Глава девятнадцатая. ПОСЛЕДНЯЯ

— Мне все казалось, что это пройдет… Я же не знал, что заболею. Кхм! — тихонько кашлянул я, поежился и залез поглубже под одеяло,

Не дует? — забеспокоился отец и показал на форточку. — А то закрою?.. — Он сидел на стуле рядом с моей кроватью.


— Нет. Все хорошо. Пап, ты не думай — я тебе одну правду рассказал!..

Я старался не смотреть ему в глаза. Лежал, уткнувшись носом в пододеяльник, и боялся пошевелиться. Стыдно было — столько глупостей натворил! Вот даже воспалением легких заболел, и так сильно, что первый день лежал без сознания: температура очень высокая была. Отец сердито смотрел на меня.

— Наделал ты дел! Почти убежал из дома, — он взял с тумбочки градусник, повертел его в руках, — дневники сжег, мать чуть с ума не сошла, на осень остался…

Он долго перечислял все это, а я не выдержал и попытался спросить об Алёшке:

— Пап, а где…

— Ты поговори еще у меня! — пригрозил он градусником.

Я замолчал: знал, что отцу лучше дать выговориться, он тогда добрее делается. Я очень похож на отца. У него волосы такие же, как мои, только у меня они рыжие, а у него прямо почти золотые. У меня, правда, веснушек полно, а его лицо всегда обветренное и загорелое.

— Нет, я смотрю, ты парень не глупый, — продолжал отец, — не дурак в смысле, — уточнил он. — Ответь мне, только честно, ты сам наказал бы себя вот за все это?

— Честно?

Отец кивнул.

— Если честно, то не наказал бы. Ну, может, только немного, за то, что на осень остался.

Отец так удивился, что чуть не выронил градусник.

— Понимаешь, пап, — сказал я, — ну как тебе объяснить… Ну вот я что-нибудь плохое сделал, а ты меня за это наказал. Так мне лучше, что ты меня наказал! Понимаешь?

— Не очень.

— Ну вот если б ты меня не наказал, то мне было бы в сто раз тяжелее, потому что я все понимаю. А если ты наказал, тут, понимай не понимай, все равно свое получил, и можно не переживать.

— Интересно, — отец погладил себя по затылку, — интересно получается. Ремень, значит, совсем упраздняем?..

— Почему совсем? Пусть пока повисит, — откровенно признался я и добавил: — На всякий случай.

— Так и решим! — рассмеялся он и, потягиваясь, встал.


— Пап, почему ты об Алёшке ничего не говоришь? — наконец-то спросил я. — Что с ним? Где он?!

— Все нормально с твоим Алёшкой. Был он здесь вместе со своей матерью.

— У нас дома?! — Я даже приподнялся с постели.

— Что вскочил — лежи, — сказал отец. — Были, твоим здоровьем интересовались. А сейчас они, наверное, далеко. Торопились очень.

— Уехал, значит… — Мне стало грустно и обидно, что Алёшка не простился со мной. — Пап, а он ничего не говорил? Ну хотя бы про чердак, как спустился?

— Да они недолго были.

— Ну что же ты! Спросил бы его!.. — От досады я ударил кулаком по подушке.

— Ну-ну, успокойся! — Отец присел на краешек кровати. — Мне нечего у него было спрашивать, я и так все знаю. Следователь кое-что объяснил, а на следующий день я пошел к дяде Васе. Надо же было забрать чемодан, или, как вы его там называли, тайник, что ли?.. Ох и натворили вы дел! Инвалида Отечественной войны, сторожа за вора приняли, а настоящим ворам чуть не помогли!

— Как это?! — даже обиделся я.

— «Как это»! — передразнил меня отец. — А вот так… — И он рассказал вот что.

Оказывается, милиция давно знала о ворованной материи. Только они ее нарочно не брали с чердака. Ждали, когда воры сами за ней придут, чтобы там их и схватить вместе с тканью, это называется с поличным. И лестницу специально не трогали, ну, вроде как приманку оставили.

Поэтому дядя Вася так и беспокоился о ней. Вначале он мне поверил, что я один был на чердаке, а потом, когда второй раз увидел меня, засомневался. И милиции сообщил. А те решили быстро проверить. Залезли на чердак, а там Алёшка. Ну его и отвезли в милицию, там уже второй день ждал его дядя Толя.

А материю сложили, как она лежала до нас, в мешки, чтобы воры не догадались, что на чердаке кто-то был. Лестницу опять спрятали на старое место и стали ждать. А первым прибежал я. Вот меня и заперли в будку, чтоб не мешал.

— Теперь все понял? — спросил отец.

— Чего ж тут не понять, — погрустнел я и смахнул пушинку с голубого пододеяльника. — Чуть не испортил настоящую операцию. Хорошо, что мне зажали рот, а то бы закричал и спугнул воров.

— Не расстраивайся. — Отец потрепал меня по волосам. — Без тебя, может быть, третьего вора не нашли бы.

— А-а! Это тетя Клава, что ль? — вспомнил я. — Нет, пап, про нее милиция и без меня уже знала.

— Эх, ты! А говоришь, все понимаешь, — сказал он и поднялся. — Это же самое простое. Ты рассказал Алёшке о том, что услышал в подъезде, а он следователю. Вот и все. Невнимателен ты, Пашка.

Отец пошел из комнаты, но в дверях приостановился и, так это хитро прищурившись, глянул на меня. Я знаю, когда он так смотрит, значит, что-то очень смешное и хорошее задумал.

— Кстати, мог бы уже давно заметить Алешкин подарок, — посмотрел он куда-то позади меня и вышел из комнаты.

— Где?! — спросил я, оглядываясь.

И тут ка белом подоконнике я увидел новенькие туристические ботинки. Желтые с красными шнурками, они поблескивали под яркими лучами солнца.

Мне вдруг стало очень хорошо! Я сразу почувствовал, что так приятно лежать дома под мягким большим одеялом и слушать, как весело чирикают под окном воробьи.

Хлопнула входная дверь, и я крикнул:

— Пап, кто там?..

— Ну кто же еще, конечно, твой друг, — отозвался отец.

— Это Фимка! — обрадовался я.

Мне так много надо было ему рассказать!..

Загрузка...