Ложь, которую мы крадем

Я всегда знал, что родился с ненасытным аппетитом к насилию.

Суждено быть паршивой овцой в семье.

Им следует научиться предупреждать других о детях, которых оставляют культивировать при отсутствии света. Когда лишаете их света, тьма не просто становится их частью, они сами становятся тьмой.

Сила прокатилась по моей руке, когда я почувствовал, как нос этого ребенка разбился. Мои костяшки пальцев впились в плоть его лица, гоняясь за единственным, что могло утолить мой голод.

Боль.

Высокий долговязый придурок, решивший бросить мне вызов, с глухим стуком упал на землю.

В официальных смешанных единоборствах нужно останавливаться, когда противник так сильно падает.

К счастью для меня, это Кладбище. Заброшенный ипподром на окраине города, куда в поисках неприятностей съезжаются дети из окрестностей. Незаконные уличные гонки, драки, наркотики и полуголые девушки. Это райский сад для богатых детей. На траве посреди потрескавшегося асфальтового круга происходили драки, а моторы все время ревели и эхом смотрели, чья купленная папой машина придет к финишу первой.

Кладбище — это место, куда вы приходите, чтобы вас похоронили. Особенно, если ты выступаешь против меня.

Я бросаюсь вперед, взбираясь на него, вдавливая колено так глубоко в его живот, что чувствую, как его органы перемещаются подо мной. Мои ловкие кулаки, наносящие удар за ударом по его и без того воспаленному лицу. Я методично выдыхаю, при каждом касании выдыхаю еще раз. Чьи-то руки хватают меня за плечи, пытаясь остановить.

Мне все равно, только сильнее давлю коленом. А кулаки безжалостно бьют его.

Почему я должен сдаваться, потому что он достаточно глуп, чтобы выйти со мной на этот ринг?

Похоже на личную проблему.

Мое сердце колотится в груди, энергия течет по венам, как барабаны в ушах. Он смешивается с криками окружающих нас людей, ревущими двигателями и запахом масла.

Черт, что бы я отдал, чтобы чувствовать себя так каждую секунду дня.

Я наношу правый хук, наблюдая, как мое кольцо отпечатывает мои инициалы на нежной коже его щеки, разрезая ее прямо над буквами AК.

Поток обжигающей крови брызжет мне на грудь с его лица. Меня пронзает свирепый рев, малиновая жидкость действует как бензин для пламени внутри моего тела. Но это была не та кровь, которую я хотел. Я хотел его агонии. Я хотел увидеть, как ему больно. Я хотел знать, что сегодня вечером его нужно будет отнести в машину, отвезти домой, и он, вероятно, доползет до своей гребаной кровати. Где он останется на следующую неделю, потому что синяки, которые я импринтировал, были слишком сильными, чтобы с ними справиться.

У меня по спине побежали мурашки.

Это мой не такой уж секрет, секрет.

Я всегда, всегда злюсь.

— Господи, черт возьми, Колдуэлл, отпусти его! Хватит, мужик! — Голос звенит

между ушами, но я наношу последний удар, прежде чем стряхнуть нетерпеливые руки со своей кожи.

Круг людей вокруг нас воспевает жестокость, которая только что произошла. Неспособность отвернуться от трагедии или катастрофы. Все они такие же, как я внутри, пристрастившиеся к жестокости. Они просто слишком боятся признаться в этом.

Я ненавижу трусов. И каждый чертов человек в этом чертовом городе один из них.

Монстры в масках боятся, что их соседи увидят скелеты, которые они продолжают запихивать в шкафы. Чего они не знают, так это того, что в Пондероз Спрингс ничего нельзя хранить в секрете. Не долго.

Я знаю это лучше, чем кто-либо.

Красные тени вспыхивают перед моими глазами, когда я встаю, горячая слюна вытекает из моего рта и приземляется прямо рядом с его стонущим телом. Ему повезло, что он может издавать звуки, еще больше повезло, что он жив.

Кроме крови на груди, на коже нет ни следа. Что почти злит меня. Ничто больше не бросает мне вызов. Я сжимаю челюсти и оборачиваюсь, масса людей расходится, как Красное море, оставляя мне открытый путь к выходу.

— Деньги за ставки. — Один из парней постарше, заправляющих этим дерьмом, сует мне в грудь скомканные купюры. Я смотрю на него, потом снова на него.

— Оставь это. — Я хрюкаю.

Я не нуждался и не хотел этих денег. Он мог поиметь все это, я не боролся за деньги. Я дрался, потому что иначе я бы кого-нибудь убил.

Я быстро сгребаю свою кожаную куртку, легко перебрасывая ее через плечи. Моя футболка была где-то в грязной траве, и я не чувствовал необходимости ее искать.

Мое дыхание начинает регулироваться, когда я иду к машине. Даже если драка будет безобидной, если высвободить хотя бы немного ярости, я смогу сегодня уснуть. Учитывая все происходящее, я не мог позволить себе потерять сон.

Музыка полилась из динамиков, как только я повернул ключ. Звук тяжелый и волнующий. Левая рука крепко сжимает руль, я смутно вижу белизну под окровавленными костяшками пальцев. Они пульсируют так сильно, что это почти приятно.

Я быстро включаю передачу, готовый ехать в дом моих родителей. Двадцать восемь тысяч квадратных футов, девять основных спален, десять запасных, семь ванных комнат, двадцать шесть акров, и до сих пор не хватает места между мной и моей семьей. Моя хватка усиливается, я должен был лететь на Восточное побережье в следующем месяце. Между ними и мной целая страна.

Вместо этого я заперт здесь как минимум еще на год в погоне за призраком.

Поворачивая направо, я поворачиваю на нашу подъездную дорожку. Мощеная дорога, покрытая высокими деревьями, на мгновение остановилась перед большими воротами, блокирующими вход. Я нажимаю кнопку на пульте дистанционного управления, чтобы автоматически открыть их, проехав мимо них и войдя в поместье моей семьи.

Обогнув безвкусный мраморный фонтан впереди, я легко въезжаю на свое парковочное место. Здесь нет обычных машин, значит, никого нет дома. В любом случае, это не имеет значения, даже когда они здесь, я невидим для них.

Как всегда.

Молния рассекает небо за домом, освещая туман на долю секунды, прежде чем гром сотрясает землю под ногами, когда я иду к двери. Клавиатура светится под моим прикосновением, вводя пароль и шагая внутрь.

Когда мои родители и брат здесь, этот дом сияет светом. Его свечение видно сквозь деревья на дороге. Экстравагантные вечеринки, празднование подстриженного ногтя, семейные ужины, на которые меня никогда не приглашали. Но когда они уходят, остаются только я и темнота.

Мои ботинки эхом отражаются от пола, шаг за шагом, пока я не включаю кран на кухне. Я опускаю опухшие руки под теплую воду. Кровь начинает течь в канализацию, часть ее все равно. Кое-что застряло между пальцами, уже засохло.

В доме не должно быть шума. Все должно быть так, как всегда, когда я здесь.

Мертвая тишина.

За исключением того, чего нет. Мои уши дергаются, улавливая знакомый щелчок, сопровождаемый свистом свечения кремня.

— Пытаешься меня напугать? — говорю вслух, медленно вытирая руки, прежде чем оборачиваюсь.

Я вглядываюсь в темноту гостиной, лицо Рука освещается единственным пламенем его зажигалкой, когда он щелкает ею между костяшками пальцев и пальцем. Я замечаю одиночную бриллиантовую спичку, лежащую у него во рту, а алый кончик выглядывает сбоку.

Он откинулся в кожаном скошенном кресле, сложив руки по бокам, и смотрит на меня сквозь темноту.

— Если бы хотел, ты бы меня не услышал. — возражает он.

Я перемещаюсь в кресло напротив него. Потянув за шнурок лампы, она осветила комнату янтарным светом. Как только я погружаюсь в несвежий материал, упираясь руками в колени, слышу приближающиеся шаги позади меня. Я не оглядываюсь через плечо.

— Тэтчер. — Здороваюсь, когда вижу, как его тень проходит мимо меня, садясь слева от нас.

Тэтчер ростом шесть футов четыре дюйма (193 см) — самый высокий в группе. Не то чтобы ему нужен рост, чтобы кого-то напугать.

Он закидывает одну ногу на другую, лодыжка упирается в колено. — Убери свои камни, чтобы разбить голову какому-то бедняге, Али?

Я скриплю зубами, этот напыщенный мудак знал, что я ненавижу, когда меня так называют. Известно, что пока мы были друзьями, но это был бы не он, если бы не пытался залезть кому-то под кожу.

Видите ли, вены Тэтчера постоянно перекачивались ледяной водой, а мои всегда кипели.

— Ты действительно хочешь поговорить о том, что людей раздражает, Тэтчер? Я поднимаю бровь, глядя на его костюм от Армани. Я уже давно научилась не подвергать сомнению его экстравагантный гардероб.

— Я бы не хотел, чтобы тебе снились кошмары. — Он ухмыляется, и я ничего не могу поделать с тем же, что и у меня.

Я бы солгал, если бы сказал, что не хотел в какой-то момент оторвать каждому из них головы. Мы знали, как нажимать на кнопки друг друга. Однако прямо сейчас мне напомнили, как я убью любого, кто попытается сделать то же самое.

Вот почему я хочу остаться в этом богом забытом городе, потому что один из наших был осмеян.

— Где Сайлас? — Спрашиваю я.

— Спит в первый раз, черт возьми, я даже не знаю. — Отвечает Рук.

— Не будь наивным, Рук. Сайлас больше не спит. Когда он это делает, то видит ее. Мы все это знаем. — вмешивается Тэтчер, напоминая всем нам, почему мы здесь вообще.

Напольные часы в коридоре бьют, сигнализируя, что наступила полночь. Вес его слов вкрадывается в комнату. Гнев, который я только что пытался выпустить ранее, снова начал подкрадываться. Я чувствовал пламя, лижущее мои пятки, медный привкус во рту.

— Кстати о ней. Рук наклоняется вперед и бросает папку кремового цвета на стол посреди всех нас. Привилегии быть сыном окружного прокурора.

Я наклоняюсь вперед, хватая его. — Ты уже заглянул внутрь?

Он качает головой: — Хотел подождать, пока мы будем вместе. — Немного приподнявшись, он лезет в задний карман, хватая белую пачку сигарет. Вытаскивая одну, проводя рукой по его длинным каштановым волосам.

— Разум? — спрашивает он, имея в виду дым.

— Сожги дотла, мне все равно. — говорю честно. Рук откидывается на спинку стула, вытаскивает спичку изо рта и зажигает ее пальцами — трюку, которому он научился сам, когда мы были в летнем лагере. Он зажигает конец, глубоко вдыхая облако дыма, собирающееся вокруг его лица.

С тех пор как мне исполнилось шесть лет, единственными, кто меня когда-либо заботил, были Рук, Тэтчер и Сайлас. Мы поклялись всегда защищать друг друга, даже если это означало сеять хаос среди других. Ничто другое, кроме них, не имело значения ни для кого из нас.

Нас никогда не увидишь отдельно от других, мы - дети, которые не созданы для добра. Мы всегда предназначались быть кривыми и сломанными.

— Мы все понимаем, что произойдет, когда мы начнем расследовать это, верно? — Спрашивает Тэтч: — На наших руках будет кровь. Не только те маленькие разрушения, которые мы творили по всему городу всю свою жизнь. Мы не будем сжигать исторические церкви или играть в злые игры. Мы будем убивать.

Мы должны вздрогнуть или содрогнуться при мысли о том, чтобы лишить кого-то жизни. Но мы знали, на что способен каждый из нас.

— Они сами виноваты. Надо было не причинять боль тому, кто нам дорог.

Я помню ту ночь. Я помню запах того дома, в котором мы ее нашли. Как свиное дерьмо и блевотина. Дом-ловушка, где прячутся наркоманы и употребляют свое жидкое золото. Я помню, как выглядело ее тело, скрюченное и безнадежно брошенное на грязной земле.

Как ангел, который заблудился и оказался в аду. Она не заслужила умереть там. И Сайлас не заслуживал, найти ее такой.

Я все еще слышал его крики, когда закрывал глаза. Часы и часы криков. Раненый зверь, чья боль перерастала в нефильтрованную ярость. Эмоция, которая охватила всех нас.

— Мы выясняем, кто это сделал. Мы покончим с ними. И он сможет жить дальше. Он сможет двигаться дальше.

— Он не будет двигаться дальше. — Я качаю головой: — Даже если мы найдем то, что ищем. От такого не уйдешь.

Я открываю папку, обнажая застрявшие между ними белые страницы. Имя пациентки, написанное черными жирными буквами, от которого у меня сводит челюсть. Розмари Пейдж Донахью. Мои глаза сканируют отчет, все заданные вопросы. Ожидалась ли смерть пациента? Нет. Проводилась ли ACLS (протоколы кардиоваскулярной реанимации)? Да (одним из моих лучших друзей, пока мы не оттащили его от нее, замечу). Перелистнув на следующую страницу, я обнаружил рисунок тела спереди и сзади, но вместо кругов вокруг определенных областей, как я предполагал. Он был пустым.

Мои брови сошлись, когда я прочитал заключение патологоанатома,

Видимых следов, травм и ушибов нет.

Итак, царапины на ее руках? Фиолетовые круги от очевидных синяков на руках? Я видел их. Они были там.

Наиболее важным открытием вскрытия было наличие метилендиоксиметамфетамина (МДМА) в организме пациента. После тщательного расследования я пришел к выводу, что проглоченное количество вызвало у пациента тепловой удар. Повышение внутренней температуры тела привело к остановке сердца, что привело к смерти. Никаких противоправных действий обнаружено не было.

Значит, грязь под ее ногтями, как будто она что-то царапала? Это было просто совпадение? Полиция не расследовала тот факт, что Роуз до этого момента никогда не прикасалась к наркотикам?

Кое-что не сходилось. Меня это не устраивало.

— Вот, гений, прочти. Скажи мне, что ты думаешь. — Я бросаю файлы Тэтчеру, наблюдая,

как он подпер рукой подбородок, пока его глаза сканируют бумагу.

— Никаких доказательств грубой силы? Нет никаких документов о синяках или следах на ее коже? — Он говорит вслух, и я киваю в молчаливом согласии.

— Мы видели ее тело. Не знаю, как у вас двоих, а у меня зрение двадцать двадцать. Роза оказалась там не по своей воле. И умерла она не по своей воле. Она даже никогда не ходила с нами на вечеринки, заставляла Си все время сидеть с ней дома. Неужели Пондероз Спрингс действительно пытается скрыть убийство дочери мэра? — комментирует Рук, делая еще одну затяжку раковой палочки. Которую я собираюсь стащить себе.

Роуз была не только девушкой Сайласа, она стала… одной из нас. Потихоньку она пробралась в нашу компанию и стала нашим другом. Мы не признавались в этом вслух, но все мы заботились о ней, как о сестре.

Ее смерть разъедала всех нас.

— Это был бы не самый худший скандал.

— Если патологоанатом лжет о таких вещах, как защитные раны и убийство, то что еще он скрывает? А еще лучше, кого он покрывает? — спрашивает Тэтчер.

— Думаю, нам стоит навестить хорошего доктора. — Я сканирую глазами двух своих друзей. Губы Рука изгибаются в улыбке, пока он щелкает зажигалку между пальцами.

— Не нужно повторять дважды. — Он бормочет.

Тэтчер резко усмехается: — При условии, что я буду пилить первым.

Мы заключили сделку.

Обещание одному из наших лучших друзей, что мы выясним, кто сделал это с его девушкой. Оставил ее мертвой и грязной. Мы все отказались от планов покинуть это токсичное место на целый год, чтобы отомстить за нее.

Даже Бог не сможет уберечь людей, которые встанут на нашем пути.