дверь медленно открывается, рост Рука загораживает мне коридор, поэтому я слышу только его голос.

— Ну-ну, я знал, что в конце концов ты постучишь в дверь дьявола. Отсюда я практически вижу ухмылку на его лице.

Язвительный голос Брайар доносится до комнаты, заставляя меня гораздо лучше осознавать, что меня окружает.

Рук поворачивается ко мне лицом, тыча большим пальцем за спину: — Это все ты, чувак.

Я делаю вдох, вскакиваю со стула и иду к приоткрытой двери. Я обхватываю пальцами верхнюю часть, открываю ее и опираюсь на раму, глядя на Брайар.

Ее глаза прикованы к моей обнаженной груди, она полностью меня охватывает, татуировки, которых она раньше не видела, все это, и я позволяю ей.

Это позволяет мне открыто наблюдать за ней, за прямыми джинсами, которые она носит все время, за ее полосатой рубашкой с длинными рукавами, разрезом у пупка, обнажающим плоть ее живота. Интересно, сколько парней в этом холле общежития смотрели именно на этот кусок кожи, когда она шла в мою комнату.

Мои пальцы сжимаются на двери. — Закончила пялиться? Получилось жестче, чем я хотел, ну да ладно.

— Да, эм, да, у тебя просто… крутые татуировки. — Она пытается скрыть свой вопиющий взгляд, черт возьми, безуспешно.

Я смотрю вниз на нагрудник, единственное, что находится на моей передней половине, кроме монеты внизу живота. Бараний череп и шипы я придумал сам, Шейд удостоился чести удерживать меня семь часов, которые на это ушло.

— Спасибо, — ворчу я, — ты здесь зачем? Или тебе просто нравится оказаться там, где быть не должно? Я поднимаю бровь, наблюдая, как она раскачивается взад-вперед на каблуках.

Она смотрит вверх и вниз по коридору, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. — Я просто хотела сказать спасибо. — Дерьмовое освещение в общежитии делает ее глаза тусклыми.

Я знал, за что она говорила спасибо, но все равно решил быть мудаком.

— За то, что заставил тебя кончить? Не надо благодарностей, — я даже не пытаюсь скрыть улыбку с лица, когда она начинает краснеть. Ее круглые щеки покраснели и покраснели.

— Я не это имел в виду, и ты это знаешь. Она шипит: — Я благодарю тебя за Аду.

Я вздыхаю, выходя в холл, закрывая за собой дверь и упираясь в нее спиной. Мои руки скрещены передо мной. После того, как мы сбежали из офиса Грега, я имел честь объяснить ей, что перед тем, как мы трахались в туалете, я написал Руку, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы мы могли выбраться оттуда.

Я не знал, что он сожжет дерево во дворе, но это сработало. Бедняжка Лира стала соучастницей поджога, потому что пыталась вырвать спичку из рук Рука только для того, чтобы выбить пламя из газа, от которого она загорелась. Это также было причиной того, что я чувствовал себя так уверенно, выдавая нашу позицию, пока я был похоронен внутри нее. Я не мог придумать лучшего времени, но даже если бы нас поймали, я не волновался.

Грег Уэст был мертв в моей книге, что он собирался сделать со мной или с Брайаром, если он был на глубине шести футов?

— Не делай из этого большого дела.

— Но это… знаешь, что, — она поднимает руки вверх, как будто останавливая себя от разговора, роясь в кармане, — это не имеет значения. Я просто хотела вернуть это, своего рода перемирие, — свет ловит мое кольцо в ее ладони, когда она протягивает его мне, чтобы я взял.

Я, черт возьми, знал, что она у нее есть.

После офиса, после секса, после последствий. Мучения ее дохлой крысы не были необходимы. У меня было достаточно на нее, что если бы она захотела поговорить, я бы ее погубил. Так что не было большой проблемой, что я вернул тупого грызуна.

Я должен был убить его с самого начала, это было бы проще, чем покупать припасы и еду для этой чертовой твари. Чертова штука, которая укусила меня в первые три дня, когда она была у меня в комнате в общежитии.

Пока Тэтчер был на уроке, у меня был настоящий спор с белой крысой о том, как ей лучше собраться, иначе я позволю моему соседу по комнате содрать с нее шкуру. Я не солгал, когда сказал, что позволил Тэтчер содрать шкуру с животного, кажется, с белки. Это то, что мы использовали для записки на двери их общежития.

— Теперь наши руки чисты друг от друга. — Она заканчивает, ожидая, пока я заберу у нее украшения. — Ты иди своей дорогой, а я своей.

Мне почти хотелось смеяться, наши руки не касались друг друга?

В том шкафу мы поступили совсем наоборот. Я испачкал ей руки и член. Мои пальцы, мои губы, они были покрыты ее запахом. После душа мой член только затвердел. Стоя под обжигающе горячей струей воды, ее аромат скатывается с меня в туман, и мне становится намного легче трахать мою руку.

Я был запятнан ею.

Это не закончилось.

Не сейчас.

— Знаешь, что люди здесь видят, когда смотрят на тебя, Брайар?

Вопрос застает нас обоих врасплох.

Она отшатывается, закатывая глаза: — Мне не терпится это услышать.

Я наклоняюсь к ней, закидываю прядь ее волос за ухо и позволяю своим глазам скользить по ее тонкой шее к плечу, где, вероятно, остались следы моих зубов.

— Ничего такого. Они ничего не видят, — бормочу я.

Ее реакция оправдана, то, как она отмахивается от моей руки, сосет зубы и стоит в оборонительной позе, уже сожалея о том, что пришла сюда, чтобы попытаться предложить оливковую ветвь.

— Это так мило с твоей стороны, Алистер. На самом деле, спасибо, что напомнил мне, какой ты кусок дерьма.

Я позволил ей уйти от меня, чтобы она почувствовала себя лучше, прежде чем последовать за ней. Мой темп стабилен, я знаю, что в конце концов догоню ее.

— Они видят мусор, — продолжаю я, — обноски.

Эти слова, кажется, подталкивают ее быстрее, пока она не качается вокруг перил, собираясь спуститься по ступенькам. Я следую за ней, чтобы она слышала каждое мое слово.

— Девушка из ниоткуда, которой здесь не место. Невидимая девушка без цели, без будущего.

Мои слова суровы.

Но они честны.

Учителя не смотрят на нее с потенциалом, как на других учеников. Они смотрят на нее так, как будто она уже сделала все возможное в жизни. Достаточно того, что она здесь. Они не считают ее умной или талантливой.

Они ее даже почти не видят.

Она резко оборачивается, разочарование и боль мерцают в ее глазах. Хоть она и остановилась, я нет. Я продолжаю преследовать ее шаг за шагом, пока она не прижимается к моему телу.

Пока ее спина не упирается в стену, и я не чувствую ее запах.

— Я просто хотела, чтобы это закончилось, Алистер. Почему ты говоришь мне это? Почему ты до сих пор это делаешь? В ее голосе дрожит, когда она ищет ответы моими глазами.

Я держу челюсть стиснутой, лицо непроницаемо. Ей ничего не увидеть внутри меня.

— Могу я тебе кое-что сказать? Я полностью игнорирую ее вопросы.

— Нет.

Я не слушаю, хватаю ее за шлевки ремня, зацепляю их пальцами и медленно притягиваю ее к себе. Мой рот дышит тем же воздухом, что и она, наши носы касаются друг друга.

— Они и на меня так смотрят. — шепчу я зернистым тоном.

Я происходил из богатой семьи, и со мной по-прежнему обращались так же, как с девушкой, у которой практически ничего не было. Дело было не в деньгах, а в том, что было внутри нас.

— Они смотрят на меня так, как будто я буду никем. Я научился за эти годы, мне это нравится. Мне нравится быть человеком, которого они прячут в тени.

Ее глаза загораются страстью, когда наши бедра прижимаются друг к другу. Моя правая рука лежит у основания ее горла, пальцы слегка обвивают ее шею. Я мог чувствовать ее сердцебиение под своей рукой, быстро склеенный стук.

Мой язык проводит по нижней губе, ловя ее в процессе: — Я преуспеваю там. Мы можем делать все, что захотим, в тени. Это то место, где я принадлежу. Наша невидимость не делает нас слабыми, Маленькая Воришка.

Давление моей руки усиливается, тихий стон срывается с ее губ.

— Это дает нам силу.

Выражение ее глаз проверяет мой самоконтроль, это выражение потребности. Она хочет, чтобы я поцеловал ее. Целуй ее губы, ее шею, сладкое место между ее плечом и горлом, ее большие сиськи, изгиб ее позвоночника. Она хочет, чтобы я был повсюду, внутри нее.

Мы больше никогда не сможем быть чистыми друг от друга.

Я хочу, чтобы мои слова впитались в ее кожу. Проникните в ее организм, чтобы она поняла, какой вред она может нанести, когда осознает, что темные и извилистые части ее личности — это не то, что нужно прятать. Они должны быть тем, что движет ее вперед.

Только так она сможет выбраться отсюда живой.

Я отпускаю хватку, отталкиваясь от стены позади нее, чтобы увеличить расстояние между нами, мой член ненавидит меня за то, что я отнимаю его у ее тепла.

Еще немного постоять там, глядя на нее, на то, как вздымается и опускается ее грудь. Как ее раскрасневшиеся щеки делают ее еще более невинной, чем она есть на самом деле. Было бы так легко взять ее прямо здесь, в этом коридоре.

Вместо этого я оборачиваюсь, заставляя свои ноги переместить меня обратно в мою комнату в общежитии, где Рук и Тэтчер, вероятно, пытаются подслушивать через дверь со стеклянной чашкой.

— Подожди, Алистер, подожди, — я делаю паузу, давая ей слово, но только на секунду, и она это знает.

— Я хочу знать, — выдыхает она, — я хочу знать, что делает тени такими замечательными. Я хочу, чтобы ты показал мне.

Мои кулаки сжимаются, когда огонь бежит по моим венам, возбуждение струится по моей крови. Я прикусываю язык, сдерживая улыбку.

Я знал, кто такой Брайар. Я понял, что это за девушка и кем она может быть, когда увидел ее на той вечеринке. Я знал, какой ущерб она может нанести этому месту.

Теперь пришло время ей убедиться в этом самой.