Лондонские убийства

35

Попрощавшись с Лестрейдом, я решил отправиться домой на метро. В вагоне практически не было пассажиров, и, достав из кармана немногочисленные улики по делу Садовника, я в очередной раз принялся их изучать. Письмо со стихотворением – с него все началось. Почерк – женский. Фиолетовый платок с вышитым словом «ИРИС». Рукопись статьи об Эмбер Уоллис, написанная обладателем странного почерка – невозможно понять, женщина это писала или мужчина. Список из библиотеки. Да-да, это же список людей, которые посещали отдел французской поэзии в тот день, когда Барбара Лестрейд повстречала там покойного мистера Моро.

Я развернул список. Помимо Барбары, в тот день библиотеку посетило пять женщин и ни одного мужчины. Одна из посетительниц была мне хорошо знакома. Моя гувернантка, мисс Остин, к сожалению, продолжает читать вирши декадентов, вовлекая и мою дочь в этот губительный с моей точки зрения, процесс.

Я спрятал бумаги и платок в карман. Мисс Остин – замечательная девушка, но ее влияние на Аделаиду все больше тревожило меня. К сожалению, с Джоан придется еще раз поговорить.

Выйдя на станции метро «Бейкер-стрит» я не спеша направился домой. В тот момент мне хотелось только одного – поскорее оказаться в своей комнате и уснуть. Усталость и апатия охватили меня. Четыре девушки жестоко убиты, и скоро будет убита еще одна, та, чье имя «табу». Все эти неслыханные злодеяния творились прямо у меня перед носом, но я ничего не мог сделать.

Подтверждением моих мыслей стала надпись белой краской на стене моего собственного дома.

ТУПИЦА! ТЫ НЕ ШЕРЛОК ХОЛМС!

Совершенно ошеломленный, я стоял, смотря на такие беспощадные, и такие правдивые буквы.

– Мистер Ватсон.

Приятный голос мисс Остин вывел меня из оцепенения. Я оглянулся. Девушка стояла в паре шагов позади меня, у ступенек. В классическом платье с завышенной талией ее фигурка смотрелась очень эффектно.

– Что это, мисс Остин? – сказал я, показывая на надпись.

– Здесь были протестующие, мистер Ватсон. Несколько человек. Они кричали под окнами, как мартовские коты.

– Но что они хотели? – спросил я, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос.

Джоан, вздохнув, подтвердила мою догадку. Активисты требовали, чтобы я оставил расследование дела о Садовнике, так как это мне совершенно не по силам.

Подав руку мисс Остин, я поднялся по ступенькам и постучал. Открыла миссис Этвуд. Поздоровавшись с ней и пожелав Джоан спокойной ночи, я направился было к лестнице, но резкий звук телефона остановил меня.

Звонили, очевидно, из полиции: с тех пор, как Лестрейд распорядился установить на Бейкер-стрит телефон, я никому не сообщал своего номера.

Джоан и миссис Этвуд смотрели на меня, ожидая, когда я сниму трубку. Я вздохнул и шагнул к телефону.

– Алло!

– Ватсон, добрый вечер! – голос Лестрейда доносился до меня, как из погреба. – Вы уже дома?

– Да, инспектор, я на Бейкер-стрит, что случилось?

Лестрейд промычал что-то, будто у него сильно болели зубы.

– Алло, инспектор, плохо слышно, говорите!

– Мне крайне неприятно говорить вам это, Ватсон, но мне только что звонили из Букингемского дворца. Требовали отстранить вас от расследования в связи с негативным резонансом и скандалом в прессе, бросающим тень на британскую полицию и Корону…

– Ясно, Лестрейд.

Я положил трубку на рычаг. Миссис Этвуд и Джоан смотрели на меня, как на лежащего в гробу покойника.

– Вы будете ужинать, доктор? – спросила миссис Этвуд таким голосом, словно не ждала ответа.

Я и не ответил. Взбежав по ступенькам, я заперся в комнате Холмса.

Нельзя сказать, что я не ожидал этого, но все же удар был силен. Я прилег на кушетку, глядя в потолок. Позор на весь Лондон – закономерный этап моей «карьеры сыщика». Я заслужил это, впрягшись не в свои сани. Я писатель, биограф, врач, в конце концов. Но не сыщик.

Садовник победил. Вернее, Садовник победил меня. Скотленд-Ярд обязательно найдет настоящего детектива, который найдет этого изверга и отправит его на виселицу.

«А вдруг – не найдет?».

Мысль, острая, как лезвие для бритья фирмы London bridge, полоснула меня прямо по мозгу. Я сел.

Вдруг никто и никогда не разоблачит Садовника, и он продолжит обычную жизнь, совершив то, что он совершил? Продолжит ходить по улицам, есть вкусную еду, радоваться жизни, целовать женщин.

Я застонал, как от зубной боли, вскочил, зашагал туда-сюда по комнате мимо шкафов Шерлока Холмса с криминальной картотекой.

Как же мне хотелось воскресить моего дорогого друга! Воскресить, чтобы он нашел и покарал убийцу. Я схватился руками за волосы, дернул. Мне хотелось сделать себе больно – чем больнее, тем лучше. В поисках чего-то острого – карандаша или ручки – моя рука очутилась в кармане брюк, и я вытащил сложенный вчетверо листок.

Пять нежнейших цветков распустились в саду.

Беатрис, Ирэн, Розамунд, Эмбер…

И еще одна, имя чье – табу.

Пока ветер злой не сорвал лепестки

С моих милых цветов,

Я цветы сорву.

Беатрис, Ирэн, Розамунд, Эмбер…

И еще одну, имя чье – табу.