Ловушка для беглецов

Глава десятая. СЕМЬ РАЗ ОТМЕРЬ — ОДИН ОТРЕЖЬ

Я остолбенел от удивления, потому что увидел такое, что и в кино не часто увидишь.

Разноцветные куски ткани длинными дорожками лежали на черном шлаке. Синие куски висели на стропилах. Какая- то пестрая материя лежала на толстых нижних бревнах. У чердачного окна валялась еще целая груда ткани. А в центре через перекладину был перекинут длинный кусок розовой материи.

Я помню, под Новый год мы оформляли актовый зал в школе. Ребята из старших классов нарисовали смешные картинки, мы повесили серпантин, снежинки — много всего. Здорово тогда украсили зал, но то, что я. сейчас увидел, было в сто раз необычнее. Хотя на чердаке стоял легкий полумрак и везде была пыль и грязь, но пробивавшиеся сквозь дырки крыши тонкие лучики солнца делали все таким торжественным и волшебным, что даже дух захватывало!

— Мы тут решили прибраться немного. — Фимка по-хозяйски прошел вперед. — Вот качели хотели сделать, — показал он на перекладину. — Да не успели — ты засвистел.

— Вот это да! — прошептал я.

— Да ты проходи, — предложил Фимка так, как будто был у себя дома.

Я двинулся вперед, но Алёшка остановил:

— Паша, ты к чемодану привязан.

— Во балбес! — хлопнул я себя по лбу. — Забыл, — и поглядел на Фимку. Тот стоял довольный, прямо расплылся в улыбке. — Чего лыбишься?

— Да я не из-за того, что ты привязан. — И он показал вокруг. — Тебе нравится, Пашк?

— Нравится не нравится… Какая-то первомайская демонстрация, а не чердак, — как бы недовольно бубнил я, освобождаясь от веревки. — Не в том дело, что нравится. Вот откуда здесь это?!

— Как откуда? Бросили, и все. Фабрика-то переехала.

Я подошел к перекладине и увидел, что на ней висит точно

такая же ткань, как и та, по которой я влез сюда. Как и на розовой лестнице, здесь были тисненые бледные цветы с точно такими же блёстками, только этот кусок был не бракованный, а чистый и без дырок.

— Смотри, Фимк, — сказал я, — прямо совсем целенький, хоть платье шей. А что? Давай подарим! Я Наташке, а ты своей матери. Во обрадуются!

— Тут все целое и всего навалом? — разулыбался Фимка. — На всех хватит.

— Да ну — целое! — не поверил я. — Хорошую ткань не выбросили бы. Вон лестница-то дырявая.

— Чего дырявая! — почему-то обиделся Фимка. — И ничего она не дырявая была. Правда, Алешк?

— Это мы с Фимой ее продырявили, — подтвердил Алёшка.

— Хорошо еще, у меня перочинный ножик оказался, — объяснил Фимка, — я сразу, как нашли мы ее, сразу подумал, что отличная лестница может получиться. Знаешь, какая плотная, даже резать трудно было!

— Постой, постой, где вы ее нашли?

— Бот тут, — Фимка подбежал к левому от двери углу чердака и поднял какую-то большую серую тряпку. — Она вот в этих мешках лежала. Алёшка еще отговаривал, чтобы не брать. А почему не брать, если валяется!

— А может, она и не валяется, — сказал Алёшка, — я ведь рассказывал тебе…

— Что рассказывал? — спросил я.

— Да как он на чердак попал, — ответил за Алёшку Фимка, только все равно ничего не понятно.

— Ну и как ты сюда попал? — спросил я его.

— Вчера ночью, по лестнице, — ответил он.

Я сразу вспомнил, что еще ничего не знаю об этой загадочной лестнице. Почему она лежала не под забором, как нам писал Алёшка, а под ботвой и как она вообще там оказалась?

— Я вначале под крыльцом спрятался, — продолжал Алёшка, — там хорошо было, только дождик пошел…

— Точно, ночью дождь лил, — подтвердил я.

— Я сидел, сидел под крыльцом, а потом промок и замерз.

— Там же вот такие вот щели, — поддакнул Алёшке Фимка.

Я отлично знал крыльцо конторы. Там на самом деле большие щели. Доски старые и плохо пригнаны друг к другу, и в дождь вода обязательно просочится внутрь.

— А дальше?

— А дальше я вылез оттуда и побежал вокруг дома. Смотрю, а там та самая лестница стоит. А мне холодно! Ну, я и влез по ней на чердак. Хоть и страшно здесь было, но зато сухо и теплее, чем под крыльцом. Я даже обрадовался. А потом услышал, как лестницу убирают. Только я тогда подумал, что это хорошо. Спокойнее, когда никто не может залезть. Я же не знал, что ее уже не поставят обратно. А как рассвело, все у двери ждал, чтоб появился кто-нибудь. А потом заснул, а потом вас в щелочку увидел…

— А кто убрал лестницу, знаешь?

— Нет, я не выглядывал… темно было. Только слышал, как дяденька какой-то сказал: «…сунь куда хочешь, хоть под забор, а я лодку отгоню». Ну, я и подумал, что они о лестнице говорят.

— Видишь, все равно ничего не понятно.

— Подожди, — остановил я Фимку и снова повернулся к Алёшке: — А сколько их было, не заметил?

— Кажется, двое, а может, больше. Я не видел.

— А еще они ничего не говорили?

— Не слышал — дождь очень шумел. А высунуться я боялся.

— Понятно… — сказал я и прошелся по чердаку, разглядывая лежащую под ногами ткань.

Она вся была целая и чистая, только кое-где испачканная шлаком и пылью. Но ведь ее могли испачкать и Фимка с Алёшкой.

— А ткань-то новенькая!.. — вслух подумал я и почесал затылок.

— А то как же! — ухмыльнулся довольный собой Фимка.

Я посмотрел на него и покачал головой:

— Нет, ты все-таки Шестикрылый!..

— Ты чего! — обиделся он.

— А ничего! Вляпались мы из-за твоей дурости в уголовную историю! Это ведь ткань-то ворованная!!

Фимка сразу присмирел, и я даже удивился, как на чердаке стало тихо. Из-за реки, от вокзала до нас донесся гудок поезда. Алёшка испуганно посмотрел на меня, а Фимка тихонько кашлянул:

— Гм… С чего это она ворованная?..

— А ни с чего! Ты думаешь, ее так просто оставили? Просто так хорошую ткань не оставляют. Она должна на складе лежать, а здесь давно уже ни одного склада нет. Фабрика-то переехала, она теперь вон, за рекой. Ворованная эта ткань! Понимаешь, воры на чердаке свой склад устроили. Ох и вляпались мы!..

— Чего это вляпались! И ничего мы не вляпались, — сказал Фимка и повернулся к Алёшке: — Ну, не мы же ее воровали! Правда? — Алёшка кивнул, а Фимка продолжал — Сообщить в милицию, и все. Нам еще благодарность объявят. Слышал, позавчера по радио передавали, как один парень пограничникам помог и его за это наградили. Может, и нам чего-нибудь дадут.

— Ага, дадут. А потом догонят и еще добавят. Дурной ты, Фимка! Думаешь, в милиции тебя по головке погладят за то, что ты чужую материю на куски разрезал, всю в грязи извалял да еще продырявил!

— Я же не нарочно.

— Еще бы нарочно! За нарочно тебя просто в тюрьму посадят. И зачем ты ее резал!..

— Я хотел, как лучше…

— А получилось, как хуже. Если своих мозгов нет, то хоть бы Алёшку послушал.

— А ты бы не залез без розовой лестницы, — оправдывался Фимка. — Веревки-то все равно не хватило.

— Не беспокойся — залез бы, еще как залез и без твоей лестницы! А вот с твоей лестницей мы теперь стали вроде воров — соучастники.

— Это какие соучастники?

— А такие! Воры материю украли, а мы ее испортили. Вот правильно моя мать говорит: «Семь раз отмерь — один отрежь». Подумал бы вначале. А то сразу за нож — кромсать!..

— А если сходить в милицию, может, все-таки простят?..

— Простят! Может, и простят, только вначале в школу сообщат и родителям. А дневники-то мы сожгли.

— Родителям — это плохо… — погрустнел Фимка. — Пашк, а может, ее просто забыли?

— Ворованная она, Фимк, ворованная! И одного вора я уже знаю…

У Фимки отвисла челюсть, когда он услышал это, и у Алёшки тоже. Они переглянулись и почти одновременно спросили:

— Знаешь!.. Откуда?!

— Откуда! Думать надо!