Ловушка для беглецов

Глава третья. В ЛОВУШКЕ

Фимка плелся сзади, но лестницу обнаружил первым.

Я пролез в одну из дырок и пошел к тому месту забора, где он был повален, но лежал целым, не разбитым. Ведь говорилось же в записке, что «лестница под забором». А Фимка шел в стороне и случайно своим ранцем, который он волочил почти по земле, подцепил длинный лист ржавого железа и тут же замахал мне:

— Пашка! Сюда! Вот она.

Я подбежал. Точно, это была лестница. Железного листа на всю ее длину не хватило, и край лестницы был прикрыт кучей ботвы. Что говорить, она была отлично спрятана. Мы бы ее ни в жизнь не нашли, если б Фимка не поленился и надел ранец как следует. Конечно, если подумать хорошенько, то можно было бы заметить, что на территории бывшей фабрики ботве взяться неоткуда. Но мало ли для чего ее принесли, ведь огороды рядом, может, костер хотели разжечь.

— В записке сказано, что лестница под забором, а она вон где… — вслух подумал я. — Да… Еще одна загадка.

— Может, он просто ошибся. — И Фимка кивнул на чердак. — А вдруг он больной?

— Как же — больной! — криво усмехнулся я. — Может, как раз наоборот — слишком здоровый. Ну что, лезем?

— Да что-то не хочется… — Фимка почесал свой большой круглый затылок. — Давай позовем кого-нибудь из взрослых?

Мне тоже лезть совсем не хотелось, но не мог я показать Фимке, что мне страшно. Вот если б кто-нибудь сейчас запретил лезть, тогда другое дело, можно было бы и бросить этот дурацкий чердак.

— Надо, Фимк, надо самим. — И я потянул лестницу из-под ботвы. — Что смотришь, бери за другой конец!

Мы запыхались, пока дотащили лестницу до конторы.

— Может, отдышимся? — предложил Фимка.

Я понимал, что он оттягивает время. Мне тоже хотелось постоять, отдышаться, подумать, прежде чем подниматься наверх; но я знал, что если очень долго думать, то можно и совсем раздумать, потому что это всегда так: чем больше думаешь, тем страшнее. Это как в речку с высокого моста прыгать.

— Нет, Фимк, потом отдышимся, — сказал я. — Поднимай.

Мы осторожно поставили лестницу под чердачную дверь и полезли вверх. Дверь была приоткрыта наполовину, и поэтому, заглянув внутрь чердака, я увидел только один его угол, левый от меня. Я попытался легонько толкнуть дверь, но она так сильно скрипнула, что я сразу решил больше ее не трогать, чтобы не выдать себя.

— Что там? — постучал в мою пятку Фимка.

— Пока ничего не вижу, — прошептал я. — Надо внутрь залезть. Давай за мной. Только тихо.

После яркого света улицы на чердаке показалось мне темновато, хотя и видно было, что он большой и длинный. Толстые бревна, невысоко приподнятые от пола, перегораживали чердак на загоны. От этих бревен вверх шли тяжелые стропила, которые поддерживали накаленную солнцем крышу. Почти в центре чердака темнела широкая печная труба. Пол, посыпанный черным шлаком, тоненько поскрипывал под ногами. Валялись разломанные корзины, ящики, доски, тетради — много всего, сразу не разглядишь, потому что углы чердака тонули в темноте. Пахло сухим деревом и старой бумагой.,

Мы стояли у двери, на всякий случай рядом с лестницей, и мне не очень-то хотелось уходить от нее. Солнечные лучи, пробиваясь в раскрытое окно, пыльными снопами висели в воздухе. Они казались плотными, тяжелыми и закрывали от нас противоположную сторону.

— Кажется, никого, — прошептал Фимка.

— Кажется… — ответил я. — Интересно, он видит нас сейчас?..

— Ты думаешь, что это «он»?

Я не стал отвечать на глупый вопрос. Какое сейчас имеет значение, «он» это или «они», главное, что мы на чердаке, а еще ничего не ясно.

— Ну что? Дальше идем или как?

— Лучше постоим… немного, — ответил Фимка.

Я согласился. Не стоило отходить от лестницы. Когда не — знаешь, откуда и чего ждать, на всякий случай надо иметь пути к отступлению.

Мы постояли, прислушиваясь и приглядываясь, но ничего особенного не заметили. В окно, правда, влетел голубь и, мелькнув в лучах солнца, сел куда-то вниз. Но голуби везде летают — подозрительного в этом ничего не было. Даже наоборот, если он спокойно влетел, значит, ему нечего бояться, значит, там, на противоположной стороне, может, никого и нет.

В общем, не знаю, как бы мы с Фимкой поступили дальше, если бы в этот самый момент не услышали снизу, с улицы, крик:

— Разбойники! Идолы окаянные! Когда же управа-то на вас найдется! Черти полосатые! Ну, я вам сейчас. Я вам сейчас зада-а-ам!!!

— Дядя Вася! — побледнел Фимка.

Я выглянул в дверь и тоже струхнул. К лестнице тяжело, но быстро приближался дядя Вася, фабричный сторож. В руке он держал знаменитую берданку, которой боялись все поселковые мальчишки, потому что она была заряжена солью. Заметив меня, он потряс берданкой в воздухе и прибавил ходу. Я совсем не знал, что делать. Дядя Вася — это мы знали точно — был пострашнее десятка таких вот полутемных чердаков.

Фимка рванулся к двери:

— Бежим!

Я схватил его за руку.

— Не успеем.

Мы услышали, как сторож подбежал к лестнице и медленно стал подниматься.

— Куда же мы теперь?! — заметался Фимка.

— Давай за трубу, — сообразил я, и мы, перепрыгивая через бревна, ринулись к противоположной стороне. Добежав до трубы, мы упали прямо на грязный шлак и залегли.

Слышно было, как испуганный нами голубь метался по чердаку, дотом я услышал, как дядя Вася, пыхтя и откашливаясь, добрался до верха и пробормотал:

— Я вам… сейчас всыплю, черти усатые!.. И по первое, и по последнее число!

По сильному скрипу я понял, что он распахнул чердачную дверь:

— А ну! А ну выходи по одному. Кому говорю?!

Мы с Фимкой почти не дышали.

— А-а! Спрятались. Ну и дело. Только от меня не спрячешься. Я и не таких пронырливых ловил. Спымаю, спымаю… Не те года, чтобы в кошки-мышки с вами играть. Я вот сейчас лестницу заберу… Слышите?!

Мы, конечно, не дураки — молчали, а дядя Вася продолжал:

— Знаю, что слышите. Я что говорю-то, лестницу сейчас заберу. А вы посидите тутося, подумайте — можно ли государственную лестницу без спроса брать али не можно. А я рядом, внизу на бревнышках покурю. Как чего надумаете, так сразу и кричите: «Дядя Вася, прости, мол». Я прощу. Только уши накручу, чтоб по чердакам не лазили. Все. Счастливо оставаться.

Мы услышали, как сторож, кряхтя, спустился вниз, потом оттащил лестницу и она с громким шлепком упала на землю.

— Вот так влипли!.. — выдохнул я и прислонился спиной к трубе. — Чего лежишь? Поднимайся! — И я потянулся к Фимкиному плечу, чтобы толкнуть его, но рука моя застыла на полдороге.