Лондонские убийства

38

Утром я отправил несколько телеграмм, после чего позвонил Лестрейду. Судя по его голосу, он и правда не спал всю ночь.

– Ватсон, мы ничего не нашли, – сумрачно сообщил он. – Никаких следов девочек. Абсолютно. Мои парни облазили весь Лондон, каждый закоулок.

– Нам нужно ехать в Олбери, Лестрейд, – сказал я, не слушая его.

– Куда? – удивился он. – В Олбери? К этому чудаку-викарию?

– Именно так, Лестрейд. Приезжайте скорее.

Через двадцать минут полицейская машина остановилась около изгороди. Я собрался было идти, как вдруг с лестницы стремительно спустилась мисс Остин.

– Мистер Ватсон.

Я взглянул на нее. На щеках Джоан появились розовые пятна и выглядела она после вчерашних событий смущенной и несчастной.

– Да, мисс Остин? – как можно мягче спросил я.

– Миссис Этвуд сегодня не придет, и мне … – она замялась. – Мне так жутко оставаться здесь одной, сэр. В этом доме.

Я немного подумал и сказал:

– Вы можете поехать с нами, мисс Джоан. Места в машине предостаточно.

Она попыталась благодарно улыбнуться, но вместо улыбки у нее получилась лишь печальная гримаса, впрочем, нисколько не испортившая ее очаровательного лица.

Полицейская машина неслась по утренним, залитым молочным туманом улицам Лондона. Фары время от времени выхватывали из белесого марева то повозку молочника, то цветочницу, вышедшую ни свет ни заря, чтобы заработать побольше денег, то клерка, спешащего на работу. Все, как обычно. Город живет своей жизнью. Живет, и не знает, что еще двух девочек похитил жестокий убийца. Вернее, знает, но ему, городу, все равно. В Лондоне много семнадцатилетних девушек.

Лестрейд вовсю подгонял шофера, а тот, такой же встрепанный и не выспавшийся, как и инспектор, хмуро отвечал, что если он увеличит скорость, то непременно вылетит на тротуар и собьет кого-нибудь насмерть.

Джоан всю дорогу смотрела на меня. Она как будто хотела мне что-то сказать, но я, опасаясь, как бы чего не заподозрил Лестрейд, не отрываясь, глядел в окно. Когда же этот чертов Олбери?

Наконец, мы покинули границы Лондона и понеслись по проселочной дороге мимо сельских домиков, которые никогда не казались мне столь тошнотворно-аккуратными. Они напоминали отмытых и украшенных цветами свиней с городской ярмарки.

«И люди в них живут такие же», – мрачно подумал я, но тут же одернул себя. Ненавидеть весь мир из-за собственной глупости – не самая плодотворная идея.

Наконец, машина въехала в Олбери. Деревня еще не проснулась. На единственной улице – ни души. На шпиле церкви, нахохлившись, сидели вороны.

Мы остановились у дома викария.

– Пойдемте, Лестрейд, – сказал я и обратившись к водителю, добавил: – А вы, Смит, побудьте с мисс Остин.

– Я намерена пойти с вами, джентльмены, – заявила Джоан. Я невольно залюбовался ее бледным лицом, на котором застыло выражение отчаянной решимости.

– Это может быть опасно, мисс, – подал голос Лестрейд.

Но Джоан, ничего не ответив, вылезла из машины.

Мы втроем направились к увитому диким виноградом крыльцу. Лестрейд постучал в кнокер, выполненный в виде головы льва. В доме послышались шаги.

– Да, джентльмены?

Живущая с Холидеем пожилая женщина была отдаленно на него похожа, и я все-таки решил, что это мать викария.

– Мадам Холидей…

– Я не супруга и не мать преподобного, – строгим голосом оборвала она. – Я служу в этом доме в качестве экономки. Меня зовут мисс Моллиган.

– Прошу извинить, мисс Моллиган, нам пришлось посетить вас еще раз. Скажите, викарий дома?

– Мистера Холидея нет, – ответила она.

– Но где же он?

– Не могу знать. Преподобный не имеет обыкновения отчитываться передо мной.

– Однако, его дилижанс на месте…

– Не могу знать, – повторила она.

Лестрейд за моей спиной нетерпеливо закашлял.

– Мы можем войти, мисс Моллиган? – осведомился я.

Она пожала плечами и отстранилась, пропуская нас.

В гостиной было пусто. Лишь старый сеттер лежал на коврике у камина. Вытянув шею, собака посмотрела на нас и тут же, не издав ни звука, снова положила голову на лапы.

– Нам необходимо обыскать дом, мисс Моллиган, – заявил я.

– У вас есть ордер? – посуровела женщина.

– Инспектор Лестрейд – глава Скотленд-Ярда, – напомнил я. – Он может выписать ордер прямо здесь, в гостиной мистера Холидея.

– Так пусть выписывает.

Пока Лестрейд делал бумагу для въедливой старой девы, я прошелся по гостиной. Что я надеялся здесь найти? Улику, изобличающую Садовника? Прости Господи, клок волос с головы моей дочери?

Ничего не было.

– Держите, – Лестрейд сунул экономке ордер. – Приступим немедля, Ватсон.

Мы обыскивали дом викария не меньше получаса. Джоан тоже порывалась с нами, но Лестрейд заявил, что участие посторонних лиц в расследовании запрещено. Кажется, он позабыл, что я – то самое постороннее лицо, ведь мое отстранение от дела было все еще в силе.

Шерлок Холмс любил повторять, что вещи многое могут сказать об их хозяине. У клерка и у грабителя будет совершенно разный набор вещей. Вот только маньяком может быть и тот, и другой.

Вещи викария не говорили мне ни о чем. Именно в этот момент мне стало по-настоящему страшно. Так страшно, что волосы зашевелились на моей голове – раньше я полагал, что это лишь красивый литературный штамп. Если преподобный не является Садовником, то я… Я скоро увижу изуродованный труп моей дочери!

– Ватсон!

Если бы не взволнованный окрик Лестрейда, я бы утратил самообладание как накануне на Бейкер-стрит.

Я выдохнул, стремясь выровнять удары сердца и направился к инспектору.

– Взгляните!

Он протянул мне какую-то желтую тряпицу. Я взял ее, развернул. Это был желтый носовой платок, в одном из углов которого желтыми буквами было вышито «Подсолнух». Мне казалось, что у меня сейчас хлынет носом кровь: так билось мое старое сердце.

– Идемте, Лестрейд.

Мы вернулись в гостиную. Джоан и мисс Моллиган ждали нас. Лицо экономки было спокойным и непроницаемым; в глазах мисс Остин стояли слезы.

– Мисс Моллиган, – стараясь придать голосу жесткости, сказал я. – Нам необходимо знать, где мистер Холидей.

– Вы же обыскали дом, сэр, – спокойно сказала она. – Где, по-вашему, может быть викарий?

Действительно, где может быть викарий?

– Лестрейд, скорее! – я бросился к выходу. Инспектор и Джоан устремились за мной.

Двери церкви были закрыты изнутри на засов. Я изо всех сил забарабанил по черным, старым доскам. Лестрейд присоединился ко мне. Вороны, сидевшие на шпиле, поднялись и с криками переместились на ближайшее к церкви дерево.

– Холидей, открывайте, мы знаем, что вы там! – закричал я.

– Позвольте, Ватсон, – Лестрейд отстранил меня. – Мисс Остин, закройте уши.

Инспектор поднял револьвер. Прогремели выстрелы. Лестрейд стрелял кучно и в досках появилась довольно большая дыра. Вороны, надрывно каркая, взлетели с дерева и понеслись прочь из деревни.

– Сейчас повторим, – процедил сквозь зубы Лестрейд, перезаряжая револьвер.

– Прекратите это, джентльмены! – из-за церковных дверей до нас донесся испуганный голос. – Вы убьете девочек!

– Открывайте, – рявкнул Лестрейд.

Застучал засов и двери распахнулись. На пороге церкви застыл викарий Холидей, вот только одет он был совсем не так, как подобает духовной личности: преподобный был в костюме Адама. Лестрейд испустил замысловатое ругательство, мисс Остин вскрикнула.

Вздрагивая от омерзения, я оттолкнул голого викария, и вбежал в церковь. Едва ли можно описать человеческими словами то состояние, в котором я тогда находился, во всяком случае, моего скромного литературного таланта на это не хватает. В моей голове крутилось только одно слово. Самое страшное слово из всех, что я знал.

И слово это было – «подсолнух».

«Подсолнуха» внутри не было, но то, что открылось моим глазам, преследует меня по сей день. К кресту посредине алтаря, сразу за кафедрой, были привязаны две девушки. Они стояли спиной друг к другу. Толстые веревки опутывали их ноги и поднятые вверх руки. Обе были совершенно обнажены.

– Аделаида! – я подбежал к дочери. Ее подбородок был опущен на грудь. – Адель, дочь моя!

Она с трудом подняла голову и, посмотрев на меня, вдруг улыбнулась:

– Папа! Я так рада!

Ее зрачки были расширены. Опиум! Этот негодяй опоил мою дочь опиумом!

– Как они, доктор? Как они? – каркающим голосом вопрошал откуда-то сбоку Лестрейд.

Я, пользуясь правом врача, бегло осмотрел свою дочь, затем – дочь инспектора. Барбара тоже была под наркотиком.

– Кажется, они целы, инспектор, – пробормотал я. – Кажется, они целы.

Я снял пальто, укутал девушек и только после этого обернулся. Лестрейд успел надеть на викария наручники и приковать его к деревянной колонне. Мисс Остин сидела на одной из скамей с опустошенным лицом: ей явно было дурно.

– Помогите мне, инспектор.

Мы принялись распутывать веревки, которыми викарий привязал к кресту наших дочерей. Наконец, Аделаида упала мне на руки, я подхватил дочь на руки и помог ей сесть на ближайшую скамью. Лестрейд между тем освободил Барбару, и, укутав своим пальто, усадил рядом с Аделаидой.

Рука инспектора легла мне на плечо. Я поднял голову и посмотрел на него: глаза старого служаки были полны слез.

– Спасибо, Ватсон, – сказал он дрогнувшим голосом. – Я… я по гроб жизни обязан вам. Вы поймали Садовника.

Я поправил пшеничного цвета волосы на лице моей дочери, и негромко сказал:

– Викарий не является Садовником, мой друг.

Лицо Лестрейда вытянулось.

– Не нужно так шутить, доктор.

Я вынул из кармана хронометр.

– Инспектор, ваши наручники ломают мне запястья, – пожаловался Холидей.

– На вашем месте я бы набрал в рот воды, – зло отозвался Лестрейд. – Так вы говорите, преподобный не является Садовником, Ватсон? Но кто же?

– Возьмите это, – я подал инспектору одну из веревок, которыми преподобный скрутил Аделаиду и Барбару.

Лестрейд сразу догадался, покачал головой:

– Еще церемониться с ним! Но вы правы, Ватсон, мы же не звери.

Инспектор подошел к Холидею и ловкими движениями заменил наручники на веревку.

Я посмотрел на часы и поднялся навстречу джентльмену, входящему в ворота церкви.

– Добрый день, сэр! Мы ждем вас!